Казачий лабиринт. Глава 1

Вениамин Алаторцев встретил известие о государственном перевороте в Петрограде с нескрываемой грустью, и не потому, что он слыл убеждённым монархистом, а просто знал, что всё новое несло в себе неизвестность, от которой можно было ожидать всяческих напастей. Годы службы у Евтихия Харитоновича Дуракова научили казака Алаторцева думать головой, а не руководствоваться сиюминутными эмоциями. А тут, ещё, ему приснился сон, будто оказался за стенами какого – то старинного города и не мог выбраться наружу. Долго блуждал Вениамин по безлюдным, тесным улочкам города, пока вдалеке не увидел старика, очень похожего на Евтихия Дуракова. "Уж, не древний ли это Сарайчик?" – спросил Вениамин. Старик ничего не ответил, а улыбнулся и растворился в тумане. Проснулся Вениамин в холодном поту…

Когда уральцы собрались на улицах города для очередной манифестации, Вениамин уединился в комнате дяди и открыл, наконец, крышку сундучка Евтихия Дуракова. Долго он не решался заглянуть внутрь, а теперь понял, что момент настал. Старый режим рухнул, а новый пока был такой непонятный и пугавший своей непредсказуемостью, что тревожил постоянно душу.   

"Ба, знакомая книжонка", – проговорил Вениамин, взяв в руки книгу Алексея Левшина в чубарой обложке: "А это же, стихотворения Карпова! Видимо, Ахилл Бонифантьевич подарил старику свою книжку, когда я был на курсах, в Петербурге. Да, здесь и закладка имеется! Пстрели – те, заразой!"

Вениамин вынул из сундучка книгу в простеньком переплёте и открыл на странице 28, где лежала закладка. В глаза сразу же бросилось, очерченное красным цветом, стихотворение без названия и, он углубился в чтение:

Проходят месяцы и годы,
Бегут за днями быстро дни,
Но все они полны невзгоды,
Полны суровой непогоды,
Немой убийственной тоски.

Один, по – прежнему, я снова,
Как лист оторванный  грозой,
Один  вдали родного крова,
И жду напрасно в жизни новой
Себе отрады и покой.

"Чем же так проняло старика это стихотворение, если он его трижды обвёл красным карандашом", – подумал Вениамин: "Ништо не смог смириться, что я ушёл и стал жить своей жизнью? Ведь, так и не взял никого на замену мне. Хотя, сам же отпустил после трёх лет службы, как договорились с ним. Ладно, что было, то давно прошло", – Вениамин перевернул страницу и продолжил читать выделенные строки.

Шумит гроза, бушует вьюга
И ярко молния блестит,
Но в дни печального досуга,
Как прежде, нет для сердца друга
И ноет сердце и грустит.

Когда – ж свершу я путь далекий,
Когда придет всему конец?
Иль до конца в тоске глубокой
Его пройду я одинокий,
Неся тяжелый свой венец?

Сравнивая судьбы старика Евтихия и поэта Карпова, Вениамин с горечью отметил, что и тот, и другой, ушли из жизни бездетными. Дядя его, Ипатий Ипатьевич, тоже волею судьбы оставался бездетным, но нашёл своё место в жизни внучатого племянника и его семьи. Он души не чаял в правнучках Клеопатре и Елене, и они всей душой любили своего дедушку Патю. И Вера, как родная дочь стала для Ипатия. Вениамин часто ловил себя на мысли, как бы жила его семья не будь рядом дяди, который был им кормильцем и поильцем, а ещё главной моральной поддержкой для жены Веры.

"Старый режим рухнул, без возврата, а что придёт ему на замену, пока неизвестно", – подумал Вениамин: "Опора старого режима – войска во главе с гвардией, великими князьями, генералами и офицерами, теми кто считался доныне защитником престола, подняли красное революционное знамя".

Вениамин извлёк из сундучка два потёртых томика сочинений уральского бытописателя И. И. Железнова, изданных в Москве, в далёком 1858 году. Любил старик Евтихий прочитывать вслух «Картины казацкой жизни». На дне лежала пачка писем, перевязанная суровой ниткой. Письма были от бывшего редактора газеты «Уральские войсковые ведомости» Вячеслава Петровича Бородина. Вениамин вспомнил, как писал ответ на последнее письмо В. П. Бородина, которое касалось судьбы офицера – поэта А. Б. Карпова, ставшего с подачи последнего историком Уральского войска. И хотя, не нашёл Ахилл Бонифантьевич документального подтверждения, как образовалось Яицкое войско, старик Евтихий остался доволен его трудом, который был посвящен незабвенной памяти Иоасафа Игнатьевича Железнова.

"Ништо нашёл, что искал?" – обрадовался Вениамин, доставая из сундучка несколько листов белой бумаги, исписанных крупными буквами: "Дай Бог теперь, разобрать почерк старика Евтихия и понять, что он хотел сказать".

