Ремейк. Глава 16. В студии

Пьянка только начала разгораться, гвардия Инкермана обсуждает планы, перебивая друг друга:
— Да вы не догоняете! Прямой эфир понадобится, когда хотя  бы квартир 20 подключим!
— Коля, ты не прав! — техники продолжают упорствовать, — технические условия создать надо? — Надо! Якову Соломонычу пробовать надо? — Надо!
Дверь в студию открылась и на пороге возникает Чайка. Длинная черная, узкая юбка и черная кофточка,  делают её еще стройнее. Белая горностаевая пелерина с  черными кисточками хвостиков придает королевское величие природной красоте. Маленькая круглая плетёная шапочка из бисера, с висюльками, делает её похожей на «раннюю» Риту Хейворт. Расшитые бисером сапожки из пятнистой нерпы и амулеты из когтей медведя, костяных бусин и мелких раковин придают колдовских чар. Мужики потеряли дар речи.

— Богиня… — вырвалось у Инкермана.
— Вы к кому? — произнес один из ошалелых техников.
— Не парься, не к тебе, — довольно грубо прозвучал ответ из уст «богини».
— Знакомьтесь, это Чайка, — спохватился Инкерман.
— Да мы тут, вроде как, все знакомы, — поясняет техник.
— Ну, да… — промычал Инкерман, — располагайся, — уступает Чайке свой стул.
— Мы наверно пойдем, — выразил общее мнение Николай, — ты и без нас тут справишься.
— Да, ребята. Я останусь, а завтра в 8 нужно продолжать, коль дело пошло.
— В 8 здесь, до завтра.
 
Мужики попрощались с Инкерманом и уходят. Инкерман запер дверь, и посмотрел на Чайку — она снимает пелерину и вешает на спинку стула:
— Свет притушить нельзя?
— Можно, конечно.
Инкерман включает красные и желтые лампы, подсвечивающие стены и красную лампу над столом.
— Другое дело, — отметила Чайка, — поставь музыку какую-нибудь, танцевать будем и веселиться.
— А какую ты любишь?
— Boney-M “Sunny” есть?

— Да, конечно, — Инкерман порылся в кассетах и ставит нужную.
Чайка двигается под музыку очень лаконично, но стильно, крайне эротично.
— Ты где научилась танцевать?
— Это у нас в крови, да и в ансамбле народного танца «Рассвет» танцую с детства, на гастроли езжу, плюс была еще кое-какая практика у вас в Москве. В гостинице «Спорт» на 22-м этаже. Знаешь такое место?
— Конечно, знаю и меня там все знают. Там была у меня одна подруга — все звали её Кроха, веселая девчонка. Вышла за муж за черномазого и уехала в Африку с ним, а он её поменял в соседнее племя на слона…
— Его понять можно, слон — это вещь...
— Я, смотрю, ты не очень любишь женщин.
— Я и мужчин не люблю.
— Значит, мы могли встречаться в «Спорте»… — решил переменить тему Инкерман, —  но я тебя не помню… — Инкерман садится и рассматривает танцующую Чайку.

— Это было давно, — Чайка дала понять, что развитие темы не желательно.
— Хочешь, я поставлю что-нибудь другое?
— Ставь, что тебе нравится.
Инкерман включил «Where Have All The Flowers Gone» Сигера и наблюдает, как Чайка кружится на месте, закрыв глаза, совершая удивительные движения руками. Инкерман даже забыл, что хотел её пригласить на танец. Песня заканчивается. Чайка обходит его сзади и кладет руки ему на плечи:
— Кто это поёт?
— Марлен Дитрих.
— А о чем? — Чайка скользит ладонями по лицу Инкермана, постепенно поднимаясь к волосам.

Куда подевались цветы? — Их собрали девушки, все до одного,
Куда подевались девушки? — Нашли себе парней…
Куда подевались парни? — Все одели военную форму…
Куда подевались солдаты? — Лежат в могилах, все до одного,
Куда подевались могилы? — Покрылись цветами…
Куда подевались цветы? — Их собрали девушки, все до одного…

— Красиво и грустно, но мне очень нравится. Поставь ещё что-нибудь, хочешь потанцевать?
Инкерман сделал чуть громче “Paroles, paroles…” в варианте дуэта Далида — Ален Делон и обнял Чайку за талию. На середине песни он утыкается носом ей в шею и решается легонько, очень нежно поцеловать. Никакой реакции не последовало, на лице Чайки все та же загадочная улыбка. Инкерман прижался сильнее и, песня закончилась.
— Давай выпьем.
 Инкерман разлил рябиновку по стаканам:
— За главное, — предложил Инкерман.
— А что главное?
— Главное — любить, — не без кокетства поясняет Инкерман.
— Ты уверен? — не оценила кокетства Чайка.
— Надеюсь…

— Как будешь уверен, что это для тебя действительно главное — не забудь мне сказать. Давай, выпьем.
Инкерман не знает, как скрыть свое смущение:
— Может, фильм посмотрим?
— Давай, мне всё нужно узнать, что тебе интересно.
 Инкерман поставил кассету во второй видак и переключает монитор:
— Мой любимый фильм: «Завтрак у Тиффани» с моей любимой актрисой Одри Хэпберн. Обожаю этого режиссера — Блейк Эдвардс. Его Виктор/Виктория ...
— Включай, по ходу расскажешь. Мне жарко, — Чайка сняла юбку, сапоги и осталась в маленьких белых трусиках и топе, — не возражаешь?

Инкерман замотал головой во все стороны, на всякий случай, как будто опасаясь, что она передумает и оденется снова.
— Я на неё похожа?
— На кого?
— На актрису, которая твоя любимая…
— Нет, но ты мне тоже очень нравишься, — признался Инкерман.
— Тогда давай смотреть.

Чайка села Инкерману на колени и положила голову ему на плечо. Инкерман, как бы естественно обнимает её, прижимая все сильнее и сильнее. Он очень осторожно целует её шею и гладит гладкую, прохладную ногу. Чайка ни на что не реагирует, внимательно смотрит на экран, а на лице её блуждает все та же загадочная улыбка. У Инкермана от возбуждения кружится голова и он едва способен дышать. Фильм закончился. Чайка встала, стремительно оделась и собралась уходить:
— Спасибо тебе. Приходи сегодня утром, дочка в школе, а мать на работе, хоть помоешься нормально.
— Спасибо…я…
Чайка ослепительно улыбнулась и  выходит так же стремительно, как вошла.