Конунг. Часть 5. Женщины конунга

***

Воинство Олафа ни с чем вернулось в Тронхейм. Конунг шел впереди строя, распрямив спину, но опустив голову: Троггвасону было неприятно видеть укоризненные взгляды горожан, а сочувственные — тем более. Добравшись до своих покоев, Олаф поспешно скинул плащ, доспехи и потребовал вина.

- Пошлите к Ульви, пусть возьмет из ромейских запасов, которые мы привезли из Киева, - приказал он слугам.

Вскоре Ульви нежданно явился сам. В руках его был небольшой, плотно запечатанный бочонок.

- Что, конунг, теперь брезгуешь моим обществом — предпочитаешь пить в одиночку?

- Будешь издеваться по поводу Эйрика — вылетишь в окно, - вяло огрызнулся Олаф. Достоинство правителя в нем словно притупилось, и он машинально начал вести себя с сотником так, как в прежние времена.

- Делать больше нечего, - хмыкнул Ульви. - Сейчас посмотрим, окончательно ли ты превратился в дворцового неженку, или еще остаешься викингом, - с этими словами бывший пират откупорил пробку, взял пару бокалов, поставил на стол и разлил в них крепленое красное вино: - Твое здоровье!

Троггвасон, чувствуя, что не в силах ни спорить, ни дать Ульви взбучку за нахальство, поднял свой бокал и осушил до дна.

- Неплохо для начала, - одобрил сотник. - А поговорить с тобой я хотел совсем о другом... Ты, наверно, слышал о том, что соседний с нами трон занимает симпатичная вдова?

Олаф, приложившийся к следующему бокалу, поперхнулся. Время и место для подобных разговоров было, мягко говоря, неподходящим. С другой стороны, не довольно ли без конца перемалывать в голове свои просчеты и ошибки? И о чем еще беседовать с другом за бочонком доброго вина, как не о женщинах?

- Знаю, ее зовут Сигрид. Еще называют — Сигрид Гордая. После смерти мужа ей достался свейский престол, который потом наследует взрослый сын. Он, кстати, тоже Олаф, только не крещеный. Но к чему ты вспомнил о королеве?

- К тому, что с тех пор, как мы здесь, я уже год смотрю на твое вечно недовольное лицо и понимаю: тебе кой-чего не хватает в этой жизни! - выпалил Ульви.

- Намекаешь на женитьбу? Конунгу, сам знаешь, не откажет ни одна женщина в Норвегии, но тут совсем другое, это скорее политика. Не лез бы ты в нее, Ульви — зубы обломаешь.

- Ой-ой, напугал ежа голой пяткой, - сотник напоказ улыбнулся во весь рот: добрая половина зубов у него была выбита в стычках и сражениях. - А советую вполне серьезно - твоя политика не помешает простым человеческим желаниям.

- Говорят, Сигрид не очень-то привлекательна. И она старше меня.

- А я слышал, Олаф, что ни один мужчина, приглянувшийся ей, не сможет устоять перед ее чарами. Колдунья она, что ли... Но выглядит действительно не по-нашему. У нее в роду побывали и франки, и даны, и какие-то племена с острова Британия, завоеванного и оставленного ромеями...

...На дворец Олафа спустилась ночь, слуги давно принесли ужин, бочонок постепенно пустел — вино плескалось на самом дне. Троггвасон поднялся, держась за стол и слегка покачиваясь.

- Решено, Ульви... Немедленно отп-п-равляем посольство к  Сигрид, - с трудом выговорил он  заплетающимся языком.

- Точно, капитан! Зови Брюхотряса, пока не передумал!

Терем потряс одновременный вопль двух подвыпивших глоток:

- Брюхотряаааас!

Дверь в покои Олафа отворилась, но вместо Эйнара показался телохранитель — русич Дмитрий. Ульви, всплеснув руками, кинулся к боевому товарищу, обнял его в пьяном порыве чувств:

- Дружище, прости, я не знал, что ты сегодня в дозоре! Садись с нами!

- Спасибо, я при службе, - суховато ответил новгородец. Он выделялся умеренностью и дисциплиной среди воинов Олафа - видимо, история со случайно пущенной стрелой его многому научила. - Позвать Эйнара?

- Да, позови, скажи, что срочно!

Дмитрий, кинув неодобрительный взгляд на бочонок и следы трапезы, исчез за дверью. Ульви заговорщически подмигнул Олафу, налил полный бокал:

- Сейчас появится наш толстячок, думаю, он будет не в добром настроении. Лучше сразу поправить!

***

Брюхотряс и впрямь пришел заспанным и злым, ругать Троггвасона он не рискнул, зато Ульви высказал все, что думает о нем самом и его ночных похождениях. Сотник что-то нечленораздельно пробормотал в ответ, пожал плечами и протянул Эйнару бокал. Пока советник потягивал вино, Олаф вкратце изложил ему всю затею. Брюхотряса просьба удивила и насмешила одновременно:

- Иди и выспись, сын Троггви, поговорим на свежую голову.

