Конунг. Часть 4. Королевство веры

***

Тронхейм. Тихие улочки, застроенные дощатыми и бревенчатыми домами хевдингов. Ясным майским днем 6506 года от сотворения мира, 998 от Рождества Христова конунг Норвегии Олаф Первый шел по своей столице к пустырю, намеченному под постройку главного храма королевства. Троггвасон задумал возвести собор по образу и подобию Софии Киевской, на которую его бывшего сюзерена - великого князя Владимира - в свою очередь, вдохновила Святая София в Константинополе.

Ступая по пыльной деревянной мостовой, Олаф вспоминал всё, что ему довелось пережить за последний год. Трехтысячная армия, собранная на деньги ромеев, успешно высадилась на норвежских берегах и сошлась в битве с воинством убийцы его отца и узурпатора трона — Хакона. Троггвасон лично добрался до ненавистного ярла и зарубил его, после чего бой закончился — других претендентов на престол в тот момент не нашлось. Но один человек успел улизнуть: ярл Эйрик, сын Хакона, скрылся на юге страны и стал подбивать к мятежу тех, кто был недоволен сменой власти. Таких оказалось немало, особенно среди язычников: конунг Олаф, в крещении Василий (правда, он по-прежнему подписывался родовым именем — незачем было запутывать государственные документы), потребовал от подданных принять веру Христа, что далеко не всем пришлось по нраву.

«Ничего страшного. Чем меньше язв на теле, тем оно здоровее. После избавления от Эйрика вся Норвегия станет королевством истинной веры, - размышлял Троггвасон. - Они ещё называют себя настоящими викингами и утверждают, что желают добра и мира своей стране! Какой мир может быть в державе, где язычество сеет семена раздора?»
 
Боевые товарищи, знавшие Троггвасона по пиратской ватаге или по службе у Владимира, сказали бы, что он сильно изменился. По лбу пролегли морщины, в волосах и бороде появилась первая седина, не сильно заметная благодаря тому, что конунг был светловолос. Он стал куда меньше улыбаться — дела правителя требовали жёсткости, серьёзности и терпения. Олафа, с его природной горячностью, это нередко выводило из себя: ему хотелось, чтобы всё стало так, как он задумал, прямо здесь и сейчас. Ведь он — конунг, и его право — устраивать государство, как он пожелает!

Сейчас рядом с Олафом по Тронхейму грузно шествовал его советник Эйнар Брюхотряс, за ними следовали сотник Хаген и русич Дмитрий, плененный в Новгороде. Дмитрий, искупая вину за нанесённую Троггвасону рану, показал себя умелым и бесстрашным бойцом: в битве с Хаконом его отряд, подойдя на убойную дистанцию, расстрелял охрану ярла, а затем схлестнулся в рукопашной с резервом, давая Олафу время разобраться с конкурентом в поединке. Конунг оценил рвение стрелка и приблизил к себе, назначив постоянным телохранителем. А вот соплеменников русича, разбойников во главе с Торопшей, Троггвасон после сражения отпустил на родину: пираты были отважны, но неуправляемы, и  Олаф предпочел избавиться от такого беспокойного люда.

Позади правителя и его соратников, на центральной площади, высился дворец конунга. Троггвасон в своей походной жизни не слишком прикипел к роскоши — он велел соорудить обычный двухэтажный рубленый терем, но не отказал себе в удовольствии украсить его четырьмя причудливыми башенками и узорчатой резьбой, а сбоку пристроил часовню. За третьим перекрестком главной улицы, ведущей от дворца на окраину, когда-то находилось языческое святилище. Его по приказу Олафа сожгли дотла — именно на  этом месте должен был появиться храм.

Троггвасон пересек рыночные ряды Тронхейма, миновал выстроившиеся за рынком кузницы и повернул на перекрестке направо. Впереди послышался шум: на пустыре толпился народ. Конунг сделал знак своим сопровождающим — остановиться.

- Сходи и выясни, что там происходит, - обратился он к Дмитрию. - Только пока — никакой силы.

