Коренные

– Н-да… – сказал он, бессмысленно сжимая пальцами пустую рюмку. Очень хотелось выпить, но было ещё рановато – с прошлой рюмки не прошло и пяти минут. Надо было что-то говорить, но мыслей в голове не было.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
«Ну, скажи чего-нибудь», – мысленно сказала она.
«Хоть бы сказала чего-нибудь», – подумал он.
– А… – начала было она.
– А… – начал он одновременно.
– Ну-ну-ну… – поощряя собеседника, сказали они хором.
Повисла неловкая пауза.
– Гм… – сказал он, взяв-таки на себя обязанность начать диалог первым. – Вот тут это… Я ведь что раньше? Я раньше пил много… Гм… А теперь вот могу и не пить. Совсем…
И он с тоской покрутил в пальцах рюмку. По его мнению, давно уже пора было налить, но эта дура всё цедила свой коньяк мелкими глоточками, и пустота в его рюмке её, кажется, совсем не волновала.
– Да… – сказала она. И добавила, подумав, – это хорошо, когда у мужчины есть сила воли.
– Да…– согласился он, – сила воли это очень правильно. Нужное качество.
И налил себе рюмку.
– Твоё здоровье, – он с трудом удержался, чтобы выпить только половину, – Да… А вот раньше это… Раньше, говорю, пил много. Постоянно пил. И ведь затягивало так, что по неделям бывало… да… Ну это, правда, пока на пенсию не вышел. А вышел – и ничего. Генетика у меня на алкоголь хорошая, видимо, вот и не спился. А так – многие спились. Стресса очень на работе много, сложно не пить. А потом уже привычка появляется. Не все могут бросить, мало кому удаётся.
– Да… Очень я мужчин уважаю, которые могут жизнь свою поменять. Сейчас мало кто может.
– Тут – что? Тут главное себя в руки взять, я и взял. Теперь вот – дело совсем другое. Не пью. Могу, конечно, и выпить, но норму свою знаю. Выпил себе немного, и хорошо… – голос у него был скрипучий и неприятный, будто по стеклу скребли чем-то твёрдым. И интонации безжизненные.
– Да-да. Главное во всём норму знать… – согласилась она.
Минуту помолчали.
– А ещё я заметила, культуры в людях не стало. – Она нашла новую тему.
– Точно-точно. Не стало. Нет в людях культуры.
– Это потому что понаехавших очень много. Коренных ленинградцев-то и не осталось почти. Едут сюда все, кому ни лень. И чего им дома не сидится…
– Те, кто коренные, намного культурнее, конечно, – согласился он. – Я думаю, это в генах у нас уже. Культура эта.
– Да-да, сразу видать, кто есть кто. Я вот в магазине по акции масло покупала, попросила мне каждую бутылку в отдельный пакет упаковать. Так она даже не поняла! Смотрит на меня, глаза вылупила… курица…
– Ага, ага… – Поддакнул он на всякий случай, совершенно не понимая, в чём была виновата кассирша.
– Пакет-то всегда в хозяйстве пригодится. Нужная вещь.
– Нужная, – согласился он, с тоской глядя в полупустую рюмку.
– И зачем они прутся сюда все? А потом удивляются, что культуры не стало…
– Ну, это как сказать… Польза от них тоже есть. Асфальт кто-то класть должен, опять же. Или в магазине грузчиком. Потом, я работал ещё когда, нам от мигрантов одна польза была. Остановишь документы проверить, ну а там… Да даже если документы в порядке, всё равно... Это сейчас по-другому стало, много с них не возьмёшь. И документы у всех, и права знают свои. Выучились. А десять лет назад, помню…
– Да, совсем от них житья не стало. Всё хуже и хуже становится. Главное – наглые такие. Вот дочка у меня – к татарину ушла. Чего ей не жилось, всё в доме было…
– Ну, татары – не узбеки…
– Ой, да какая разница. Я вообще сначала думала, он меня зарежет. Я думаю, он колдун какой-то, приворожил её.
– Ну уж прямо и колдун… Никогда такого не видел.
– Да нет, точно-точно. Есть колдуны, по телевизору даже показывают. Мне аж плохо становилось, как я его видела. Три раза что-то вроде обморока со мной делалось, и все три раза – в его присутствии. Или капли какие-то мне в чай лил… Сейчас же всякие капли есть. В интернете прочитал, как они на человека действуют, там же всё есть, в интернете…
– И купить по интернету тоже всё можно, – поддакнул он, не удержавшись и выпив вторую половину рюмки. Бросил пристальный милицейский взгляд. Решил: «крыша у бабы поехала, но не полностью».
– Да. А ещё лучше – так сделать… – она говорила всё быстрее, как девочки-хорошистки иногда повторяют в школе выученный до уровня «от зубов отскакивает» урок. – Она полностью под его контролем теперь, ушла из дома. Мне даже не звонит. Вот он её быстренько теперь надоумит жениться. Потом она меня отравит, сделает что-то со мной, он же колдовать умеет, власть над ней взял. А он её в тюрьму сдаст. И всё, меня нет, она в тюрьме, и всё наследство его. А у него ещё и в тюрьме всё схвачено, небось. Они же, татары, все друг за друга.
