Интервью Боярского

Михаил Сергеевич, когда наступил момент выбора жизненного пути, ваши родители, будучи актёрами театра, были против и отправили вас в музыкальную школу. Чего они такого наелись в профессии, почему не хотели вас пускать?
Теперь я это уже знаю, как и они в своё время - это зависимая профессия, драматический артист. А музыкант – независимая. Потому что ты можешь выбирать себе репертуар сам. Он занимается дома один, ему не нужны партнёры. Ну, если только оркестранты. Профессия музыканта, она была более материально выгодной, если была удача. И плюс свобода творчества. Выбирай, что хочешь – хочешь Моцарта, хочешь Шнитке. В театре ты подчинённый, зависящий от режиссера, от партнёров, от репертуара, от гастролей.
Ну, музыкальную школу, тем не менее, вы не бросили...
Я не любил школу музыкальную, там нужно было очень много заниматься. Но я обожал своих друзей, плюс там были талантливые начинающие рок-музыканты. Им ничего не стоило переложить любую песню на фортепиано и исполнять самые популярные хиты уже в школе.
А ваше участие в группе «Кочевники» - к какому периоду относится?.
«Кочевники» к доактёрскому относятся. Это ещё когда я был в музыкальной школе, где-то в 8-9 классе. Мы с моим другом Георгием Широковым познакомились с музыкантами из «Кочевников». И мой друг оставался на второй год, поскольку мы пропускали занятия и ходили на репетиции. «Кочевники» - это было мое первое появление на эстраде с гитарой.
Вы себя кем считаете сами, музыкантом или актёром?
Нет, музыканта из меня не получилось, и я считаю, что я очень слабый музыкант. У меня есть образование музыкальное - школа при консерватории, я играл классические произведения. Но музыкант - совсем другая структура. У меня нет того начала фантастичного, которое есть у ресторанных музыкантов. Или которым не нужно учиться, они от природы уже имеют образование. От Господа Бога. Таких не так много, но они есть. Я – нет, я не способен на такие творческие подвиги.
Но всё же, когда вы только оказались в театре имени Ленсовета, сразу так складывалось, что ваш репертуар был неразрывно связан с музыкой?
Да, действительно это так. У меня было серьёзное преимущество над всеми молодыми артистами, поскольку у меня было музыкальное образование. И мне ничего не стоило в течение получаса выучить все песни, которые нужно было, будь то Брехт, будь то Гладков. Причём не только выучить, но и сыграть их на фортепиано или на гитаре.
Правда, что ломился весь Питер на вас тогда?
Я с той стороны никогда не заходил, но говорят, что это было действительно так, что были раскладушки и по ночам стояли люди за билетами. А я не помню, чтобы не было аншлага. Всегда были аншлаги. Но поскольку Владимиров - это величина огромная, это композиторы, которые писали для нашего театра, это и Равикович, это и Петренко, это и Солоницын, это Фрейндлих, это Дьячков, это огромное количество артистов, которые, сами по себе являлись, так сказать, индивидуальностями. И интерес вызывала у зрителей их работа над любой ролью. Петренко замечательно пел, не только на сцене, у него были концерты вокальные. Алиса Бруновна само собой, вот, но особых вокалистов помимо этого в театре не намечалось. Но все были музыкальные. Потому что практически Владимиров на курс людей без слуха не принимал.
Вот про Ларису Луппиан. Насколько я знаю, в первом спектакле «Трубадур и его друзья» вы столкнулись, и вспыхнуло то, что вспыхнуло. И Владимиров же был категорически против. Вот расскажите, как это всё было.
Он был против того, чтобы я каким-то образом соприкасался с актрисой театра своего. Он меня специально для этого вызвал к себе на ковёр. И меня вызвал, сказал: «Если ты с какой-нибудь женщиной свяжешь судьбу, ты останешься, ты молодой специалист, тебе два года придётся отработать у меня. А женщину я выгоню сразу!» Такой был разговор.
Ну, а что касается Ларисы Луппиан, то мне пришлось повозиться. У нас был дуэт, а она была не большой специалист в пении вдвоём. Так что мы с ней репетировали долго и эти репетиции привели к свадьбе в конечном итоге.
А скажите, вообще, как живётся двум звёздам вместе?
