32 Джек - Пот

Джек - Пот.

По обуви можно многое сказать о владельце. Глубокие царапины на носке ботинка, свидетельствуют о том, что он частенько бьет ногами сопротивляющиеся объекты. Зазубрины на толстом каблуке рассказывают о выбитых дверях. Мелкие капли рыжей грязи, засохшие на высоком берце черного начищенного ботинка, и даже на штанинах, свидетельствуют о частых прыжках через грязные лужи, в которые превращает дворы нашего Города осень, весна или дождь. Понятно что владелец этого форменного ботинка служит в звании не выше старшего сержанта. Трудно узнать, что - то еще о том, кто, заломив руки за спину, тащит тебя по коридору чужой квартиры. Видны только ботинки. Но и этого достаточно, чтобы понять весь трагизм ситуации и выбрать правильную стратегию поведения.

В такой ситуации правильная только одна стратегия. Заткнуться и ждать. Так тебя будут меньше бить резиновыми палками. Или прикладом автомата. Складной приклад милицейского «укорота» по ощущениям ничем не уступает своим старшим братьям из семейства Калашниковых. Сейчас глупо пытаться вырваться. Из этих опытных лап не вырвешься. И не таких крутили. И уж тем более, глупо сыпать угрозами, ссылаясь на интимное знакомство с прокурором и на влиятельных родственников. Этим можно напугать майора, а сержанту плевать на всех друзей и родственников. Сержант всегда прав. Судя по крикам и шуму ударов, Митя выбрал именно эту, неверную тактику, и сейчас же понес заслуженную кару. Шлепки резины по телу ни с чем не перепутаешь.

Меня зашвырнули в тот самый кабинет, где все еще пахло порохом, зияли дыры в стенах и по полу катались гильзы. Ударом в живот выпрямили. Пинком в голень посадили на задницу. Тычком каблука прижали спиной к стене. Андрюха уже был там. И Леха тоже. Леха, похоже, так и не вывалился из хмельного сна. Хмурый сержант в черной маске держал нас под прицелом «укорота», чтобы мы не дергались. А мы уже и не дергались. Я дышал, как раненый волк. Бесконечные серые тюремные коридоры уже мерещились мне. По самым скромным прикидкам, светило мне провести там ближайшую четверть века. Если судья будет добрый. Остальные отделаются двузначными сроками. Если будут правильно молчать. Но это поколение так и не научилось молчать, тогда, когда это надо.

В квартире, тем временем стоял дикий шум. Музыки больше не было. И не было тропиков. Теперь другие звуки рвали уши. Злые мужские командные голоса. Нестройные истерические визги. Тяжелый топот форменных ботинок. Шлепанье босых ног. Звуки падения тел. Стоны. Всхлипы. Матерщина.  Удары, команды. Удары, команды. Крики, плачь, мольбы. Удары. Команды. – К стене! Руки! Стоят!  На пол! На пол, сука! Лежать! Ползти! – Никто не собирался дискутировать. Команда, и сразу звук удара. Задержание проводилось на отлично. Насколько можно судить по звуку.

В кабинет влетел еще один сержант в маске и начал нас пересчитывать.

- Так. Толстый тут. – Он ткнул сползающего по стене сонного Леху ботинком в грудь. – Длинный, тоже. – Это уже про Андрюху. – И, вот бородатый. А где этот, пегий с серьгами в ушах? – Первый сержант ответил ему пожиманием плечами. Второй сержант вышел, и через минуту уже втаскивал согнутого буквой Зет Митю в кабинет. Его усадили у той же стены, по той же технологии. Однако, вблизи мне стало видно, что это не Митя. Это совершенно другой парень с похожей двухцветной прической и огромными тоннелями в обоих ушах.

- Вот теперь вся компашка в сборе. Приятно посмотреть. Старшего зови. – Второй сержант был доволен. Первый что - то пробурчал в рацию. Ему так же не разборчиво ответили. Скоро вошел старший.

Я ожидал кого - то в штатском. Хотя бы серого и угрюмого от недосыпа майора. Набор статей у нас вырисовывался вполне убедительный, даже если безвременную кончину замминистра энергетики и тарифов повесят не на нас. Полный набор тяжких и особо тяжких, еще и явная устойчивая группа с заранее распределенными ролями. Тут впору вертеть в погоне новую дырку для звездочек. Но вошедший тоже был в форме.