В субботу, 4 марта, из Тифлиса разнеслось по России Повеление нового  Верховного Главнокомандующего, Великого Князя Николая Николаевича, которому Временное Правительство посулило вновь отдать этот пост, после отречения Государя Императора Николая Александровича:

«Повелеваю всем войсковым начальникам от старших до младших внушить и разъяснить чинам армии и флота, что после объявления обоих актов они должны спокойно ожидать изъявления воли русского народа; святой долг, оставаясь в повиновении законных начальников, оберегая родину от грозного врага, своими подвигами поддержать наших союзников в беспримерной борьбе. Генерал – Адъютанат Николай».

Неделей спустя, после того, как Великому Князю Николаю Николаевичу своим авторитетом удалось удержать русскую армию и флот от анархии и развала, Временное Правительство уведомило его о невозможности быть Верховным Главнокомандующим, и он вынужден был отказаться от этого важнейшего поста. Когда же в Уральске сместили с поста и арестовали вице – губернатора Уральской области, камергера Высочайшего Двора Н. М. Мордвинова, который якобы намеревался поднять казаков на защиту старой власти, а затем начальника жандармов ротмистра Баблонова и четверых его подчиненных, Вениамин понял, что новая власть двулична и лицемерна, а потому верить ей нельзя. Ни бывший вице – губернатор, ни жандармский ротмистр с железной дороги, никакого отношения к казакам не имели, и приказывать войскам Уральской области, вообще, не могли.

Войсковая газета, ещё месяц назад писавшая о «милостивом внимании Нашего Обожаемого Царя Батюшки к Уральцам», вдруг сменила риторику и начала вспоминать, как тяжело жилось казакам при царской власти:

«Русский народ религиозен, смотрел на царя, как на Божьего помазанника, а потому и не видел, не хотел видеть всех тех несправедливостей, которые исходили от него. Но мы забываем другое: голос Народа – голос Божий!
Наши старики – казаки скажут:
– Голос Народа – голос Бога избрал Михаила Федоровича Романова на царство.
А теперь они должны добавить:
– Голос Народа – голос Бога отрекает царя Николая Романова от царства и выбирает себе того, который будет люб Народу русскому, матери Родине.

Нам казакам, не приходится долго задумываться над вопросом: как быть? Мы давно высказались, высказались ещё наши деды и прадеды. Вспомним, старики, как наше Войско образовалось. Кто помнит? Забыли, все забыли…

Казаки уходили в чужие края от власти Петра I, шли с острыми пиками к престолу Екатерины… Шли в каторгу, на виселицы, в Туркестан из родного гнезда…

– Это уже правительство, – скажут старики.

Да, это правительство, но всё и дело то в нём. Прежде был у вас круг, было выборное начальство, и жили вы так, как хотели сами, устроя свои дела».

"Эх, как растащило редактора, Сергея Шапошникова", – невесело заметил Вениамин: "Помню начал он карьеру в газете с мнимого разговора с духами Гугни, Рыжичка, Столыпина… Сгодился болтун для новой власти".

"Ништо вспомнил его статью «Суд предков», где он молодым казакам ставил в упрёк бездействие", – отозвался, молчавший до того, Ипатий: "А теперь за стариков взялся, чтоб не ворчали. Заразой – те, убей!"

Уральский Исполнительный Комитет, куда вошли представители всех слоёв городского общества, известил уральцев о начале своей работе:

«…Комитет организует городскую милицию и взял на себя контроль над почтой и телеграфом.
Комитет, озабочиваясь сохранением внутреннего порядка и организации продовольствия армии и населения, принял следующее: поручил заведование гражданскими делами по управлению областью вместо Мордвинова советнику Областного Правления Г. К. Бизянову и председательствование в особом совещании по продовольствию члену Комитета Г. М. Фомичеву…».

На 20 марта был назначен созыв Съезда Выборных от станиц войска для обсуждения вопросов связанных с событиями последнего времени. Один из вопросов, озвученный бывшим председателем Съезда выборных, очень расстроил и взволновал Ипатия Дудакова.

– Ишь чего удумал, Андрей Бородин, – возмущался Ипатий Ипатьевич, – безжалостную реквизицию запасов хлеба ему подавай! Законной карой грозит, как изменнику родины и пособнику врага.  Пстрели – те, заразой!

– Так, не все запасы, а только излишки хлеба хотят изымать! – успокоил дядю Вениамин. – Разве у тебя они есть? Ты же не спекулянт и тебе нечего бояться, дядя. Или я, чего – то не знаю?   