Чем дальше, тем проще жить вместе. И никогда не было такого, что у нас какую-то пальму первенства кто-то у кого-то отбирал. Нет, мы всегда помогали друг другу во всём. Я, конечно, больше снимался, она больше была с детьми. Она тоже снималась, но вот так судьба сложилась, что я был больше востребован в кинематографе, чем она. Но это, вероятно, моя вина, надо было с ней делиться. И вообще говорить, что я только с женой с снимаюсь, так многие артисты поступают. Но я полагал, что это нигде не нужно и семья гораздо дороже, чем любовь и…
Вот сейчас, когда прошло уже столько десятков лет, всё ситуация переменилась, теперь Лариса руководит театром, а вы просто работаете.
Я работаю только в «Ленсовета», там мы играем два спектакля. Раньше их было гораздо больше, но мы отказались, в силу определённых причин. Из личного репертуара мы играем сейчас мужа и жену. И в спектакле «Смешанные чувства», где мы становимся мужем и женой к концу спектакля. Так что у меня опыта отношений с Ларисой более чем достаточно во всех вариантах.
У Ларисы карьера не сложилась достаточно хорошо?
Да, конечно, я полагаю, что здесь и моя вина есть. Нужно было помочь ей отказаться от семейного присутствия постоянного в доме, и дать возможность. Её приглашали и неоднократно, но она выбирала семью, детей и отказывалась от больших ролей.
А вот вы могли, допустим, на режиссера топнуть ногой и сказать: «Или с Ларисой, или вообще не буду»?
Нет, я не мог так сделать. Я никогда этого не делал. Ну, во-первых, я никогда не топчу ногами творческие порывы режиссёра. Материально я достаточно серьёзно обеспечивал семью. Я думаю, что наш альянс кинематографический не сложился, потому что мы слишком требовательны друг к другу. И не всегда бываем довольны. В театре нам проще, у нас есть возможность переделать, переиначить, перепробовать всё. В кино всё достаточно быстро и нужно очень точно попадать в яблочко сразу. И мы не бывали довольны друг другом, когда заканчивали съёмочный день.
Я не ставил целью материальный достаток, он пришёл достаточно быстро. Сразу после нескольких фильмов, которые были с музыкальным материалом. Отдельно они звучали с эстрады, и за это неплохо платили. Я сам никуда не лез, но любые концерты: «А вы не могли спеть из «Собаки на сене» или из фильма «Мама»? Никаких посторонних песен и своих собственных я никогда в программу не вставлял.
Расскажите про самую сумасшедшую поклонницу. У вас их, наверное, были миллионы? Не наверное, а наверняка.
Ну, я, честно говоря, помню только неприятные последствия. Я не знаю, кто эти женщины были, но мне били стёкла в машине, неоднократно писали на дверях. И резали кожу на дверях. Ну, телефонные звонки - это круглосуточно, пока не появились новые телефоны. Было трудно с этим справиться. Ну, дежурство под окнами, это раздражало семью, потому что это мешало и детям и супруге. Я уехал и забыл, а им приходилось мучиться.
Вы когда-нибудь были заложником амплуа - красавец, молодой. Вы в «Романсе о влюблённых» должны были сниматься, а взяли Киндинова… В «Маме» должен был сниматься Караченцов, вас взяли.
Я не был вот, как вы говорите, в заложниках. Да, романтический герой -  это и Тартюф даже, и Д’Артаньян, и Теодоро. И всё это из одного венка цветочки. Но тут же был «Дикий кот Матвей», и «Волк», и «Сильва» и, так сказать, многие другие персонажи, которые резко отличались от романтического героя. И в театре, и «Трубадур» так сказать, и другие роли тоже - такое клише, амплуа. Лариса меня обозначала всегда, как характерного артиста с медийным уклоном. И этой же версии придерживался Владимиров, поэтому давал мне все возможные роли в театре, которые совершенно не соответствовали тому амплуа, которое мне предлагали в кино. В кино всё-таки чаще эксплуатируют то, что видят. А не то, чем являются артисты по существу.
То есть, с Абдуловым, например, вы не мешали друг другу?
Нет, я притом, что часто приглашали в Москву, не поехал туда. Потому что хватило ума. Я здесь пришёлся ко двору - где родился, там и пригодился. Там был Караченцев и Абдулов. Марк Захаров нашёл бы мне применение в Ленкоме. Но слава Богу, эта чаша меня минула и мы никогда не мешали друг другу. Я дружил и с Янковским, и с Абдуловым, и с Караченцовым.