Погон с пола видно не было. Но ботинки выдавали сержанта и в нем. Это даже ударило меня по самолюбию. Ничего глупее мне в голову прийти не могло, но мне было обидно. Я хотел майора. А лучше, полковника. Преступники тоже жаждут признании.

- Что, все здесь? А остальных, куда паковать будем? Наручников столько нет. Пока положили всех мордой в пол. Там разберемся, где кто. И откуда их столько то? Шестьдесят два рыла, все в сопли.

- Вместе с этими шестьдесят два? – Спросил первый сержант, без особого любопытства.

- С этими шестьдесят пять. – Ответил Старший. А мне вдруг показалось, что я узнаю этот еле уловимый татарский акцент. В наших краях он у каждого третьего. Тем более в милиции. Но я, определенно, уже слышал этот голос. Совсем недавно.

- Шестьдесят шесть. – Так же без интереса поправил Старшего первый сержант.
Старший что-то долго прикидывал в уме, потом согласился.

- Точно. Два да четыре – шесть. Спать надо ночами, потому что, а не кружить по Городу, искать этих уродов. Третью ночь не сплю. В дежурке прикемарю на час, и все. А они отлично устроились. И не прячутся. – Он раздраженно пнул Леху по ноге. Тот ответил невнятным пьяным бормотанием. Но в себя так и не пришел. Внимание сержанта привлекла бутылка коньяка на письменном столе. Это из нее вчера пила Крис.

- Хо!  - Прочитал он кириллицей латинские буквы названия XQ. – Я такой видал. В магазине. Он, как сбитый Боинг стоит. Ну, посмотрим, что за Хо. – Он понюхал горлышко. Потом нагнул бутылку, часть коньяка пролилась на дорогой паркет, но это позволило ему протереть горлышко грязным пальцем. Старший был брезглив. И только он поднес бутылку к губам, он понял, что черная вязаная шапочка ему мешает. Он, ни капли не сомневаясь, снял её, продемонстрировав раскрасневшееся от физической активности в теплой квартире в зимнем обмундировании мальчишеское лицо. Черт!!! Я узнал его. Это был тот дерзкий старший патруля, которому мы подарили шубы. Он сделал маленький глоток. Почмокал губами, покатал во рту дорогой напиток. А потом еще раз приложился к горлышку и отпил изрядную дозу. В бутылке оставалось еще пальца на два. Он отдал её первому. Тот допил, не снимая руки с рукоятки автомата, и не сводя с нас внимательного черного зрачка дула. Этот фокус ему удался, потому что в его маске была прорезь для рта. Потом просто разжал пальцы и выронил пустую бутылку.
 
- Ну и как тебе Хо? – Спросил старший. Первый сержант ответил своим фирменным пожиманием плечами. Видимо, вообще был не из разговорчивых.
 
- Вот и я не понял. Бухло и бухло. Налей в такую бутылку казахскую бурду, так и пойдет. Может, это просто не для таких как мы? – Сам себе ответил старший. Первый опять пожал плечами. Старший перенес свое внимание на нас.

- Так. Толстый в ауте. Длинный, ух ты, похоже, сейчас в обморок упадет. Пегий, сто пудово педик, не хочу с ним разговаривать. Да и воняет от него. Наверное, трусишки запачкал.  – Голосом капризного посетителя, изучающего меню перебирал нас взглядом молодой полицейский. – А ты, борода, узнаешь меня?

- Что, гражданин начальник, шубы не подошли. Поменять хотите? – А мне вдруг стало спокойно. Конечно, наручники, конечно менты. Конечно, это задержание. Но что – то тут было очень не так. И надо было этим воспользоваться. – Шубы кончились. Есть пара кило золотых украшений.
 
- Блин. Вот ты же дурак, борода. Ты мне сейчас явку с повинной на еще одну сто шестьдесят вторую делаешь?

- Что - то я у тебя протокола не вижу, гражданин начальник? Да и с каких это пор «патрули» на задержание особо опасных ездят? Где ОМОН? Нет ОМОНа. Потому как с ним делиться придется. Вот вы и одни. Прихватили нас, молодцы. Ваш фарт, мусорской. Четко, грамотно. За это можете премию получить. Гуляйте по буфету, как по проспекту. Мы заплатим золотом. Бакшиш.

