de omnibus dubitandum 115. 181

ЧАСТЬ СТО ПЯТНАДЦАТАЯ (1914)

Глава 115.181. ПОДНЯТЬ МУСУЛЬМАНСКИЙ ВОСТОК…

    БЕРЛИН. Экс-шах Магомет Али уже несколько месяцев живет в Берлине инкогнито и лечится от сахарной болезни. Однако, в последние дни он раскрыл свое инкогнито и имел совещание с персидскими делегатами. Сообщают, что из Петербурга будто бы получилась телеграмма, адресованная: „его величеству шаху". Магомет-Али на этих днях заявил своим врачам, что они могут теперь называть его „величеством”. (Наш. корр.)

(Источник: газета Раннее УТРО).

МИССИЯ ГЕНЕРАЛА САНДЕРСА.

    Петербургские газеты сообщают, что Россия и Германия пришли к соглашению по вопросу о германской миссии в Турции. По этому соглашению, генерала Сандерс остается в Константинополе, как член верховного военного совета и инспектор военных; школ, не принимая на себя, однако, командования 1-м армейским корпусом.
Другой немецкий генералы будет назначен командиром Андрианополя.
Германия выразила желание, чтобы условия эти были приведены в исполнение по истечении месяца.
Россия настаивает на немедленном выполнении их.
В министерстве иностранных дел заявляют, что в Петербурге еще нет подтверждения вышеприведенных сведений.

(Источник: газета Разные известия)

    Персидское правительство, под давлением угроз турецкого посланника, запретило вали Пуштеку постройку крепости близ Мандалии.

(Источник: газета НОВОЕ ВРЕМЯ 26/13.01.1914)

    ОДЕССА. 1 апреля в 7 ч. веч. варшавским поездом Мемет-Али с супругой своей и двумя принцами прибыл в Одессу. Встречать его на перрон явился только казначей его одесского двора. Такова была воля экс-шаха. И следуя ей, его не встречал никто из свиты, хотя часть последней прибыла в Одессу за три дня до возвращения самого повелителя.
Из вагона вышел окончательно европеизированный турист, в безукоризненном платье. Даже традиционная восточная шапочка уступила временно место котелку модного фасона.
Шах выглядел значительно лучше, чем когда он уезжал. Вид у него свежий, бодрый, настроение отличное. Семье его заграничное турнэ также пошло на пользу. Шахиня с принцами, по словам приближенных, вполне оправились от угнетавшего их в первое время настроения.
Экс-шах за 13 месяцев отсутствия из Одессы побывал на водах Карлсбада, жил в Берлине, где его пользовали светила медицины, но интервалы в лечении он всецело посвящал поездкам по городам Европы. В нем за это время развилась даже любовь к путешествиям. Проехав уже русскую границу и направляясь в Одессу он, не мог не удержаться, чтобы не остановиться на 2 дня в Варшаве для осмотра столицы Царства Польского.
Тем не менее, в Одессу он возвращался охотно. В беседе с приближенными Мемет-Али, делясь своими впечатлениями, не скрыл, что такой благодати, как на Черном море в окрестностях Одессы, он не встречал, и что сюда он возвращался с таким легким чувством, как к себе домой.
За время его отсутствия из Одессы двор его переведен был с улицы Белинского на дачу Гланца на Французском бульваре, где для этого специально пристроили корпус. Дачу сняли до осени, а за летнее время будет подыскано соответствующее зимнее помещение в центре города. Поселяется Мемет-Али теперь с очевидным намерением стать, оседлым жителем Одессы.
Между прочим, передают, что частые газетные сообщения об ухудшении в его здоровье приводили его в состояние, близкой к... выздоровлению. Особенно он был в восторге от своего искусства сбивать прессу c толку, когда однажды одна одесская газета экстренно выслала из Одессы к нему за-границу врача-перса Махмет-Хана, в виду того якобы, что экс-шах отчаялся в европейских светилах и все упования возлагает на своего старого придворного врача, который уехал из Одессы в Персию не более и не менее, как 1,5 года тому назад.
Но наивысшее удовольствие получил экс-шах, прочитав по пути в Одессу в газете, что слухи о скором его возвращении в Россию опровергаются в виду последовавшего нового осложнения его болезни, отсрочивающего его приезд еще на 2—3 мес.
Мы извиняемся за несколько игривую мысль, но может быть, Мемет-Али нарочно приурочил свой приезд в Одессу к 1 апреля, чтобы на этот раз уже неопровержимый факт его возвращения был принят за очередную мистификацию.
Он, кажется, добился этого: четыре дня он в Одессе, а в газетах ни звука.

(Источник: газета Маленькие ОДЕССКИЕ НОВОСТИ)

    В то время как правители готовились послать на смерть миллионы людей, дипломаты изощрялись в придумывании новых фронтов, стремясь использовать долголетнюю к войне подготовку. Успехи немцев на тайных фронтах международной дипломатии были не менее сильны, чем на открытых полях брани. Острие дипломатического оружия было направлено на уязвимые для англичан места: Персию, Афганистан и Индию.