Русич направился к сборищу. Олаф видел, как он, выполняя приказ, осторожно протискивается через ряды галдящих хевдингов. Ждать его возвращения пришлось недолго.

- Там какой-то странный человек, по виду — колдун или жрец, - доложил Дмитрий конунгу. - Явно язычник. Я видел похожих у нас в Новгороде.

- Что ему нужно?

- Как я понял — грозит проклятием всем, кто осквернит место святилища древних богов.

- Он один? Вооружен?

- Один, без оружия. И смердит от него, как от старого козла, - Дмитрий сплюнул. - Но люди слушают...

- Ясно. Раз так, пойдем, побеседуем с ним.

Конунг и его товарищи прошли сквозь толпу, на сей раз без особых церемоний  - впрочем, желающих встать на пути правителя не нашлось — и столкнулись с невысоким чернобородым мужиком, одетым то ли в звериную шкуру, то ли в обноски старого кожаного платья. На голове у колдуна (мысленно Олаф назвал его так) красовался выбеленный череп волка, в руке язычник держал небрежно обструганный посох из ивы или ольхи. Троггвасон отметил про себя, что обоняние не подвело Дмитрия: колдун, судя по запаху, не мылся по меньшей мере месяца два.

- Кто ты такой, что делаешь в моих владениях? - осведомился Олаф.

- Что тебе в имени моем, отступник? - заявил колдун. - Ты собираешься осквернить чужими богами место поклонения пращуров. Мы этого не допустим!

- Не «мы», а «ты» - говори пока что за себя, - хладнокровно уточнил Троггвасон. - Здесь будет храм во славу Господа нашего Иисуса Христа. Так решил я — конунг Норвегии. Хочешь помешать?

- Великие боги дадут мне силу!

- Уверен? - Олаф положил под плащом руку на рукоять меча. - Может быть, ты способен видеть будущее?

- Я вижу, как сила богов поможет мне!

Конунг, ждавший подобного ответа, молниеносным движением вырвал из ножен клинок и вонзил его в грудь колдуна. Тот от неожиданности не успел уклониться от удара — забился в конвульсиях и повалился на землю. Толпа замерла.

- Прорицатель из тебя никудышный. «Боги дадут мне силу!», - мрачно съязвил Троггвасон. Потом обернулся к собравшимся: - Никому не расходиться. Хаген, позови стражников, пусть перепишут всех, кто слушал его поганые речи. Будут удирать — стреляйте! Завтра разберемся, что с ними делать.

***

В дворцовых покоях Олафа поджидал Эйнар Брюхотряс.

- Что ты задумал, Олаф? - спросил он. В голосе советника слышалась тревога.

Троггвасон ответил не сразу. Он осмотрел свой скромно обставленный терем, точно видел его в первый раз, задержал взгляд на иконе Спасителя в красном углу. Зажег свечу, вставил в подсвечник, перекрестился.
 
- «И во время жатвы сказал жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь...» Разве не так сказано в Писании, Эйнар?

- Это всего лишь притча, конунг, а не прямое указание на то, что делать. Не сходи с ума — это твои подданные, которые живут в твоей столице!

- Полегче, Брюхотряс. Ты не с холопом говоришь.

Эйнар глубоко вздохнул и сменил тон — на спокойный и проникновенный, хорошо знакомый Олафу по переговорам с ромеями.

- Выслушай меня, конунг. Вера Христа, которую мы распространяем в Норвегии — прежде всего прощение и милосердие. Я найду тебе тысячу цитат из Евангелия против твоей одной. Но дело даже не в Священном Писании: чем провинились перед тобой эти люди? Человек слаб, но он свободен, пусть в своих заблуждениях. Вспомни: веру в древних богов исповедовали твой отец, твои погибшие браться, да и ты сам, пока не прикоснулся к христианской мудрости.

- Эти люди мешают мне, - упрямо вскинулся Олаф. - Что я могу сделать, как переубедить, если они сами не понимают великой цели, стоящей перед нами?