- Золотом?! Золото, это якши. Но нам теперь не это нужно. Нет, борода, этого нам уже мало. Не дергайся. Мы пришли просто поговорить. Есть разговор. Ну, по итогу разговора уже и будем думать, оформлять вас на 15 суток за нарушение общественного порядка, или паковать по статье 162, части четвертой.

- С фига ли по четвертой? Ты ствол нашел? У тебя терпила в морге? С какого фига четвертая?

- Борода, я сейчас этих пионеров по одному начну ****ить, у меня через полчаса будет второй эпизод, тогда вообще всем будет двести пятая. Ну а тебе, соответственно, двести десятая. Чем это пахнет, сам понимаешь. Так что, заткни хавальник, и сиди на попе ровно, можешь считать, что ты уже в торбе. Сказал же, разговор у меня к вам.


Разговор был действительно, серьезный. Для начала менты шуганули из квартиры всех друзей друзей. Тем понадобилось чуть больше минуты, чтобы оставить в пустой квартире ворох пляжных шляп и лифчиков от купальников, и, подхватив одежду, кто какую успел, скатиться вниз. Еще через минуту не стало слышно и их гулкого топота на бесконечной лестнице. К чести 12 апостолов Нашей Маленькой Армии, ни один из них не воспользовался возможностью смешаться с толпой и скрыться в неизвестном направлении. Ну, я же говорил, они идиоты.

Первым заявил о своей причастности ко мне, Андрюхе и Лехе, был Митя. Храбрый придурок. Впрочем, вполне возможно, что им двигало не только чувство товарищества. Другой юноша с тоннелями в ушах и двуцветной прической, принятый ментами за него был ему чем - то близок. Даже знать не хочу, чем. Поэтому он и заявил ментам, что они взяли не того.

Вторым был Людвиг. Зачем это было ему надо? На нем, по сути, не было криминала. Он был бы гораздо полезнее следствию, как железный свидетель, чем как обвиняемый. Хотя, кто знает этих молодых? Зачем-то же он пошел в Нашу Маленькую Армию, зачем-то же он хотел очистить Вавилон от скверны чумой. Наверное, и для того тоже, чтобы иметь право выйти вперед и громко сказать, что он против.

А потом еще и Крис явилась с признанием и Маузером. Что вовсе никуда не годилось. Её показания и номер Маузера плотно привязывали нас к бездыханному замминистру. А по новому закону женщины теперь получали больше 15 лет.

И все остальные, идиоты, тоже сделали шаг вперед.

 
К серьезному разговору менты подошли серьезно. Они по - хозяйски устроились на большой кухне. Все содержимое огромного холодильника было выпотрошено и выставлено на стол. Рокетгерл и Кристи взяв на себя роль хозяек, пытались придать этому варварскому великолепию мясных продуктов видимость цивилизованной трапезы и суетились с тарелками, кружками, вилками. Однако, сказалась привычка пьянок с плохой закуской, каждый мент сгреб себе на тарелку огромный курган из копченостей, солений, колбас, с запасом.

Девочки не нашли кастрюли. Пришлось им показать тюремный способ варки сосисок в пластиковом пакете в микроволновке. Стол ломился. Кухня была полна. В жаркой квартире новые незваные гости быстро разделись до тельняшек. И сразу во всей квартире поплыл знакомый лагерно - казарменный запах пота молодых и сильных мужчин. И стало от этого запаха понятно, что в наш странный придуманный мирок нахально вторглась реальность. Конкретная весомая злая вонючая реальность. С автоматами.

Коллекция дорогих коньяков исчезла в желудках вчерашних гостей бесследно. Но нашлась водка «Белуга». И икра тоже нашлась. И колбасы, и сыры. Не было только хлеба. Пришлось класть на сыр пару сортов колбасы и сверху еще ломтик буженины, или чего - то в том же роде. Впрочем, никто из двадцати присутствующих не знал и половины названий извлекаемых из холодильника яств. Эти продукты были из совершенно другой жизни. Из другого Города. Из того, в котором хорошо и сытно живут Хозяева Города. Из того Вавилона, который мы планировали стереть с лица земли. Вместе с элитной жратвой, пляжными шляпами, роскошными шубами, дорогими часами, коллекционными коньяками, и с квартирами в 300 с лишним квадратных метров жилой площади.