Но переубедить конунга было невозможно. Олаф и Ульви насели на Эйнара, требуя немедленно собрать посольство к свейской королеве. Брюхотряс всячески пытался отвертеться от поручения — тщетно. В конце концов он согласился, но взял с Олафа слово, что они еще вернутся к этой беседе.

Ранним утром следующего дня конунга разбудил стук в дверь. Олаф наскоро ополоснулся водой из большой бадьи, надел шелковую рубашку и широкие матерчатые штаны и разрешил Брюхотрясу войти. Голова у Троггвасона немного кружилась, но хмель из нее вылетел напрочь.

- Знаю, ты пришел поговорить о моем сватовстве, - сразу сказал он Эйнару. - Признаю — идея поспешная, но за предложение с нас денег не возьмут. Что плохого в том, чтобы объединить две державы под властью одной коронованной семьи?

- Плохо то, что ты совсем не знаешь Сигрид и ее нравы. Если ты думаешь, что твой советник и дипломат — зеленый юнец, который не интересуется положением дел в соседних странах, - Эйнар впервые на памяти Троггвасона покраснел от обиды! - ты глубоко ошибаешься. Может быть, мои доводы для тебя больше ничего не значат? Тогда я поищу себе другого покровителя.

- Вижу, что задел тебя за живое, Эйнар. Но ты по-прежнему ценен для меня, поверь... Скажи, что тебя настораживает?

- Вы разной веры, свейская королева - язычница.

- Нашел причину! - рассмеялся Олаф. - Помнится, князю Владимиру это не стало помехой, да и ты не был против его брака с принцессой Анной.

- Но условие было четким: супруг-язычник станет христианином, - возразил Брюхотряс. - И я полагаю, что так же следует поступить в случае с Сигрид. А как она отреагирует на это предложение, я не знаю. Это тебе не ромейское воспитание! Сигрид чувствует себя полной хозяйкой положения в Свее и уверена в своей власти.

Олаф понимал — Брюхотряс говорит дело, но сдаваться из-за препятствий конунгу не хотелось. «Что может быть дурного в сватовстве? - упрямо убеждал он себя. - Допустим, Сигрид откажет — это же не война, где проигранный поединок стоит жизни!» Азарт и мужское самолюбие шептали Олафу — попробуй, и характер взял верх над рассудком.

- Вот что, Эйнар, - проговорил Троггвасон после долгой паузы. - Я решил: оставлю тебя в Тронхейме, а к свеям поеду сам и поговорю обо всем с Сигрид. Посмотрим, что она ответит мне в лицо.

- Пусть так, конунг. Это лучший вариант, чем тот, что вы вдвоем с пьяницей Ульви придумали вчера вечером. Но будь предельно осторожен. Помни: ты в логове хищницы, которая в любой момент может выпустить когти. Я совсем не уверен, что тебе удастся укротить ее с первой попытки.

***

В день отправки посольства в Свею Олаф проснулся раньше обычного. Прохладное июльское утро только вступало в свои права, когда конунг в сопровождении неизменного телохранителя Дмитрия вышел на мостки главной верфи Тронхейма. Перед ними стоял новый красавец-драккар, построенный под началом правителя меньше, чем за полгода. Огромный низкобортный корабль пах свежей сосной, вдоль бортов выстроились три с половиной десятка пар весел, парус шириной в двадцать пять локтей вздувался под ветром. Нос судна украшала причудливая резная голова дракона.

«Великий Змей», - думал Олаф. - Вот мы и отправляемся в первое плавание. Года через три у меня будет еще шесть или семь таких драккаров, каждый сможет взять на борт по две сотни викингов. Норвегия станет непобедимой: ни один корабль в северных морях не бросит нам вызов в открытом бою».

«Змея» Олаф задумал еще в походе из Киева, а захватив власть, провел с опытными корабелами бесчисленное количество часов. Так велико было желание конунга получить совершенный драккар — быстрый, мощный и вместительный, который был бы одинаково хорош и в переброске войск, и в абордажном бою. Сейчас Троггвасон с гордостью оценивал свое творение: он прошелся по палубе, заглянул в трюм, осмотрел шпангоуты и румпель, прикинул, как расположить людей, чтобы корабль не кренился, не оседал слишком сильно, и его не заливало водой во время шторма. Потом Олаф окинул взглядом верфь: на ней повсюду закладывались новые суда — боевые драккары, их более мелкие собратья снеккары и торговые кнорры. Довольный увиденным, конунг расположился у мачты и стал поджидать команду.

Первым появился исполнительный Бранд — как и в походе к Цареграду, Олаф выбрал его начальником сотни сопровождения, вдобавок назначив штурманом «Змея». Следом начали подтягиваться воины. Бранд, отобрав гребцов и посадив их на весла, подошел к Троггвасону с озабоченным видом.

- Конунг, ты решил плыть в Свею всего одним кораблем, с половиной команды?

- Этот драккар стоит десятка иных, Бранд, - улыбнулся Олаф. - Пусть его боятся наши недруги! А бойцов для охраны достаточно, воевать мы не собираемся. Прикажи снять голову дракона — пусть все видят, что идем с миром и дружбой.

