Богиня

Петровна, это энергичная, не очень может быть везучая женщина средних лет, уже слегка повёрнутая лицом на закат. Во внешнем облике Петровны, без труда угадываются если не все, то основные наиболее ощутимые лишения, выпавшие на её долю. По характеру своему Петровна, скорее напоминает локомотив, из которого однажды, на полном ходу, совершенно случайно выпал машинист. Не сумев сбросить скорость, эта неуправляемая тяжёлая машина, на очередном повороте судьбы сошла с рельсов и теперь пытается создать новый маршрут, постепенно увязая где-то в трясине мелких бытовых неурядиц. А случайно выпал тот машинист или же добровольно выбросился мало, кто сейчас возьмётся гадать.
Зайдя к Петровне домой, я сразу почувствовал запах гари и поспешил на кухню, откуда выплывали серые клубы ядовитого дыма. В угарном облаке по суетливым движениям не сложно было узнать знакомый силуэт. Именно туда я и направился. Стремясь оказать помощь, я попытался подойти ближе, но едва пересёк периметр активных действий, как тут же получил полотенцем по лицу.
Выяснилось, что она забыла убрать, что-то с плиты и теперь занималась, своего рода вентиляцией.
— Тебя здесь только не хватало.
Недовольно сказала Петровна, всё ещё не решив, хватит с меня одного шлепка полотенцем или приложиться повторно?
Постепенно дым рассеялся, как и её гнев. Пришло время сообщить о цели своего визита.
— А не отправиться ли нам в горы?
Спросил я, игриво подмигивая тем глазом, в который прилетело полотенце.
Находясь в столовой, Петровна отошла от плиты и настороженно повернулась ко мне. В её глазах несложно было прочесть тревогу.
Медленно проведя рукой по столешнице, она заговорила:
— Вспомни, чем закончилась наша поездка на велосипедах! Хочу также намекнуть о последствиях, казалось бы, по-детски милой забавы плавания на катамаранах. Прошло полгода и чем увенчалось наше катание на коньках в центральном парке! У меня, после прогулок в твоём обществе едва найдётся пара колготок без стрелок, утяжек и рваных дыр. Не говорю уже про одежду. А теперь ты меня решил затянуть в горы? Посмотри, на мне живого места не осталось.
Вдохновлённая горечью воспоминаний, она эмоционально сдёрнула с себя кухонный фартук и беззастенчиво устроила демонстрацию травм, украсивших её тело в разных местах памятными следами.
В этой коллекции имели место мелкие, давно зажившие царапины, едва заметные шрамы и прочие незначительные изъяны, приобретённые якобы не без моего участия. Рядовой обыватель, пройдя мимо их даже не заметит, ибо Петровну следует изучать как единый монолит, а не рассматривать в деталях.
— Поход в горы, это ведь так современно свежо и, кстати сказать, абсолютно безопасно, к тому же я обязательно буду рядом.
Этими словами я пытался склонить лишённую воображения женщину постичь интригу новых ощущений, азарт первопроходца и множество других вспомогательных позитивных эффектов, от которых кругом идёт голова.
— То, что ты будешь рядом, меня пугает больше всего.
Ответила она, рассеянно посмотрев на фотографию в большом настенном календаре, где сквозь туманную мглу, далеко на горизонте угадывались очертания величественного горного массива, а над перистой кромкой облаков, высоко в небе летел серебристый самолёт.
Не церемонясь особо, я произнёс:
— Вот два билета и возражения не принимаются.
Отправляясь в путешествие, мы решили не впадать в крайности, и не посещать девственно красивые места, где заполненные сернистым кипятком озёра, собрались в глубоких трещинах земной коры на стыке тектонических плит, приветствуя вышедшую из недр лаву в цепи молодых вулканов.
Так же остались в стороне от нашего внимания ледники, огромные снежные массы которых, вперемешку с реликтовыми гранитными глыбами, широкими потоками спускаются с вершин, оставляя за собой глубокий безжизненный рельеф.
Мы полетели туда, где солнце, море и чайки.
Более-менее без приключений, пройдя в аэропорту таможенные терминалы, мы заняли места в салоне аэробуса.
Петровна взялась говорить о своей боязни летать и утверждала, что это у неё аллергия на высоту. Я терпеливо объяснил дремучей женщине, что это не аллергия, а неадекватная реакция организма.
— А ты сам чего боишься?
Поинтересовалась Петровна, вжавшись в кресло, когда лайнер набирал нужную высоту.
— С удовольствием поделюсь.
Оживился я, и тут же принялся рассказывать вымышленные случаи из чьей-то чужой жизни. Решив, что делать это, лучше всего от первого лица, тем самым я желал отвлечь собеседницу от полёта и усыпить её архаичные суеверия.
— ...Но скорая помощь приехала слишком поздно.
Так закончилась первая история. Самолёт ощутимо тряхнуло.