Нас, было тринадцать, вместе со мной. Еще была Марина, она не смогла покинуть квартиру вместе с прочей случайной публикой. Вернее, она не смогла вытащить из квартиры тело Лехи. Он все еще прибывал в состоянии разварного овоща и реагировал на происходящее хаотичными стонами и воплями. В качестве участника разговора его можно было не учитывать.

Ментов оказалось шестеро. Долговязого звали Дюша, крупного коренастого – Леший. Молчаливый сержант оказался Димоном. Коренастый, но чуть поменьше ростом представился нам Семеном. Еще был Саня, которого все звали Шустрый. После, какой уже по счету бутылки водки, которая лилась в бешеном темпе, разговор распался на несколько очагов.
 
Старшего сержанта, старшего патруля, татарченка звали Тимур. Он разговаривал со мной. Видимо принимал меня за главного. А я уже и сам не знал, кто у нас главный. Тимур выбрал меня в качестве собеседника по возрасту.

- Так - то вы конченые лохи. Но вам дико прет. Как утопленникам. Такую бучу замутили – я даже в кино такого кипеша не видел.  Из Столицы приехала целая шобла федералов. Все мордастые и пузатые. По рожам, так минимум полканы. Причем такие жесткие полканы – наши местные полкаши на задних лапках перед ними прыгают, чего изволите. А те изволят вас. На блюдечке. С яблоком в зубах и резиновой палкой в жопе. И с хрустящей корочкой. И, желательно – живых. Дохрена вопросов у них к вам. В основном на тему, кто за вами стоит. И как вы так четко плющите только тех, кто кое о чем, о чем нам местным мусорам, знать не положено… А вот нашим полкашкам вы живые нахер не нужны. По той же причине. Вдруг за вами реально кто – то стоит? Уж очень вы четко плющите именно тех, кто знает то, о чем федералам не нужно знать?  Правильные показания дадите только мертвые. – Не спеша, поглощая закуски левой рукой, рассказал нам Тимур о положении. Правая рука его спокойно лежала на правом бедре. Рядом с кобурой. Очень мне симпатичны такие ребята, которые могут спокойно разрядить обойму в соседей по столу и задушевному разговору. Похоже, он держал в уме этот вариант, как план «Б». Ведь в его ситуации был и третий вариант. Тушки можно было и не сдавать. Ну, одним глухарем на чужой территории больше. А может быть это просто профессиональная привычка. Ведь любой задушевный разговор для сержанта патруля может кончится стрельбой в упор. Чужая душа – потемки. В таком раскладе лучше стрелять первым. Для здоровья полезнее.

- Так что, если я вас тушками сдам, то меня местные полкаши похвалят и осыпят немереными дарами, в размере двух месячных окладов. А вот федералы до смерти затрахают. А если живым весом, то сначала меня федералы по плечу похлопают. А потом, когда они довольные улетят, местные меня живьем сожрут. И пуговиц не высрут. Не было никогда никакого старшего сержанта Рашидова
.
- Как же херово быть старшим сержантом Рашидовым. Крайний по любому. Только, не слишком ли ты много знаешь, для простого патруля? – Я ему сочувствовал. Искренне.

- Ну, тебе тоже не позавидуешь, борода. Я ведь могу тебя и не поймать. Пусть полканы сами по улицам бегают. И, рано или поздно, вас всех завалят. И не факт, что мы. И тем боле не факт, что федералы. Но, сука, завалят, как два пальца об асфальт. Мир не без добрых людей. Найдутся желающие. Просто потому, что хрен его знает, что с вами, такими нарядными да расписными, еще делать. Вот только вы не «расписные» нифига. И не «нарядные». Масть у вас другая. Такая, что я и сам не пойму, какая. Новая масть. Правильная.

- Это тост, гражданин начальник. Давай, за наш упокой. Ну, может и не только за наш. За всеобщий. – Он все еще пользовался только левой рукой. Мы торопливо выпили.  Старший патруля быстрой затяжкой перебил сивушный запах во рту и так же продолжил.