- Как бы не пришлось нам с миром улепетывать, - по привычке заворчал Бранд. Олаф собрался было попенять ему по поводу вечного занудства, но в это время на берегу загомонили голоса, и взорам викингов предстала необычная процессия. Мимо любопытных горожан, пришедших поглазеть на отплытие, шагал здоровенный широкоплечий детина в длинной серой рясе священника. За ним бежала стайка мальчишек, дергая «святого отца» за полы его одеяния и выпрашивая милостыню.

- Отец Павел, - шепнул Олафу Бранд. - В миру — Колбьерн, сын Скьельди, погибшего у нас  на «Вороне». Напросился к нам — проповедовать в Свее истинную веру.
 
«Смешно. Ну, что же делать, - подумал Олаф. - Ромейский император обещал прислать в Норвегию архиепископа, но он будет, дай Бог, к концу следующего года. Пока справляемся сами...»

Молодой священник подошел к трапу «Великого Змея», обернулся к толпе на берегу, размашисто перекрестил ее, затем поднялся на борт и чинно поклонился Олафу. Троггвасон с интересом рассматривал Колбьерна: «отцу» оказалось не больше двадцати лет, из-под капюшона торчали белоснежные кудрявые волосы, борода была еще жиденькой, темно-синие глаза смотрели дерзко и чуть насмешливо. У пояса миссионера болтался короткий меч изящной, явно не норвежской ковки. Олаф узнал оружие — это был один из трофеев семьи Скьельди. Покойный соратник почему-то не взял реликвию в свой последний поход: может быть, предчувствовал, что пора оставить ее сыну.

«Задирист, напоминает меня в молодости», - подумал конунг про священника, а вслух сказал:

- Вижу, отец Павел, ты собрался нести людям веру Христову не только силой проповеди.

- Господь заповедовал прощать врагов, - отозвался Павел-Колбьерн. - Но иногда они сопротивляются прощению.

Викинги на «Змее», слышавшие этот ответ, захохотали. Конунг, скрыв усмешку, попросил отца Павла благословить поход и велел отдать швартовы.

***

Путь в Ховгарден сильно отличался от плавания вдоль благодатных черноморских берегов. Чтобы добраться до цели, Олафу нужно было обогнуть побережье Норвегии, пройти данские проливы, затем через Балтику попасть в озеро Меларен, на котором, на острове Адельсё, находилась крепость свейских королей.

Первые дни похода выдались ясными и спокойными, но когда «Великий Змей» миновал пролив Скагеррак, море начало штормить — к счастью, не настолько сильно, чтобы потопить лучший корабль Троггвасона. Жители прибрежных свейских селений, увидев викингов на боевом судне, укрывались в лесах, бросая немудреное имущество. Грабить эти поселки Олаф запретил под страхом немедленной казни, провизию на драккаре заготовили заранее, и поначалу отряд нигде не останавливался надолго. К берегу викинги приставали только для того, чтобы переждать непогоду и пополнить запасы воды. Во время очередной стоянки конунг, подумав, решил заранее известить королеву о цели посольства.

«Чего доброго, Сигрид решит, что мы пиратствуем в свейских водах — подданные наверняка донесут ей что-то в этом духе, - размышлял Олаф. - Да, надо действовать на опережение. Кого же отправить? Бранд командует сотней, Дмитрий при мне, он может пригодиться в случае нападения...»

Мысленно перебрав всех более-менее надежных людей, Олаф попросил привести к нему отца Павла — Колбьерна. Юноша возник перед конунгом в неизменной рясе, которую Троггвасон тут же потребовал снять.

- Сейчас ты - воин, а не священник, - прямо заявил он Колбьерну. - Ценю твою преданность Господу, но на твоем поясе меч, а у меня к тебе важное дело.

Олаф коротко разъяснил отцу Павлу суть поручения, настояв, чтобы юноша пока помалкивал о Христовой вере в языческой стране. Задача Колбьерна была проста: найти любого из приближенных Сигрид, попросить доставить его в Ховгарден, а заодно рассказать всем встречным о «жутко секретном» посольстве, чтобы о сватовстве Олафа узнало как можно больше народу. В ближайшем селении викинги купили посланнику мирскую одежду и не слишком породистую, но резвую лошадку. Сам конунг нарочно задержался на берегу на целую неделю и лишь потом снова тронулся в путь.

Приближалась осень, озеро Меларен встретило мореходов туманами и беспрерывными дождями. Чтобы не сбиться с фарватера, викингам приходилось то и дело подыскивать местных проводников — разумеется, не бесплатно, так что походная казна Олафа изрядно облегчилась. Торговые суденышки, попадавшиеся навстречу, старательно не замечали боевой драккар. Троггвасон догадался: Сигрид обо всем узнала и намеренно испытывает его.

