Пф-ф, наука! - 5 глава -

– 5 –
Пятый выглядел как скала. Пятый был скалой.
За спиной Пятого стояла дюжина бойцов. Бойцов, как когда-то говорили, невидимого фронта. У Пятого не было ни должности, ни звания. Ни имени. Если бы кому-то захотелось как-то определить кем же является Пятый, то ему пришлось бы вспоминать про секретных агентов из глупых доисторических боевиков. А отряд бойцов за его спиной могли бы назвать спецназом. В лучшем случае. Но им больше подходило сравнение с опричниками Ивана Грозного. Но кто из современников смотрел настолько старые фильмы? И кто из современников помнит настолько древнюю историю Земли?
Человек распространял вокруг себя ауру власти. И когда все вокруг подчиняются, даже не спросив документы, и не поинтересовавшись должностью и званием… Тогда каждый понимает силу и влияние персоны. Но Пятый не стремился к власти. Пятый ей пользовался. Пользовался, как неотъемлемой характеристикой.
Почему он Пятый? Почему Пятый – это именно он?
Осмелишься ли ты задать этот вопрос? Осмелишься ли ты хотя бы подумать эту мысль, когда перед тобой стоит скала. Скала по имени Пятый.
Бойцы отряда давно научились не задавать вопросы, на который все равно не получить ответа.
– Кто ты какой? – Отрешенно начал разговор Анатолий.
Анатолий походил на безродного голодного щенка рядом с столпом власти на Леи. Анатолий мог бы испытывать страх. Мог, если бы последний переход не вымотал его физически и морально. Анатолий прошел долгий путь от того, места, где был высажен чудным таксистом. Но сначала он ждал, как казалось, в безопасном месте. Час прошел, потек второй, и слишком молодой капитан решил действовать. Он не знал как, и честно скажем, не помнил зачем. Тогда в ушах Окского звенело от пожирающей все мысли растерянности. От отчаяния.
Спустя почти три часа он встал, и Дарья поднялась с травы следом за ним. Не говоря ни слова, они вместе отправились…
«Лучше сделать ерунду, чем не сделать ничего…»
Они просто пошли, да, пожалуй, куда глаза глядят. Просто пошли, не строя планов, не надеясь найти решения.
«Пусть в тысячу ли начинается с одного шага…»
Нет, эти мысли не звучали в его голове. Они всплыли уже в воспоминаниях. Он решил, что именно эти обрывки чьих-то когда-то сказанных фраз толкнули его. Заставили подняться с сухой травы и отправиться в пусть. Но это было в его воспоминаниях. Но не в действительности.
Волоча ноги, еще не от усталости, а от гнетущего чувства обреченности, они двинулись на запад от дороги. Хотя, они и не выбирали направления.
Высокая трава цеплялась за ноги, тормозя и без того не спешное шествие. И вот уже Даша пристроилась за Анатолием, идти по следу из слегка примятой травы.
Окский даже не обернулся. Он не обернулся, когда девушка отстала на десять шагов. Он не обернулся, когда девушка отстала на пол сотню метров. Но и Дарья не окликала мужчину. Она тоже шла, как на заклание.
Заклание… Какое странное слово. Что оно значит? За-клание… От этого слова пахнет огнем и сырой землей. Промокшей в грязи сажей, ручьями, размывающими хлопья золы. И лезвие стилета касающееся самого сердца.
Но вот еще один шаг, и только палящее солнце, только трава цепляется за лодыжки…
А впереди уже виднеются шатры, палатки – это какие-то жилища… Лагерь? Впереди в траве видна тропинка. Окский ступает на утоптанную траву. Странно, он видел тропинки и раньше, в прошлой жизни. Но они всегда были из черной плотной земли. А здесь утоптанная трава. Но здесь явно раньше ходили. Часто ходили. И не успели протоптать до грунта, не успели его утрамбовать так, чтобы сделать непригодным для растений.
Только теперь Анатолий остановился. Он видел выгоревшую материю тентов, видел и сияющую новизной ткань палаток. Он видел мусор и остывшие костровища между ними. Теперь он видел и хлюпкие, сплетенные из веток стены хижин. Двух или трех на все селение.
Он видел развешенное белье на веревках, укрепленных, где на деревьях, а где на шестах, вбитых в землю.
Но он не ощущал запах дыма. Он не мог уловить запах мусора или хотя бы скошенной травы.
Запах был, но казался совершенно неуместным, затхлым, и словно принесенным ветром издалека.
– Брошенный лагерь? – Поинтересовался он, когда Дарьи удалось его нагнать.
– Брошенный? – Сглатывая ком в горле удивилась слишком молодая девушка. – Брошенный?! Анатолий? Вы разве не видите?
Ее дрожащая рука коснулась плеча мужчины. Легкая, тонкая, холодная.
– Они все мертвы! Как же так? – Истерика в голосе Даши так и не проступила. Но пальцы все сильнее сжимали плечо капитана.
