Разве дело в зубах?

     Передо мной старая фотография, на которой группа людей с широкими улыбками на лицах. В центре - двое. Один в костюме, другой в рабочем халате тесно обнялись, как друзья. Первый - японец, я знаю. Лица второго не видно: в момент снимка он опустил голову. Да, памятная фотография и вот почему.
 
     Советский Союз 80-х годов двадцатого века. Социализм в полном застое, в его брежневском расцвете. На прилавках магазинов почти ничего нет: сырки «Дружба» и резиновые калоши. Появление мяса или приличной обуви сразу собирает толпы народа. Всем не хватает. Некоторые граждане теряют терпение и лезут без очереди. Распределение дефицита идет «по знакомству» - основной признак того времени. Безысходность и тоска. При этом полеты в космос и помощь дружественным социалистическим странам, которые, впрочем, живут лучше помогающих. Полный бред. И выхода не видно.

     В это самое время к нам в страну приехали специалисты из процветающей Японии. Крупнейшая в мире сталелитейная компания, проигрывая в конкурентной борьбе, прислала к нам своих инженеров искать новые идеи и разработки. Как ни странно, но наша родина в то время была ими полна, как курьезов и необыкновенностей, когда нищие люди осваивают космос.

     Японцев принимали по линии внешней торговли: возили по институтам, научно-производственным объединениям, демонстрировали разрешенные к показу всякие технологические хитрости.

     По утвержденной программе привезли их и в один из столичных городов. Гостей посадили в «Чайку» - ни много, ни мало советский супер-лимузин - и доставили в одно из научных учреждений по твердым материалам. Его административное здание выглядело довольно прилично на фоне остальных зданий серого кирпича с грязными окнами. Десять этажей железобетона и стекла с алюминием.
 
     Переговорный зал светлый и просторный с фикусами и цветами в горшках. За большим прямоугольным столом поместились все: пятеро японцев, пятеро сопровождающих, человек десять с принимающей стороны. Во главе стола, как положено, сидел сам директор учреждения, большой грузный дядька. Повсюду лежали скудно изданные листовки и буклеты на русском языке, посвященные продукции и изысканиям учреждения. То и дело приносили растворимый кофе и газированную воду. Японцы все это выпивали и много курили.

     По очереди выступали специалисты учреждения, представляя свои разработки. Иностранцы внимательно слушали переводчика, что-то записывали, задавали вопросы, опять записывали. Они часто переглядывались, качали головами, иногда выражали свое удивление. То и дело гости вглядывались в схемы на листовках и пытались вникнуть в комментарии на русском языке. По подозрению некоторых сопровождающих, японцы только делали вид, что не понимают по-русски. Они все хорошо понимали – экономические шпионы, поди!

     В конце встречи японцы сгребли в свои кейсы все схемы, листовки, буклеты и даже тяжелые железные образцы. Все, казалось, завершалось согласно плану, как тут один из гостей, наверное, старший, попросил показать научно-производственную базу учреждения, то место, где рождаются такие чудесные идеи.
 
     Эта просьба вызвала в рядах принимающей стороны явное замешательство. Забегали какие-то люди, то заходя в зал, то скоро убегая, получив распоряжения директора. Похоже, советовались с кем-то наверху. Эдак через час «добро» на показ, видимо, было получено. Главный дядька встал и сказал, что готов показать кое-что в цехах.

     Из административного здания все вышли во внутренний двор. Он выглядел совсем запущенным. Здесь царила природа: неухоженный кустарник, разросшиеся деревья, бурьян и покосившийся деревянный забор. Дорожка из асфальта тут же кончилась, далее была тропинка, как в лесу. Через лужи были переброшены доски, либо цепочки отдельных кирпичей. Приходилось прыгать, рискуя оступиться и угодить в грязь. К чести японцев, они виду не подали, что удивлены. Они прыгали с кирпича на кирпич, с доски на доску в своих черных безупречных костюмах и лакированных туфлях. Не все вышли из перехода чистыми.

     И вот, в глубине двора у забора мы достигли научно-производственной базы – два одноэтажных барака. Одно строение - обыкновенный деревянный сарай, а другое – одноэтажное темно-красного кирпича. В глухой тени под вековыми липами было серо и сыро.
 
     Вошли внутрь. Лампы под потолком тускло освещали старые грязные токарные и фрезерные станки темно-зеленого цвета. Под ногами лежали деревянные помосты, спасающие от луж масла и железной стружки. Пару работяг тенями в черных грязных робах маячили по углам, видимо начальство приказало не показываться на глаза иностранцам. А в этих глазах уже читалось недоумение. Гости неуклюже переступали кучи масляного мусора и робко озирались по сторонам. Казалось, им было неудобно за хозяев.

     Тем не менее, ничего такого не замечая, как будто все так и должно быть, наши принялись объяснять преимущества какой-то новой технологии. Якобы они придумали что-то такое необыкновенное, что сталь при ударе не ломается, а становится только крепче.
 
