Миф

     — Ну, ты же знаешь, что я раньше о бабах думал? Да и скольких пользовал, тоже не считал. Думал, бузят от вредности, ну какой баба человек? Куда им дело делать, когда они и раз в месяц-то на стенки кидаются и всех грызут, а как что более стрессовое, полягут первыми. Они вроде кошек, питомцы домашние. Даже когда женился уже, все равно так думал. Пока не случилось одно…
     — Что случилось-то? — Глебка шмыгнул носом, оглянулся — не подслушивают? — Или ты об… том?
     — Об нём самом, — Малахит усмехнулся, сунул в рот травинку и посмотрел куда-то за реку, где проезжала тяжелая фура. — Тогда, почитай, полмира накрыло, перепахало так, что только держись. Я даже домой не успел заглянуть, сразу с работы погнали туда, и потом дальше. Всю страну прошел, считай. А то и две.
     Глебка опять шмыгнул носом. Сопляком он не был, это что-то вроде тика у него такого проявилось, когда сказать нечего или не знаешь что — шмыгаешь носом, а все ждут. Время выигрываешь, да и за диалог сойдет, что не так просто сидишь болванчиком, а вроде как по теме реагируешь. Глупостей меньше наговоришь. А ему не хотелось, чтобы Малахит замолк, страшно хотелось послушать про то «одно».
     — И вот, бывало, сядешь отдохнуть, — продолжил тот, словно услышал его мысли, — а гудит как провода всё внутри, от усталости и от того, что видел, глаза закрываешь — а оно так и стоит, и я тогда всё думал, как она там. В другое время легче, нашла бы мужика, и даже я камень не брошу, хрен ведь знает, живой я или как, вернусь или где, а тут и мужиков не осталось. Значит, того. Гнал эти мысли от себя, гнал, пока с нами один старик не увязался. Рассказывать мастер был, все слушали, чтобы отвлечься. И вот я стал замечать, что у него ни рассказ, то баб он именует хранительницами очага. Смешно как-то, по-старомодному. Какой очаг в наше время? А он свое — они, мол, не просто бабы, а хранительницы очага и им надо почет воздавать и уважение. Потом отбился от нас, а мне что-то это в голову запало. Ну, насчет хранительниц очага. Я ведь как рассуждал, очаг — это из древности, когда огонь в пещере оставляли, а бабы за ним следили. А сейчас вместо очага квартира, хранительницы квартиры глупо звучит, почти как домохозяйки. Бабы это слово любили, которые не работали, я, мол, домохозяйка, цени меня. Смешно…
     Малахит отбросил изжёванную травинку и стянул в кулак следующую. Тянуть следовало с осторожностью, чтобы белый сладкий низ стебля выскользнул из своего ложа, а не порвался и не достался тебе колючей острой осочиной.
     — И вот списали меня уже в конце по здоровью, дали провизии немного, денег — и гуляй, Вася. А куда гулять? С тем и шел — вряд ли найду свой дом и ее тоже. Тогда многие уезжали, многих увозили, еще больше в бега подавались куда глаза глядят. Когда к городу подъезжал, готовил себя, что ничего не осталось. Но дом свой нашел. Большая часть этажей нежилая, окна заколочены, подъезд без двери, стекла кругом битые, мусор... К двери подходил убедиться только, что всё — и тогда подальше отсюда. А дверь внезапно цела была, и звонок тоже работал.
     На недоуменный взгляд Глебки пояснил:
     — Он от батареек был, беспроводной. Вставил — звонит. Вот и я позвонил. А дверь возьми и откройся.
     Глебка вытаращил глаза и издал горловой звук, означавший нетерпение. Малахит засмеялся.
     — Так же смотрел, когда ее увидел. Она мне открыла. Стою дурак дураком, гляжу ей через плечо — а в квартире ничего не изменилось. То есть вообще ничего. Понимаешь? Столько лет, круговерть эта вся, ужасы, а тут совсем ничего. Занавески глаженные, полы чистые. Как она это сделала — черт знает, там ведь самый эпицентр был. И даже, знаешь, у меня как вроде больное место тоже отпустило, будто этих всех лет и не было и мне снова двадцать. А ведь сколько врачей смотрели, никто ничего. Так что я теперь первый заткну того, кто скажет, что бабская магия — миф. Это кулаками махать каждый умеет, потому что они, кулаки-то — невеликого ума дело.