Дунаевского вспомним…
Дунаевский - серьёзная веха в моей жизни. Встреча с ним во многом определила мою музыкальную судьбу. Мой репертуар одно время состоял только из Дунаевского. Потому что он писал музыку к двум фильмам, один удачный, «Три мушкетёра» и менее интересный, «Куда он денется». Хилькевич схитрил, пригласив и Смирнитского, и Дунаевского, и меня, но в одну воду два раза зайти нельзя. Но тем не менее, музыка там была достойна внимания и эти песни звучат до сих пор. Там были хиты, написанные Дунаевским. К чему он ни прикасался, это серьёзно и надолго. Дружба с ним с мушкетёров началась. Мы познакомились, когда я пришёл к нему домой, он решил показать мне песни Д’Артаньяна. И поскольку у меня было музыкальное образование, он был очень доволен, и возможно, его мнение сыграло, вернее он сказал, что вот этот парень сольфеджио знает хорошо. И поющий, и слух у него. Так что он с Хилькевичем на эту тему говорил.
Я даже не могу сказать, по какой причине Хилькевич не назначил Абдулова. Я видел его пробы, они были достаточно интересными. Но он мне показался очень высоким, он был больше похож на Дон Кихота, нежели чем на Д’Артаньяна. Потому что он был бы выше на голову каждого из персонажей. Но у него была сцена, где он дрался на шпагах, и он очень здорово это делал. И он был волосатый - всё присутствовало при Абдулове. А как так получилось я не знаю. Но почему-то Хилькевич потом сказал, что вошёл Боярский и все поняли, что вошёл Д’Артаньян. Это его фантазии.
Вот первая жёлтая информация в передаче: Боярский маленького роста. Михаил Сергеевич, расскажите о сотрудничестве с Витей Резниковым. 
Он попал мне в душу своей музыкой. И тем, что он появился в моей жизни. Он стоял несколько дней на проходной театра Ленсовета, пытался показать мне песни. Я этого терпеть не мог, потому что мне показывало такое количество людей и такую ерунду, что я вежливо отказывал. Он день постоял, второй, и на третий день я посчитал, что это очень невежливо и сказал, ну, пойдёмте. И он пришёл на второй этаж нашего театра и сыграл. Первая песня была «Лето без тебя как зима». Я схватился за сердце от того, что наконец-то услышал то, что я так ждал. Кто же это принесёт такую музыку. И я говорю, всё теперь не ты приходи, а я за тобой буду бегать. А мы, оказывается, жили на одной улице, на Благодатной. Я на одной стороне проспекта, он на другой. И с этого мгновения я от него не отставал. Я переслушал все песни, он мне дал кассету. Под фортепиано он пел свои песни чудесные. И иногда он мне доверял петь их. Хороший поэт и сам он замечательно писал стихи. Я с ним прожил интересную творческую музыкальную жизнь. Удивительный мужик, чистоплотный, чистый, светлый. Песни его пели и Пугачёва, и «Песняры», кого только не было на его пути. Но он ухитрился и мне несколько песен дать, за что я ему безумно благодарен. Всё-таки я же не певец, я драматический артист. И он снизошёл, дал и мне вкусное отведать.
Вы отказывались от песни «Всё пройдёт». Почему?
Мне казалось, что это не хит. Равно как «Родная моя», Витька сказал, что нет. Ну, что ты, это такая тоска. Что ты понимаешь? Ну, действительно, я ничего не понимал. А «Всё пройдёт» сыграло свою роль на новогоднем огоньке. Там были такие эмоционально наполненные хиты, которые сразу шли в народ. А это была такая сентиментальная, прочувствованная Дунаевским песня. Вместе с Дербенёвым они написали «Всё пройдёт», впервые такой философский подтекст появился в песне. И она была не яркая, но очень проникновенная. Я полагал, что неэффектно: цирк, новый год - и «Всё пройдёт» - Макс, не пролезет. Что ты понимаешь? Действительно, мало что я понимаю.
Про отказ от главной роли в «Графе Монте-Кристо»
Это из-за Вити Авилова. Он настолько был интереснее, я увидел его в спектакле «Гамлет», настолько поразил своим мастерством, что когда Хил сказал, Мишка, я хотел бы, чтобы он сыграл эту роль. И без всяких задних мыслей, я с таким наслаждением поверил в то, что Хил прав. И мне совершенно не хотелось с ним соперничать. Никакой зависти не было. Я был безумно рад, что с таким артистом мне придётся встречаться на съёмочной площадке. Так что это благодаря тому, что появился Авилов. Такого лица я за свою жизнь не встречал, резьба по дереву Господом Богом сделана на совесть. Запоминается лицо навсегда и артист он хороший. А уж как мужику - цены ему нет.