- Но такого сучьего цирка я не видел никогда. А уж навидался. Два года в ГБР, два года в патруле, чего только не было. Но там я был за клоуна. А теперь я зритель. Весь райотделы на ушах стоит круглые сутки. А уж у нас в городской управе, просто день дурака. Месяц бегают по коридорам, полкаши, злые, как оттраханые, и орут на всех подряд. Особенно громко и обидно орут на замов. Замы, совсем охренели, без намордника, и пена на пасти, рвут звездочки с майоров, как лычки с сержантов, а остальных имеют во все отверстия без вазелина. Капитаны бояться всех подряд и по коридорам шмыгают вдоль стеночек, как будто уроки прогуляли. Я и не знал, что у нас столько всякого народа работает. Хрен знает, чем они все занимаются. Подъезжаешь ночью к управе, а у нас, как праздник. Все окна горят. И в каждом кабинете кто-то бумажками обложился, и ждет, когда его придут трахать. Но все как штык, на работе. А то, мало ли что. Хрен его знает, сколько у нас кабинетов в райотделе, и все битком. И, главное, тишина такая, что мне страшно на второй этаж подниматься. Как будто у нас зеркала завешаны и в актовом зале гроб стоит. А у нас ни зеркал, ни актового зала нет.

- Семьдесят семь кабинетов. – Уточнил молчаливый, но не терпящий математических допущений, сержант Димон.  – И увидев наше с Тимуром изумление, счел нужным уточнить. – Четыре этажа. На четвертом наш полкан, два его зама, кадры и бухгалтерия. И кабинет массовой работы. Типа, актовый зал.  Всего 12 кабинетов. На третьем и втором этажах по 28 кабинетов. А на первом, мы да дежурка, да оружейка, да у оперов кабинеты и две слежки. Вот и получается семьдесят семь. Если без подвала и обезьянника.

- Херассе их, долбодятлов развелось?! Куда столько? Как на патруль, так хрен что докажешь капитану, что людей не хватает. Три экипажа на маршрут, один на подстраховку. И все. Дальше надейся, что повезет. А в районе семьдесят тысяч народу. И какого народу. Взглянешь – вздрогнешь. Даже, когда трезвые. А как праздник, так лучше бы и вовсе эти рыла пьяные не видеть. Руки сами к предохранителю тянутся. Щелкнуть раз, на автоматический и от пуза веером. Такой у нас народец, жуть. Хотя, это же я в принципе одни и те же рожи вижу. С хорошими людьми я по работе не встречаюсь. И они со мной. А эта, вечно пьяная урла помойная, босота беспонтовая, так, биологический мусор. Отходы цивилизации. Всех бы к стенке. А заколебали дорогие граждане, сил моих их видеть, больше нет. Они же во мне не старшего сержанта видят. Они на меня все, что на всю власть накопилось, вываливают, дебилы. Шли бы в областную администрацию, и там быковали. Я, может и сам с ними согласен. В глубине души. Но у меня субординация, дисциплина и надбавка за выслугу лет. Хоть вешайся. Такой вы цирк с конями устроили, я балдею. Первый раз в жизни не меня дерут за всё, а всех, за то же самое.

- Ну, за справедливость!!! – В разговор вмешался Андрей. Он дымил сигарой, добытой в «Цитадели», и явно изображал героя кино, которое я не видел. Тимур оценил шутку, одним движением втолкнул водку в глотку, отобрал сигару и сам продолжил пускать клубы дыма.