– Ох, Веня, был грех, немного припрятал осенью, – признался Ипатий. – Но ничего новой власти отдавать не жалаю! Дулю им, с маслом, а не хлебушек! На «чёрный» день припас! Не дай Бог помру, будет твоей Вере, чем детишек почивать…

– Ништо стоило из – за этого ночи не спать? – улыбнулся Вениамин. – Вопрос выборов атамана куда важнее. Ну – ка, если народ опять царя на престол призовёт? Тогда, что ж выборного атамана по шапке и снова будет наказной? Так, может тогда оставить нынешнего, Мартынова? Василий Патрикеевич и уважение имел среди простых казаков и поставлен был законно, по приказу, исполняющим должность…

– Казаки, хватит лясы точить! – крикнула с порога Катерина. – Айда – те, пить чай с жаворонками! С пылу, с жару, только из духовки вынула!

– Ба! Сегодня же, 9 марта! – спохватился Вениамин. – Жаворонки! С праздником, родные!

– С Жаворонками! – поздравил домочадцев Ипатий. – Айда – ка, тведать скорее! Поди завтра, не до жаворонок будет?

Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил закрепить в истории и памяти народной Великий государственный революционный переворот учреждением «Дня Революции», назначив праздник на 10 марта. Уральский временный Исполнительный Комитет призвал горожан собраться в пятницу, 10 марта, к 12 часам дня к храму Христа Спасителя, где после молебна был намечен парад войск местного гарнизона, а оттуда войска, в сопровождении народа, проследуют по Большой Михайловской улице до Казанской площади.

Ещё не было 11 часов, а горожане группами и по одиночке тянулись к храму Христа Спасителя. Широкая Алексеевская улица перед храмом очень скоро заполнилась народом. У многих на груди были красные ленточки и розетки. Вскоре, к назначенному месту стали прибывать группы рабочих с красными флагами. «Да здравствует Свободная Россия!», «Мир и единение!», «Долой монархию – да здравствует республика!» и прочее читали граждане на этих развевающихся на ветру флагах. Ипатий с Вениамином обратили внимание на большой чёрный флаг, в группе красных знамён, на котором были слова: «Вечная слава погибшим борцам за свободу!», а люди, стоявшие вокруг него, обнажив голову, шептали то ли молитву, то ли клятву.

– А это кто же, с чёрным флагом? – спросил Вениамин у парня – рабочего.

– Хрен их разберёт, анархисты какие – то! – отмахнулся парень. – Сёдня все борцами со старым режимом стали, даже, князья и генералы! Ха – ха – ха!

– Твоя правда, товарищ! – ответил Вениамин, а потом вполголоса добавил. – Союз революционеров, князей и генералов больше всего и пугает…

Появились войска. Солдаты местной команды шли с красными флажками на штыках, казаки запасного полка и, вновь, сформированной казачьей батареи, с такими же флажками на пиках. Гул одобрения пронёсся в тысячной толпе народа при виде шедших войск. Порядок на площади поддерживался очень образцовый. С первым колокольным перезвоном из храма стали выносить хоругви и иконы, и перед лестницей начался благодарственный молебен. Вся многотысячная толпа обнажила головы.

"Многие лета Богохранимой Державе Российской и благоверному Временному Правительству!" – зычно и нараспев провозгласил диакон: "Вечная память всем борцам, погибшим за отечество и свободу!" – в толпе, после этих слов, как по команде были полуспущены флаги.

"Переживаемый настоящий момент, как бурный поток воды, вырвавшийся из своего заключения!" – произнёс в середине молебствия о. Быстролетов: "И теперь этот могучий разлив народных сил, долго томившихся в царском заключении, должен повести к новой, свободной жизни, которая даст измученному долгими страданиями люду благосостояние и успокоение!"

– Куда идём, если даже первый священник о свободе заговорил, – шепнул на ухо Ипатию Вениамин. – Ништо забыл, о. Быстролетов, как десять лет назад провожал нас мужиков усмирять? Один обман кругом…

– Молчи, а то беду накличешь, – прицыкнул Ипатий. – Дома договорим…

По окончании молебна, начался парад войск. Обходя ряды и здороваясь с казаками и солдатами, временно исполняющий должность Наказного Атамана генерал – майор Мартынов получал в ответ уже не старое «здравия желаем, ваше превосходительство», а новое приветствие, установленное Военным Министром нового Временного Правительства – «здравия желаем, господин генерал». Обойдя фронт войск, генерал Мартынов обратился к ним с краткой напутственной речью:

"Господа казаки и солдаты!" – прокричал Мартынов, призывая к вниманию: "Старое правительство свергнуто и образовано новое! Этому Временному новому Правительству, как признанному во всей России, нужно повиноваться во всём, что оно прикажет!" – голос генерала дрогнул и осёкся.

"Ура!" – закричали громко казаки и солдаты, после чего Мартынов отошёл в сторону, уступив место перед войсковым строем другим ораторам.