- Только не насилием, Олаф. Посеешь зло во имя благих намерений — поверь, оно вернется к тебе стократ. Ты можешь казнить тела, но не души, и ты не запретишь людям мыслить так, как они пожелают. Бессмысленной жестокостью ты добьешься одного — ответной ненависти к тебе и ко всему, что ты почитаешь!

- Тогда вся ненависть будет выжжена под корень. Посмотрим, кто после этого посмеет бросить мне вызов!

Эйнар лишь покачал седеющей головой:

- И с кем ты останешься, конунг? Как будешь ловить ветер людских мыслей, гуляющий в поле, чем возместишь боль и слезы от потери родных, близких, друзей? Христос велик, но его величие в том, что он нашел путь к сердцам через любовь, терпение и понимание. Ты же хочешь действовать огнем и мечом... Это большое искушение, Олаф — поставить себя на место Бога, возомнить, что одним взмахом руки ты можешь сжечь старый мир и создать новый. Подумай об этом, конунг, не поддавайся искушению!

- Мне надоело ждать, Брюхотряс, - в голосе Олафа явственно мелькнуло раздражение. - Надоело слушать нытье о добре и зле, о том, что мы должны делать, а что не должны. Господь одарил нас своей милостью, он вручил нам эту державу, чтобы мы принесли сюда Его заповеди и Его мудрость. Ты говоришь — каждый свободен в выборе, а значит, в средствах достижения цели. Тогда я выбираю, - Троггвасон схватил горящую свечу, швырнул в занавесь у окна, - вот это!

В покоях запахло палёным. Эйнар поднялся, взял со стола кувшин с водой и потушил занявшуюся ткань.

- Твоё право, конунг. Но запомни мои слова: не рассчитывай погасить пожар, который ты устроишь, так же легко — водой из кувшина.

Брюхотряс поклонился и вышел. Олаф присел на лавку, задумался на минуту... Потом решительно встал и подошел к окну:

- Ульви! Бранд! Хаген! Все трое — немедленно ко мне. Не забудьте захватить списки тех, кого обольстил колдун.

***

Около сорока хевдингов выстроились на пустыре на месте будущего храма. Олаф, проходя мимо рядов, наблюдал за лицами людей, клюнувших на мерзкие посулы жреца. Не меньше половины — женщины, дети, подростки... Кольцо вокруг толпы замыкала стража с факелами и мечами на изготовку, за стражниками стояли воины гарнизона. Жители Тронхейма опускали глаза под взглядом конунга, но кто-то, не таясь, глядел с мольбой, а кто-то — с надеждой.

Троггвасон отошел чуть назад, чтобы его видели все. Поднял руку, призывая к вниманию. На пустыре воцарилась напряженная тишина.

- Господь наш, за которого мы бились, веру которого утвердили на наших землях, однажды сказал: «Не мир я пришел принести, но меч». Я обращаюсь к вам, отступникам и изменникам: помните ли вы, как ваши братья, мужья, сыновья проливали кровь за то, чтобы языческой скверны больше не было среди нас? Зачем вы заставили меня, конунга Норвегии, снова поднимать карающий меч вместо того, чтобы мирно вести свой народ к  счастью и благоденствию?

Толпа продолжала молчать. В задних рядах слышались детские всхлипы.

- Вам нечего ответить, а я не собираюсь выслушивать просьбы о пощаде. Великий грех должен быть наказан и выжжен с корнем. Тронхейм навсегда очистится от скверны. Да будет так!

Олаф сделал условный знак своим людям. Кольцо стражников, окружавшее мирных жителей, сомкнулось плотнее, обнажив мечи, из задних рядов начали подносить хворост и дополнительные факелы. Только теперь толпа загудела, разразилась воплями горести и отчаяния: хевдинги поняли, что с ними собираются сделать. Несколько пожилых мужчин бросились на охрану — и упали, пораженные мечами. Остальные обреченно пятились под наставленным в лицо оружием, падали, снова поднимались и отступали — тех, кто не успевал встать, добивали на месте, не разбирая возраста. Под ноги приговоренных к казни полетели вязанки хвороста, ветки, тюки соломы, самые ретивые из стражников уже подносили к ним факелы.

