Эх, дороги... 2. Патрон в обойме

               


   Следующим персонажем моего повествования будет Петя Кашкарев. Человек в своем роде исключительный. Глядя на него нельзя понять к какому народному эпосу его можно отнести. Про таких сложено много пословиц: «Заставь дурака Богу молиться, он лоб разобьет», «Из грязи в князи», «Услужливый дурак опаснее врага» и море других.
   После школы Петя умудрился поступить на службу в ГАИ. В те времена служба в органах приравнивалась к службе в армии, поэтому наиболее дальновидные старались этим пользоваться. В армии надо служить, а здесь сразу получаешь власть. Что в этом возрасте чревато, ибо  не каждому по силам такое испытание.
   На Пете синяя шинель и окантованные штаны смотрелись так же органично как собственная кожа. Он их снимал, только ложась в постель. А кобура на ремне залоснилась от постоянных поглаживаний уже через неделю. Усердие, исполнительность и инициативность через полгода были поощрены сержантским званием. И Петя засиял во всей красе. В повседневной жизни стал использовать какой-то полустроевой шаг, а речь заменил отрывистыми командами и лаконичными докладами.
   Он был моим сверстником, и пока я жил неприметной гражданской жизнью, работая на строительстве Читинского КСК, потом служил в вооруженных силах, Петя уже приобрел славу несгибаемого служаки, перед которым все, чья рука прикоснулась к управлению, неважно какого, транспортного средства были априори виноваты. Он никогда и никого не останавливал без последствий. Не потому что обладал особой проницательностью, а потому что умел создавать для людей проблемы на ровном месте.
   Первый раз я с ним столкнулся, когда работал на самосвале. Иногда самовольно ездил на обед. Работал на ЖБИ в поселке Восточном, а жил на ЧЭСе, километрах в семи от работы. Дорогу между поселками пересекала ЗабЖД.

   Это участок Транссибирской магистрали, пропускающий через себя составы  на Дальний восток, Китай и Монголию. График движения плотный и переезд закрывался надолго, иногда минут на двадцать. С обеих сторон скапливались машины, что привлекало ревностных служак ГАИ. Петя просто там пасся. Обреченные водители старались не встретиться взглядом с вышагивающим вдоль пробки Петей, как пленные с эсесовцем, по своей прихоти выбирающим очередную жертву. Никогда нельзя было угадать, кто станет объектом его внимания.
   В те времена существовал талон предупреждений, в котором специальным компостером прокалывались отверстия за нарушения. Три отверстия за одно и то же нарушение в течение года влекли за собой пересдачу экзаменов по правилам дорожного движения. С начала следующего года нарушения обнулялись как сейчас президентский срок.
   Петя за свою свирепость и любовь к использованию этого «дырокола» был лишен права его ношения. Начальству ГАИ надоело разбирать жалобы на неправомерное применение это карающего устройства. Теперь Петя мог отнимать права, а начальство выносило решение о наказании, что несколько поубавило произвол. В те времена законы не предусматривали такую щепетильную меру как суд. Водители были целиком во власти ГАИ.

   Возвращаюсь к событию. На обратном пути с обеда, я должен был заехать в пос. Сибирский для погрузки какого-то материала по заданию начальника ЖБИ. Отворот в Сибирский перед самым переездом. Шлагбаум закрыт, пробка за километр, значит объезжать мне ее до отворота по встречке, благо по ней сейчас машины не идут. Выруливаю и вдруг навстречу на сумасшедшей скорости мотоцикл «Урал» Пети Кашкарева. Откуда он взялся? Дорога узкая, не разъехаться. Петя, совершив немыслимый маневр, поставив тяжелый мотоцикл  на два колеса и задрав коляску, все же умудрился уйти от лобового столкновения. Я остановился. Взбешенный Петя уже несся ко мне, забыв про важность и строевой шаг. Выпученные глаза и свернутый на бок козырек форменной фуражки рассмешили меня.
   Петя совсем рассвирепел и потребовал документы. Путевой лист вернул, а права положил в планшет.
- Приедешь в отделение после семи вечера.
- За что?
- Ты нарушил пункт запрещающий движение по перекрытому шлагбаумом переезду!
- Ты что, ополоумел от страха? Это ты проехал под шлагбаум и оказался здесь. Мне нужно сворачивать на Сибирский, поезда нет. Вполне бы успел, если бы  ты не помешал.
   Обстановка к пререканиям не располагала, в любую минуту мог пройти поезд и тогда мы, действительно перекрыли бы движение, остановив поток машин на путях.
   Петя прыгнул в мотоцикл и уехал. Мне ничего не оставалось, как продолжить движение.
   Приехал на работу, доложил, что отняли права. Доработал до конца смены без выезда с территории, взял справку о том, что выполнял рейс по доставке грузов с Сибирского.
   