"Господа! Товарищи!" – обратился к собравшимся перед храмом Фомичев: "Этот день имеет особое значение для всех граждан России, как предвестник новой, освобожденной на совершенно других началах жизни! Но празднуя этот великий «День Революции», граждане должны помнить, что только спокойствие, сознательное отношение к совершающимся событиям, сохранение полного порядка может дать то, за что так много понесли сил и тяжелых жертв!"

Вслед за этим войска, построившись в колоны повзводно, сопровождаемые группами рабочих с красными знамёнами и тысячной массой народа, при звуках двух оркестров, войсковом и местной команды, игравших Марсельезу и военные марши, с пением революционных песен, двинулись к центру города.

"Где же, Гурьян, товарища оставил?" – язвительно заметил Ипатий: "Ништо, Гришка, не захотел выйти к народу? Пстрели – те, заразой!"

Когда шествие дошло до здания Областного Правления, на балкон вышел новый губернатор Уральской области Г. К. Бизянов и открыл митинг, начав его пафосной речью, во время которой зачитал телеграмму из Лбищенска на своё имя:

«Лбищенский станичный сход, выслушав телеграмму Вашу о переходе управления областью к Вам, приносит поздравления и выражает свою искреннюю радость и готовность беспрекословно подчиняться распоряжениям Временного Правительства. Станичный атаман Карпов, депутат Лобиков, доверенный Лобиков, казаки: Фокин и Витошнов».

"Граждане, призываю вас к спокойному труду!" – сказал в заключение речи Григорий Константинович: "Дабы эти знаменательные дни свободного теперь народа Свободной России могли быть посвящены дружной, усиленной работе на общее благо родине! Ура, господа!"

"Ура!" – загудела ликовавшая толпа.

Следом выступили ещё несколько ораторов, после чего шествие проследовало к дому наказного атамана, где было оглашено Воззвание Временного Исполнительного Комитета к гражданам Уральской области:

«Дружным, стремительным натиском вековечный враг всего народа Русского – царское самодержавие – был сломлен и главная твердыня его – сила штыка – теперь обращена противу него и против внешнего врага, его верного союзника. Его приспешники, душившие и расстреливавшие народ, уже сидят по крепостям, а наши братья, славные борцы за народное счастье, вышли из тюрем на свободу.
Теперь надо укрепляться на завоеванной позиции. Надо помочь Исполнительным Комитетам родных городов, делающим великое дело народного освобождения; надо дать им денежные средства, дать верных, честных людей.
Жертвуйте Исполнительным Комитетам необходимые для их работы деньги, несите им ваш личный труд!»

"Ништо в атаманском доме теперь Комитет заседает?" – спросил еврея – аптекаря Ипатий, а не дождавшись ответа, заключил: "Похоже, так".

"Товарищи! Около недели отрекшийся император находился на свободе", – объявил член Исполнительного Комитета от иногородних: "Но некоторые соображения заставили как его, так и его супругу, 8 марта, лишить свободы!"

"Ура!" –  громко ответила манифестация.

"Казаки! Не мы ли везде боролись с произволом правительства?" – снова обратился к манифестации с речью Фомичев: "Не мы ли были верными защитниками родины? Теперь внутренний враг сломлен, сломим же и внешнего врага, поможем армии хлебом, вещами, деньгами!!!"

"Ура!" – отозвалась толпа и двинулась дальше, до Казанской площади.

Празднование «Дня Революции» прошло спокойно, без всяких эксцессов.

На очередном митинге возле Здания Областного Правления была зачитана телеграмма комиссара Государственной Думы Ф. А. Еремина на имя Г. М. Фомичева, Уполномоченного по продовольствию при Уральском Областном Правлении, следующего содержания:

«Министр земледелия Шингарев и я убедительно просим обратиться с просьбой к обществу, станичным и поселковым сходам, к мелкому кредиту дать хлеб армии. Ф. Еремин».

"Граждане! Глубокий ужас охватывает, читая эту телеграмму", – заявил Фомичев: "Дать армии хлеба! Наша доблестная армия, следовательно, нуждается в хлебе, нуждается – значит голодает!"

"Не ты ль, мил человек, убеждал нас, что в Уральской области полно хлеба и обещал продать Саратову мильён пудов?" – спросил чей – то голос в толпе: "А теперь с казаков теребишь – дайте! Пстрели – те, заразой!"

"Граждане! Поменьше слов, больше дела!" – объявил помощник Фомичева: "Понесём и повезём хлеб к уполномоченному по продовольствию. Хлеб неминуемо будет отправляться в армию".

"Как же, держи карман шире", – прошептал Ипатий и направился домой.

