Стихотворение Эрос. Семинар

МИХАИЛ АБЛАЕВ. «Стихотворение «Эрос». Семинар.».

Моника, любовь моя, я хочу прочесть тебе своё старое стихотворение, написанное в октябре 1992 года.

ЗНАМЕНУЯ СОБОЙ НАПЛЫВ,
ГРУДИ ПАДАЮТ БЕЛОЙ СКЛАДКОЙ.
ВДОВОЛЬ САХАРУ РАСТВОРИВ,
ПЬЮ Я ВОЗДУХ БЕЗМЕРНО-СЛАДКИЙ.

СЛАДОСТРАСТИЕМ НАПОЯСЬ,
МЫ В СОБОРЕ, УВЫ, В СОБОРЕ.
НАШЕ ТЕЛО - СЛЕПАЯ ВЯЗЬ,
НИЗ КОТОРОЙ ЩЕКОЧЕТ МОРЕ.

Давай разберём его построчно, пословно, пообразно…

Первые строчки. Нормальные большие груди лежащей женщины действительно похожи на плавную речную волну, пусть даже и морскую. Этот образ очевиден. Но что заключает в себе слово «наплыв», и как груди его знаменуют? Волны грудей знаменуют, обозначают набегание, наполнение эротического переживания, которое  уже объединяет любовников, визуально и не только. И в этой связи знаменует набегание эроса именно женское тело, как цветок видимо знаменует размножение растения. Еще скажу, что за этим образом стоит великий символ земноводной любви, земноводного существования. Не случайно Венеция традиционно – город любви, любви эротической.
«Вдоволь сахару растворив…» Где растворяет мужчина-поэт сладость предстоящего услаждения ли, предваряющего переживания ли? В этом самом воздухе? Или в своей крови?
«Растворил» и «пью» -  значит, жидкость, очевидно чай любовного сока или, грубее, крови. Но это ещё не очевидно! Пьёт-то он воздух, и это твёрдое утверждение. Сладкий от аромата ли, от запаха женского тела ли, от чувств предвкушения ли. Но почему «безмерно»? Должно быть, от неразрывной замкнутой связи внутренней и внешней сладости. Но возможен, впрочем, и другой вариант – растворение в воздухе. Логика непонятна, она мистична, но я признаюсь: когда я это писал, я имел в виду именно растворение в воздухе! Чудовищный символ, на грани сколько-либо реального! Возможно, именно это выражение отвращало меня от этого удивительного стихотворения, не опубликованного совершенно нигде  буквально до последних лет. В поэзии я  - реалист до мозга костей и символист до двоения в глазах! Но надо понимать, что иногда поэт, целясь в бегущего зайца, попадает в спящего медведя! Вот такая история. Итак, удивительное стихотворение, каждое выражение, едва ли не каждое слово которого является символом, причём символом универсальным.
Давай перейдём ко второй строфе. «Сладострастием напоясь» - это до или после совокупления, оргазма? Очевидно до! Сладострастие предполагает распаление от ласк, и об этом говорит последующее. Но «напоение» - это мостик от питья воздуха. Хотя возможна и автономность – ведь это уже говорится о двух! Это несложно, но следующий символ… «Мы в соборе»: в соборе Божьего мира, в соборе человеческого общества, в  некоем храме любви, наконец, в соборе христианской веры, религии, называющей утончённый самодовлеющий эрос грехом.  И даже -  в церковном доме! Несколько лет позже в жизнеописании Василия Великого я прочёл о чудесной ордалии – суде Божием, -  когда двух молодых людей, спавших друг с другом до брака, положили на кровати прямо в храме по наущению Василия, и произошло чудо: многие увидели Ангелов, стоящих у кровати и овевающих этих истинно любящих испытуемых опахалами. Что же за собор? Это символ: смыслы локализуются. Каждый из них ценен. Но почему «увы»? Это тоже символ! Сожаление о неумеренном эросе? Церковное или Божие осуждение, когда  у них Ангелов не появилось? Стыд от такой жаркой телесной любви, очевидно, до брака или даже вне брака?
Но стыда то нет! Должно быть, этот символ концентрирует значения  на досаде от христианских ханжеских требований к эротической любви и живом, духовном сопротивлении им. Но тем не менее, символы остаются всё же символами, а не просто знакообразами!
Последние строки. Тело – вязь: для поэта тело – слово, но вязь неудобочитаема! Она смутна, она «слепая». Дух вязнет в теле? Такая утоляемая любовь смутна, неопределенна, наслаждение приторно, как остывший (!) сладкий чай.
Любовь кроме, вне духа – блуд! Грех. Ложь.
Итак, наплыв-  это всё таки река, с ровным спокойным течением. С пресной приятной водой. Таково естество. Но сладострастие, но любовь вне духа ведёт в ситуацию к растлению, когда эрос превращается в удовлетворение телесных потребностей -  только низ тела щекочет солёное житейское море,  и его нужно вместе чесать.  Но как это мучительно, когда это уже общее тело (!), когда блуд узаконен браком (!), когда дух, отчуждаемый от тела, становится хоть и «свободней», но мертвеет и плачет в неприкаянности.
Любовь моя, хоть мы и не рассмотрели очевидные символы последних строк, и меня «понесло», когда я понял истинный смысл этого великого стихотворения, но сказал я тебе  слова несомненно полезные и драгоценные. Ведь символы без реального духовно-нравственного смысла в произведении искусства – явление дешёвое, немое и даже вредное.

А. Михаил. 19 апреля 2020 года.