На четвертое утро пути по озеру «Великий Змей» в ранний час мягко ткнулся в берег северной гавани острова Адельсё. Ветер раскачивал вековые деревья, кругом не было ни души, лишь вдалеке в тумане виднелись очертания огромной деревянной крепости. Поставив драккар на якорь, выделив на его охрану два десятка бойцов, Олаф высадил на остров остальной отряд и поспешил к Ховгардену. У конунга мелькнула мысль, что, пожелай он сейчас захватить королевский замок, эта авантюра имела бы успех.

Крепость встретила Троггвасона наглухо запертыми железными воротами. Перед ними викингов поджидал странного вида человек - высокий и тощий, как цапля, неопределенного возраста, с тонкими, резкими чертами лица. Неизвестный был одет в подобие пластинчатого доспеха с торчащими из-под него вздутыми полосатыми рукавами. Штаны у него плотно прилегали к ногам, ниже виднелись сапоги с неимоверно вытянутыми носками, загнутыми вверх. Лысеющую голову украшал разноцветный берет с гусиным пером, рот мужчины при виде Троггвасона и компании немедленно вытянулся в любезную улыбку.

- Что за маскарад? - сердито спросил Олаф.

- Добро пожаловать в Ховгарден, сир, - заговорил незнакомец таким елейным тоном, что сам Брюхотряс бы позавидовал. - Меня зовут ярл Сигвальди, окольничий её величества Сигрид. Королева знает о вашем прибытии, конунг Олаф, она повелела встретить вас у ворот и проводить к ней.

- Почему ты говоришь со мной одним, но обращаешься как будто к нескольким людям? - удивился Троггвасон.

- Обращение на «вы», конунг, принято при дворах могущественных королей Европы, где я имел счастье побывать. А то, что вы, сир, изволили назвать маскарадом, в Европе ныне именуется «модой». Впрочем, - Сигвальди быстро переменил тему, - не хотите ли вы принять приглашение королевы и последовать за мной?

- Я должен идти один?

- Да, сир, но вам ли, властителю великой державы, бояться опасностей из-за угла!

Олаф на мгновение замялся, сбитый с толку, потом откинул полы плаща, положил ладонь на рукоять меча.

- А если мы войдём... Все вместе, что тогда, Сигвальди?

- Всё в вашей воле, сир, но я хотел бы заметить, что её величеству прекрасно известны численность и вооружение вашего отряда.

- Ты выпытал это у моего посланника? - нахмурился Олаф. - Где он?

- Сир, вашего посланника вы получите после окончания миссии целым и невредимым,  вполне довольным жизнью, - разулыбался Сигвальди. - Уверяю, ничего лишнего он не болтал, по правде сказать, этого и не требовалось. Но я вынужден повторить вопрос: вы идете со мной?

«Дьявольщина! - подумал Олаф. - Лезть в драку смысла нет: о нашем отряде всё знают, нас наверняка разобьют. А поворачивать — позорно. Придётся соглашаться».

- Хорошо, ярл Сигвальди, - произнёс конунг вслух. - Никто не будет возражать, если мои воины подождут меня здесь до вечера?

- Разумеется, нет! Но есть ещё одна, так сказать, тонкость: королева Сигрид хотела бы принять вас не в тронном зале, а в посольской комнате. Вы ведь прибыли сюда в качестве посла, сир? - Сигвальди подошёл совсем близко к Олафу и тихо добавил: - Её величество желает повидаться с вами наедине.

- Веди! - махнул рукой конунг.

***

Сигвальди трижды хлопнул в ладоши, и хотя никто из свеев больше не показался, ворота приоткрылись как по мановению волшебной палочки. Ярл, глянув на Олафа, приложил палец к губам и повел новоиспеченного жениха королевы во внутренний двор.

Троггвасон мельком оценивал укрепления Ховгардена: стены были бревенчатыми, но стояли они на каменных фундаментах, точно так же здесь возводили жилые и хозяйственные постройки. В центре крепости возвышался дворец свейских королей - он был как минимум в два с половиной раза выше и вдвое шире, чем палаты конунга в Тронхейме, крыши семи его башенок украшала позолота. Олафа поразило то, что вход во дворец как бы существовал вне здания и представлял собой отдельную пристройку. За входом начинался длинный коридор, по которому Сигвальди вывел Троггвасона к одной из башен. Норвежец вслед за своим проводником поднялся по винтовой лестнице, очутившись у дубовой двери с резьбой в виде морских драконов. Ярл еще раз улыбнулся конунгу, так и не сказав больше ни слова, и пропал за лестничным пролетом.

Троггвасон постоял у двери, глубоко вздохнул. Затем решительно взялся за бронзовое кольцо, заменявшее ручку.

- Здравствуй, владычица Сигрид, - сказал он, входя в посольскую комнату.
 
Сигрид обернулась на его голос. Олаф присматривался к ней — королева, как и описывала молва, не была красавицей в общепринятом смысле слова: невысокая, с длинными волосами цвета воронова крыла, темно-карими глазами, прямым носом, волевым подбородком — пожалуй, больше мужским, чем женским. Чёрное узорчатое платье подчёркивало ее фигуру — аккуратную, но без выдающихся форм. Однако Троггвасон почти физически чувствовал со стороны свейки странное притяжение, которому трудно было сопротивляться.