– Кто? – Анатолий не мог взять в голову. Пустой лагерь. Ужа давно опустевший лагерь. Или? Неужели? Эти тряпки на земле… Тряпки в которых едва угадываются очертанию людей. Тряпки, которыми так лениво играет ветер. И эти тела, прикрытые, полу оголённые, эти оскалы лиц…
Как, он мог не увидеть всего этого сразу? Как он мог не заметить пустые глазницы, серые вздутые и синюшные силуэты.
Анатолий вздрогнул, когда лицо, живое и молодое лицо девушки заслонило это безумное зрелище.
– Это лагерь отступников. У нас есть люди, не согласные с политикой государства. Тогда они селятся в таких вот зонах. В зонах где нет покрытия сети. Так они пытаются предотвратить, как они считают, слежки. – Слезы на лице и в голосе. Девушка испугана, нет, не испугана. В ее глазах нет страха. Какая-то иная горечь. – Ведь всем при рождении интегрируется интерфейс. Это закон.
Безумие.
– Но эта вышка? Это же вышка связи? Почему лагерь разбит в основании этой антенны?
Действительно, выше лагеря, выше леса возвышалась исполинская игла передатчика. И если задрать голову, можно было увидеть сетку антенн, пеналы и розочки передатчиков. Где-то среди их хитросплетения мигал сигнальный красный огонь, который даже сейчас, днем можно было разглядеть без усилия.
– Именно в этих точках, где сигнал слишком сильный, интерфейс перестает работать. Говорят, если подняться вверх по опоре, можно сжечь передатчик интерфейса насовсем. Не знаю, может кто-то и пытался. – Шепотом поделилась девушка.
– Значит нас не будут здесь искать?
Дарья только рассмеялась:
– А где же нас еще искать, если не здесь? Они не смогут получить наши координаты, но где нам еще быть, если не здесь?
– Можно попробовать поднять тебя наверх, сжечь передатчик, и свободно вернуться в город?
Анатолий мысль свою озвучил, но тут же отказался от затеи. И на то было слишком много причин: и взгляд девушки – молящий и отчаянный, и опоры вышки без единого, как казалось, зацепа, не говоря уже о лестнице, и россыпь трупов в лагере у его основания.
Хи-хи… Вууу-уу-уу…
Вот вы слышали фразу: «подпрыгнул на месте»?
Приглушенный расстоянием и разбавленный еле уловимым эхом раздался смех. Смех высокий и заливистый. Детский.
А за смехом Анатолий был оглушен громким над самым ухом визгом.
Да он и сам вздрогнул от неожиданности и невероятности детского смеха в таком месте. Но визг Даши заставил мир вокруг на мгновение потемнеть. А когда мир обрел свои краски, он обнаружил себя лежащим в траве.
– Мы прячемся? – Удивленно одними губами, прошептал он.
– Что это было? – Губы Даши дрожали, шепот срывался.
– Смех… Детский смех. – Неуверенно предположил парень. – Ребенок, наверное, девочка. Как-будто весело играем. В догонялки, или салочки.
Широко распахнутые глаза девушки, раздутые ноздри, и рот раскрытый словно в беззвучном вопле наблюдал капитан некоторое время. Губы дрожали, а из уголка глаз выкатилась слеза.
– Посмотри. – С трудом совладав с собой, через какое-то время предложила она.
– Ребенок играет. Чего тут бояться? – Вопросил Анатолий. Однако голос его оставался тихим, на границе слышимости. А сам он продолжал прижиматься щекой к земле.
– Это какая-то чертовщина. Откуда здесь может взяться живой ребенок? Почему лагерь вымер. Столько мёртвых людей… – В захлеб затараторила Дарья. А у Анатолия волосы на загривке пошли дыбом. Он видел много женских истерик. Но шепотом… Еле слышным шепотом ни разу. Холодок по спине.
Он резко перевернулся на спину, опасаясь за свой тыл, но увидел только все так же палящее солнце. И небо.
– Даша, – нежно позвал он, но девушка все равно вздрогнула, словно затравленная кошка.
– Даша, все хорошо. Призраков же не бывает. Так? И мертвые всегда остаются мертвыми. Они страшные и… Но такое случается. Люди умирают. Правильно? И нам ничего не грозит… Кроме диких животных. Да! Запах падали привлек диких животным.
– А голос? – С надеждой поинтересовалась девушка.
Дикие животные – это конечно опасно. Но с ними понятно, что делать. Беги или убей. От диких животных понятно, чего ожидать. Дикие животные – это намного лучше, чем банши. Лучше, чем не упокоенные души, и лучше, чем вставшие мертвецы. Потому что дикие животные «бывают», а остального нет.
– Это какие-нибудь птицы, или лягушки. Жабы могут кричать очень своеобразно. А может быть обезьяна? Или… какие звери водятся на Леи?
– Да, это животные. – Подтвердила девушки, – а почему ты все еще лежишь? Вставай и посмотри, ты же мужчина!