- Ага. За нее и разговор. За эту долбанную шлюху, справедливость. За эти ваши Бригады Народного Гнева. Хорошее слово – гнев. Это значит, не просто заколебали эти пидорасы народ, а так жестко заколебали, что дальше все, дальше край. Дальше стоп. Сливай воду, снимай аккумулятор. Автобус дальше не идет. Сильно злой стал народ. Уж я то вижу. Я же, каждую ночь у этого народа в прицеле маячу. Знаешь, как теперь встречные мужики на мою кобуру поглядывают? Жуть. Понятно, попадись я ему один на темной улице, в глотку бы вцепился. Да и подозрительно часто стали мы оружие изымать. Даже там, где и быть его не должно. На пьяных хатах. И в приличных квартирах. Припрятывают мужики обрезы. А уж про топоры и говорить нечего. После двадцати трех ноль ноль, звони в любую дверь, если откроют, то с топором. Злеет народ. Оно и понятно. Работы нет. Зарплаты нет. Надежды нет. Есть дети, кредиты и водка. И кто во всем этом виноват? Да хули крайних искать? Вот он, нарядный и румяный, старший сержант Рашидов. Он, сука легавая, во всем виноват, лично. Он, гнида мусорская, заводы разорил и местных мужиков на гастарбайтеров поменял. Это он, пидор гнойный, все сам с****ил, и сам по оффшорам распихал. Бейте его люди, чем попало, корявым и тяжелым. В кровь бейте. Бейте его в фарш, в котлету. Рвите. Пока эти, кто реально знает, что такое оффшор, в очереди в аэропорту про курорты спорят, где моднее. ****ями своими полу - пластиковыми меряются, да спорят, что лучше, «ауди» или «мерседес». Вы пока, всех сержантов разорвете, Рашидовых, Петровых, Морозовых, как раз, и майоры на последний самолет успеют. А еще лучше, друг дружке глотки режьте. Прямо сейчас!!! Чего ждать лучшего момента. Лучше не будет. Не стесняйтесь, граждане. У каждого есть, что сказать соседу на последок!!! И нож ему, в брюхо. И в тюрьму. Или в бега. А там ни детей, ни кредитов. Лафа.  Злеет народ, и дуреет. Понять не может, с хера ли по телевизору показывают одну Родину, а в окно другую. И понять не могут, как бы из той Родины, что в окне, перебраться в ту, что в телевизоре. Ну, не сходятся картинки. Без поллитры не сходятся… – Старший патруля сделал паузу. Было видно, что сквозь его улыбку в любой момент может просочиться злая мужская слеза. Но он сдержался. Выпустил пару облаков сигарного дыма, как будто набираясь сил.

 – И я даже не за народ. Хрен бы с ним. Пьянь, дрянь, погань, народ. Те, кого я вижу каждую ночь. Сволочь на сволочи. Знал бы ты, борода, что эти мрази творят со своими женами и детьми. Но, не могут же все поголовно быть тварями?! Есть же и нормальные люди? Есть, как не быть? Но вот тем то, нормальным, еще хуже. Им даже и не забухать. Некогда. Потому что есть дети и кредиты. А работы нормальной нет. Вот эти - то на мою кобуру и поглядывают. Потому что они понимают, что виноват нихера не Трамп. Вот только они не понимают, что старший сержант Рашидов не виноват тоже. И то, что он ровно в том же самом гавне с ними булькает, они этого тоже понимать не хотят. И однажды они вообще понимать кого – то не захотят. Гнев. Это хорошее чувство. Правильное. Только когда в натуре гнев, то всем на все уже пофигу. Гори все огнем. И ведь загорится. А кто будет тушить? А хули крайнего искать? Где-то там у нас был сержанты Рашидов, Петров, Морозов? Всех в топку! Держитесь до последнего патрона, мы вас, на курорте не забудем. Помянем. Суки!!! Ты думаешь, борода, я их люблю, гандонов этих? Нет. Поэтому я к вам и пришел. Правильно вы все делаете. Мочить их надо, по одному. Прямо в теплых постельках их. Чтобы, суки, тряслись и ждали, когда за каждым придет Бригада Народного Гнева!!! Потому что сержанты Рашидов, Петров и Морозов, заколебались быть крайними. Заколебались защищать этих мразей от народа, который тоже та еще мразь. Пусть друг другу в глаза глянут. И кто кого… – Он обратился к молчаливому Димону.
 – Верно я говорю?

- А что, Морозов? Чуть что, сразу Морозов, Морозов. Ну, Морозов, и что? А так, верно все. Мочить их надо. И лучше пачками. Быстрее управимся. А то, уж больно дохрена этих. Пидорасы которые.

Я поверил сержанту Морозову. И почти поверил старшему сержанту Рашидову. Он был убедителен. Всполохи волчьей улыбки поверх глумливого выражения черных глаз просто заставляли верить в его искреннюю ярость и глубокое отчаяние. И, если бы он жестикулировал обеими руками, я бы поверил. Но он по–прежнему, пользовался только одной рукой. Он все еще был готов закончить неудачную дискуссию выстрелом в упор. И сержант Морозов, так же, был взведен на готовность поддержать командира в любых действиях. Пить с нами водку, под задушевный разговор, или закопать нас среди бесчисленных заброшенных карьеров. Но, что- то было здравое и правильное в пьяном монологе Старшего Патруля. Опасное, но, сука, правильное.
 