    Агитация политическая, национальная, религиозная, широко сдобренная подарками и подкупами, должна была принести скорые плоды. Поднять мусульманский Восток против англичан, персов – против русских, создать в тылу Русской армии, действовавшей против турок на Кавказе, новый фронт на плато Ирана – вот мечты, реальные планы и указания немецких вдохновителей войны, дававшиеся из Берлина своим дипломатическим представителям в этих странах.

    Еще задолго до войны, в предвидении будущего столкновения, Россия и Германия готовили в Персии вооруженные силы. Русское Правительство по просьбе Шаха Ирана создало из персов «Персидскую Казачью Бригаду» с русским командным составом, а немцы, при помощи инструкторов шведов, организовали персидскую жандармерию.
«Казаки» (кавычки мои – Л.С.) должны были нести службу связи, охраны и защиты русских учреждений и граждан, а жандармы – охранять мирных жителей, персидские учреждения, дороги. На самом же деле жандармы и персидские «казаки» по воле своих хозяев стали активным элементом в политической борьбе, разыгравшейся в Персии в первой половине тысяча девятьсот пятнадцатого года.

    Германский посланник, принц Рейс*, уехал в Германию и возвратился весною в Тегеран. Он торжественно провозгласил политику «пассивности».

*) РЕЙС (РЁЙСС) Генрих (герм.)(?-?) – германский посланник в Персии.
Особенностью династии Рёйсс являлась система именования и нумерования своих представителей: все мужчины рода носили имя Генрих, кроме того, в отличие от других династий, дававших номера только своим правящим членам, род Рёйсс нумеровал всех мужчин, при этом мальчики в одной семье не обязательно должны были быть пересчитаны по порядку, поскольку все члены династии — часть одной системы нумерации. Сыновья Генриха LXVII Рёйсс-Шлейца, например, именовались Генрих V, Генрих VIII, Генрих XI, Генрих XIV и Генрих XVI.
В старшей линии нумерация мужских представителей возобновлялась, когда их число достигало ста (то есть за Генрихом C шёл Генрих I), в младшей нумерация возобновлялась с началом каждого нового столетия. Номера умерших членов фамилии использовались заново.
Представители Рейсского дома были правителями различных земель и государств (преимущественно в области, известной как Фогтланд). За время правления дома его земли претерпели множество разделов и объединений, что было обычным явлением в средневековой Германии; в конце XVII века под управлением членов рода одновременно находилось десять независимых графств. В конечном итоге на Рёйсских землях образовалось два княжества — Рейсс старшей линии и Рейсс младшей линии, которые в 1871 году стали одними из учредителей Германской империи. Их князья лишились своих престолов в ходе Ноябрьской революции 1918 года.

    Русский посланник, камергер фон-Эттер*, долговязый, корректный финляндец, холодный, как и его страна, многого не понимал. Война могла затянуться, с разных мест консулы – все новые люди, писали одни неприятности; приходилось много сочинять и подписывать бумаг, без конца ездить, совещаться, ломать голову.

*) ЭТТЕР Николай Севастьянович, фон- (фин. Nikolai von Etter;  [25] августа 1865, Санкт-Петербург — 31 октября 1935, Порвоо) — российский дипломат; с 1915 года — посланник в Персии. Родился 13 (25) августа 1865 года в семье, принадлежащей к дворянству Великого княжества Финляндского. Отец — Севастьян Павлович фон Эттер (1828—1883).
В 1886 году окончил Пажеский корпус, выпущен из камер-пажей в губернские секретари. Служил по ведомству Министерства иностранных дел: в 1890 году в чине коллежского секретаря состоял при 2-й экспедиции канцелярии министерства, в 1892—1893 годах занимал должность 3-го секретаря канцелярии, с 1893 по 1897 годы — должность 2-го секретаря миссии в Копенгагене. В 1897 году был назначен 2-м секретарём миссии в Париже, а в 1899 году — секретарём дипломатического агентства в Болгарии. В 1904—1906 годах работал 1-м секретарём посольства Российской империи в Мадриде. В 1906—1915 годах состоял советником посольства в Лондоне «с представлением ему лично звания Чрезвычайного посланника и полномочного министра».
Имел придворные звания камер-юнкера (1895) и камергера (1907); 25 марта 1912 года произведён в действительные статские советники.
В 1915—1917 годах занимал пост Чрезвычайного посланника и полномочного министра при Персидском дворе. В 1917 году, после Февральской революции был переведён на тот же пост в Португалию, а после Октябрьской революции был уволен наркомом иностранных дел Лейбой Бронштейном (Троцким).
Уехал в эмиграцию в Финляндию. Умер в 1935 году в имении Хайко близ Борго.
Его жена — Стефания (урождённая Спечинская) (1870—1957).
За свою службу Эттер был награждён рядом российских орденов, в их числе:
Орден Святой Анны 3-й ст. (14.05.1896)
Орден Святого Станислава 2-й степени (1900)
Орден Святой Анны 2-й степени (1905)
Орден Святого Владимира 3-й степени (1914)
Имел также многочисленные иностранные ордена

    Большими шагами Эттер ходил по подаренному шахом ковру в столовой, думал и морщился…

    – Опять четыре фургона с оружием привезли в немецкое посольство! Хоть бы постеснялись, а то среди белого дня! Да еще под охраной этих… жандармов. Да, политика пассивности!