– Ага… Да, сейчас. Я уже почти встал. Сейчас, немного отдышусь. Я уже не так молод… Ха… – Наконец нашел в себе силы Анатолий, чтобы рассмеяться шепотом. – Хорошо, что мы сразу догадались, что это так звери кричат. Подумать стыдно, испугались какой-то полевой горластой мышки. Вот Сима будет смеяться, когда узнает…
– А я вас нашла! Теперь буду прятаться я с тетей, а ты нас ищи! Я люблю прятки.
Жизнерадостный смеющийся голос раздался в паре метрах.
Сердце встало колом в груди, парень сам не понял, как оказался на ногах, руки шарили на том месте, где обычно висела кобура. Ему еще не приходилось пользоваться бластером, но устав предписывал его иметь. Вот поэтому парень уже привык носить оружие на поясе. Когда был на корабле. Спускаясь на Лею, он предусмотрительно оставил опасную игрушку на Ладоге. Ну руки жили своей жизнью. Когда ладонь не наткнулась на пластик рукояти, ему оставалось только одно.
Маленький, почти перочинный нож на щиколотке. Никакой устав не предписывал носить с собой мини-кинжал, но он просто был великолепен. А какой мужчина сможет отказать себе в удовольствии иметь добротный нож в своем владении. Кованный, великолепно сидящий в руке, и даже не нарушающий закона – лезвие слишком короткое, чтобы убить ударом в сердце.
Анатолий обнаружил, что стоит на полусогнутых, напружиненных ногах, выбросив вперед левую руку, как при обращении с собаками. Если тварь нападет, то она должна сначала вцепиться в запястье левой, выставленной перед ним руки. Он уже ощущал, как хрустят кости запястья, в пасти неведомого ужаса.
Тактический прыжок назад, чтобы хоть на полметра увеличить дистанцию.
Все бы хорошо, но нож в руке слишком сильно дрожит.
– Дядя, вы что, дурачок? – Обиженный детский голос.
Первые же звуки голоса заставили капитана так вздрогнуть, что нож исчез из руки. «Великолепно, – мысленно растекся желчным сарказмом Окский, – так я точно всех защитю».
В голове Анатолия звучало именно «защитю». Хоть и ошибка, но таков был внутренний моральный выбор этого человека – мысленно коверкать слова для того, чтобы подчеркнуть саркастичность внутреннего монолога.
И хоть сердце героя билось уже не то, что в горле, а где-то в верхней печенке, но «защитять» никого не требовалось. Если только бедную маленькую девочку, которая растерянно стояла перед злым мужланом, явно настроенным не дружелюбно.
И хоть Анатолий осознал, что нож остался висеть на темляке, по привычке закинутом на запястье – это было не важно.
– Даша, тут просто девочка. Даша… – Окский аккуратно коснулся руки девушки носком ботинка. Но так была без сознания. – Девочка… Девочка, прошу, не подходи ближе. Вот просто не подходи и все… Может быть мы потом поиграем даже… Но вот сейчас… Нет… Стой. Ни шагу. Я буду честен, я напуган. Я как бы сказать, сейчас сильно напуган. Да, я боюсь тебя. Не подходи. Видишь у меня нож. Я ударю. СТОЙ.
– У меня конфетка есть. Хочешь?
Удар, детский крик. Девочка исчезла.
Анатолий понимал, что ударил правой рукой. Той, в которой зажат нож. Ножом? Он честно пытался ударить слабо, но он не помнил про нож. Что там с ножом?
Да, он зажат в руке. Лезвие направленно вниз. Ага, костяшки все еще горят от удара. Значит удар он нанес кулаком, а не лезвием. Да, для маленькой девочки такой удар тоже мог быть чреватым. Но лучше, чем ножом…
– Что же я за тварь… Я и правда рассуждаю, что девочек кулаком бить лучше, чем ножом… Что за херня. Она просто девочки. Не бывает таких… призраков. – Вслух сетовал Окский. – И сейчас она плачет, как бы плакала настоящая живая девочка. Но не убегает. Почему она не убегает?
– Потому что меня никто не любит! – Яростно вспыхнула она. – Они престали со мной играть. Никто со мной не дружит. И ты тоже плохой.
Дрожащей рукой Анатолий убрал нож в ножны. На вибрирующих ногах сделал шаг, еще один. Почему он идет в эту сторону? Почему не убегает.
– Как тебя зовут?
– Иня.
Потоки слез из ее глаз промыли на щеках ручейки. Было видно, что ее кожа светлее, чем слой прилипшей пыли. Замарашка, ее одежда, почти целая, не истрепанная, вся в пятнах и местами покрыта корочкой высохшей грязи. На левом предплечье длинная, неровная царапина. У Анатолия что-то ёкнуло в груди, но нет, это не порез от ножа – кровь давно запеклась. Пожалуй, лет семь. Или восемь? И нет ничего страшного в этой оборванке. Приходилось Окскому уже видеть детей попрошаек и нищету. Приходилось, как ни печально. Хотя, девочка подтянутая, но она не голодала. Развита полноценно, нет характерных черт от употребления наркотиков. Живая обычная девочка. Да, так бы мог выглядеть ребенок, неделю проблуждавший в лесу. Проголодавшийся, уставший, изорванный, но не успевший истощать, не успевший…
– Что здесь случилось? – Продолжал допытываться капитан.