- Фигассе, куда тебя, начальник, понесло. Ты хочешь с нами к одной стенки встать? Или у тебя ключи от Авроры завалялись, и в заднице кипит желание шарахнуть. Но не холостым, а осколочно-фугасным, и всем бортом? Чтобы все в щебень переломать? Кого – то ты переоцениваешь. Их вона сколько, а хрена ли нас? Раз, два, и амба. Одним взводом СОБРа всех за раз можно прикончить. – Я не хотел охладить его пыл.
Мне, наоборот, вдруг стал интересен наш странный разговор. И, наверняка, старшему было что предложить. Что-то наболевшее, настоявшееся, долго и тяжело надуманное, потаенное, сокровенное. Вот только не стоит верить тем, кто даже на пьяной исповеди не убирает руку от кобуры. Нет, они не предадут. Для того, чтобы предать, надо хоть что-то чувствовать. Слово «предательство» давно утратило смысл. Оно ссыпалось в прах истории вместе с многими другими словами, которые еще есть в словарях, но не встречаются уже в природе. Он не предал бы нас. Он просто хотел нас использовать в своих целях, о которых я не догадывался.

Тимур замолчал. В прокуренной кухне было шумно. Наш Андрей что-то втолковывал долговязому сержанту Дюше. И даже что-то там тыкал в его дешевом самсунге. Они, со знанием дела, обсуждали какие - то «дрова». Так понимаю, не для печки.
 
Крис завладела в личное пользование плечистым сержантом Лешим и его личным оружием. Тот учил её менять магазин, не отрывая автомат от плеча. У нее получалось, хотя пару раз магазин с грохотом падал на пол. Но она жадно тянулась к новым знаниям. Так же жадно, как взгляд сержанта Лехи тянулся в глубины её одежды. Она уже успела принять душ и переодеться в хозяйскую футболку. Прямо на голое тело. Тонкая ткань, облепившая её тело не оставляла в этом никаких сомнений.
 
Марина предлагала петь караоке. А наш Людвиг спорил с сержантом Семеном, своим тезкой, о некоторых мне не известных деятелях русского репа. Они даже читали друг другу стихи.
 
Наш Леха лежал мордой на столе. Но четко реагировал на звук льющейся в кружки водки. Он поднимал голову с бессмысленным взглядом на каждое не осторожное бульканье. Однако Марина вовремя пресекала его поползновения, и так же, при каждом удобном случае, отправляла ему в рот съестное.
 
Шустрый удивлял девушек. Завязав глаза кухонным полотенцем, он собирал и разбирал маузер на время. Всем было не до нашего разговора. Да это еще и не был серьезный разговор. Но, я чувствовал, что с каждым новым глотком водки Тимур все ближе и ближе к тому важному, что он намерен предложить. И, так же, было понятно, что нам придется принять его предложение. И дело тут не в силе оружия, которая была на его стороне. Дело было в какой – то еще не понятой нами правде, в какой – то не учтенной нами при наших расчетах важной вещи. Он знал её. И за ним была эта правда. Странная правда пьяного старшего патруля, старшего сержанта полиции Тимура Рашидова.

- Нет, борода, это ты недооцениваешь. Сильно недооцениваешь страх. Всё начальство, не только наше, но и вообще все Хозяева Города сильно приссали. Потому что непонятно, что происходит. Кто именно их плющит. И за что? По какому принципу? Что это за новые правила игры, при которых тебе могут прямо на дом приехать, все в хлам разнести, хрен знает нахрена, и еще и яйца отрезать?  Хренассе, здрасте вам. Они все на лютой изжоге сидят и притихли. Кто поумнее, уже семьи в Европу отправляет. И правильно делает. Если пошла такая злая заруба, то хрен его знает, может и до женщин с детьми доберутся. И ладно, если просто постреляют нахрен. Хуже, если допросят под протокол. Ух, они заговорят. А языки вы отлично развязываете. А те, кто поглупее думают только, как бы места свои теплые дальше сохранить. Чтобы дальше все было, как есть. Они еще нихрена не поняли, что дальше будет. И будет ли это их дальше? А будет. Такое, сука, будет!!! Им всем есть что терять. И есть чего бояться. Особенно страшно, когда не знаешь, кого бояться? Кому денег занести, чтобы не трогали. Они же все проблемы только так решать умеют. От любой фигни можно откупится. А как откупится, если никто не знает, от кого откупаться? Так что, это ты, борода, ни фига не шаришь, что вы за херню замутили. Но, все же вы, конченые лохи, хоть вам и прет. Не знаю, как вы на своих потерпевших выходите? Но я вам предлагаю нового клиента. Нашего генерала, суку. Можно взять его за мягкое брюшко. Можно не валить, а просто грабануть. Есть план. Все эти пидорасы так охренеют.

