Аркадий Инин. Город детства

Телепроект 2007 года

Аркадий Яковлевич Инин родился 3 мая 1938 года в Харькове. Окончил политехнический институт, сценарный факультет ВГИКа. Писатель, драматург, публицист. Автор тридцати кинокомедий, двухсот теле- и радиопередач, газетных статей и журнальных фельетонов, выпустил пятнадцать книг. Заслуженный деятель искусств России, награжден Орденом Дружбы и Орденом Почета.

1.

Харьков. Детство у меня было невеселое, военное, тяжелое. Но я это не очень ощущал. Растили меня мама и бабушка, потому что отец ушел на фронт и погиб сразу в 1941 году, в октябре. И мама больше не вышла замуж. Она была инженером-гальваником на харьковском электромеханическом заводе. Работала в гальваническом цеху, в ужасной химической атмосфере. В 41-ом году мы уехали в эвакуацию в Чебоксары.
        У меня одно сладкое воспоминание. У меня были гланды, надо было их вырывать. Тогда их не вырезали лазером, как сейчас. В Чебоксарах медицина была не на высоте, хоть это и столица Чувашии. Меня повезли по Волге в Казань, в столицу Татарстана. Там не было ни анестезии, ни кровоостанавливающих средств. Прямо так гланды вырывали. Доктор мне их показал, когда вырвал. Но потом давали мороженое для остановки крови. Причем, давали, сколько хочешь, пока кровь не остановится. И это было счастье, благодаря этой печальной операции я впервые попробовал мороженое. Мороженое было в брикетике, квадратное и прихлопнутое двумя вафельными крышечками.
         Возвращение из эвакуации в Харьков. Завод давал эшелоны, на несколько семей выдавали теплушку. Ехали 2 недели. Я сидел на бидоне, это очень важная вещь, потому что керосинки, керогаз – на этом готовили.  А там же пары, возгонка, и вся задница у меня была в волдырях. Приехали домой. Мама говорит: «Алик, что с тобой?» Я в зеркале увидел, всё в волдырях.


2.

Нормальные люди, как говорил Лев Толстой, помнят себя с момента появления из чрева матери. Я, к сожалению, урод в этом смысле. Не помню, кто у меня соседи, сколько нас жило в доме, сколько комнат – ничего не помню. Зато помню, что на веревочке под плитой висели мои заледеневшие варежки. Когда мы в снегу катались, барахтались, они были заледеневшие. С них капало. Если говорить о раннем военном детстве, запомнилось еще, что одинокие матери не могли полностью купить коньки. Нам покупали коньки на двоих. У нас было по одному коньку. Коньки назывались снегурки, гаги и ножи. Снегурки с загнутыми носами, гаги – похожи на современные, а ножи – просто, как ножи. О ножах и гагах вообще никто не мечтал, а снегурки мы прикручивали веревкой к валенкам, деревяшка упиралась в косточку. Мы были счастливы, отталкивались на одной ноге и катались на коньках.
         Зимой я потерялся. Я шел из детского сада. Как я мог сам идти в 5 лет - не понимаю. Бабушка меня все-таки опекала. Мама работала на заводе с утра до ночи. Я потерялся в овраге. Я помню себя маленького, несчастного, замерзающего в сугробе. И вижу приближающиеся огоньки фонарей. Это весь цех мамы с фонарями вышел меня искать. И нашли.
         Когда я был классе в 5-6, было 70 лет Сталину – любимому вождю. Все ему слали подарки, писали стихи. Я написал стихи Сталину. К сожалению, они не сохранились. Но я на конкурсе что-то за них получил.


3.