– Ты меня ударил! – Разоблачительно заявила она. И стоило Дарье начать приходить в себя, как Иня тут же попыталась у нее найти защиту и утешение, – Дядя дурак! Он дерется! Тетя, а вы хорошая!
Хорошая тетя очнулась с визгом и воем: «Убери от меня свои руки грязная адская тварь! Толик, спаси!»
– Просто девочка, ее Иня зовут. – Поглаживая по голове успокаивал Дарью Окский. – Девочка, видишь. Хорошая маленькая девочка…. Не подходи… вот, ты же хорошая девочка… Стой пока там.
– Горы трупов. И на горе трупов девочка? Такого не бывает! Тут все умерли!
– Они не умерли! – Иня внезапно взорвалась яростью, – они просто издеваются надо мной! Они договорились дружить против меня! А я тоже с ними не буду играть! А вы тоже дураки!
И еще что-то обличительное и грубое кричала малявка, но не уходила, впрочем, и подойти тоже не решалась. Может быть сама боялась незнакомых людей, а может быть вняла просьбе Окского, или опасалась лезвия ножа, который в вытянутой руке парня, словно змея следил за ее передвижениями.
Анатолий успокаивал Дашу, не обращая внимания на крики Ини, но при этом даже и не думал опускать оружие.
– Я хочу пить, – пожаловалась вдруг Иня.
– У нас нет.
– Глупые! В деревне есть колодец. Пойдемте, попьем воды.
– Он чистый? – Подозрительно осведомился после небольшой паузы Анатолий.
– Конечно, тысячу раз! – Рассмеялась Иня, но вмиг погрустнела, – но мне не хватает сил, чтобы крутить ручку, а в ведре уже совсем ничего не осталось.
– Вода может быть отравлена. Лагеря сами собой не вымирают, – Вслух подумал Окский, но Даша ничего не ответила, она как вцепилась в руку парня, так и продолжала на ней висеть, стараясь встать так, чтобы находиться по другую сторону от капитана, нежели девочка.
– Иня…
– Да, злой дядя!
– Зови меня Толя, хорошо? В общем… Сможешь мне сказать, когда в деревне все изменилось, почему все перестали с тобой играть?
У Анатолия мурашки по спине пробежали от собственных слов. Но он уже начинал что-то понимать – девочка не в себе, она так и не поняла, что все мертвы. А она одна осталась в живых. Никакой мистики, никаких ужасов… Вернее все это ужасно, отвратительно и невероятно жестоко. Но объяснимо.
– Иня плохая? – С сомнением предположила девочка.
– Иня хорошая, – устало подтвердил Анатолий, – Стоп… Иня хорошая, но все равно не подходи. Я сейчас еще немного отдышусь… ладно… И мы… Воду из колодца нельзя пить…
Окский даже сжал виски свободной рукой в тяжких размышлениях.
– Нет, даже если все погибли не из-за воды, то земля должно быть отравлена из-за такого большого количества тел. А дождем все могло смыть в колодец. Да, и нечего делать нам в лагере. Но, пить хочется… пока не сильно. Сколько мы еще сможем прятаться? Не долго? Тогда вода нам не понадобиться, и еда не нужна. А что нужно? Что нам делать?
– Дядя! Я очень хочу пить и есть! – Запротестовала Иня.
– Но… Что ты ела, пока была одна?
– У нас всегда много остатков в холодильнике! – И потом добавила нерешительно, – Еще кое-что осталось, мы могли бы и с вами поделиться. Хочешь кушать?
– О… нет… Только не еду из мертвого лагеря…
– Он не мертвый! Это наш лучший лагерь! – Крик девочки спугнул ворон на деревьях.
Вороны… Они наверняка уже начали лакомиться тухлятиной.
– В любом случае надо уходить. Ты пойдешь с нами?
– А как же мама? Мне мама не разрешит гулять с незнакомыми.
Окский грязно выругался. Долго смачно.
– Дядя, так говорить нельзя!
– Пойдем, Толя, пойдем. – Простонала наконец Даша.
– А как же девочка?
– Оставь ее.
– Как? Как я ее оставлю среди мертвых? Это ужасно.
– Так отправь ее к маме, за разрешением! – Вопль Дарьи выбил из крон деревьев оставшихся птиц.
– Но она там, в лагере, мертва! Но девочка этого не понимает! Что же делать? Я не могу больше здесь находиться.
– Так пошли! – Взмолила из последних сил Даша. – Пошли отсюда.