- Живи и здравствуй, конунг Олаф, - произнесла Сигрид. Она вела разговор на свейском наречии языка викингов. - Я не люблю долгих приветствий и громких слов. Скажи о цели своего визита прямо и не таясь, прошу тебя.

Олаф опять почувствовал легкое замешательство — он привык, что на переговорах важные темы начинают обсуждать издалека. Но что-то подсказывало ему - к Сигрид нужен особый подход. Конунг опустился перед ней на одно колено и сказал:

- Я пришёл просить твоей руки и сердца, владычица. Наш союз позволит создать несокрушимую державу на севере Европы.

Лёгкая улыбка тронула её губы, она положила одну руку Олафу на плечо, другой ласково провела по белокурой голове:

- А ты действительно способен полюбить меня, Олаф? Полюбить страстно, по-настоящему?

- Да... Сигрид, - он, немного волнуясь, назвал её просто по имени. Королева внезапно отстранилась:

- И если говорить о вещах более приземлённых... - томно начала она. - У тебя, конечно, есть свои виды на объединение двух королевств, и ты хочешь рассказать мне о них?

- Я верю твоей мудрости и опыту, Сигрид. Но на собственном примере я узнал, насколько прочно государство, связанное единой верой и управляемое монархом, которого поддерживает высшая сила — Господь.

- Ты требуешь от меня...

- Я прошу. Прошу принять истинную веру, чтобы вместе построить королевство правды и справедливости. Ведь истина не нуждается в выборе, - Олаф, сам не осознавая, повторял давние слова ромейской принцессы Анны. - Мы оба с тобой знаем, что нужно нашим народам, и мы поведём их...

Троггвасон осёкся, столкнувшись взглядом с глазами Сигрид — в них поднимался пока ещё сдерживаемый гнев.

- Нет, Олаф, - негромко, но подчёркивая каждое слово ответила она. - Я не откажусь от веры отцов - не только потому, что не желаю прослыть отступницей, хотя это, пожалуй, главная причина. Но также я знаю, какие беззакония творятся в твоём государстве, как преследуют тех, кто не пожелал перейти в твою веру. Расколоть свой народ, как это сделал ты? Я не имею на это права.

- Ты слушаешь моих врагов, Сигрид, - Олаф чувствовал, что тоже начинает выходить из себя. - Они не понимают моих целей. Не лучше ли спасти тех, кто ищет путь к спасению, чем позволить чуме невежества уничтожить всех?

- Мы не нуждаемся в твоём спасении, конунг Норвегии, даже ради общего престола, - вскинула голову Сигрид.

- Молва зовёт тебя Гордой, и ты действительно полна гордыни. Это тяжкий грех, королева, - мрачно заметил Троггвасон.

- Ты смеешь обвинять и оскорблять меня в моих же покоях? - выкрикнула Сигрид.

Олаф, давно отвыкший от того, чтобы ему перечили, потерял самообладание. Он вскочил на ноги, сорвал со своей руки железную перчатку и хлестнул ею королеву по щеке. Сигрид ответила ему горящим взглядом, но защищаться не стала — лишь отступила на шаг.

- Ты дорого заплатишь за этот удар, Олаф, - неожиданно спокойно, с какими-то змеиными нотками в голосе произнесла она. - Ты оскорбил не только меня и королевский дом — ты нанёс оскорбление моей стране. Это приведет тебя к смерти.

Троггвасон повернулся и выбежал из покоев королевы. Лицо его пылало от бешенства и от... Стыда? Но он знал: возвращаться и униженно просить прощения - поздно. Конунг вместо свадьбы получил будущую войну.

***

Олаф скрыл от остальных викингов подробности встречи - сухо сообщил им, что сватовство не удалось, приказав срочно собираться домой. Отряд дождался Колбьерна и, без лишних расспросов погрузившись на «Великого Змея», отправился в путь.

Соратники конунга, впрочем, обратили внимание, что Троггвасон замкнулся в себе: день за днем он подолгу молча сидел у борта, на вопросы товарищей отвечал рассеянно и односложно. Никто не мог его растормошить, пока не вмешалась балтийская погода — она, будто следуя душевному состоянию Олафа, испортилась окончательно. Драккару во время обратного плавания никак не удавалось держаться вблизи берегов - из-за шквальных ветров он то и дело сбивался с курса. В ночь на третье число сентября норвежцы кое-как добрались до пролива Эресунн, запирающего выход в Балтику, и здесь их настигла настоящая буря.

Волны вышиной со стены Ховгардена обрушивались на драккар, захлестывали палубу, пытаясь смыть викингов в море. Ветер завывал так, что в трех шагах ничего невозможно было услышать, «Великий Змей» кряхтел и скрипел в темноте, точно чудовище из древних саг, ко всей этой какофонии примешивался грохот щитов, закрепленных по бортам корабля. Каждый из мореходов мысленно приготовился к гибели, но удача не оставила викингов: впереди показались очертания небольшой скалистой бухты. 