Ясно. О Викторе Цое. Вы были одним из его кумиров.
Я тоже об этом читал, но воочию я этого не видел. Мы с ним были близко знакомы. И он не проявлял в отношении меня никаких восторгов.
А у вас музыкальные кумиры существуют?
Музыкальные - да, наверное, конечно. Конечно, но я не создавал их для себя. Но вот в те времена, когда я впитывал всё, как губка, это, конечно, был Владимир Семёнович Высоцкий, это был Джон Леннон, Пол Маккартни, это Битлз и Высоцкий. Вот эти ориентиры были у меня всегда.
Когда родился ваш первенец Сергей, вы ожидали, что он будет актёром?
Да, в юном возрасте он здорово пародировал того, кто ко мне приходил. Он мог пародировать вахтёра, своих учеников, друзей. И мне казалось, что у него хорошая черта актёрская. Умение показать то, кого он видел. Но потом он занимался музыкой. Музыкальная школа при консерватории А потом Серёжа себе выбрал службу государеву, и правильно поступил.
А что касается Лизы?
Ну, Лиза…никаких надежд на дочку у меня не было. Она очень посредственно училась, она была просто милым ребенком. А то, что она стала актрисой - это её усилие и её воля, её талант. Я очень рад, но я ничего не делал для того, чтобы она стала актрисой. Я готовил её на журналистику в университет, чтобы она занималась в лучшем ВУЗе страны. Она пошла на день открытых дверей в театральный - и пропала.
Совершенно неподходящий к разговору вопрос, но не могу задать. Лидер движения за права курильщиков – это что значит?
Бог его знает. Но меня избрали, я не отказался. Меня в этом плане эксплуатировали, но ничего я для этого не делал, кроме того, что говорил, что я курю, вот и всё. И до сих пор курю. И считаю, что курильщикам нужно такую же дать возможность, как и не курильщикам, чтобы были вагоны для курящих, чтобы были рестораны для курящих. Не обязательно, чтобы они были, но чтобы куда-то пойти и посидеть выкурить сигару или сигарету, место должно быть. Кстати говоря, наверное, так оно и будет.
Вот ещё я прочитал информацию, что у Боярского 8-комнатная квартира в центре Питера. В доме Собчака - были ли вы знакомы?
Да, долгие годы были знакомы. И я уже жил на первом этаже, а потом уже он вселился на пятый. А не наоборот. И мы были в хороших отношениях, он приходил к нам в гости на новый год или на пасху. Я посещал его, а потом он часто засовывал к нам Ксюшку. Он бежал на работу и ему нужно было срочно избавиться от ребенка, и он забрасывал её к Серёжке. Они там вдвоём играли, маленькие были. Но, а потом, к сожалению, вот так судьба сложилась. Слишком молод он был для того, чтобы уйти из жизни. Конечно, личность он интересная. Мы не так много с ним беседовали, я в основном слушал. Были очень любопытные мысли и соображения по поводу города, политики и вообще мироздания. А теперь мы в одиночестве.
Про автомобильную аварию 79-го года?
Я не помню ничего, это было на съёмках фильма «Сватовство гусара». Я ехал на 28 километре Киевского шоссе в Москве на съёмку, очнулся уже в реанимации. Говорят, что таксёр выехал на нашу встречную полосу и Дружинин, когда приехал, ему милиция сказала, что Боярский, к сожалению, ушёл в мир иной. Там было все в крови. Я головой выбил переднее стекло, и все было залито кровью. Сломан отчасти позвоночник, остистые отростки были повреждены. Но Бог миловал меня, даже пошло на пользу. Я слишком много работал и слишком много снимался, надо было приостановиться, Бог меня остановил. Хорош, побегал, поснимался, отдохни. Я около полугода ничего не делал. Когда я вышел из больницы, я сразу начал досниматься в фильме «Сватовство гусара», и всё встало на свои места.
Вот наверно можно поставить в один ряд тяжелейшее заболевание поджелудочной и сахарный диабет. Все эти звенья, я надеюсь, не одной цепи, можно ли это рассматривать как плату или возмездие за слишком высокий взлёт?