…
Бойцы Пятого стояли на холме, с холма открывался замечательный вид. Они видели лес, вдалеке дорогу, немного ближе край брошенного лагеря. И от лагеря по грунтовой дороге к ним на встречу двигались трое. Парень, еще слишком далеко, чтобы разглядеть его черты, тянул слабо упирающуюся девочку. Немного поодаль шла девушка. Обреченно и отрешенно. Да, и парень, и девушка отчетливо видели Пятого со свитой. Но не пытались скрыться в лесу, не пытались убежать. Так лучше. Не придется гоняться и тратить силы. Так намного лучше.
Не понятно только, что за девочка с ними. Остальное Пятому было ясно.
– Вы знали, что они пойдут здесь. – Не спросил, подтвердил один из дюжины.
Но Пятый не ответил. Он даже головой не повел.
Все будет так, как он запланировал. Всегда так бывает. Всегда.
…
Кажется, отпустило. Анатолий сгорбившись навис над стаканом чего-то смолянисто коричневого. Мутило. Он потерял счет времени, но самообладание робко возвращалось. Стыд за помойку в каюте. Стыд за то, что он – капитан и предводитель, бросил экипаж в таких условиях. А может быть оно и к лучшему? Зачем Леньке и Симе видеть его в таком состоянии? Нет, это даже к лучшему. Сейчас, когда все осталось в прошлом, и только таинственная посылка продолжала мозолить глаза, можно было и осведомиться, как идет полет. О том, что полет все еще идет штатно можно было судить хотя бы по тому, что сам Анатолий находился на Ладоге и оставался жив. Входя в состояние неопределенности, прыгая сквозь световые года на скорости в 88 миль в час, можно было либо сгинуть насовсем, либо благополучно появиться где-то в реальном космосе. Аварии по пути не происходили. По крайней мере у тех, кто возвращался, никаких аварий по пути никогда не происходило.
Утилизатор продолжал работать, не рассчитанный на такие большие объемы мусора. Анатолий запустил уже пятый цикл. Осталось еще немного. Надо протереть пол, надо… А как избавиться от этого кислого духана? Он что, здесь еще и курил? Нет, вспомнить не удается.
Распечатать новое белье, да проклятый синтезатор был в каюте капитана. Проклятый потому, что в последние дни он работал только на синтез алкоголя. Без этой сатанинской штуки такой дикий запой был бы просто на просто невозможен. Раздевшись до гола, он засунул в расщепитель старые тряпки и тихонько проскользнул в рубку.
Она была темна и пуста. Повезло. Ребята в своих каютах. Отдыхают или работают? А, не важно. Зато можно незамеченным проскользнуть в душ. Помыться, побриться. Еще раз проблеваться и снова в душ. Ледяные струи ударили в размякшие члены мужчины, обожгли его кожу и даже, как будто бы, придали бодрости. Ручку вправо – почти обжигающий кипяток, и снова влево.
Анатолий еще с десяток минут продолжил терзать себя контрастной водой. Метод давно испробованный и надежный. Пар уже плотно стоял в крохотном гигиеническом блоке.
Вытереться и одеться. И можно в бой!
– Добрый день, Дарья. – Бодро поздоровался капитан с девушкой.– Надеюсь у Вас не возникло сложностей в размещении? Есть жалобы, предложения?
Да, бодрый тон дался капитану с трудом, а в голове тускло била боль. Честно скажем, хотелось лечь, закрыть глаза и несколько часов просто побыть в одиночестве. Хмель выветрился благодаря душу, а похмельная кровь продолжала циркулировать по венам. Можно было бы залечь в медицинскую капсулу, но… Опять это «но»… Отбирать у Симы агрегат даже на несколько минут не хотелось. Член экипажа нуждался в ресурсах авто-медика куда больше.
– Ой! Здравствуйте, – вздрогнула девушка, держащая в руках кружку чего-то горячего, – может быть кофе?
– Не отказался бы. А как же вы?
– Да, я только его синтезировала. Сделаю еще! Вот, берите.
А потом стушевалась, и робко добавила:
– Спасибо Вам огромное. Я же и вправду не знала, что мне делать. Та, старая жизнь для меня уже давно была закончена. Если бы не Вы, я бы… Я бы сделала что-то нехорошее. Вы понимаете, о чем я?
– Так, значит, у Вас все хорошо? – проигнорировал Анатолий лишние слова девушки.
Даша еще сильнее сконфузилась. Официальный тон, который взял Анатолий ее выбил из колеи. Да, она не ожидала, что парень, с которым они несколько дней назад бегали по лесам и полям планеты, сначала пропадет чуть ли не на неделю, а потом встретит ее словно начальник.
А Анатолий только принял кружку, и сдерживая новые мутящие огоньки внутри тела прильнул губами к пластиковому краю. Он осторожно втянул губами горячую ароматную жижу, и сейчас завороженно следил, как жар напитка скользит по пищеводу, проникает в опустевший желудок и разливается по венам. На это тепло тело отреагировало новыми мутящими позывами, но усилием воли удалось загнать их поглубже.