- Конунг, надо пристать к берегу! - завопил Бранд, стараясь перекричать ветер. - Корабль долго не выдержит!

- Давай туда! - показал на бухту Олаф, цепляясь за мачту, чтобы не унесло волнами. - И берегись рифов!

Бранд бросился на ют, оттолкнул рулевого и что есть силы сам навалился на румпель. Гребцы-викинги налегли на вёсла - благодаря их усилиям и расторопности штурмана, «Великий Змей» вскоре благополучно укрылся среди скал. Воины высыпали на узкую береговую полоску, развели костры, наскоро просушили одежду и, обессиленные, повалились спать.

Олаф не последовал их примеру: сначала долго смотрел на звезды, пытаясь вычислить курс драккара - по его расчетам, корабль должно было вынести к данскому побережью. Затем на пару с Дмитрием - новгородец вынужденно бодрствовал вместе с господином - конунг отправился изучать окрестности. Из бухты на большую землю вело каменистое ущелье, там, где заканчивались скалы, начинался сосновый бор. Троггвасон пытался разглядеть в нем охотничьи тропинки, но мешала темнота. Конунг решил продолжить разведку утром. В целом он остался доволен: место казалось укромным, а в лесу отряд нашел бы все необходимое для ремонта «Змея».

Когда Олаф и Дмитрий вернулись к берегу, над бухтой светало. Троггвасон направился в трюм драккара, скинул верхнюю одежду, завернулся в плащ и задремал. Он уже проваливался в сон, когда снаружи послышался неясный гам, и в трюм осторожно заглянул Колбьерн.

- Конунг, у нас гости!

- Что?! - вскинулся Олаф: сон с него как рукой сняло.

- Явилась какая-то девушка, говорит, что она родственница данского короля. С ней свита, человек десять то ли воинов, то ли охотников.

«Что за чушь, какие женщины, да еще королевских кровей, в этой глуши? Колбьерн что-то напутал», - думал Троггвасон, поспешно одеваясь.
 
Спустившись с драккара, конунг увидел, как викинги взяли в кольцо десяток невесть откуда взявшихся всадников на добротных лошадях гнедой масти. Прибывшие даны были одеты в легкие кожаные доспехи, вооружены луками и длинными кинжалами. Их госпожа, молодая девушка лет двадцати пяти, спокойно стояла под секирами и мечами людей Троггвасона. Спешившись, она держала руку на гриве своего коня - это обстоятельство указало Олафу, что Колбьерн, скорее всего, не ошибся: лошади в Дании были наперечет, позволить их себе могли только король, его родичи и придворные. Кроме того, на поясе девушки висел посеребрённый охотничий рог — признак знатности рода.

Троггвасон разглядывал гостью: высокая, всего на полголовы ниже него, с тонкой гибкой фигурой, мягкими чертами лица и выразительными серыми глазами. Одеждой ей служило традиционное платье данов — темно-бордового цвета, глухое до пят. Конунг отметил, что длинные ярко-рыжие волосы незнакомки не заплетены — стало быть, не замужем, или вдова. Угадав в Олафе вождя, девушка бесстрашно направилась к нему через толпу викингов, которые поневоле расступились перед ней.

- Кто ты, и что делаешь в этих краях? - спросил Олаф. Девушка улыбнулась и заговорила на данском наречии, обнажив безупречно ровные зубы:

- Мое имя - Тира, я младшая сестра короля Свена, который известен у вас под  именем Вилобородый. А второй вопрос скорее я должна задать тебе, конунг Олаф. Я охочусь со своими людьми во владениях брата. Какие ветра занесли сюда тебя?

- Мы попали в шторм и укрылись в бухте, - ответил Троггвасон. Это была правда, хоть и не вся. - Но я всегда думал, что особе из королевской семьи больше подходит...

- Сидеть во дворце, лить слезы тоски и ждать женихов? - рассмеялась Тира. - В наше время хорошие мужья на дороге не валяются, Олаф! Почему бы самой не отправиться на поиски?

- Однако тебе не так мало лет. Никто не попал в силки? - подколол Троггвасон.

- Меня просватали за храброго Стирбьерна, правившего Свеей еще до нынешних королей. Я в то время была ребенком, так и не увидела его — он погиб в битве много лет назад, - печально сказала Тира, а потом вдруг лукаво глянула на Олафа: - Ты ведь плыл к свейской королеве, конунг? Тогда ты нашел то, что искал!

- Всё-то ты знаешь. Скажи честно: следила за мной?

Тира слегка покраснела.

- Брат знал о твоем посольстве в Свею, Олаф. Он предвидел, что бури могут принести твой корабль к нашим берегам. А мне стало любопытно... Взглянуть на того самого конунга. Дозорные видели, как вы причалили здесь, и я решила навестить тебя. Свену известно, где я, он прибудет сюда через пару дней. Ты позволишь мне остаться и подождать его?