Петровна хотела, что-то сказать, но я вспомнил ещё один случай и продолжил. Конец был примерно таким:
— ...И на её могилке до сих пор лежат всегда свежие цветы.
Самолёт, ещё раз тряхнуло, но заметно сильнее!
— Хватит!
Перебила она, нервно поёрзала в кресле, отвернулась к иллюминатору и тихо сказала:
— Зачем я с тобой полетела?
Когда тряска усилилась и наш, гигантских размеров воздушный корабль сделал сильный крен к земле, мне захотелось рассказать ещё одну, теперь уже последнюю историю. Но после слова -  "последнюю" Петровна напугано оттолкнула меня сказав, что не поверит больше ни одному моему слову. Между нами завязался азартный спор, где я настаивал на правдивости своих описаний, а Петровна, не желая соглашаться, возмущённо пихалась локтями, от чего у сидевших рядом пассажиров сложилось впечатление, что именно из-за нас борт бросает в разные стороны.
Вскоре лайнер выровнялся, и вошедшая стюардесса приятным голосом сообщила о том, что мы заходим на посадку. Петровна продолжала смотреть в иллюминатор, а когда я ласково коснулся её плеча, она повернулась ко мне и восторженно заметила:
— Знаешь, послушав твои истории, я сейчас поняла, что совсем перестала бояться летать!
И по-особенному участливо улыбнулась, что лишь подчеркнуло правильность выбранного мной метода терапии.
Нам достался номер в небольшом, но очень уютном отеле. Окна апартаментов, отчасти выходили во двор, где постояльцам дарили прохладу теней размашистые акации и стройные кипарисы, а отчасти веранда открывала вид на бархатный склон, приютивший у себя кизиловую рощу. Вдалеке от неё контрастно возвышался чёрный массивный хребет безымянного каменного стража.
Если бы я прилетел сюда один, то уже на следующее утро отправился к намеченной цели, но с Петровной всё не так просто. Только неделю спустя, когда её кожа впитала в себя матовую бронзу загара, Петровна сама сделала намёк:
— Не пора ли появиться наверху?
Можно подумать, что до этого времени ей туда проход был закрыт.
Широкие ступени, не спеша вели нас всё выше, к месту, где город лежал, как на ладони. На небольших отгороженных площадках разместились яркие аттракционы, коммерческие шатры и киоски. В них шла торговля местной едой, всякой всячиной и сувенирами. Эта пёстрая вереница тянулась до памятного обелиска и заканчивалась той самой панорамной террасой с видом на исторически примечательный город, выстроенный вдоль побережья. Но горный массив на этом месте не заканчивался и продолжал расти вверх. По нему-то змеевидно и расплетались туристические заповедные тропы, которые местные жители называли козьими. Однако назвать Петровну козочкой значило бы, слегка оскорбить природу вещей.
Смотровая площадка, когда мы на неё поднялись, была почти пуста. Туристов действительно, в это время дня оказалось мало. Поодаль волнообразно двигалась стайка азиатов, подгоняемых экскурсоводом, неподалёку от них подростки крутились на велосипедах, а в непосредственной близости устроилась семья с тремя шустрыми, опережавшими друг друга в непослушании детьми. На противоположной стороне можно было увидеть пожилого господина с выразительной страдальческой одышкой. Мелкая собачка, сидевшая у него в ногах, по виду страдала ничуть не меньше хозяина. Теперь вот ещё появилась наша с Петровной чета, которой непременно следовало бы вместе по-семейному отмечаться раз в неделю амбулаторно у специалиста. Ибо вряд ли кто-то в здравом уме пойдёт в горы надев туфли на высоком каблуке, как это сделала Петровна.
Сейчас я поспешил обратить внимание своей спутницы на красоты местного пейзажа. После осмотра уходящих за горизонт окрестностей, я напомнил, мы здесь не для того, чтобы ограничиться одним только видом смотровой площадки.
После сказанных слов мы направились в сторону козьих, то есть туристических троп. Уверенно двигаясь вперёд, я вынуждал Петровну следовать за мной. Втянув голову в плечи, она угрюмо брела где-то рядом.
Далее, держась за руки, мы преодолели степной пояс кустарников и редколесье, после чего продолжили путь вдоль скального утёса, но, когда тропа сделалась совсем узкой, идти нам пришлось уже не рука об руку, а друг за другом. Ближе к полудню, лишённые сил мы, всё же достигли намеченной цели. Открывшийся вид, был завораживающе прекрасен. Конечно, с подобным великолепием, не могла соперничать та фотография из альбомного календаря, что висел у Петровны на кухне. Мы переживали минуты тихого счастья.
Однако, стоя на самой вершине, я всё ещё чувствовал себя обитателем дна морского, ибо легенда гласила, что много веков назад высоко в небе над этой горой тяжело перекатывались мутные волны древнего океана.