– Очень вкусный кофе, – поблагодарил он Дашу. – Теперь всегда буду просить Вас синтезировать его для меня.
Но, неожиданно новый медработник поджал губки:
– Вы думаете, что для меня здесь не найдется более подходящей работы?
Вот! Вот, они женщины. Анатолий закатил глаза. Простой комплимент, они принимают как сомнение в профессионализме. Это, что получается, она сейчас решила, что он ее мысленно в кухарки перевел?
– Я буду молиться всем богам, чтобы так оно и было. – Отрешенно но резко ответил капитан. И из-за того, что развернулся к девушки спиной, чтобы присесть на диван, не увидел, как та покраснела, смутившись.
– Да, извините. Я тоже надеюсь, что нам не понадобятся услуги врача. Ни терапевта, ни тем более психотерапевта.
– Тем более Ксенопсихотерапевта. – Играя желваками недовольно прогудел Окский.
И тут, для Анатолия произошло что-то неожиданное. Он даже чуть было челюсть не потерял от удивления. Девочка вытянулась в струнку, руки по швам, взгляд суровый, смотрит не на капитана, а строго перед собой:
– Я виновата. – Отчеканила Даша.– Я виновата, что не сообщила о своей дополнительной квалификации. Я виновата, что пошатнула Ваш авторитет на Перу. Я виновата, что навязалась в команду. Я виновата… Но! Но что бы вы знали! – Девушка повысила голос, а потом махнула рукой,– А нет никаких «но». Я дурочка, которая побежала, вцепилась всеми зубами и когтями за единственный, как мне показалось, шанс. Что дальше? Хорошо. Хо-ро-шо. Я все поняла. При первом же возможности, я расторгаю контракт, и схожу. Я не буду больше мешать.
И последние слова, девушка произнесла не с вызовом, как могло бы показаться читателю, а спокойным печальным голосом. Анатолий впервые видел, как начинающаяся девичья истерика превращается в полнейший штиль. Хотя, вспоминая книги про мореплавателей, штиль сулил не меньше опасностей, чем самая страшная буря. Буря – это всегда понятно. Много работы, много смертей, но опытный капитан с опытной командой справятся, смогут не перевернуть свое корыто, смогут не напороться на рифы и скалы, смогут выстоять. А вот штиль на парусном кораблике – это сатанинская забава. И никто не знает, когда появится ветер. Никто не рискнет предугадать, что произойдет раньше, смерть от голода, жажды или паранойя вцепиться в глотки моряков.
Но глазки Дарьи не пылают сталью, губки не поджаты, и в теле все еще угадывается мягкость. Это не штиль, это что-то иное. Покорность судьбе?
Анатолий мысленно прокрутил возможные свои действия, но вместо разумного акта, внезапно расхохотался.
Утирая слезы, он предложил:
– Даш, твой кофе уже готов. Кажется, я не с той ноты начал наш разговор. Присаживайся. Нет, ты молодчина, я тебя ни в чем не упрекаю. Ты же психотерапевт, могла бы и сама понять, что мне неловко, за то, что я втянул тебя в эту ситуацию, и фактически похитил, взял в рабство. А кофе мне действительно понравился.
Девочка робко улыбнулась, но смущенно извинившись, отпросилась к себе в «номер».
– Номера на корабле называются каютами. – Улыбнулся капитан.
– А туалет гальюном? – Фыркнула, словно ежик, Дарья.
– А туалет у нас называется гигиенически блоком. Он с душевой кабинкой совмещен. Вместо кока у нас синтезатор, а… а больше я морских названий не знаю.
– А вместо штурвала у нас ложемент управления. – За спиной капитана раздался голос Леонида.– И если хоть одна морская крыса только попробует до него прикоснутся, я ее протащу под реей. Аргх!
Девушка заулыбалась и покраснела, а Анатолий не в силах сдержаться – обернулся, чтобы увидеть, как пилот стоит на одной ноге, пытаясь согнуть вторую так, чтобы казалось, что она откушена акулой в коленном суставе, левой рукой он закрывал правый глаз, а правой придерживал на плече какой-то куль, видимо символизирующий пиратского попугая.
– Чего же вы разорались? – Лукаво поинтересовалась Сима, вылезая из технического отсека.– Я только-только глаза прикрыла. Что-то случилось?
– Да, нет. Просто капитан, наконец то, выбрался из своей берлоги. Видимо весна пришла. – Опрометчиво заявил Леонид.
– Чекалов! – Тут же рявкнул по-командирски Анатолий. – Отставить трепаться! Доложить о статусе полета.
– Есть! – Ерничая воскликнул пилот.– Полет идет нормально. За время дежурства лазутчиков замечено не было! Неопределенность не определена, постоянная Планка по-прежнему равна шесть шестьдесят три! Предполагаемое время до выходя близ станции Марата – три дня локального времени.
– На кой черт мне постоянная Планка? – Удивился капитан.
– Чтобы вычислить величину энергии квант!
