25 Ночь Без Конца

Ночь без конца.

Путь в сад преграждали железные ворота, запертые по случаю зимы. Мы долго сигналили, пока из строения с внушающей ужас надписью «Ад страция» не вывалилось загадочное существо в милицейском камуфляже, серебряных погонах, аксельбантах, папахе с длинным красным тумаком. Существо было пьяно до зоологического состояния, и распространяло вокруг себя такой запах, что в нем без труда можно было узнать казака. Их удивительно много развелось после Крыма. Объяснится с ним было крайне трудно. Мыслить и внятно излагать результаты этого процесса существо не могло. Но функцию – «Не пущать» выполняло. Такое служебное рвение и верность долгу заслуживали и более высокой наград, чем бутылка алкоголя из строительного мешка и 200 рублевая купюра. Эта инвестиция и не помогла. Выяснилось, что ключей у него нет. Леха долго и затейливо ругался, а потом просто перекусил цепь болторезом. Бутылку тоже попытался отнять, но не смог. Казак скрылся бегством. Дорога в сад была открыта.

Раньше такие садовые домика называли «ГДРовский проект». Две кирпичные стены, двускатная профнастиловая крыша, ступеньки винтовой лестницы вокруг трубы поддерживающей крышу. Две кровати, два стула, стол. Домик был не рассчитан на такое количество гостей. Было тесно.

Электричества не было. Зато была печь и керосиновая лампа. И от этого еще теплее и уютней было в маленьком домике посреди внезапно налетевшей сырой липкой предвесенней вьюги. Она выла за каждым углом на особый лад. В печке стреляли сырые дрова. Двенадцать человек тихо дышали. Двенадцать пар глаз, включая мои, не могли оторваться от стоящего в середине комнаты Андрея.

А он купался в горячих лучах славы. Он в лицах и картинах рассказывал о наших сегодняшних приключениях. Рассказывал хорошо.  Жестикулировал, делал нужные паузы, кидал вопросы в зрителей, и сам отвечал на их вопросы. Умел держать внимание. Конечно же, он копировал, или пародировал Гуру Бабаева. Ведь это именно Бабаев сейчас наблюдал за ним, завернутый в краденую шубу, развалясь на струганных досках, из которых соорудили подобие нар. И именно Бабаев сейчас многое брал для себя на заметку, для следующего четверга. Особенно удачно работал на рассказчика свет. Дрова давали его, то меньше, то больше. А свет керосиновой лампы превратил сразу две стены в экраны, на которых подыгрывали рассказчику странные ломающиеся тени.  Они вел на этих экранах свою собственную странную игру, рассказывали свою особую историю.

По его рассказу выходило, что мы, как минимум былинные герои, одолевшие в честном бою идолище поганое, а не три социопата, избившие немолодую женщину. И даже я сам верил ему безоговорочно. А уж те, кого с нами не было проникались целой палитрой разных чувств, составляющих из себя восхищение и обожание. И даже не в том дело, что шуб хватило не только на девчонок, но и на всех с запасом. И уж конечно не в том, что в холодильнике нашлось 299500 евро.
 
Впервые на глазах этих детей немыслимый замысел обретал конкретную реальную плоть, впервые сказка становилась былью. А что быль эта выходила страшная и злая, так и сказка была не лучше. А в свете печи так хочется верить сказкам. Этот свет куда изысканней и коварней чем белое холодное сияние мониторов. И им, чахлым детям цифровой эпохи, верилось в то, что они смогут чего - то достичь и сделать мир лучше. Пусть даже ценой собственных и миллионов чужих жизней. Они не из тех, кто торгуется с судьбой и стоит за ценой.

Для них это было внове. Общение с живым человеком. Без кабелей, спутников, без сложных компьютерных приблуд. Одиннадцать апостолов новой революции, валялись на сырых досках в роскошных мехах и внимали сказочнику, скальду, акыну, трубадуру. Они слушали свежую сагу о удачном набеге на глупых цивилизованных христиан, слишком слабых, чтобы владеть своим изобилием. Это было похоже на древний языческий пир. Это и было пиром. Дети компьютерной эры пили вино беззакония и вкушали его плоды. Пили прямо из горла, передавая бутылки по кругу, и делились деликатесами, украденными из холодильника. Девчонки мерили золотые украшения и бросали их друг другу. Иногда они падали в темноту, издавая золотой звон, но все только смеялись, никто и не думал их поднимать.

Я чувствовал себя патриархом, в окружении молодой поросли чресел своих. Они и были для меня детьми. Моими детьми. Теми детьми, которых у меня так долго не было. И я рад был обрести их, своих кровных детей, после долгой долгой разлуки. И сердце мое наполнялось радостью и счастьем. Мне хорошо и легко было с ними. С моими не рожденными детьми. Так хорошо, как будто перестали меня колоть и царапать осколки не написанных декадентских стихов. А то, что дети мои вышли все как на подбор, безжалостными и бестолковыми, так и стихи были бы не лучше.
Когда Андрей покинул «сцену» и исчез среди шуб, говорить начали все. Конечно, ведь на пол упали уже несколько бутылок. В том числе и бутылка из-под ликера «Кюросао».  Учитывая их опыт и массу, все они изрядно набрались.
 
И все были счастливы. И все, наконец, узнали имена друг друга. Не сетевые ники, а имена. И для них, для этого поколения, это куда более интимная вещь, чем секс. Им для секса достаточно и ников. Хотя, очень может быть, что кто-то с кем-то все же переспал. Иногда шубы странно шевелились, но в неровном свете печки ничего не было видно наверняка. Да и пусть тешатся дети. Пусть занимаются любовью. Когда есть время не заниматься войной.

Бутылки кружили по комнате все медленнее. А вскоре и вовсе застыли на местах. Один за другим подали прощальные сигналы, забытые в карманах и рюкзаках телефоны и прочие гаджеты. Дрова прогорели. Но эта бездонная ночь, никак не хотела кончаться. Они разговаривали. Смеялись. Спорили. Обживали новый космос. Учились быть друг - другу кем – то еще. В их языке пока не было названия для этого.
Они могли быть сексуальными партнерами. В их мире это просто. Презервативы и сообщества для секса без обязательств здорово упростили эту сферу человеческих отношений. И это здорово. Меньше стресса, больше креатива. Но вместе с проблемами они и потеряли многое, чего не смогут понять.

Они могли быть собутыльниками. Собраться на «вписке», бухать и трахаться. И разбежаться с первыми лучами солнца, пряча глаза, стирая из памяти телефонов фотографии и номера, стирая из памяти все, что было. И смыть дома в душе всю грязь, что налипла на тело, но так и не проникла в душу, потому что ей некуда проникать.

А теперь они становились племенем. Древним доэлектрическим племенем. Родными и близкими друг-другу. Моими детьми. Моим чертовым семенем, зачатым от Каары Фугу, сумасшедшей суки. И я их её не отдам.

За стенами выла на разные голоса вьюга. Внутри весело перекликались дети. Угли светили ровно. И хотелось, чтобы никогда не настал новый день с его новыми проблемами, революцией, войной. Так бы и жить, вокруг костра, завернувшись в шкуры, пережидая зиму.