Как бы ни была с нами приветлива, добродушна и мила здешняя природа, а случилось неизбежное.
Спускаясь обратно, на извилистом крутом склоне, не выдержав испытаний, один из каблуков под тяжёлой поступью Петровны подломился, и та задвигала в стороны руками, подражая перевёрнутому на спину жуку.
Потеряв равновесие, она успела вцепиться в мою руку, издав при этом крик дискобола в момент метания снаряда. Тело моё без труда отделилось от земли и перелетев через Петровну, я оказался в авангарде спортивных событий. Кувыркаясь вниз по крутому каменистому склону, я всякий раз получал болезненные ушибы, цепляясь за сухие ломкие колючки, вросшие корнями в грунт. При этом я успевал комментировать бросок Петровны, стараясь быть непредвзятым. Также приходилось уворачиваться от остроклювых, мертвецки твёрдых базальтовых выступов, встреча с каждым из которых в этом состязании не сулила титул чемпиона, метнувшему меня атлету.
Совершенно неожиданно, какой-то крепкий вьюн ухватил меня за ногу, от чего резко сбросив скорость перед самым обрывом, я продолжил торможение, бороздя почву уже лицом. Уткнувшись в одинокое дерево, растущее здесь же на краю бездны, я громко чихнул, и тут же сорвался вниз. Следует отметить, что мне решительно повезло. Полёт был недолгим, и приземление показалось относительно комфортным.
Находясь в долгожданной тишине, я заметил, что полное спокойствие, всё-таки приходить не спешило. Вскоре идиллию прервал треск. Где-то высоко надо мной неприятно громко хрустнула тяжёлая ветвь, вероятно того самого коренастого дерева, что не смогло спасти меня от падения. Этот шум сменил уже знакомый крик дискобола, после чего место, где я расположился сперва накрыла огромная тень, а затем на меня рухнуло то, что её отбрасывало.
Какое-то время Петровна лежала на мне неподвижно. Курган, который мы образовали постепенно продолжало засыпать пустившимися в погоню мелкими камушками ракушками и прочими вырванными из земли усохшими кореньями. Перестукивание это продолжалось долго, и при желании можно было угадать в нём определённый мелодичный ритм, завершающим аккордом которого неожиданно прозвучал упавший рядом с моим лицом сломанный каблук. После этого, в мире сделалось, как-то особенно тихо.
В голове забродила нехорошая мысль. Не имея возможности пошевелиться, я ущипнул Петровну, о чём впоследствии пожалел.
Петровна открыла глаза. Она повернулась всем телом влево, потом вправо и услышав стоны, издаваемые мной, присела рядом. Неопрятно отряхнувшись, она посмотрела в мою сторону с ленивым равнодушием местной ящерицы, только что отбросившей свой хвост и узнав в нём меня сказала:
— Ты ещё здесь?
Вот уж действительно, прямодушно и без прикрас. Хотелось бы оказаться совсем в другом месте. Но боюсь, что эти фантазии придётся отложить, потому, как сейчас я был всё ещё здесь.
Лучи солнечного света, пробиваясь сквозь облако оседающей пыли, созданное нашим непростым спуском с горы, делали Петровну особенно неотразимой. Бросалось в глаза то, что она не сошла со склона, в ореоле славы, торжественно неся в руке победный вымпел, под гул ликующей толпы, а катилась комом в полном одиночестве, по пути цепляя на себя все украшения, на которые только была способна расщедриться природа этих мест.
Она сидела рядом в изодранной одежде и бормотала под нос определённо что-то нехорошее, пытаясь выкорчевать из растрёпанной причёски семейство живучих сорняков, успевших сплести на её голове карикатурное подобие олимпийского венка. Удалив последнюю ветку, Петровна сломала её, затем отбросила в сторону и погрузилась в раздумья.
Уставшая от мирских тягот женщина подняла голову, и посмотрела на призрачно далёкую вершину горы с такой выразительной тоской, что посторонний наблюдатель, заметив этот взгляд, мог без труда узнать в Петровне своевольную богиню, только что свергнутую с пьедестала единогласным решением других, более мудрых и могущественных правителей.
— Домой хочу.
Без малейшей ностальгической выразительности в голосе произнесла свергнутая богиня. Сейчас для меня слова Петровны, весенним дождём омыли мир вокруг, растворив все нависшие страхи, связанные с её капризным решением отправиться в горы на каблуках. И последствия оказались вовсе не такими тяжкими, какими они вначале померещились мне здесь, на дне ущелья.
Спустившись ниже по ухабистому склону туда, где обитают обычные смертные, мы без труда угадали вдалеке, среди прочих вечерние огни нашего отеля и устало направились в его сторону.
Сейчас у меня родилась новая идея, только я поостерёгся сообщить о ней вслух. Захотелось предложить богине прыгнуть с парашютами. Но, всему своё время. Пусть это будет для неё приятным сюрпризом, когда мы вернёмся домой.