В четверг, 16 марта, войска гарнизона г. Уральска – солдаты местной команды, казаки запасного полка, вновь сформированной казачьей батареи, конского запаса, штатные нестроевые оружейной и обмундировальной мастерской, войскового штаба, военных отделов, Войскового Хозяйственного Правления, войсковой типографии и прочие, с участием офицеров и чиновников этих частей и учреждений, были собраны на обширной площади перед казармами местной команды для принятия присяги Новому Правительству. Воинские части построили квадратом, посредине которого был поставлен аналой – высокий четырехугольный столик с покатым верхом. При обходе войск Наказной Атаман генерал Мартынов, поздоровался с ними, а затем предоставил слово священнику Павлу Данилову, который и должен был приводить войска к новой присяге.

"Братья! Волею народа Россия стала свободной и сбросила с себя оковы, связывающие её по рукам и ногам!" – начал свою речь о. Павел: "Все взоры теперь обращены на вас, дорогие воины, и вы вместе с сидящими в окопах и защищающими нашу честь и жизнь, должны напрячь все силы на пользу России. Соблюдайте же порядок, тесно сплотившись между собою и вокруг нашего начальства, не слушайте смутьянов, которые сеют раздоры. Новое Правительство не допустит возврата к старому, уже отжившему порядку".

Призывая осенить себя крестным знаменем, о. Павел громко и внятно прочел слова новой присяги на верность новому правительству, вслух повторяемые всеми присутствующими. По окончании церемонии Наказной Атаман генерал – майор Мартынов в краткой речи обратил внимание войск на важность и ответственность принимаемых на себя обязательств.

"Каждое слово присяги должно быть продумано и усвоено!" – сказал в заключении Василий Патрикеевич: "И нужно никогда не забывать, что нарушать присягу нельзя, так как всякий нарушивший её является клятвопреступником!" 

Сообщив, что все получат присяжные листы, Наказной Атаман приказал развести войска по местам. Вениамин после роспуска войск подошёл к стоявшему в сторонке генералу Мартынову и после приветствия спросил его о текущей обстановке в Уральском войске и на фронте.

– Скоро, господин подъесаул, вас ждёт прежняя служба, – загадочно улыбнулся Мартынов. – Новому военному министру всюду мерещатся шпионы и он потребовал наладить контрразведку, но без старого сыска.

– Без сыска контрразведка не обойдётся, – иронично заметил Вениамин. – Завтра дадут заключение врачи, и я готов отбыть в действующую армию. Честно говоря, надоел весь этот революционный маскарад…

– Мне самому не по нутру новая власть, а куда деваться? – проговорил Мартынов. – Скоро съезд выборных, где первая скрипка отведена Бизянову, а мне, похоже, уготована роль молчаливого статиста. И, ведь, не захочешь, а станешь молчать, иначе в одной упряжке с полковником Колпаковым можно оказаться. Ему так и не дают выехать в действующую армию, судом грозятся. Хотя, и в действующей армии черт знает, что творится. В полках комитеты, а в армейских штабах комиссары Временного Правительства верховодят. Ну, а вам, подъесаул, предстоит служить в новой бригаде, у генерала Бородина. Из Главного Штаба получена телеграмма, за подписью полковника Седого.

В пятницу, 17 марта, в Уральск приехал Карп Маркелов, но вместо постоялого двора завернул к Старому собору, чтобы повидаться с отставным генералом Любавиным, а уже от него направился к дому Ипатия Дудакова.

– Доброго здоровья, Карп Маркович! – Ипатий встречал гостя на пороге дома. – Какими судьбами? Ништо на постоялом дворе места нету?

– Слух дошёл, что на постоялом дворе опасно, – прошептал Маркелов. – У тебя хочу погостить, Ипатий. Только, чтобы про меня, молчок! Никому!

– Ну и дела, – удивился Ипатий. – Проходи, какой разговор, всегда такому дорогому гостю, как ты, рады.

– Сам не поверил ушам, когда услышал, – стал объяснять Маркелов. – Мне в Сахарной шепнули, что новый губернатор разослал телеграммы, не пускать меня в Уральск. Так, я айналыпом через Чижу, с Филаретом Мартыновым сюда пробрался. Оказалось, что у нашего постоялого двора меня шантрапа караулит. Сказали, что эти хулиганы могут избить, а того хуже, и убить.

– Живи, Карпуша, на здоровье, – сказал Ипатий. – Места много, кроме свата Чалусова, никто не заходит. Да и свата сейчас в городе нет, уехал на Черхал с неводом. Говорят, там хорошо ловятся лещ и жерех…

Выпавший в ночь на 18 марта ровный, толстый слой снега при первых лучах солнца начал таять и дал такую массу влаги, что улицы и площади Уральска стали совершенно не проходимы. Благодаря наступившей тёплой погоде лёд на Урале сделался рыхлым, а в некоторых местах появились просочины, так что переезд через Урал по льду стал небезопасен, и киргизы с бухарской стороны перестали привозить на базар для продажи дрова и сено, а сами приезжали в город верхом. По словам киргиз, путь в степи начинает уже рушиться, все встречающиеся по дороге впадины, лощины и ерики начали вздуваться, высокие же места уже совсем очистились от снега, что крайне затрудняет езду.