Теперь уже Троггвасон почувствовал, как у него, точно у мальчишки, запылали уши. Тира была действительно хороша собой, Олаф тайком любовался ею: ему очень не хотелось, чтобы это чудесное видение исчезло. Но конунга одолевали сомнения: даны поддерживают мятежного Эйрика, не лучше ли побыстрее убраться из их страны? Правда, «Великий Змей» нуждается в починке, а девушка, кажется, говорит искренне...

- Я подожду твоего брата, Тира. Тебя я стеснять не вправе — располагайся, где хочешь. Можно задать тебе еще один вопрос?

- Да, благодарю тебя!

- Ты говоришь о хороших мужьях, а как насчет хороших жен? На что ты готова ради своего мужчины?

- На что угодно, Олаф, - почти прошептала Тира, опустив глаза.

- Даже если вы из разных стран, разных обычаев, разной... Веры? - последнее слово далось конунгу с заметным трудом, но девушка не промедлила с ответом.

- Данская женщина — правая рука мужа, конунг. Пусть весь мир восстанет против него, она будет стоять рядом и подавать стрелы, - твёрдо сказала она.

***

Прошло два дня. Викинги занимались ремонтом драккара — укрепляли мачту, меняли вёсла и поврежденные части бортов, заново конопатили щели. Олаф руководил работой, благо он знал «Великого Змея» лучше любого из подчинённых. Тира и ее люди, разбив несколько шалашей, разместились в стороне от норвежцев — у ручья, где можно было напоить лошадей. Конунг время от времени замечал фигуру девушки, наблюдавшей за ним. И — удивительное дело! — на лице Олафа в эти моменты появлялась глуповатая, мечтательная улыбка. Потом он, взяв себя в руки, становился более суровым, чем обычно, и нарочито громко отдавал приказы.

На третий день, на восходе солнца, из ущелья донесся раскатистый звук рога. Троггвасон увидел, как Тира вышла из шалаша, сняла с пояса свой серебристый рог и подала в ответ протяжный призывный сигнал. В ущелье замелькали тени, на берегу показались первые ряды воинов короля Свена. Даны шагали сомкнутым строем, надев шлемы, обнажив мечи -  всего Олаф насчитал не более пятидесяти бойцов. Конунг благодарно взглянул на Тиру, его подозрения по поводу девушки отпали окончательно: сестра не сообщила брату, сколько прибыло викингов, иначе Вилобородый привел бы с собой куда больше войск!

Троггвасон быстро построил свою сотню, цепь данов разомкнулась - навстречу конунгу выехал на гнедом жеребце король Свен. Его величество бодро спрыгнул с коня, несмотря на тяжелый пластинчатый доспех, и нарочито неспешной, солидной походкой направился к Олафу. Король немного не дотягивал до Троггвасона ростом, был полнее норвежца, а женственным лицом сильно походил на Тиру, хотя по возрасту их разделяло не меньше десяти лет. Единственное серьёзное отличие заключалось в бороде, свисавшей с подбородка Свена пучками спутанных волос — точно вилы, торчащие из стога.

В знак мирных намерений Свен и Олаф обменялись рукопожатием. Первым делом Вилобородый поинтересовался, сколько дней нужно Троггвасону, чтобы привести корабль в порядок и выйти в море. Олаф понял - ему ненавязчиво предлагают уплыть восвояси.

- Мы не причиним тебе лишних беспокойств, брат мой король, - ответил он Свену. - Признаться, я думал, что лично к тебе у меня вовсе не будет никаких дел. Но одно все-таки появилось три дня назад.

- Что за дело, конунг? - неприязненно спросил король.

- Я хотел бы взять в жены и увезти с собой в Норвегию твою сестру Тиру. Если она согласна.

Свен ошеломленно застыл на месте. Повисло неловкое молчание, его величество вперил грозный взгляд в сестру, стоявшую в нескольких шагах. Тира сначала опустила глаза, потом растерянно посмотрела на Олафа, а не на брата. Троггвасон понял, что она недолюбливает короля и ищет поддержки у нежданного жениха.

- На приданое нацелился, конунг, - процедил сквозь зубы Свен, к которому вернулся дар речи. - А может быть, на корону? Так знай: ты не получишь ни того, ни другого!

Норвежец на эту тираду лишь улыбнулся, губы Тиры в ответ тоже тронула робкая улыбка. Олаф всё понял, он уже знал ответ - с его души словно рухнул тяжелый камень.

- Вот они, данские короли — пекутся не о людях, а о богатстве и власти! - насмешливо сказал он. - Знай же, Свен, что твое главное достояние я получу, услышав от Тиры: «Да». Больше мне ничего не нужно! Тира, ты выйдешь за меня?

И в наступившей тишине прошелестел едва слышно ответ девушки:

- Да...