     - И не надо эту сталь даже закалять! - восклицал инженер. – Сейчас наш токарь Степан вам все покажет. Степа! Степа, иди скорее, все уже ждут!

     На зов из тени возник Степа в темно-синем засаленном халате, в кепке набекрень и папироской в зубах.
 
     - Ну-ка, посторонись, - авторитетно сказал он, вставая у станка. – Ну, чего?
 
     - Степ, покажи им, ну, резец наш по зубьям, - попросил инженер.
 
     - Ладно, щас, - Степа привычными для него движениями зажал какую-то шестеренку в шпинделе, врубил передачу на максимум оборотов и подвел резец к крутящимся зубьям. – Эй, японец, смотри.

     Резец ударил по шестерне. Все невольно отпрянули, но ничего не сломалось, ничего не разрушилось. Только мелкие стружки полетели, и послышался быстрый стук резца о зубья. Проточив в шестеренке небольшую полоску, Степан выключил станок и поманил пальцем одного из иностранцев:
 
     - Дотронься до железа, не бойся, оно холодное. - На лице Степы выражалось удовольствие от чувства своего превосходства.
 
     - Дотроньтесь, дотроньтесь, - суетился инженер, - не бойтесь, деталь действительно холодная. Более того, поверхностный слой стал в результате обработки тверже в несколько раз. Таким образом, нет необходимости в дополнительной закалке. А резец, как видите, не боится ударных нагрузок.

     Японец, что был поближе, с недоверием и осторожностью дотронулся до шестерни. Лицо его прояснилось, и он что-то быстро и с восторгом заговорил. Его примеру последовали все гости. Они трогали деталь и громко восторгались. Наш инженер продолжал суетиться у станка, похихикивал от удовольствия, а потом, не сдержавшись от переполняющей его гордости, заявил:

     - Это мы со Степой придумали!
 
     Услышав сие признание, японцы принялись выражать свое уважение изобретателям, пожимая им руки и кланяясь. Один из них непрестанно все фотографировал, пыхая вспышкой, то деталь в шпинделе, то Степу с папиросой в зубах, то инженера. От этого действа всем казалось, что в шпинделе станка среди грязи и стружки зажата не обычная шестерня, а драгоценный камень, брильянт, можно сказать.
 
     Степа приосанился от такого внимания и заявил, что все это чепуха, они, мол, еще и не такое могут. В подтверждение своих слов он взял большой гвоздь и стал его кусать, изгибая из стороны в сторону. Все напряглись. Наконец гвоздь поддался, и одна его часть осталась в руке у Степы, а вторая – в его зубах. После некоторой паузы изумления японцы громко загалдели и защелкали фотоаппаратами.
 
     - Видали? – с гордостью сказал Степа. – Это тоже наша разработка.
 
     Он продемонстрировал свои зубы: пара из них была из темного металла. Степа постучал ногтем по ним:
 
     - Специальный сплав. Я им грецкие орехи на раз раскалываю, а гвозди на спор раскусываю. За бутылку беленькой я могу и потолще раскусить, хочешь, покажу?
 
     Но тут вмешался главный дядька:
 
     - Все, хватит, показал уже. На этом, уважаемые гости, осмотр закончился, - сказал он безапелляционным тоном.

     Но японцы вовсе не собирались уходить просто так. Они попросили отдать им шестеренку для исследований, мол, слова словами, а проверить надо.
 
     И тут засуетился Степа. Его горделивость вдруг куда-то исчезла. Он, воровато озираясь, замямлил, что это, дескать, секрет, нельзя отдавать в чужие руки. На что главный в приказном тоне заявил, что тут нет никакого секрета, чтобы тот не юлил и отдал деталь иностранцам. Степа стал не соглашаться, а потом, дав знак переводчику молчать, виновато признался, что шестерня эта от «Жигулей» соседа, что он обещал ее проточить, и что ее надо обязательно вернуть, а то где он еще такую возьмет.
 
     Директор сверкнул глазами и процедил:
 
     - Ну, Степан, за левак на работе ты у меня выговор получишь. Позже поговорим, а пока отдай шестерню, я тебе другую достану.
 
     - Где же вы ее достанете? – взмолился Степа. – Сейчас такую даже с завода за год не получишь!
 
     В общем, начинался скандал и неприятность.
 
     Японцы ничего не понимают, думают, что спор о чем-то важном. В конце концов им объяснили, что деталь эта секретная и передаче не подлежит, а для исследований им другую деталь проточат. Степа тут же все поменял, проточил и отдал. Все были очень довольны, шумели и улыбались.
 
     Старший японец обнял Степу, попросил его еще раз показать свои уникальные зубы и пожелал так сфотографироваться. Все сгрудились вокруг них и замерли для истории. А Степа, сняв кепку, хмыкнул:
 
     - Разве дело в зубах? - и в момент снимка наклонился вперед, демонстрируя свою обнаженную лысую голову.