В воскресенье, 19 марта, Вениамин принёс свежий номер газеты «Уральские войсковые ведомости» и с порога заявил дяде и Карпу Маркелову, что новый редактор Шапошников выпустил к Съезду странную статью, и, если старики пожелают, он может прочесть им вслух.

– Давай читай, Веня, скорее, – проговорил Ипатий. – Послушаем, Карп? – и тут же получил одобрительный кивок гостя.

– Завтра соберутся представители не Уральского, а Яицкого войска, – начал громко читать статью Вениамин.

– Почему Яицкого? – перебил Маркелов. – Сколько себя помню – Уральское войско всегда было! Ладно читай дальше, послушаем!

– Уральский казак звучит, как – то неслышно, приниженно, как имя раба, – продолжил чтение Вениамин и уже не прерывался.

«Довольно! – писал редактор Сергей Шапошников. – Полтора столетия носили мы незаслуженно эту каинову печать, полтора столетия не слышно было нашего правдивого слова, ибо оно сейчас же заглушалось звоном цепей и предательскими выстрелами. Эти полтора столетия мы вычеркнем из нашей истории, – они нам навязаны, они противоречат казацкому духу… Мы все те же свободные казаки прияицких степей, которые первыми ушли от царского престола, первые заговорили свободолюбивые слова, первые показали, что русский человек – республиканец.
Завтра снова раздастся свободный голос свободного яицкого казака – и он захочет воскресить своё родное имя! Этого требует и то обстоятельство, что нас под именем «уральцев» не знают, смешивают всегда с жителями далеких Уральских гор, от которых мы и получили своё название.
Старики и сейчас называют Урал «Яиком», и песню мы поём про «Яикушку», и соседи – киргизы нас называют «Джаик – казак».
– Яицкий казак – это самобытно! Это гордо! Это свободолюбиво! И не позорно, а заслуженно!
С. Шапошников».

– Я, когда ещё под стол пешком ходил, то отец качал меня на своей ноге и приговаривал: «Чок, чок, уралиски казачок!», – проговорил Ипатий.

– Вот, послушайте старики! – сказал Вениамин и достал из сундучка книгу в чубарой обложке. – «Для истребления же из памяти возмущений Яик по просьбе самих казаков назван Уралом, войско Яикское Уральским, а городок Яикский Уральском», – писал Левшин, а он тогда жил в доме Д. М. Бородина и знал из первых уст, как было на самом деле. Какая нужда, теребить старую рану перед Съездом? Не иначе, хотят опять расколоть наше войско.

– Есть вопросы куда важнее, – заметил Маркелов. – Выборы нового атамана, например. А зачем нужен новый, когда нас Мартынов, вполне, устраивает…

– Прости, Карп Маркович, не хотел говорить, но видать придётся, – добавил Вениамин. – Евтихий Харитонович, вроде, духовного завещания оставил мне, где написал, что после того, как царя уберут, в войске Уральском смутные времена наступят, а через три года оно и вовсе в крови погибнет…

– Слышал я эти побасенки, – перебил Вениамина Карп Маркелов. – Афанасий Агафонов, когда ещё сказывал нам, что ему цыганка нагадала о свержении царя и гибели войска. Так и старики наши тоже давно говорили, что войско на крови зародилось, на крови и погибнет. А царя Николая своя же семейка убрала с престола. Говорят, мамаша его люто ненавидела сноху – немку, а тут война с Германией, ну чем не повод. Вот, только никак не пойму, почему Михаил Александрович отказался сразу принять верховную власть? Ништо надеется, как предок его, стать всенародно избранным царём? Остаётся нам дожидаться Учредительного собрания. Хорошо бы от киргизов отделиться, пока нового Государя Императора не выберут.

– Судя по тому, как новая власть рушит всё старое, возврата к монархии не будет, – заметил Вениамин. – Ещё, Евтихий Харитонович сказал, что войско погибнет, но народу не мало останется. С Россией нам быть, указал…

– Евтихий всегда к России тяготел, – проговорил Маркелов. – Без России, говорил, не станет и войска Уральского…

В этом же номере войсковой газеты была информация о начале революции в Петрограде. Оказалось, что беспорядки начались ещё 23 февраля, сразу после того, как царь Николай II отказался освободить от наказания убийц Григория Распутина, среди которых был один Великий Князь. Сначала шли мирные манифестации. «Горячее участие в защите старой власти принимал наш бывший наказной атаман Хабалов, – писала газета. – Он поставил на окнах дворца пулемёты и расстреливал из них несчастную толпу, просившую хлеба». Вскоре, к манифестантам присоединились солдаты Петроградского гарнизона и депутаты Государственной Думы, которые вынудили Государя Императора отречься от верховной власти. Потом началось уничтожение всех старых структур власти не только в столице, но и на местах.