– Да-да, – поддакивал он, сосредоточившись на процессе наливания коньяка в рюмку, чтобы не ухмыляться, – надо же… Всякое бывает…
– Вот я и замки все поменяла. Главное, она как сбежала-то? В институт ушла утром. А вечером звонит, говорит, всё. Не приду больше…. Нет, вещи я ей не отдам. Скажу – вообще выбросила…
Она выпила остатки коньяка в своей рюмке, и с шумом перевела дыхание.
«Или всё же полностью съехала…» – подумал он. А вслух скрипуче подтвердил, заполняя образовавшуюся паузу:
– Дети неблагодарные растут, это у всех сейчас так. Моему как раз восемнадцать стукнуло, такой оболтус… Я, правда, и увидел его первый раз за пять… да, за пять лет. Чужой мне человек вырос. Да…
«Это хорошо», – успела мельком подумать она и продолжила тараторить:
– А пусть вещи у меня останутся! Ничего, перебьётся как-нибудь. Посмотрим, как без вещей поживёт. Или пусть теперь татарин этот ей обеспечивает... Тем более, и деньги есть у неё. Только откуда – непонятно. Я ей денег давала только на проезд, зачем ей деньги, дома всё было… А у неё откуда-то берутся…
«Вот когда надо говорить – молчит. А когда не надо – трещит как сорока. Дура. – Подумал он, наливая рюмку. – Пожалуй, на трезвую голову это всё слушать сил бы не хватило».
– Теперь больше с ней совсем общаться не буду. Отрезанный ломоть, – наконец выпалила она.
«Это хорошо», – подумал он и про то, что замолчала, и про отсутствие в доме половозрелой дочери. В голове слегка зашумело от коньяка. «Пожалуй, действительно, насовсем выгнала. Такой характер эгоистический… Хорошо…».
– Да… я вот тоже с бывшей супругой не общаюсь уже давным-давно. Я, кажется, говорил уже. Так что проблем никаких нет, свободен как птица. А теперь вот с того года и элементы платить уже не надо…
– Да, это хорошо, – соглашалась она, – это правильно…
– А твоей сколько до совершеннолетия?
– Через три месяца уже совершеннолетняя. Вот пусть куда хочет и едет. Ничего ей не дам.
«Хорошо», – опять подумал он. Помолчали. В бутылке оставалось меньше половины, и он впал в беспокойство, известное всем алкоголикам. Видимо из-за этого рефлекторно налил ей поменьше.
– Я как считаю? – переводя взгляд с бутылки на свою рюмку, её рюмку и обратно на бутылку, заговорил он, – Я считаю, разумный человек всегда себе жизнь может правильно устроить. Чтобы и пуп не надрывать, и чтоб всё было. А теперь, сама посуди. И пенсия милицейская. И сам ещё работаю в охране. Всегда кусок хлеба в кармане. Так-то.
– Пенсия это немного. Но зато регулярно. Конечно, это хорошо, когда пенсия, – рассудительно сказала она.
– Пенсия – да. Маленькая. Бутылка барматы и стакан для красоты, как мой папаша говорил. Но с другой стороны, хотя бы на квартплату хватает. А дальше уже – что потопали, то и полопали. Квартиру сдаю. И сам вот на двух халтурах. Там на шлагбауме, здесь в больнице на КПП. Это наши халтуры, для бывших ментов специально… да, вот так и живём… Главное – службу нести правильно. Порядочность должна быть. А когда человек порядочный, у него и в жизни везде порядок.
 «Хорошо всё обрисовал. Только плохо, что алименты «элементами» называет, низкой культуры человек. Ну да ничего, тут уж особо выбирать не из чего, раньше думать было надо. И пьёт много, конечно. Но вроде не так, чтобы совсем неприемлемо. Можно будет контролировать. Намного хуже бывает». И за этими мыслями она светски, как ей казалось, отпивала коньяк и что есть сил стреляла глазами.
– Да… я вот тоже… Квартиру сдаю, чтоб без дела не стояла. Приличные люди снимают, третий год уже. А сама вот больше о душе теперь думаю. Это силу придаёт.
– Интересно, – соврал он. Про недвижимость ему было бы куда интереснее. Состояние её имущества – дачный участок и две квартиры – он представлял себе неплохо, потому что она ему, хотя сама уже о том и не помнила, почти всё выболтала ещё в прошлые разы. Но ему хотелось подробностей, и не беда, если по второму разу. Очень ему нравилось говорить и слушать про всяческое имущество. И про участки, и про квартиры, и про другие преимущества вымирающих «коренных» перед прибывающими «понаехавшими».
– В церковь вот хожу.
– Главное много не жертвовать им, – сказал он с беспокойством.
– Да нет, зачем же? Нигде не написано, чтобы обязательно жертвовать надо было. Душу можно и так спасти. Так что на службы хожу теперь. На крещение в прорубь окунаюсь, третий год уже. Говорят, для души полезно.