Я был примерный, тихий мальчик. Учился хорошо, практически – отличник. Школу закончил с серебряной медалью, потому что была «четверка» по астрономии. До сих пор не могу понять: чем мне не далась астрономия?  Все языки, математика, физика, химии – пятерки, а почему-то по астрономии – 4. И я вел себя очень прилично. По счастью, меня не били. Почему – не знаю. То, что я никого не бил – это уж точно. Не умел и сейчас не умею драться. Жизнь прожил без этой необходимости. Но почему меня не били – не знаю. Отличников били всегда. Может, я и это забыл?
         Моя бедная еврейская мама, она вообще не знала, как это – бить детей. У меня была строгая бабушка. Она была учительницей еще до революции. Мама в 8 ушла, в 8 пришла, вечно – планы, срывы сроков, как в советские времена в заводской жизни. А меня растила бабушка Дора. Я проделок своих не помню. Зато было другое. Бабушка Дора для того, чтобы меня воспитать, когда я плохо себя вел, падала в обморок. Я очень пугался. Потом уже я понял, что она играла. Я помню жуткую картину, как бабушка упала. Упала в обморок, лежит. Я страшно перепугался и пытался открыть ей глаза. И чувствовал, как она усилием их сжимает. Из этого я и заключил, что она придуривается. Тогда стал меньше реагировать на ее обмороки.


4.

Я учился в мужской школе, а еще была женская, тогда не было смешанных. Нас иногда водили на случку на вечера. Девочек приводили к нам, мальчиков водили к ним. Это я сейчас говорю «на случку», но тогда это была чистота и невинность. О чем вы говорите? Если вспомнить первый поцелуй, он у меня был лет в 28. Я стою на углу, жду девушку на свидание, у меня пижонский белый шарфик, я в демисезонном пальто, на улице дикий мороз. Но я в пальто, потому что оно мне вроде бы идет, и без шапки. Слава Богу, выжил. А уже постарше - там были вечеринки,  патефон, пластинки. Пластинки  нашего Апрелевского завода. Патефон, иголки. Надо было менять их, когда затупливались. А постарше – к 10 классу – появились радиолы. Мы под них танцевали. Мелодии известные – «Брызги шампанского» – это была коронная штука. Конечно, танцы были скромные, не как нынче, но всё равно – свет гасили, старались создать темноту – «друга молодежи». В бутылочку даже играли, но поцелуй такой: пацаны еще больше смущались, чем девчонки. Всё было другое. Я не говорю, что лучше. Но другое.
         На Сумской было замечательное кафе. Мы его называли «пулеметом», хотя оно называлось «Харькивьянка». У меня был друг Адик. Он был настоящий стиляга. У него был набриолиненный кок, брюки-дудочки. Он выглядел вызывающе. Я был полустиляга. У меня был не кок – а кочек маленький, брюки – не дудочки, чтобы с мылом надевать, а просто уже, чем положено. Мы ходили гордые, почти стиляги.


5.

Мама сказала: «Алик, инженер - хорошая профессия!» Она закончила инженерный, и я пошел учиться безо всяких сомнений. Инженер – это было очень не то, что престижно, но вполне уважаемая профессия. Веселая студенческая жизнь, политехнический институт – один из лучших, если не лучший в городе. И я поступил легко, потому что у меня была медаль. В харьковском политехническом институте я отучился 5 лет.
         Мы ездили по колхозам. Наши однокурсники в позе для мытья полов стояли на грядках, а мы их развлекали. Первый курс, лень. Уже сентябрь, дожди, грязно, очень не хотелось работать. Выход был один – записаться в агитбригаду самодеятельности. Как записаться в агитбригаду? Играть я  ни на чем не умею, не пою, не танцую. Оставалось – в конферансье. Язык был привешен. Мы мотались полтора месяца, сдружились. Я и жену, с которой 50 лет в счастливом браке, нашел в агитбригаде. Она пела. Но наглости петь одной у нее не было, и она пела в квартете. Полтора месяца мы так проболтались, спелись, решили не расставаться, сделать студенческий театр.
         Вскоре я женился, у меня появился сын. Мы купили кооперативную квартиру. Собрали тогда со всех, кто был на свадьбе, по 20 рублей. 200 человек - получилось 4000 рублей, даже на мебель хватило. Я возглавил команду КВН как автор и руководитель. Стал публиковать тексты, юмористические рассказы. Поехал и поступил во ВГИК. Уехал из Харькова.