И вот тут я уже реально охренел. И не я один. За столом повисла тишина. Наши все застыли, как рыбы на берегу, с открытыми ртами. Но, что было уже гораздо хуже, с лихим не добрым огоньком в молодых глазах. Молодые менты, все как один, подбоченились. Их лица выражали отчаянную гордость смелого замысла. Они наслаждались триумфом. Я нашарил на столе что - то съестное, и закинул в рот. Так и нее понял, что это было. Тимур сочувственно пододвинул мне кофейную кружку. Я запил, и снова не ощутил вкуса водки. Только сигара из «Цитадели» вернула мне способность издавать звуки. Но не соображать.

- Ты совсем с ума сошел, сержант, или просто водка паленая? Да нас же тогда искать будут? И найдут.

Мое заявление встретил дружный хохот шестерых молодых, но прожженных демонов в потных тельняшках. Они, ржали в голос. У Шустрого отобрали полотенце, чтобы вытирать слезы и пот от смеха. Минуты две вся кухня дрожала от их гогота.

-  Кто? – Сквозь смех спросил меня Тимур. – Кто вас будет искать? Вас и так все, кто ищут уже со всей дури ищут, и что? Нашли? Они, как про Бригады Народного Гнева узнали, так жидко обделались все, что теперь не знают, куда и как бежать за бумагой. И, главное, у них теперь один большой геморрой на всех. Наши пытаются сделать все, чтобы ни про какие бригады, никто не узнал, а федералы изо всех сил им помогают. Потому что если инфа уйдет наверх, то их же и вздрючат. Потому грабежи и разбои это наша ментовская недоработка. А вот Бригады Народного Гнева, это уже по совсем другому ведомству проходит. И то ведомство очень этого не хочет. Они бы вообще сделали вид, что вас нет, но очень бояться. Есть же в деле фотография стены с надписью Бригады Народного Гнева. И у наших есть, и у федералов. Так что, пока обе стороны молчат, но понимают, что в один момент надо будет объявлять у кого какие карты на руках.

- Стой, Сержант! Какая стена? Какая надпись? Что ты несешь? – Остановил я его.

- Ну, я же говорил, вы лохи. Ничего толком не умеете делать. Век то какой? Двадцать первый. Нет в интернете – нет в природе. Помните, когда вы нам бампер подолмили? Вот нам с Морозом стало жутко интересно, что вы за ребята такие? Вернулись. Там дорожка то одна, в поселок коттеджный.  Дали круг по поселку, смотрим, а ворота открыты, и баба в такой же шубе чемодан в багажник запихивает.

Так дала по газам, чуть нас не размазала. Ну вот, вошли в коттедж. Посмотрели, что почем, да и вызвали местную вневедомку, чтобы они вызвали оперов. Ну, явный разбой. А пока ждали их, что -то взяло меня такое зло на эту суку с шубами. Думаю, тварь, ведь страшная жирная бабища, не то, что моя. Но моей, такие шубы не носить никогда. Правильно вы, думаю, её раскулачили. Ну, там еще банка краски в гараже нашлась. Вот я и написал на стене коттеджа – Бригады Народного Гнева. И так, знаешь, правильно написал. Каждое слово с большой буквы. Думаю, так правильно. Я её еще и сфоткал. – Тимур впервые взял сигару правой рукой. И выпустил вверх клуб дыма. Его породистое татарское лицо лоснилось от самодовольства. Он чувствовал себя очень важным винтиком в большой, не известной пока никому машине.

- А то, бабу то эту вашу саму в розыск объявили. А поскольку и машина пропала, то по сто пятой возбудил. Машину потом, говорят, в соседнем Городе у аэропорта нашли. А раз нашлась машина, то и следствие передало розыск в соседнюю область а уж они там сами вынесли постановление расследование приостановить и дело в архив. Так что, если бы не моя надпись, вас бы и не знал никто, и дело бы не завели. Нет заявителя. Потому что вы лохи. Но я вам помогу. Через месяц Бригады Народного Гнева будут знаменитее Алькаиды. Флаг у вас есть?

Флага у нас, вот досада, не было.