Малютка Элли

         Однажды ко мне на сайт заглянула малютка Элли. Таким был её «ник».
         Конечно, посмотрел назад. Мне нравится, если в анкете много фотографий, а у неё их было много, целая галерея. Один альбом она посвятила себе, красивой, — другой был с рисунками её работ. Сюжеты почти что все любовные и средством их отображения был выбран карандаш. Не шедевры, но вполне милые картинки. Я принял позу мыслителя, представив себя психологом и задался вопросом. Если девушка рисует чувственность, то почему? Что может это значить? Ответов появилось два. Или её ей не хватает, или малютка соткана из секса. Как позже оказалось, моя догадка объединяла одно с другим.
         Полненькая, с тонкими очками на красивом носике, длиными, вьющимися волосами ниже плеч, где-то распущенными, где то собранными в пучок. Через одежду угадывались формы достойные наград. Как минимум два ордена за женственность на грудь, и множество медалей на руки, декольте и шею. Глаза, с шельминкой в глубине, умопомрачительные губы. Я понял, что хочу узнать их вкус.
         Написал, конечно. Сделал комплимент её рукам, создавшим картины, которым суждено остаться в вечности. Я мог бы написать и больше, из меня таки бил фонтан словоугодия, но опасался переусердствовать и отпугнуть. Дня через два она ответила. Поблагодарила, написав, что принимает комплимент, который так и пахнет липкой лестью. Спросила, рисую ли я, и что увидел в её рисунках?
         Когда девушка отвечает и даже задаёт вопрос, это уже хороший знак. Значит, в  ней проклюнулся росточек интереса. Удивило, что писала без ошибок, а это бывает довольно редко. Сообщение за сообщением, развилась быстро переписка. На время сама муза поселилась за моей спиной, вдохновляя на витиеватось слов и на разгул фантазии. Мне Элли нравилась все больше.
         В письмах заискрился флирт. Малютка могла сказать ажурно, с намёком, но не в лоб. Я старался не отстать в нахождении намёков, где не было бы слов «хочу тебя». Элли была достойным игроком, и не хотела сдавать позиций. Мы играли, соревнуясь в умении слагать слова, но рано или поздно все игры имеют завершение. Один проигрывает, а бывает, выигрывают двое. Меня начала напрягать ситуация, когда нет ясности, и время утекало зря. В один из вечеров я написал ей необычное письмо. Опять с намёком. Это был её и мой последний шанс. Иносказательно я ставил шах, а что последует за ним, — мат, пат, или сдача, — я не знал, конечно.


         Вот это письмо:

         Сегодня ночью я видел много снов. В одном из них, давно, а может быть, недавно, я был капитаном большого корабля, с высокими мачтами белых парусов, надутых ветром, несущих меня за горизонт, в поисках заветной гавани, где живут Глубокий Вздох и Нежность.
         Однажды, в одной из многих стран, Капитан сделал остановку. Прогуливаясь по городу, он увидел на одной из улиц, на стене дома, украшенной свисающими из окон цветами, множество картин молодой художницы. Выставленные на продажу, картины замысловатым языком линий и штрихов рассказали ему об этой далёкой, необычной гавани Нежности. Сама художница стояла здесь же, улыбаясь прохожим милой улыбкой. Много солнечных лучей отражалось в стеклах её очков и таинственно искрящихся глазах. Плавность движений женственного тела говорила о её доброте, а мягкий, твёрдый взгляд давал намёк на глубокое осознание собственного достоинства.
         Капитан остановился, ошеломлённый впечатлением. Картины излучали чувство, а художница — чувственность, и ему захотелось прикоснуться к этому чуду. Он купил все картины, не торгуясь, развесив их сразу же по стенам своего сердца и надеясь украсить ими каюты корабля. Целуя руку художнице в знак восхищения, он попросил её принести самую любимую картину, оставленную дома. Художница рассмеялась, так звонко, как будто кто-то рассыпал серебряные колокольчики на дороге, и кокетливо пообещала прийти завтра.
         На другой день её не было на месте, но была записка: «Встретимся в гавани Нежности». Капитану ничего не оставалось делать, как поднять паруса и продолжить свой путь. Теперь у него была цель. Путевой звездой ему была милая улыбка художницы, а где-то впереди лежала бухта Страсти. Он сейчас в море, переживая дни, полные острого накала, когда ветер надувает паруса солнцем и фантазией, несущими его вперед, к неизведанному, щемящему сердце новой тайной и счастьем возможного единения с ней. Капитан стоит на своём мостике, смотря вдаль, приветствуя небо и ветер, и на мачте его развеваются флаги, на которых написано — Мечта и Надежда.