- Поджигайте! - скомандовал Олаф.

Огромный костер вспыхнул на пустыре, разрастаясь все шире под нечеловеческие вопли заживо горящих тронхеймцев, но вдруг...

- Эйрик! - послышалось из глубины толпы хевдингов. И десятки голосов дружно подхватили клич: - Эйрик! Эйрик!

Олаф усмехнулся, но злая улыбка тут же пропала с его лица: в дальнем конце улицы возникла огромная коренастая фигура. Незнакомец был заметно выше Олафа и шире его в плечах — притом, что конунг никогда не считался хлипким или низкорослым. Искаженное яростью грубое лицо обрамляла густая борода странного, пепельно-серого цвета, на плече лежал топор, шлем украшал череп волка — такой же, какой был у зарубленного Троггвасоном колдуна.

- Кто звал меня, Эйрика Хаконссона? - прозвучал громкий голос, хриплый и раскатистый. И сразу же за спиной пришельца выросли ряды воинов.

- Измена! Измена! - завопил Олаф. - Отступники привели врагов в Тронхейм! Стража, плотнее сомкнуть кольцо, убивать всех, кто попробует вырваться! Войско, за мной! Трубить тревогу, все сотни — на помощь!

Несколько десятков викингов Тронхейма бросились к Олафу, спешно выстраиваясь в боевой порядок. С противоположного конца улицы в бойцов конунга полетели стрелы, но Троггвасон, не обращая на них внимания, быстрым маршем повел свой отряд на мятежников. И пока шла долгая, беспощадная рубка, сзади догорал костер с казненными хевдингами — никто из них не ушел живым.

***

В тронном зале Олафа тускло горели свечи. Ульви, Бранд и Хаген стояли перед правителем, тот, хмурясь, несколько раз прошел взад-вперед перед ними. Потом поднял глаза, пристально посмотрел на всех троих.

Предательство! Что может быть хуже удара в спину от того, кто дрался рядом с тобой, ел из одного котла, разделял тяготы плена и походной жизни? Явный враг — он враг и есть, с него спрос невелик. Но нет никого страшнее врага, который маскируется под друга и соратника.

- Во вчерашней стычке легла почти половина гарнизона Тронхейма, - медленно начал Олаф. - Я хочу знать, по чьей вине это произошло, и кто заплатит за гибель наших воинов. Обо всех деталях знали только я и вы трое. Эйрик не успел бы к столице, если бы его не предупредили заранее, и не ускользнул бы от нас снова, если бы ему не подсказали дорогу. Предатель — один из вас. Кто?

Троггвасон еще раз пробежал взглядом по лицам сотников. На губах Ульви играла обычная усмешка. Бранд угрюмо, но прямо глядел на конунга исподлобья. Хаген, самый высокий из троих, склонив вихрастую голову, уткнулся глазами в пол, старательно делая вид, что не понимает, о чем речь.

- Я все равно узнаю. Говорите сейчас. Хочу понять, чем я это заслужил.
 
Троица продолжала молчать. Олаф отвернулся, сделал пару шагов к трону...

- Ты стал другим, конунг, - прозвучал за его спиной молодой голос. Хаген! Троггвасон кинулся к нему, схватил за грудки.

- Ты! Ты спас мне жизнь, чтобы сговориться с моими врагами!

- Ты не понимаешь, конунг, - сотник говорил тихо, но твердо. - Пока мы бились с настоящим врагом, я никогда не сделал бы ничего подобного. Но ты пошел против своих! - Хаген поднял голову. - Среди казненных были родичи моей матери!
 
- Ты должен сам задать себе вопрос, почему их соблазнила ложь язычника! Это ты виноват в их гибели!