Сима не стесняясь, мимоходом прописала мальчишке увесистый подзатыльник.
– Хорошо, что хоть у кого-то хорошее настроение. – Добавила она. Впрочем, не ворчливо или недовольно, а обычно, словно поинтересовалась, как прошел день.
– Да, ну вас! – Махнул рукой Леонид, тоже заказывая в синтезаторе кружку кофе.
Впервые за весь полет, за все уже шесть дней, вся команда Ладоги собралась в рубке управления. Единственный зал корабля Муфа-7 объединял в себе и столовую и кухню (если так можно назвать помещение, где установлен синтезатор пищи) и комнату отдыха и кабину, и капитанский мостик. В общем – кроме кают, душа, технического отсека и трюма (в смысле отсека для грузов), да вот этого помещения Муфа-7 удобств больше ни имела. Часто каюту пилота в таких судах переделывали под мед.отсек, а пилота поселяли в более тесной комнатке для обслуживающего персонала. Кают, вместе с капитанской и пилотской на Муфа-7 спроектировано было только 4, но Сима предпочитала все свое время проводить в техническом отсеке. Впрочем, после того как туда перетащили медицинскую капсулу, места осталось настолько мало, что Анатолий диву давался, как там можно было провести более десяти минут. Однако Сима уверяла, что этот корабль без ее бдительного присмотра развалится уже после часа полета. И на жизнь не жаловалась. Ее пытались было силой переселить в положенную ей каюту, но после того, как оказалось, что медицинская капсула туда не влезает, бросили это занятие. Сима на уговоры не шла, и тот факт, что ей требуется медицинская процедура лишь раз в пять часов, и нет смысла куковать у автоврача все свое время на барышню не действовали.
Хотя, нет. Сейчас болезнь прогрессировала, и восстановительные процедуры требовались уже каждые четыре часа. Шесть раз в сутки. И ночью, и днем.
– Толь, расскажи лучше, как вы с Дашей встретились. – Попросила бортмеханик.
– Сима, давай не будем об этом говорить. Может быть позже, когда ни будь. Я сейчас не готов вспоминать этот… это приключение. – Немного покраснев отказался Анатолий.– Это точно, не та история, которую я захочу рассказывать внукам. Лучше, расскажи, как у вас с Леонидом дела. Что-то вышло?
Сима поерзала на кресле пассажира, развернутом сейчас к центру помещения, и несколько раз проведя ладонями по бедрам, словно вытирая их, неловко начала:
– Ленька молодец. Я не ожидала, не верила… Но ему каким-то образом удалось приручить нейроботов… Да сиди ты! Я знаю… Нейроколонию. Велика разница. Не перебивай. Будет и у тебя время сказать. Так вот. Как я сказала, Ленька настоящий молодец. Он просто гений. Но…
Немного помолчав, собираясь с мыслями, Сима продолжила.
– Но, спасибо, и нет. Я не готова полностью разоблачаться перед мальчишкой.
– Какое разоблачиться?! Раздеваться не надо! Нейроколония разделится на две группы, и первая группа будет автономно лечить тебя в постоянном режиме! Ты не будешь привязана к этой капсуле, ты будешь свободна! Сможешь жить полноценной жизнью, и, хотя бы на время, забудешь про Ксеноса. А потом мы и до Глории доберемся.
– Вот если до Глории доберемся – там и поговорим. – Жестко заявила Сима.– А пока прочь руки от моего тела. Я не хочу, чтобы какой-то мальчишка видел все мои параметры, чтобы он был во мне. И знал раньше меня, когда я в туалет захочу, а когда… В общем – это грубое вмешательство в личную жизнь. Я живая женщина, и мне не нужны такие шпионы. Любишь подглядывать? Так залезь в сесть, там полно таких видео! А мое тело – это только мое тело! Понятно вам!
Бортмеханик даже вскочила с места, сделала несколько шагов, и уставилась вызывающе на капитана.
– Чего уж тут непонятно. Сима, садись и расслабься. Без твоего желания никто ничего делать не будет. Леонид, иди ко мне в каюту. Я сейчас присоединюсь. А вы девочки…
Капитан обвел команду взглядом, и дождавшись, когда за пилотом закроется дверь продолжил:
– Я не уверен, что понимаю причины твоего отказа, Сима, но самовольничать на Ладоге я никому не позволю.
Сима сдавленно усмехнулась.
– Да, не позволю. И если я не понимаю твоего решения, это не значит, что я не уважаю его. Я очень надеюсь, что с Дашей вы найдете общий язык. Я если честно не знаю, чем мне то сейчас заниматься, пока мы не прилетим. Но… Так… Не так… Слушай мое распоряжение! Провести тщательную инвентаризацию оборудования. Завтра.. Тьфу ты.. так. Сейчас семь.. в смысле девятнадцать тридцать шесть. Значит завтра в семь вечера предоставить мне полную опись оборудования, и прочих запасов. Выполнять!