         Её ответное сообщение было коротким: «Буду тебя ждать в эту субботу». Допиской был адрес, подсказка, где запарковаться, и время. «Сон» оказался «в руку». Вот так мы выиграли оба.
         С тех пор я иногда употребляю этот способ, придуманный внезапно, так и назвав его — способ сна. Рассказывая как будто сон, можно вложить в слова всё что угодно. В разумной форме, разумеется, и по возможности тактично. Вложить в него все намёки одновременно, но как бы исподволь. Если реакция на «сон» окажется благоприятной, всё хорошо. Если нет, если ответ будет резким, негативным, всегда можно сказать: «Ах, понимаешь ли, это был всего лишь сон. Чего только не приснится ночью. Или тебе самой не снятся небылицы и кошмары?»

         Суббота наступила, слава Богу, быстро, согласно непреложности полёта времени и действию календаря. Было придирчиво проверено на теле всё. Перед любым свиданием я это делаю. Нельзя предстать перед глазами женщины небритым. Лицо, подмышки должны быть чистыми и гладкими. С интимной областью то же самое, или как минимум, коротенькая «стрижка». Нельзя быть с неподрезанными ногтями на руках и на ногах. С волосами из носа и ушей. С немытой головой. Сопливым, гундящим от болезни голосом. Забыв почистить зубы. Пахнущим чесноком или алкоголем, или вообще, пахнущим нечистым телом. В моём случае надо ещё и усики подрезать так, чтобы они лежали ровной стрелкой, и не кололись.
         Так же с одеждой. Опрятность, чистота. Одеть можно не парадное, приехать не в смокинге, при бабочке, а в джинсах и футболке, но не мятых. Духи наносятся чрезвычайно осторожно, и те, которые подходят. То есть, когда слышал от многих, что духи, как говорится, идут. Я насчёт этого щепетильный, и если женщина переборщит с духами, то начинаю думать, как бы затащить её сначала в ванную комнату, отмыть от удушающего запаха духов. В целом для меня лучше, если она будет просто из душа, пахнущая хорошим мылом или шампунем. Если духи — то буквально намёк от них, нюанс; один пшик где-нибудь подальше, на бёдра или на лопатки. После того, как я открыл для себя действие одного конкретного шампуня, то почти всегда довольствуюсь только этим, для усиления эффекта, так сказать. Разумеется, духи есть тоже, и тоже применяю, по обстоятельствам.

         Купив цветы, но не букет, а три шикарных бордовых розы, бутылочку хорошего красного вина, конфеты, баночку икры, рассчитав время на путь, с запасом в полчаса на всякий случай, я тронулся на встречу с Элли. Заторов на автобане не было, ехал не быстро, с разумной скоростью в стотридцать, представляя встречу.
         Очень часто нафантазированное разбивается об реальность, как корабль о рифы. Впечатление от фотографий — это одно, а первые мгновения реальной встречи таят в себе опасность не понравиться, чисто на интуитивном уровне физиологии. Говорят же, первые секунды свидания, или минута, решают всё, и романтическая переписка до встречи ничем уж не поможет.
         Подъехав к большой парковке для гостей через дорогу от её дома, выключил мотор. Посидел немного, подгоняя время к точке встречи, отдавая дань пунктуальности, которая никем давно уже не соблюдается. Часы переключились на семнадцать. Вышел, прихватив пакет и розы. Номер дома был виден издалека. Тут я заметил — возле подъезда стоит она, малютка Элли. Случайно ли, или специально ожидая, она стояла прислонившись к стенке и смотрела в мою сторону. Я её узнал. Совсем такая же, как и на фото, правда, на снимках не было видно её размеров, лишь сухие данные роста и веса. Ничего меня не испугало, наоборот; её высокий рост и широта роскошных форм ударили под дых, перехватив дыхание. Я замахал руками издалека, подпрыгнул, показывая радость. Она смеялась, ожидая, когда приближусь.
         — Привет.
         — Привет.
         — Вот ты какая.
         — Какая?
         — Шикарная малютка, укравшая мой сон. Я привёз себя и розы. Надеюсь тебе понравиться не только в переписке, но и в болтовне на кухне.
         — Ну что же, давай зайдем, поговорим — сказала Элли.