    Эттер вспомнил об убийстве русского вице-консула Кавера в Исфагани, нападение на английского и нашего консула в Кянгавере и криво усмехнулся.

    – Да, здесь будут неприятности. Собственно, они уже есть! Но почему Петербург так медлителен? Войска, войска нужны. Нам ведь так легко их подать, а немцы не могут. Да, в этом наше большое преимущество. Надо подумать, надо подумать…

    В Персии поздняя осень. Приближались праздники Мохаррема (см. фото), вернее не праздники, а траурные дни – «ашура». Тысячу триста с лишком лет тому назад в сражениях с арабами погибли потомки Имама Али-Шах-Гуссейна и его семья. Погибли героями в мучительной борьбе потомки первого халифа, и достойные почитателя памяти их и их страданий, персы, задолго еще до наступления страстных дней, готовятся к пышным и печальным торжествам.

    В персидском квартале Стамбула религиозные процессии магометан-шиитов вообще чрезвычайно действуют на фанатическое воображение азиатов. В этом году, при праздновании Мохаррема, процессии эти приобрели опасный характер.

    До пояса обнаженные участники их, обливаясь кровью, под добровольно наносимыми себе ударами ножей и ятаганов, кроме воплей: шах - гуссейн, вах -гуссейн, - на этот раз вызывали к патриотизму мусульман и разражалась угрозами по адресу христиан, так позорно посрамивших полумесяц пророка.

    Константинопольская полиция, прославленная "лояльным" отношением к уличным демонстрациям своих единоверцев, и теперь, конечно, только ради соблюдения приличия следовала за толпами фанатиков.

    Устраиваются разнообразные представления религиозных мистерий – «тазие» и религиозные собеседования «роузе-хани» на темы о страданиях потомков первого халифа. Мистерии обставляются пышно, главным образом на улицах в площадях городов, а собеседования по преимуществу в мечетях, домах высшего духовенства и знати. Первоначальный, исключительно религиозный характер этих мистерий и бесед теперь значительно видоизменился, и на собраниях часто можно услышать речи на политические темы.

    Мечети пользуются правом убежища. Здесь можно говорить свободно, критиковать правительственную программу и мероприятия. Полиция, как действующий исполнительный аппарат, внутри ограды не имеет никакой силы и не рискует проявить даже здесь, не говоря уже о храме, меры административного воздействия. Это вековая традиция, и горе тому ретивому полицейскому, который посягнул бы на эту прерогативу толпы. В последние годы такие собрания в мечетях превратились в политические митинги, и религиозная аудитория является страстной ареной политической борьбы.

    «Роузе-Хани» начинаются в месяце Мохаремме и продолжаются также и в следующем за ним, в Саффаре. Острый характер эти собеседования носят в начале поста, т.е. в первую неделю Мохаррема, а потому администрация начинает готовиться к этим «неприятным дням» заранее и в эти дни имеет немало хлопот и огорчений.

    Принимаются различные принудительные меры в целях сохранения «спокойствия и порядка». Духовенство в эти дни в особом почете у населения и властей и получает различного рода подарки, угощения и деньги. Кормят и дарят все – паства по традиции, власть задабривает, чтобы укрепиться или не пошатнуться, а политические партии и представители иностранной дипломатии, – чтобы обратить влиятельных и талантливых проповедников в орудие своих политических целей.

    У ограды мечети не пройти. За тысячей черных высоких, как клобук епископа, шапок персов, оратора дервиша почти не видно. Коричневые аба {повседневная одежда у персов} слушателей, желтые фигуры жандармов, желтый блеск осеннего солнечного дня – однотонный радостный фон религиозного собрания.

    Жандармы знают, что на этот раз политические речи воспрещены, но оратор так пламенно говорит, так искусно вплетает в свою речь о страданиях шаха Гуссейна злободневные вопросы о войне, о единоверцах-мусульманах, восставших против поработителей ислама, русских и англичан, что хочется слушать и слушать. От начальства, – офицера, что сидит верхом на гнедой кобыле, приказа разгонять толпу нет, а правая рука время от времени ощупывает в кармане кошелек. А в кошельке лежит новая золотая турецкая лира. Только сегодня выдали…

    – Мусульмане всего мира восстают против гнета и насилия. Сунниты уже подняли меч против креста… Шииты, очередь за вами…

    Фразы долетают отрывками.

    – У порабощенных народов есть один друг – народ немецкий, а у ислама защитник – перед Аллахом пророк, а на грешной земле – германский император.

    Возбужденное настроение нарастает. Глухой ропот одобрения переходит в шумные крики, и на большом сером камне появляется новый проповедник в белой чалме.