– И как же это ты в проруби плаваешь? Не холодно там?
– Да холодно-то холодно. Только о душе думать надо.
– Да, это точно, – задумчиво сказал он, – организм ко всему привыкает. Я вот помню, в армии ещё… Горячей воды не было почти год. Зима, холодно, а в бане только холодная из крана течёт. Ничего, никто не умер, все мылись как-то. Правда, тогда и организм молодой был, опять же…
– Ну вот. А тут раз в год всего. Главное вытереться потом, и чаю из термоса…
– Да, а можно и чего покрепче… Ради такого-то случая, чего ж не выпить.
– И вино в церкви тоже хорошее. Я теперь его в церковной лавке покупаю, там иногда скидки бывают. Сразу возьму бутылок пять, мне надолго хватает. И как пожертвование получается, и самой пить приятно: сладкое. После всенощной усталость хорошо снимает…
– Всенощная? – это слово почему-то вызвало у него ухмылку.
– Всенощная. Служба такая.
– Да, – согласился он, потянувшись к бутылке, – алкоголь на службе первое дело. Когда долго не спишь, в наряде там или на дежурстве… Снимает усталость, снимает. Давно замечено.
– …Стоять тяжело, конечно, на службе. Устаёшь. Но зато понимаешь, что не зря, для души полезно. Вот так и стоишь. Приобщаешься к святости.
– Это да,… А я вот в армии помню, тоже… Дневальным стоишь когда, наряд такой по роте, поставят на тумбочку и стоишь два часа. И не сойти. А ночью спать охота… Да… Тоже тяжело было.
– Ой, как интересно, – она, спохватившись, опять начала стрелять глазами.
– Да… опять же, два года эти в трудовой стаж идут. К пенсии. Армия – вещь полезная.
– Согласна. Я вот тоже так воспитана, что считаю, настоящий мужчина должен отслужить.
– Это уж как полагается… Сейчас вот год служат, это я считаю, не служба. А вот, когда два года было – другое дело…
– Да, вы говорили уже…
Повисла новая пауза, кроме погоды оба решительно не могли придумать тему для разговора. Но с погоды они сегодня начали и уже обсудили и что было, и что есть, и все возможные прогнозы. А также тот факт, что погода в глобальном смысле совсем испортилась: ни зимы, ни лета: не то, что лет, скажем, десять назад. Сошлись они на том, что это всё не спроста: тут без человеческого влияния не обошлось. Хотя оба так не считали.
– Да… А с коленом твоим мы так поступим. Тут я собрала кое-что. Подмор пчелиный, прополис…
– Да помню я… – в скрипучем голосе прорезалась тоска.
– Прополис развести обязательно. Ну, там написано. И йод. Только сильно не мажь, просто сеточку на колене сделать, и всё пройдёт…
Он кивал и поддакивал. И жалел, что рассказал про колено. Кто ж знал, что у неё хобби – самолечение! Вообще-то, можно было догадаться…
– И фольгу. Просто от шоколадки бумажку бинтом зафиксируй, сразу разницу увидишь.
– И капустный лист, – обречённо продолжил он уже выученный урок, – он опухоль оттягивает.
– А летом лопух можно, – закончила она.
На этом всё было кончено: говорить стало больше не о чем. Он выпил рюмку и поставил её на стол. Лёгкий стук выдал, что он немного запьянел.
– Ну ладно, пойду я, – сказал, поднимаясь. В бутылке оставалось совсем чуть-чуть. На полпальца от силы. Конечно, был соблазн и это допить, но опыт подсказывал, что от этого не будет ни тепло, ни холодно. А так – даже приличия соблюдены. Не алкаши какие-нибудь, чтобы непременно всё до капли высасывать.
– Да-да. Время позднее уже… – сказала она и вздохнула по возможности томно. Он то ли не понял, то ли сделал вид.
– Да… А на такси не разъездишься. Ненужная трата средств, я считаю.
– Я тоже не люблю. Таксисты ещё через одного нерусские…
– Да… Много, много их стало…
Они ещё немного постояли в прихожей, ища темы для разговора. Тем не было.
– Вот… Ну что ж. Ещё заходи как-нибудь.
– Да, на восьмое марта зайду. У меня выходной будет, я ведь два через два работаю…

– Чего ходит-то? Решил бы уже что-то, наконец, – сказала она вслух, ставя в раковину посуду. – Дурак, конечно, но вроде мужик не самый плохой. Опять же, как без мужика-то?
– Ч-чёрт его, знает, оно мне надо? – почёсывая подбородок, сказал он вслух, уставясь на кнопки едущего вниз лифта. – Вроде и так хорошо, как есть. Только поговорить иногда не с кем. Да и вообще, баба, она баба и есть, как без бабы? К тому же хозяйственная, хоть и дура. Возраст уже, про детей не будет заикаться. Зачем они нужны, дети? При имуществе… Подумаем… Может, зайду ещё. На восьмое марта…