         Идя за ней по коридору до квартиры, я наслаждался видами на спину Элли, её качающиеся бедра, на талию, которая была заметна несмотря на полноту. Волосы, собранные в хвост, открывали белую, высокую шею. Ног не было видно, их скрывал широкий трикотаж спортивных брюк. Шла танцующе легко. Зайдя в квартиру, я походил по залу, оглядывая предметы, восклицая «как красиво». Везде висели фотографии детей — у Элли их было двое, детсадовского возраста. Тоже восхитился, детки и вправду были очень симпатичны.
         Элли была на кухне, производя обычный шум. Позванивало стекло бокалов, тарелки стукались об стол, примешивались другие звуки. Вошёл на кухню, присел на стул, что-то спросил. Она ответила, не отрываясь от суеты. Присела перед духовкой, достала булочки, дымящиеся ароматом сдобы. Я говорил ей простые комплименты: «Ах, рукодельница, хозяюшка, умница».
         — Эй, Гоша, прикрой фонтанчик, я вижу тебя насквозь. Если будешь молчать, ты этим мне не разонравишься. Открой бутылку, вот открывашка.
         Выпили за знакомство. Вино ей понравилось. Я покупаю особый сорт французского «Мedoc», для особых случаев. Оно недёшево, и очень подходяще для первого свидания. После двух-трёх бокалов у женщин исчезает скованность, если она была, и взгляд всё чаще опускается на линию моих губ. Мы весело болтали. Я похваливал её булочки, мы трогали друг друга, касались рук, и ног, под столом, как бы случайно. Воздух вокруг нас сгустился, кровь била в виски: неотрывными взглядами мы были уже внутри друг друга, и скоро стало ясно — кухню надо покидать.
         — Иди на диван — сказала Элли — я сейчас.
         Упорхнула в туалет. Я забрался на широченный диван с ногами, поперёк, накидав подушек к спинке и обозначив её место, которое было выгодно мне. Через несколько минут она вернулась, устроилась мне под руку, а уже через пять секунд мы целовались. Белый парусник опускал якорь на рейде бухты Страсти.

         Уехал я от Элли в понедельник, после обеда. Был выходной по поводу какого-то религиозного праздника, каких в Германии немало. Уезжал без сил, с пустым резервуаром.
         На следующий день после приезда к Элли, машинка по выработке гормонов засигналила. Сначала жёлтыми огнями, предупреждая о перегрузках, потом заполыхали красные огни, а напоследок она взвыла пронзительной сиреной. Я был слеп и глух. Малютка убегала два раза проведать детей, отвезённых маме. Я спал пару часов, пока её не было. Потом мы кушали, сидя напротив и сплетясь ногами под столом. Лежали вместе на кровати, воркуя. Сидели на диване, прижавшись. Сколько раз мы с Элли полюбились, я не помню. Мне кажется, мы только это и делали. После акта, через час, полтора, она меня трогала, я снова заводился. Несмотря на комплекцию, Элли была очень гибкой, и могла немыслимо прогнуться, или раздвинуть ноги на шпагат. Покачивала бедрами не менее искуссно чем Шакира.
         О! Какая у неё была попа, когда она стояла на коленях! Восторг зашкаливал, грозя инфарктом миокарда. Когда она сидела наездницей на мне, я восторгался её грудью! Мне было мало двух рук, двух губ и языка. Я как Шива, должен был их иметь штук десять. Везде держать, везде ласкать, покусывать, посасывать и целовать. И без того красивое лицо Элли цвело в интимности букетом полевых цветов, а губы были красными, как пурпур вечернего заката. Ах, как эти губы целовали! У Элли не было табу. Ни в чём. Всё было естесственно, как будто так и надо, без тени на стеснение и без намёка на разврат. Уезжая от малютки полудохлым, уже мечтал о новой встрече. И они были. С такой же страстью, с таким накалом, как в первый раз.
         Ну вот, разбередил себя воспоминанием. Пойду-ка позвоню моей малютке.