Царя не стало, но война продолжалась, как и прежде «до победного конца». С Западного фронта сообщали: «В районе деревни Олдоничи, 20 верст юго – восточнее Барановичей, ночью на 15 марта нами была проведена газовая атака, одновременно с выпуском газа артиллерия вела огонь по окопам противника; противнику удалось было ворваться в наши окопы, но контратакой он был выбит и бежал в свои окопы.
На остальном фронте перестрелка и поиски разведчиков».

В понедельник, 20 марта, открылся Чрезвычайный Съезд Выборных от станиц. Временно исполняющий должность Наказного Атамана генерал – майор В. П. Мартынов выступил с приветственным словом и, не желая мешать работе депутатов, сразу удалился. Председателем Съезда избрали депутата Г. К. Бизянова. Перед открытием Съезда депутаты пожелали, чтобы был отслужен молебен. В ожидании священника, Бизянов поднял вопрос о посылке делегатов на казачий съезд в Петроград, который открывался 23 марта, поэтому выехать делегаты должны немедленно. После долгих споров и взаимных упрёков, выбрали троих: Иванаева, Сакмаркина и Калинина.

К этому времени прибыл с причтом священник о. Назаров, отслуживший молебен. Делегаты немного успокоились, страсти улеглись. Тут, выступил Бизянов с пространственной речью, нахваливая Государственную Думу и депутата от Уральского войска Ф. А. Еремина. Депутаты встали и дружно сказали ему: «Спаси Христос!», толком даже не понимая, за что.

"Да здравствует свободный русский народ!" – провозгласил Бизянов: "Поступило предложение доизбрать депутатами Съезда Выборных двух представителей от военных: от офицерства – подъесаула Горшкова, а от казаков – урядника Кирпичникова! Как быть, желаете ли?"

"Жалам! Пущай будут и военные!" – поддержали депутаты от станиц.

Затем между депутатами произошла словесная перепалка по будущей форме правления в стране. Одни агитировали за республиканский строй, другие – за монархию, а третьи, готовы были согласиться с тем, что решит в будущем Учредительное собрание.

"Господа депутаты, угомонитесь!" – прервал спор подъесаул Горшков: "Ништо больше спорить не о чем, как о государственном устройстве России? Дел хозяйственных по горло, а форму правления России без нас выберут!"

К концу первого рабочего дня, Съезд также постановил дать полномочия, как делегату от войска на казачьем съезде, Николаю Андреевичу Бородину, уже находящемуся в Петрограде.

На второй день, Съезд принял единогласно вычеркнуть из списков почетных казаков Великого Князя Бориса Владимировича, как получившего это звание благодаря стараниям полковника Колпакова, без согласия Съезда выборных, а, следовательно, незаконно. Полковнику же, Колпакову, съезд выразил весьма отрицательное отношение, передав его дело в руки следственной комиссии, а затем принялся за рассмотрение неотложных хозяйственных вопросов в Уральском казачьем войске.

"Слышал, депутаты спорили пускать или нет по Уралу пароход «Уралку»", чтобы провести 5 плакшоутов от Гурьева к Уральску для погрузки муки и доставления её на низ", - проговорил Маркелов: "Какой же разговор, лёд сойдёт и надо отправлять «Уралку» вверх по большой воде, а о покрытии возможных убытков после договорятся. Главное, сейчас, хлеб на Гурьев отправить".

В начале страстной недели, 27 марта, Съезд перешёл к существенному вопросу, стоящему собственно во главе цели всех работ его – к выборам Войскового атамана и членов нового Войскового Хозяйственного Правления в составе председателя и четверых советников. Депутаты, путём подачи записок, включили в список для голосования 11 кандидатов, в том числе и временно исполняющего должность Наказного Атамана генерал – майора Мартынова. После закрытой баллотировки были названы трое, получившие абсолютное большинство: отставной генерал Любавин, генералы Бородин и Акутин. Их ещё раз перебаллотировали и генерал – лейтенант в отставке Г. П. Любавин получил 45 избирательных и 18 неизбирательных голосов, генерал – майоры: Бородин – 37 и 25, и Акутин – при одном воздержавшимся, 25 и 38, соответственно. Наказной атаман Мартынов оказался далеко позади.

В результате на должность Войскового атамана большинством голосов был избран отставной генерал Г. П. Любавин, но посланная к нему депутация от Съезда, возвратившись, доложила, что Гавриил Павлович, благодаря Съезд за честь и доверие, отказался по старости лет и болезни.

"Ништо Любавин пошёл бы против собственной воли или против воли «старых людей»?" – спросил у Ипатия торжествовавший Маркелов и сам же ответил: "Я же с ним почти битый час беседовал, и он сам просил оставить на прежнем месте генерала Мартынова".