   После работы поехал в ГАИ. Начальником был майор Шайдаков, неплохой и, в общем, справедливый мужик. Зашел к нему, объяснил причину появления. Он сказал ждать приезда Кашкарева, тогда и разберемся.
   Вышел, смотрю, стоит сотрудник ГАИ, Гоша Иванов, ранее работавший на нашем предприятии. Рассказал ему о происшествии. Он посмеялся, сказал, что это в Петином стиле. Если все так, то его  самого надо лишать прав. Но ничего, сейчас появится, все решим без начальства.
   Ободренный жду своего обидчика. Появляется Кашкарев. Ни на кого не глядя, идет в кабинет начальника. Пока я искал глазами Гошу, он уже исчез за дверью кабинета.
   Иду к Гоше, прошу вмешаться. Гоша заходит в кабинет, оттуда раздаются голоса на повышенных тонах. Жду вызова. Быстрым шагом выходит Кашкарев, сует мне в руки права и с недовольной миной выходит из здания. Раздается стрекот его мотоцикла.
   Вышел Гоша, подхожу поблагодарить. Он советует посмотреть мои ли это права. Разворачиваю и вижу, что в талоне предупреждений зияет первая в моей жизни дырка! До этого я гордился его непорочностью, а тут потерял ее на ровном месте. Гоша засмеялся, я не стал его слушать и ворвался в кабинет начальника, с опозоренными навек правами в руках. Тот недоуменно посмотрел на меня.
- Чего тебе еще?
  Захлебываясь от возмущения показываю ему следы надругательства. Начальник захохотал.
- Вот сволочь, и когда успел?
- А мне что делать?
- Что теперь поделаешь? Права мы не меняем, это в областном ГАИ в Антипихе. Да и засмеют, если ты по такой причине заявление на замену прав напишешь. А Кашкареву я устрою выволочку.
   Слабо утешенный этим обещанием, я ушел из ГАИ.
      Вот и весь разговор. Так что обычай снисходительно относиться к проступкам и преступлениям подчиненных родился не при Путине. Он его из советских времен вынес и довел до абсурда.

   А Петя вопреки обычаям наказание за свое чрезмерное рвение все же получил.
    Районная милиция размещалась в одном здании с военкоматом, разделял их лишь забор. Все военные и милицейские друг друга знали, пересекаясь по нескольку раз за день. Отношение военных к соседям было как высшей касты по отношению к низшей. Это и понятно. Под одними званиями с одинаковыми звездами на погонах ходили, как они считали, профессионалы и любой сброд, зачастую не имеющий образования.
   Это слегка задевало сотрудников милиции, но они терпели, ощущая справедливость аргументов. Иногда возникали трения, но быстро прекращались. Военные без лишних разговоров могли осадить и словом и действием. Трусоватые менты быстро уступали. Но натуру не спрячешь и при случае мелкие подлости они были не прочь поднести своим заносчивым соседям. На этом наш Петя и сгорел.

   Однажды остановил за какое-то мелкое происшествие офицера из военкомата. Тот, не считая для себя опасностью притязания какого-то сержанта, послал его по матушке. Петя уперся и решил действовать принципиально. При этом, не скрывая неприязни к собеседнику, объявил, что возьмется за их воспитание.
- Ты же военный человек капитан и должен понимать, что я патрон в обойме. После того как курок взведен, патрон должен выстрелить.
   Умный капитан не стал спорить и только уточнил, желает ли Петя вести себя по закону.
- Да, по всей строгости и исключительно принципиально.
- Хорошо, не обижайся тогда на мои действия. Я тоже буду поступать по закону и принципиально.
- Жаловаться пойдешь? Иди, хоть к начальству, хоть в суд, если тебе твоя офицерская честь не мешает кляузничать.

   Зарвавшийся Петя не знал о своей ахиллесовой пяте. К тому времени льгота на отсрочку от призыва в ряды Советской армии, распространявшаяся на органы МВД давно была отменена. Но незнание законов, как известно, не освобождает от их исполнения.
   Пете шел двадцать седьмой год. В двадцать семь лет граждане СССР уже не подлежат призыву в Вооруженные Силы. Спасти могло только наличие двух детей, которых у Пети не было. И прояви он свою принципиальность на пару месяцев позже, жизнь его не получила бы драматического продолжения. Получив повестку в военкомат, и очень удивившись, он бросился в соседний двор. Его направили к начальнику соответствующего отдела. В кресле сидел знакомый капитан, который официальным тоном оборвал тираду посетителя, объяснил, как должен себя вести призывник в этом заведении, на чем прервал разговор, выставив новобранца за дверь.
   Военком, человек суровый, по пустякам не принимал, собственное начальство настаивать не осмелилось и Петя, с вещмешком загремел на сборный пункт, вместе с восемнадцатилетними пьяными после проводов пацанами. Там его быстро опознали, обрадовались случаю поразвлечься над некогда всесильным и недосягаемым начальником и загнали пинками под нары, отобрав рюкзак. Жизнь его с этого момента превратилась в ад.

   В тоталитарных государствах всегда имеется негласное сословное разделение. Людей стараются развести по разные стороны барьера во избежание столкновений. Оказавшись антагонистами, они уже плохо уживаются. Человек, попавший в систему, не мыслит жизни без ее защиты. Я знаю случаи, когда милиционер, изгнанный со службы, стремится или уехать туда, где о его прошлом не знают или пристраивается в другую систему, хотя бы под эфемерную защиту. Такие часто пополняют ряды прапорщиков в армии, для чего образования обычно не требуется. Человека в погонах хотя бы по морде не бьют. Разве что при политических катаклизмах. Но так далеко эти существа, обычно не заглядывают.
   Даже в пенитенциарной системе есть дифференциация. Существуют «черные» и «красные» зоны. А зря. Не будь этого, уверен, что количество преступлений порождаемых безнаказанностью в силовых структурах намного бы поубавилось.

   Петю ожидал закономерный исход. В армии он прослужил недолго, был вскоре комиссован и вернулся домой на костылях. Инвалидов в милицию не берут. В маргинальных кругах рассказывали о его несчастьях назидательным тоном, смакуя и с видимым удовольствием. Так и забыли о некогда грозном и несгибаемом ревнителе правопорядка.

   Как человек он сочувствия, безусловно, заслуживает. Возможно виновата система, выбрасывающая после выстрела  ненужную гильзу в утиль.