***

В крещении Тиру назвали Анастасией, хотя она сама, беря пример с мужа, не пользовалась этим именем, предпочитая то, которое ей дали в детстве. Отгремела в Тронхейме свадьба, и во дворце Олафа воцарился покой, горячий нрав конунга, казалось, смягчился. Тира стала ему почти идеальной женой: ласковая, всегда спокойная и рассудительная, она не кичилась своим положением, с народом обходилась приветливо и просто, и слушали ее охотнее, чем самого Троггвасона. В дела правителя Тира старалась не вмешиваться, но иногда могла мягко подать совет — впрочем, если Олаф его отклонял, она не настаивала. Зато в дворцовых покоях она была полновластной хозяйкой, часто помогая прислуге с уборкой или вытесняя с кухни стряпух, чтобы самой приготовить мужу обед. Но даже у котла Тира держалась с достоинством, как подобает представительнице двух знатных домов.
 
Так безмятежно начинался 6507 год от сотворения мира, 999 от Рождества Христова, пока в январе Троггвасон не получил короткую грамоту от Сигрид.

«Здравствуй, пока можешь, конунг Олаф! - писала свейская королева. - Рада сообщить тебе, что твоя мысль об объединении тронов воплотилась в жизнь. Моим законным мужем отныне назван Свен, король Дании. Но не рассчитывай, что семейное счастье заставит меня забыть о твоей перчатке».

Вместо подписи на пергаменте был нарисован морской дракон.

С этого дня Олафом овладела тревога. Конунг не мог объяснить ни Тире, ни себе, что случилось: то ли заговорила в нем уязвленная гордость, то ли пробудилось предчувствие, что его королевство ждут тяжелые времена. В бессонные ночи Троггвасон бродил по дворцу под легким хмелем или сидел за столом перед морскими картами, намечая новый поход, чтобы развеять тягостное чувство.

Повод для экспедиции скоро нашелся. В один из морозных февральских вечеров в покои Троггвасона, словно жирный кот, решивший погреться у очага, пробрался Брюхотряс. Эйнар сделал Олафу знак — необходимо поговорить наедине. Конунг нежно поцеловал Тиру и шепотом попросил ее ненадолго выйти.

- Что-то срочное, Эйнар? - нарочито беззаботно спросил Олаф, зная, что Брюхотряс никогда не приходит сам без серьезного разговора.

- Ничего особенного, я опять о женщинах, - в тон ответил Эйнар, а потом вполголоса добавил: - И к ним снова примешана политика.

- Говори!

- Ты помнишь свою первую жену Гейру, Олаф? Дочь полонского короля?

Троггвасон пожал плечами. Бесконечные битвы и стычки, борьба за трон и веру, новая семейная жизнь давно вытеснили из головы образ рано умершей супруги, с которой он провёл совсем немного времени.

- Почти забыл, Эйнар.

- В Полонии тоже с удовольствием забудут, кому должно достаться наследство ее отца, короля Мешко. Их новый правитель Болеслав совсем не прочь об этом не вспоминать. А между тем, после смерти Гейры и ее отца законный наследник — ты!

- Но полонские венды так далеко, Эйнар, - запротестовал Троггвасон. - В Норвегии по-прежнему неспокойно, этот бешеный Эйрик не уймется, пока не отомстит мне за Хакона, или пока я сам не прикончу его...

- Да, я размышлял об этом. И сделал вывод, что завоеванные земли и богатая добыча помогли бы приглушить недовольство. Заодно будет куда отправлять в походы тех, в ком ты сомневаешься. Только действовать надо быстро.

- Вот не думал, Брюхотряс, что на старости лет ты станешь авантюристом, - усмехнулся Олаф, но советник даже не попытался изобразить улыбку:

- Наше положение в Норвегии хуже, чем ты себе представляешь, конунг. У меня есть сведения, что мятежники ведут переговоры со свейской короной.

Олаф непроизвольно поежился. «Сигрид!»

- Может быть, Эйнар, нам лучше собрать силы в кулак и окончательно разгромить мятеж, пока он не сожрал нас самих?

- Нет, Олаф. Помнишь, я говорил тебе: можно казнить тела, но не души, ты не запретишь людям думать и злоумышлять против тебя. Ты не послушал меня тогда, а жаль. Пожар, который ты разжег, можно лишь усмирить на время. Я предлагаю сделать это самым простым способом — показать народу силу и удаль конунга. Трон можно поручить Тире: люди благоговеют перед ней и скорее пойдут против тебя, чем против нее.

- Давай я сам решу, Брюхотряс, как будет лучше, - раздраженно ответил Олаф — излишне откровенная отповедь Эйнара злила его.

- Я всё сказал. Решение за тобой, - Брюхотряс отвесил лёгкий поклон и удалился. Олаф подошёл к столу, вытащил лист пергамента и наклонился над картой. Полония, земля вендов... Что готовит ему этот путь?

В покоях отворилась дверь — вернулась Тира. Взглянув на карту, она догадалась, о чем муж беседовал с Эйнаром, и лицо её побледнело:

- Ты далеко? Надолго?

- Обычная политика, родная, - ответил Олаф, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно. - Предстоит большой поход.

- Умоляю, отложи его, - тихо сказала Тира. - Я не говорила тебе, прости... У нас с тобой будет сын.