После отказа Любавина, избранным войсковым атаманом стали считать, получившего за ним большинство голосов, генерал – майора М. Н. Бородина. Михаилу Никаноровичу, командовавшему, в тот момент, 1 – м Уральским казачьим полком, от Съезда выборных тотчас была отправлена срочная телеграмма, на которую, вскоре, был получен следующий ответ:

«Уральск, Председателю Съезда Выборных.
Согласен, благодарю за честь; возбудите ходатайство о назначении атаманом. 814. Генерал Бородин».

Бизянов заявил, что генерал Бородин согласился стать Войсковым атаманом, но такая самостоятельность Съезда не понравилось Карпу Маркелову.

"Поезжай – ка, Веня, скорее к Бородину, и передай ему нашу просьбу: быть подольше в действующей армии", – сказал, вечером того же дня, Маркелов: "Тут, и без него людей полно. Наши деды говорили: «Атаман Бородин – во всем войске один», потому другому атаману Бородину не быть".

Председателем Войскового Хозяйственного Правления, большинством голосов, был избран врач Ф. А. Еремин, а советниками стали: В. О. Сахарнов, Я. И. Мирошхин, Илл. А. Кожевников и А. А. Михеев. Съезд Выборных сам себя наделил исключительными полномочиями и мог принимать любые решения, которые не требовали утверждения Войсковым Хозяйственным Правлением, как прежде. В свою очередь, Хозяйственное Правление было избавлено от утверждения своих распоряжений Войсковым атаманом.

Газета «Уральские войсковые ведомости» по предложению редактора С. Шапошникова была переименована в войсковую газету «Яицкая воля».
Экстренный Съезд Выборных постановил переименовать реку Урал в Яик, город Уральск в Яицк, а Уральское войско в Яицкое.

«28 марта тронулся лёд на Яике, – писала газета «Яицкая воля». – Многие казаки перевозят на бударах на бухарскую сторону пешеходов, большею частью киргизов и переселенцев. По воде вместе со льдом плывет много соснового леса, бревен и досок, по всей вероятности, где – нибудь выше был снесен водою мост. Лес этот казаки ловят баграми и подтаскивают веревками к берегу. Рыбаки уже готовят невода, чтобы начать рыболовство, как скоро очиститься Яик ото льда. По затону уже начали ставить сети».

Перед отъездом в действующую армию, Вениамин вышел на Красный яр, чтобы полюбоваться ледоходом на Урале и удивился, глядя на другой берег. Крайне неприятно – пустынный вид представляла бухарская сторона, покрытая небольшим кустарником, между которым там и сям торчали оголенные пеньки, как живые памятники хищнического истребления, когда – то богатого здесь леса. Вениамину вспомнились так называемые «Грачи», – густой роскошный лес, покрывавший левый берег Урала, с историческим «Царь – деревом», давно уже погибшем под ударами топора хищников.

Вениамин был уже в конце пути в 3 – ю кавалерийскую дивизию, в состав которой входили 1 – й и 8 – й Уральские казачьи полки, когда наступило Светлое Христовое Воскресенье. Звон колоколов разносился в весеннем воздухе, и отовсюду слышалось:

"Христос Воскресе! Христос Воскресе!"

"Воистину Христос Воскрес!"

Просветлела душа уральца, и Вениамин вспомнил заповедь Христа: любите друг друга. Только эта любовь сделает человечество свободным и счастливым. Пусть этот звон колокольный станет звоном призывным к единению и сплочению не только уральских казаков, но и всех граждан свободной России. В единстве сила и залог победы над внешним врагом!

Вскоре, председатель Съезда Выборных получил следующие телеграммы:

«От Командира 1 – го Уральского казачьего полка.
Христос Воскресе!
Я и все чины вверенного мне полка искренне поздравляют с праздником Светлого Христова Воскресения.
Желаем счастья и в тесном единении победы над врагом для воскресения свободной России.
Генерал – майор Бородин».

«От командира 8 – го Уральского казачьего полка.
Передаю телеграмму полкового комитета: «Выборный комитет от лица восьмого полка благодарит за благословенье Съезд Выборных от станиц, одновременно приветствует его и шлет пожелания плодотворной работы по благоустройству дорогой Родины; с своей стороны комитет от лица полка подтверждает готовность положить жизнь свою за Свободную Россию».
Полковник Селезнев».

Когда эти телеграммы получили в Уральске, Карп Маркелов успокоился. «Уральский казачий полк» в тексте означало, что разговор с Бородиным состоялся и он не станет противиться воле «старых людей». Другие части именовали себя уже по – новому: «Яицкий казачий полк» и, даже, «Яицкая казачья дивизия», хотя, войну продолжала всё та же старая армия, но с новыми лозунгами…