Пасха 1943

 
  В этом году исполняется три четверти века со времени самого кровопролитного сражения между светом и тьмой, между немецким фашистским нацизмом и интернационализмом, во главе которого стоял Советский Союз. Основной удар многомиллионного гитлеровского вермахта принял на себя СССР. В год 75 – летия ветеранов, участников боев на фронтах Великой Отечественной остались единицы. Память о Великой Отечественной войне еще осталась  в детях войны. Мы были такие разные по возрасту, по образу жизни и даже по мышлению. Богом было суждено дать мне память о войне с двух лет. Этот период у меня запечатлелся ни как единая лента событий, запечатлелся фрагментально, всплывающими кадрами, но это отдельная тема для разговора.
Мне в памяти запечатлелся праздник Пасхи 1943 года. Пасха 1942 – го вовсе не помнится, хотя другие события, связанные с войной помню. Так случилось, по болезни сердца, отца комиссовали из армии, но он остался работать на железной дороге, которая с начала войны были военизирована. Наш эшелон, который двигался на восток, был блокирован. Были разрушены участки дороги на подходе к Кричеву и на выходе из Коммунар, поэтому весь период оккупации, мы жили в деревне Низки, в пяти километрах от станции Коммунары.
Уже с конца 1941  года гитлеровские солдаты во всю занимались мародерством.                В основном  грабили продовольствие, жрать то хотелось. Начиная от ржи и заканчивая картошкой, не говоря о яйцах, мясе, курах, молоке, да и вообще любой живности. Весна 1943, конец апреля.  Все продукты питания  закопаны глубоко в землю, их потребление строго дозировалось, дабы растянуть на большее время. Невесть откуда, отец принес несколько килограммов ржи. Мама из сарая принесла куриные яйца. Дед Остап в деревянном бидончике принес просоленные по кусочку мяса и сала. Окна в доме плотно завешены. В углу мерцает «коптилка» - керосиновая настольная лампа без стекла. Света от этой лампы менее чем от обычной свечи. Предпраздничные хлопоты. Отец колет дрова.
У соседей своя курная баня. Баню топят совместно. Мама хлопочет у печи. К заказу солнца в печи ярко горит огонь. Братишке Петру 3 годика. Мы просим маму, чтобы она испекла нам птичек. Отец мелет на самодельных жерновах рожь.  Мука промалывается три раза, чтобы получилась сеянка. Закваска для праздничного кулича была заготовлена с утра в деревянной дежке. Мама чистит картофель. Отец приносит квашеную капусту. Серая - для щей, белая - для салата. В маленьком пузырьке золотистое подсолнечное масло, его грамм 100.  В большой глиняной миске моченые яблоки. Вокруг пламени стоят глиняные горшки и чугунки. Щи будут с мясом, мы ощущает еще запах. Но для нас главное – это крашеные яйца и испеченные ржаные жаворонки. В чугунке запаривается луковая шелуха, туда мама бросает десяток куриных яиц. С утра в доме все убрано, пол вымыт до блеска. Все торжественно в ожидании праздника.  Поздним вечером  мужчины идут в баню, нас малышей, так же берут с собой. Идем огородами. Все боятся полицейского патруля. На что старик, дед Маскаль, делает замечание: «Да што вы, няужо палiцаi зусiм зверы. У iх жа дамы есць i яны ж хрышчоныя нябось». На что мой дед отвечает: «Усе яны хрыштапрадауцы, сумесна са сваiм старастай». Моечная и парная в одном помещении.  Когда взрослые парились, мы выходили в предбанник.
По возвращению из бани все холодные блюда уже стояли на столе, горячие томились в печи. Еда была накрыта белоснежными полотенцами. Мама с соседками ближе к полуночи уходили в баню. Мы засыпали с братом на теплой печи. Примерно в половину шестого утра пришла тетя Василиса, младшая сестра мамы. Она была на всенощной, в церкви в Костюковичах. Принесла три освещенных красных яйца, краюшку кулича и в маленькой бутылочке грамм 100 церковного «Кагора». Часов в девять утра садимся за праздничный стол, который уставлен настоящими яствами. Мама достает из печи горячие обжигающие щи, в которых плавают прожилки мяса, тушеную картошку с салом и луком, приносит оладьи политые сметаной. Рядом стоит салат их белой капусты с яблоками и клюквой. Салат издает аппетитный запах подсолнуха. На огромной сковороде яичница – омлет, так же с крошечными  кусочками сала. Стоит кувшин с кипяченым молоком. В центре ржаной кулич. Все походило на сказку. Помолившись, целовали друг друга со словами: «Христос Воскресе». В ответ раздавалось: «Воистину Воскресе». В большую деревянную поварешку отец наливал каждому взрослому по несколько капель «Кагора».  Нам в обычной деревянной ложке так же доставалось лизнуть. Приступаем к еде. Для нас, привыкшим к постным щам, хлебу с картофелем, картофельным лепешкам, - это казалось невообразимыми счастьем. Непроизвольно мы славили Бога за поданную благодать. Видимо, изголодавшимися были не только мы дети, но и взрослые, потому что полчаса стол полностью очищался от еды.
 После трапезы мы с тетей Василисой шли в деревне Пушково, где жили мои двоюродные братья, дедушка и бабушка по маме. Там нам радостно встречала бабушка, одаривала крашеными яйцами, кусочком кулича, а так же маленьким жаворонком из теста. За дорогу мы немного проголодались и снова садились за стол. Пусть более скромный, потому что все «богатство» съедалось утром. Но так было приятно и радостно. Бабушка Агафья читала нам святые сказки, какие сказочные чудеса происходили в этом пасхальный день. Нам было жаль за то, что распяли невиновного Христа, убивали его учеников. Уже ближе к вечеру тетя Василиса отводила нас домой. Вечером мы играли на улицу с соседскими девчонками и мальчишками, соревновались чье яйцо крепче, тому приходилось отдавать свое. По улице проходили с белыми повязками на рукавах полицейские. На плече у одного из них была винтовка. Они бесцеремонно подходили к кому – нибудь из нас, забирали у нас яйца. Тут же очищали и толкали себе в рот. Солнце садилось за зубчатую кромку леса. День такой радостный, сытный и веселый уходил в закат. На завтра нас ждали оккупационные будни, полуголодные обеды, порой без ужина. Но до освобождения оставалось еще 6 месяцев