- Нет, конунг Олаф. Они оставались верными тебе и нашей вере. Просто стало любопытно, кого слушают люди. Но даже если не так — это не дает тебе права жечь без разбора тех, кто не сделал тебе ничего дурного!

- Ты, изменник, еще меня и обвиняешь! - взвился Троггвасон. - Хватит! Мы отправим тебя следом за родней. Взять его!

Ульви и Бранд не тронулись с места. Хаген внезапно извернулся, словно дикая кошка, стряхнул с себя руки Олафа и бросился прочь.
 
- Ульви, Бранд! Какого черта вы стоите, за ним!

Конунгу показалось, что его старые товарищи перемигнулись между собой. Потом оба рванули за беглецом. Терем наполнился шумом и топотом ног, затем погоня переместилась на улицу. Вскоре запыхавшиеся сотники вернулись.

- Он... Фух... Ушел, командир, - насмешливо и немного вызывающе доложил Ульви. - Взял в конюшне одного из лучших жеребцов и был таков. Запереть ворота мы не успели.
 
Олаф скрипнул зубами от злости, однако на сей раз сдержал себя. Конечно, Хагену дали сбежать. Но разбираться с этими двумя - не хватало еще остаться совсем без опытных военачальников!

- Отправьте конную стражу. Проследите, куда побежал. Пойдем следом - узнаем, где еще прячется измена!

***

Третью неделю тысячный отряд Олафа Троггвасона шел по норвежским землям, выслеживая Хагена. Наскоро укрепив столицу, оставив при ней регентом Брюхотряса, а командиром гарнизона — Дмитрия, конунг собрал лучших воинов в Тронхейме и окрестностях и вышел на охоту: он рассчитывал, что предатель приведет его прямо в логово ярла Эйрика Хаконссона. Олаф догадывался, что коня бывший сотник не бросит — без него Хагена сразу настигнут. Отпечатки подков с вензелем конунга безошибочно указывали путь.

Олаф стал еще угрюмее прежнего - он не признался бы ни Богу, ни черту, что его терзает совесть из-за казни десятков мирных жителей. Убийство беззащитных сограждан оказалось куда более мерзким делом, чем схватка с вооруженными врагами. Помня о том, что случилось в столице, Троггвасон на время похода сменил тактику: он настрого запретил викингам трогать местных поселенцев, если те первыми не возьмутся за мечи и топоры. Но все деревни, села, городки, куда вел след беглеца Хагена, нещадно грабились и выжигались. Юношам и взрослым мужчинам давали выбор: отстраиваться заново или идти к конунгу на службу. Во втором случае их отправляли в Тронхейм — на обучение и под присмотр Эйнара. Женщины кидались правителю в ноги с мольбой оставить им  что-то на жизнь, но сердце Олафа оставалось глухим к этим просьбам.

«Скажите спасибо, что сами живы. Не много ли хотите — продолжать у меня за спиной кормить и снабжать мятежников», - думал он.

Хаген, судя по направлению, улепетывал на юг — к берегу пролива Скагеррак, откуда открывался морской путь в Данию. К середине лета отряд Троггвасона вошел в провинцию Агдир - последнюю перед побережьем. Здесь конунг велел усилить разведку: он чувствовал, что Эйрик затаился где-то поблизости.

Чутье не подвело его. Во время короткой передышки в поселке Сонгдален к правителю зашел поговорить с глазу на глаз сотник Бранд, под чьим началом, как обычно, находились самые опытные лазутчики.

- Мои ребята кое-что обнаружили, Олаф. Похоже на следы большого военного лагеря. Укрыт в глухом лесу в трех верстах от Сонгдалена, - отчеканил давний соратник.

- Сколько там людей, Бранд?

- От тысячи до полутора. Со слов местных, они поддерживают через пролив связь с данами — закупают оружие, доспехи и еду. И еще... Селяне привели нам коня из твоей конюшни. Говорят, какой-то чужак оставил пастись в полях.

