М. Саидов. Помирились. Перевод А. Курбановой

                – Не лучше ли, сынки, подождать вам с женитьбой, пока не получите отдельные квартиры? Ведь за всю свою долгую жизнь я смог купить только одну двухкомнатную квартиру в  нашей столице... Боюсь, что мои молодые невестки не смогут ужиться, пусть и в разных комнатах, но в одной коммунальной квартире, – Имацци попытался уговорить сыновей, спешивших обзавестись семьями.
                – Если мы, братья, можем жить в одной квартире, и спокойно жили до сих пор, почему же наши жены не смогут жить вместе? – недовольно спросил старший сын.
                – Отношения между нашими женами во многом будут зависеть от нас самих. Ведь они же будут нашими женами, – поглаживая тонкие усы, добавил средний  сын.
                – Хранителем мира в семье и огня в очаге является женщина, – гово-рили наши предки. Не спешите же, сынки, все  брать на себя, – задумчиво попросил Имацци.
                – Не переживай, отец, всё будет хорошо.
В это время, не вмешиваясь в мужской разговор, Ашура готовила хинкал. Она пригласила сватов, чтобы послать к родственникам нареченных.
                Вскоре, за одну неделю, одну за другой, Имацци и Ашура сыграли свадьбы обоим сыновьям и привели в двухком¬натную коммунальную квартиру двух невесток-красавиц.
                Невестки прекрасно прижились на новом месте, спокойно текли их дни в новом доме, умело вели они домашнее хозяйство.   
                Время шло, обеим невесткам понравился балкон, расположенный на южной стороне коммуналки.
                – На этом балконе белье буду вешать я, – сказала младшая невестка.
                – Нет, дорогая, ты вешай своё бельё на балконе, расположенном на северной стороне. А я буду вешать здесь, так как я на три дня раньше зашла в эту квартиру, – возразила старшая невестка.
                – Да ты здесь даже место себе не заняла. Видишь, мои тумбочки и комод стоят здесь со дня свадьбы. Это моё место. Здесь я и убираю, и осевшую на предметах пыль протираю.
                – Соплячка! Ишь, как заговорила! Если твой папа, работает заготовителем, горстками загребает народные деньги, это ещё не значит, что ты можешь поднять на меня голос. 
Женщины поссорились.
                – Зачем делить балкон из-за белья? Сушите белье, одна в один день,  другая – во второй день. Или сушите бельё вместе: одна – с правой стороны балкона, другая – с левой. Вместе и работа спорится и еда, поделенная на всех, вкуснее, –  упрашивал их Имацци.
                – Не на таком хинкале, который готовит эта бездельница, я выросла. Выскочить замуж успела, а готовить она так и не научилась,  – повысила голос старшая невестка.
                – Я тоже с такими, как ты, тесто не месила, – вспыхнула младшая невестка.
                Разгорелся спор между женщинами. Имацци побежал к Ашуре. Но дипломатия Ашуры тоже не помогла восстановить мир в семьях сыно¬вей. Невестки подняли скандал. Понадобилось вмешательство участко¬вого милиционера. Скандалисток забрали в милицию.
                Погода  выдалась сырая. Стояли холодные, скучные осенние дни. Комната, куда невесток поместили, находилась на первом этаже, где пахло сыростью. Комната и без того серая, в сумерках чернела от мрака.
                Молодые женщины, как куропатки, загнанные коршуном, прижались по углам. Со временем в комнате воцарилась мрачная тишина. Она  страшно   угнетала непримиримых невесток. К вечеру женщины окончательно замерзли. Отворачиваясь друг от друга, временами вздрагивая, они невольно стали втягивать головы в плечи.
                К концу своего дежурства в отделении милиции появился Имацци. Старик попросил работника милиции, передать Жарият – хлеб, а Жамилат – овчинку. Молодой работник недоумевающе посмотрел на старика:
                –  Как это: «Одной хлеб, а другой – овчинку»? Почему бы, отец, обеим своим невесткам не передать и хлеб, и теплую одежду?
                – Когда, сынок, у человека есть все, то обращаться к соседу у него необходимости не бывает, – многозначительно улыбнулся Имацци.
                – Понял, отец, – засиял милиционер. Он вызвал женщин к двери.
Жарият он протянул хлеб, а Жамилат – шубу-овчинку.
                Жамилат завернулась в шубу и села спиной к Жарият. Жарият сов-сем замерзла и, не вытерпев, полезла под шубу Жамилат.
                – Куда ты лезешь, бесстыжая, – Жамилат попыталась оттолкнуть от себя Жарият.
                – Ради Бога, сестричка, оставь погреться: руки и ноги у меня совсем окоченели, – попросила Жарият, протягивая ей кусок хлеба.
                Жамилат стало жалко Жарият, она обняла ее и укрыла шубой. А сама, почувствовав сильный голод, схватила кусок хлеба, предложенный Жарият, и с большим аппетитом поела.
                Когда молодые женщины были дома, им казалось, что они живут плохо: не хватает жилплощади. А сейчас, испытав холод и голод, лишившись свободы, каждая из них готова была уступить другой и балкон, и жить в мире.
                Обнявшись и укрывшись одной шубой, они крепко уснули.
                Утром работник милиции, открыв дверь, удивился, увидев спящих под одной шубой «забияк».
                – Доброе утро, красавицы! – улыбнулся участковый.
                – Доброе утро, человек хороший! – откинув шубу, поднялись женщины. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
                – Джан брат, мы уже поклялись, что больше не будем ругаться,  отпусти ты нас домой, – с мольбой подбежали они к участковому.