Элис Нью Стар и читатели Ивлукича

                Троице омерзительных идумеек Витухновской, Готфрик и Потупчик как нескрываемое изумление от обнаружившихся огромной кучей говна читательниц явно не предназначенных для их свиных мозгов сказочек
    - Ну к что ж, товарищи, - бодреньким колобком вкатился в концертный зал всех советов советский премьер Хрущев, изящно упакованный в чипизированный болдох - костюм Дауни - младшего, от коего остался лишь вопиющий пустынно глас за кадрами, решившими все и даже чуть больше накануне, когда эсминцы Шестого рейха Хантера Томпсона успешно пришвартовались к марсианским впадинам глаз мертвого Летова и карбианский кризис донельзя развращенного непослушанием Жонни Деппа благополучно самозамкнулся на проблемах аншлюса Сингапура, возвернувшегося в родимое русло мандариновых диалектов Южного Китая, - пущай, что ли.
     Пьяненькая Фурцева, качнув заманчивой грудью под скромным кримпленовым костюмом в бойкий цветочек, испуганно икнула  " Рижским " пивом за шестьдесят копеек дореформенных сталинских бумажных простынок с невнятным Лениным и очень даже рельефным Кагановичем вполоборота аверса, махнула скромненьким синим платочком и на сцену, гулко гукая сизоватым дизелем, оранжеворобые грузчики выперли Тактарова по прозвищу  " Зверь ".
     - Не так сели, - неожиданно прошептал Хрущев и окинул подозревающим прозрение заплывшим взором собравшихся нечестивцев. - Тактаров -  " КамАЗ ", это все знают, даже такие, как куски и блоггеры, зверем был Певцов, а баба евонная с титьками. Голая, - веско добавил премьер, уловив интуитивно некое сомнение в кальсонах дохавшей за задником Терешковой. Ей вживили датчик Байконура Абрамыча в резиновый подвес лиловых кальсон, отьяв новационно от Чулпан Хаматовны щетинку Серебренникова, но вбив клином татарские напевы ковыльных степей, где так и блуждает уземлившийся клювом в твердь Гагарин ...
    - Я вас любила, ой, - с легкой картавинкой прошепелявила Фурцева, засыхая на глазах. Хрущев сморгнул и с любопытством уставился на мельтешащую ножками по суровой мозолями ладони мандавоху. Он знал еще по заветам Ильича, наставлявшего Луначарского заплатами впродоль и поперек, что рано или поздно любой министр культурного развития очучивается если не в дезертирах Войновича, то мандавохой всяко.
    - Тоже зоология, - хмыкнул соратный премьеру Ассортимент Глаукомыч, свешиваясь рулькой с лампадницы, привинченной шурупами на лепнину потолка, положенного в подогрев термальной подушке надчердачного пространства, откуда кто - то кашлянул.
    - Спартак Мишулин, - заулыбался Хрущев, узнав кашель вербально, - наш советский Карлсон, то есть, - неожиданно догадался премьер, - сын некоего неустановленного Карла.
    Он туго задумался, чем не преминул воспользоваться Серов Семичастный, заабакумивший по хладным телам врачей - убийц проблему семьсот, когда семь выдавали подрасчет, но сот кололи в плашку на пять дюймов, выручая тем самым дебет с попутно прихваченной выменем группой армий танков ...
    - Дичь какая - то, - как обычно кротко заметил пан Мошка, раскуривая здоровущую доминиканку, швырнув целлофановую обертку сигары в тот большой кувшин. - Вы, Кокий Пармяныч, уже за все рамки, так сказать. Я понимаю, что конкуренция, как всегда, своеобразно понимается, овеществляясь через жопу, как и положено - покладено от дедов и предков, но нельзя же так, мы, в конце концов, не в Англии какой, у нас Тэнниелов отродясь не наблюдалось ни в дверной глазок, ни в замочную щель половых отношений.
   - Мне по х...й, - подумал Кокий Пармяныч, убодав купеческого Проскурина Гузеевой и засухарившись в шхеры подальше, за крайний абзац жестокосердного романа о певших в терне священные строчки.
   - Горит и кружится планета, - подтвердил пан Мошка, издатель.
   - В общем, - поднимаясь с седалища вверх, решил Петренко, перемещаясь в соседний павильон, откуда украсть мотор было ловчее с руки, а узреть будущее при помощи здравого смысла : того проще, ведь просто нужно брать в основу природную животного уровня одурь восточнославянского племени, три тысячи лет подтверждавшего правоту теории эволюции Розенберга, вспомнить Збруева, сожалевшего о пальто взмахом руки ( резко ) и выдохом ( чотко )  " Ну и х...й с ним ", а где Збруев, урист, между прочим, там и Толик с прибором, - пан Мошка, Сказания Белой Арапии не предназначены для русскоязычных читателей.
     Пан Мошка лег в кресло, перекинув коротенькие ноги через поручни от трамвая, ладно приспособленные к меблировке по зову современного искусства, и осознал конечно всю правоту автора, самоназвавшегося симбиотически Ивлукичем, ведь действительно, с таким уровнем игр разума руссиян почуешь Бэйли Годохмой, благо она Божественно не всекает по - русски ни слова.