Возможно, возможно. Наверно, это не без помощи Всевышнего делается. Нужно вовремя останавливаться, не брать на себя лишнее. Потом всё это понимаешь, когда есть возможность полежать в палате, подумать о жизни, пофилософствовать, чего ты хотел, куда ты бегал, что стремился, мотался по концертам, съёмкам идиотским. Мудрость приходит с годами, но уже поздно, потому что основное пропущено. Вместо того, чтобы побыть с мамой и с отцом, пока они живы, мотался - ради чего? Да, потом понимаешь, что это неправильно всё. Я пытаюсь сказать это своим детям, чтобы они на моих ошибках учились, а не на своих, что самое главное – это семья, и всё остальное это настолько второстепенно, что даже внимание обращать не стоит.
Есть ли что-то, о чём жалеете?
Ну по большому счёту нет. Как сложилось, так и сложилось. Слава Богу, что я встретился с Ларисой, что до сих пор мы вместе, что у меня замечательные дети, и теперь уже внуки. Что ещё желать? Хорошая жена, хорошая семья, что еще надо, чтобы встретить старость?
Жизнь – цепь препятствий, ваша не исключение. Что было самым тяжёлым?
Потеря друзей, потеря родных. Это самое тяжёлое. И сейчас их так мало осталось, по пальцам перечесть. Не с кем выпить, некому позвонить, не к кому пойти в гости, некого пригласить. Это печально очень. Одиночество.
Про «Собаку на сене», что вам запомнилось?
Ну конечно, Маргарита Борисовна Терехова, я был в неё влюблён, и это отразилось на экране. Наши взаимоотношения были на пользу драматургии. У нас не было неприязни друг к другу. Мы с радостью встречались с ней, я за ней ухаживал, цветы дарил, коньяк приносил на площадку. Она была очень кокетливая, отзывчивая на мои ухаживания. И это создавало определённую атмосферу, очень хотелось встретиться, приехать на съёмочную площадку, чтобы увидеть её, поцеловать ей руку, доставить ей удовольствие в работе. Текст был выучен всегда, чтобы не было никаких заусениц в наших актёрских взаимоотношениях. И я старался выполнить максимально, потому что она мне возможность дала сыграть эту роль до конца, ведь меня снимали с этой роли как профнепригодного, сказав, что Боярский не справляется с ролью, нужно менять его. И она сказала, что нет, дайте ему доиграть, этому молодому парню… Я не присутствовал при этом разговоре, но заключение было таковым, что Ян Фрид советовался с Тереховой: «Давайте заменим Боярского.» Она сказала: «Нет, не надо.» Первые сцены были не самые эффектные, наверно, действительно я там не дотягивал, но это меня подхлестнуло, потому что когда я понимал, что можно и распрощаться с ролью, я в общем, ну не стал лучше играть, нет, я играл так же, как задумал, 00.36.31, но смог убедить его в том, что я дотяну до конца.
А «Старший сын» был для вас вехой?
Я не очень понимал, что это настолько серьёзно, хотя там были все, кто создал фильм, это был Векслер, замечательный оператор. Такие партнеры как Евгений Павлович Леонов, как Коля Караченцов и Света Крючкова. Мельников был жёстким и требовательным режиссёром, и очень понимал, что он хочет. У меня есть претензии к фильму. На протяжении всех этих лет я понял, чего там не хватает, как мне показалось, но всё, что касается меня, он каким-то образом вычислил меня, мне не пришлось ломать себя, я этого Сильву узнал как самого себя. Таких людей я встречал, и знал, как они одеваются, какая у них манера говорить, что пьют, какие песни поют.
00.38.30. А вот, кстати, вы там же не пели.
Вместе с Колей мы там орали во дворе, чтобы нам открыли двери. Вот. Но это было удовольствие, потому что там такие были профессионалы, что быть рядом с такими героями – большое счастье.
Про «Маму», про волка и про Гурченко.
Я был утверждён по фотографии, у меня морда была очень похожа на волчью, и режиссёр сказал: «Вот этот.» Там сыграл роль ещё и музыкальный материал, потому что я уже за день или за два написал сразу всё, что нужно было спеть в этом фильме - и на румынском, и на английском . С Марковной мы сразу нашли общий язык, поскольку мы в дуэте пели, и у нас не было момента перехода от вы к ты, мы сразу нашли в музыке общий язык и были довольны друг другом. И она не против того, чтобы я был волком, и её устраивает то, как я пою.
Если можно узнать побольше о вашей семье.