- Значит, Хаген нашел того, кого искал. Это лагерь Эйрика! Бранд, мне нужен примерный план леса.

- Он будет у тебя к вечеру.

- Прекрасно. Ночью мы покончим с ними.

***

Войско Олафа снялось с места в полночь, разбившись на сотни, чтобы атаковать лагерь мятежников с разных направлений. Конунг планировал охватить врагов полукругом: если кто-то сможет отступить, то только к побережью, где воины Троггвасона прижмут оставшихся противников к проливу и добьют их.

Викинги, обмотав тряпками тяжелую обувь, чтобы ступать как можно тише, пробирались по лесу. Опавшая листва невольно помогала им, скрадывая шаги. Олаф, который шел с главной сотней в центре расположения, услышал, как за его спиной заухала сова. Со стороны лагеря мятежников донеслось ответное уханье.

«Вот дьявольские твари. Перестрелять бы их — сорвут атаку», - подумал Троггвасон, раздвигая лапы елей, преградившие путь.

Впереди за деревьями показались отблески костров, они становились все ярче, и Олаф шепотом приказал замедлиться. Он уже видел в полумраке очертания большой поляны со множеством шалашей. Людей заметно не было.

«Спят? Это хорошо. Но почему они не выставили охрану в лесу? В любом случае, тем лучше — покончим со всеми разом».

Троггвасон скомандовал остановку и осторожно пробрался по рядам, перестраивая викингов в пешую линию, насколько это возможно в таких условиях. Справа и слева вот-вот должны были подойти остальные сотни. Олаф напряженно ждал условленных сигналов.

Наконец в небо взвилась одна подожженная стрела, вторая, третья...

- Вперед, за мной! - выкрикнул конунг и, выхватив меч, первым бросился к лагерю.

Поляна наполнилась боевыми кличами, бряцаньем оружия, топотом сотен ног. Но внезапно   на правом крыле, где вражеские шалаши стояли совсем близко к лесу, воинственные вопли сменились дружным выдохом негодования и разочарования.

- Конунг, здесь пусто! - раздался знакомый голос сотника Бранда.

Олаф, еще не веря в очередную неудачу, кинулся к ближайшему шалашу, ворвался внутрь — никого! Лагерь, судя по всему, оставили недавно, но все оружие было аккуратно собрано и унесено с собой — у костров валялись только обломки древков да затупившиеся мечи, которые люди Эйрика не успели перековать.

- Наступаем к проливу! Они не могли уйти далеко! - заорал Троггвасон. К нему подскочил сотник Ульви:

- Поторопись, командир. На юг ведут несколько свежих тропинок. Думаю, наших улетевших птичек ждет новое гнездышко.

У Троггвасона перехватило дыхание. Эйрик знал, что его выслеживают, он наверняка позаботился о кораблях, чтобы перебраться на данский берег! Но кто мог предостеречь о нападении именно этой ночью? Внезапно Олафа осенило: крик совы! Конунг закусил губу, чтобы не завопить от бессильной ярости из-за этой запоздалой догадки.

- За ними! Что бы ни было, попробуем их настичь!

Тысяча викингов бегом ринулась по тропам, где совсем недавно прошло войско мятежников — следы четко виднелись в лесу даже ночью. Олаф приказал зажечь факелы: дальше скрываться не было смысла. Сам конунг мчался впереди всех, почти не разбирая дороги, в голове стучало одно: «Успеть! Успеть! Успеть!»

Но вот лес закончился, мелькнула темно-синяя полоса воды - первые ряды воинства Троггвасона выскочили на берег Скагеррака. Пролив встретил викингов безмятежной тишью, Олаф, задыхаясь от неистового бега, бросился к воде. Следы бойцов Эйрика заканчивались на песчаном побережье. Глаз Троггвасона, опытного морехода, различил отпечатки корабельных трапов. Конунг скинул шлем, подставил лицо морскому ветру.

«Опоздали. И предупредил опять кто-то из наших. Господи, почему мое королевство веры никак не обретет покоя?»