Теперь её называют династией, но действительно, очень много в семье артистов. Раньше так не думали, хотя одновременно работало 5 мужчин и 2 женщины, и можно было сделать небольшую труппу в своё время. А теперь, когда появились ещё и вот Лиза и Максим, то действительно разошлось до серьёзных величин наше увлечение театром. Но началось всё с отца. Поскольку они были, все 4 сына, детьми священника, то их никуда не принимали. И единственный ВУЗ, который не запрещал детям священника учиться, был театральный, и папа туда пошёл первый, но не потому, что в другие не брали, а просто это было серьёзное увлечение театром. Дядя Коля пришёл с фронта и тоже пошёл в театральный, но там уже никаких проблем не было, от кого - он был кавалер 2 орденов Славы и с огромными наградами, так что там была зелёная улица. Другие, третий, Алексей, тоже был в театральном институте. Супруга дяди Коли, Лидия Петровна Штыкан, мама моя, Мелентьева Екатерина Михайловна, тоже у Акимова работала, Лидия Петровна в Пушкинском. Все они достаточно интересные и прекрасные артисты были. Мой брат, Александр Сергеевич Боярский. Очень хороший артист, но он рано умер, в 42 года, утонул на Золотых Песках. Но я должен признать, что по моему пониманию, я самый посредственный артист в семье. Самый интересный был отец. Я ходил в театр с 3-4-5 лет и видел все взрослые спектакли, всё знал наизусть, и то количество ролей, которые были сыграны отцом, и то разнообразие ролей - производит серьёзное впечатление, я на это не способен был никогда.
Я уже попал в эпоху, когда телевидение стало главенствующим, не театр, раньше властителями дум были театры, Юрский, тогда мы ходили на артистов: Симонов, Чесноков, Пушкинский театр, это БДТ, это другие театры. Тогда просто на драматических артистов ходил город. А потом появился телевизор, и вот тут появился и Д’Артаньян, и Теодоро, и «Утренняя почта». Это был вот тот театр, который я боготворил. Сегодняшний театр я не понимаю, не люблю и не, не хожу в него, и сам стараюсь не участвовать.
Но вы же там работаете.
Конечно, это серьёзная инерция, и потом я не участвую в тех спектаклях, в которых не стал бы участвовать, я делаю только то, что умею. А вот в экспериментах я не участвую, концептуальный театр меня не волнует. А почему нужно идти смотреть фантазии не совсем здорового человека? Я прихожу, заказываю в ресторане манную кашу, мне приносят не манную кашу, а - резаную бумагу с водой. «Ну это же не каша.» «У меня такое представление о каше.» «Да я, вот и ешьте сами.» Я просто отошёл и не суюсь, и, не буду спорить с ними, это их жизнь, их понимание, слово «искусство» не хочу употреблять.
А существует ли идеальный театр, в котором могли бы играть ваши внуки?
Слава Богу, что им пока не грозит эта судьба, слава Богу. Нет-нет-нет. Для меня театр закончил своё существование, всё, его больше нет, вот того театра, который я любил, который исповедовал, в который хотел привести детей. Щас ни в один театр я своих детей привести бы не желал.
Ну это так и должно быть…
Да, это естественный процесс, это диалектика, тут ничто не сделаешь, отрицай, не отрицай, всё, это никому не нужно. Мы уже забытая, старая, никому не нужная натура. А то, что играют они, я не воспринимаю.
А телевидение на ваш взгляд? Вы часто и судите, и ведёте, и всё на свете в Москве, у нас то телевидения нет, тоже ведь испустило дух.
Да знаете, я думаю, что мне лучше помолчать. Молчание – золото. Ничто не исправить, и не стоит исправлять, пусть будет так, как есть. Конечно это странно мне, я слишком много видел в жизни. Все эти ток-шоу, слишком много грязи, пошлости. Пропал, душа исчезает, вот такие самые простые вещи, совесть, бестактность. Мои бы родители сказали: «Ну это же неприлично.» А тут такого слова не употребляют, как это - неприлично? Почему-то всё через край, почему без носков все ходят? Почему не бреются даже депутаты? Такое ощущение, что они из КПЗ вышли и на работу пришли. Есть вещи, которые непонятны. Почему вы ходите в рваной одежде, почему? Ну, ты не понимаешь, это модно. Почему ты должен ходить до лба украшен татуировками? Зачем? Всего в переборе и с отсутствием вкуса. Повальное увлечение чем-то, что никакой логикой не объяснить. Мат везде. Александр Сергеевич матерился, но как? А здесь - уши вянут. Так устроен мир. Самое главное, нужно вовремя уйти.
Печально звучит.
Нужно уметь злость в себе подавить и относиться ко всему с юмором.