– Ты с дуба рухнул? – Опешила Сима.
– Я сказал выполнять! – Рявкнул капитан.– Почему сидим? Распустил я вас.
– Можно хоть кофе допить? – Сухо произнесла ошарашенная бортмеханик.
– Я не успею сделать перепись до завтра! – Ужаснулась Дарья.– У меня же только одних таблеток около полутора тысяч наименований! И это я уже не говорю о сломанном оборудовании и…
– Отставить! – Перебил девушку капитан.– Тогда до послезавтра. И предоставить список необходимого для приобретения. На станции пополним запасы всего.
– А зачем нам вообще таблетки, если у нас есть медицинская капсула! – Из последних сил прокричала Дарья, но кричала она уже в спину удаляющемуся Анатолию.
Такой импульсивный жест. Судорожный, не красивый. И с чего Анатолий взял, что это правильно? Какой-то инстинкт? Или дурость? Ну, вот, теперь девчонки еще и на него обиделись. Как же прекрасно он справляется с новой для себя должностью. Сейчас небось называют его самодуром, барином и другими обидными словами.
– Я же помочь хотел. – Совсем поникший Леонид сидел на койке капитана, уронив голову на руки.– А теперь получается, что все это зря было. А мы же вместе так старались, столько усилий на ветер. Зачем она тогда мне помогала, если не собиралась…
Леонид наконец оторвал лицо от рук и жалобными глазами уставился на хозяина каюты. Но не дождавшись ответа продолжил:
– Что я не так сделал? Она сильно обиделась? Черт… Да, почему?
– Женщины. – Как можно более мягко сказал Анатолий. – Умом девчонок не понять, аршином общим не измерить, у них особенная стать, в девчонок можно только верить.
– Это про Россию.
– Нет такой страны сейчас.
– А вот с этим я не соглашусь. Русские были и будут всегда. Ты же Окский! Я такое мог ожидать услышать от Симы или Смита, какого ни будь, но не от соотечественника.
– Правильно ты говоришь. И неправильно в то же время. Русский. Ну и что, теперь будешь всем пенять, что русский? Остальные то в чем виноваты? Или может быть будем кичиться, что мы земляне?
– Нет, конечно, кичиться не стоит. Но ведь культура! КУЛЬТУРА!– Леонид даже встал.– Люди разные! И землянин орбитальнику не ровня. Нет, не перебивайте! Не лучше и не хуже. Но мыслим то мы разными категориями.
– Не кипятись. Согласен я с тобой. По большому счету согласен. В частностях может и не сойдемся. Да и не важно это. Я на своем веку столько людей разных повидал, со столькими разговаривал и водку пил, что ты столько даже не видел. Только все же не рискну заявить, что понимаю даже лучшего друга.
– Это Кошикова что ли?
– Ты то откуда знаешь?
– А чего тут знать? Хороший и правильный мужик. – Обвинительно заявил пилот.
– Только и он ни хера меня не понимает и понять не сможет. Думаешь то, что он мне это корыто забашлял, он мне лучше сделал? Я ему теперь по гробу жизни должен буду? А слышал ли ты, когда ни будь, что друзьям в долг давать нельзя? И меньшие «подарочки» к концу дружбы приводили.
– Так Вы из-за этого переживаете? Думаете, он вам в упрек это поставит?
– Не поставит. – Грустно подтвердил капитан.– А я себе поставлю. Только знаешь, чего это ты мне в душу лезть решил? Я вообще-то тебя успокаивать должен.
Леонид улыбнулся:
– А не надо меня больше успокаивать. Упокоился как-то. Думаете бестолково Симу уговаривать?
– Если женщина что-то вбила себе в голову, ее уже не уговорить. Только вот, что она себе вбила – я не знаю. Тут как. Уговаривать будешь – на скандал нарвешься. А не будешь – яду подсыплет.
Пилот вытаращился на Анатолия.
– Да, не ссы, – продолжил капитан, – это я про свое. Нет, Сима не станет нам яд подсыпать. И корабль не станет портить, в ней я уверен. Но ты с ней этот вопрос пока не начинай. Само рассосется. Или не рассосется. Там и узнаем. Не подумай, не спускаю я ситуацию на самотек. Нечего на меня так смотреть, думаешь, мне легко? Думаешь, я не видел, каких усилий тебе стоил этот подвиг. Все я видел. Не грусти. Чем ты занимался во время полета? Спал что ли?
– Нет, не спал, – Грустный смешок, – колонию тестировал, прогонял в разных режимах, нарастил объем и функционал. Несколько программ для нее с нуля написал. В медицине я профан, а вот оптимизировать функции управления и координирования смог. Представляете, производительность на сорок процентов поднял, только за счет того, что полностью переписал протокол передачи данных. У них же защищенный канал был. Двойное дублирование и жутко сложный скрипт кодирования-декодирования. А оно надо? Они же сетью общаются. Каждый бот с сотней других одновременно канал держит. Ну, и зачем здесь удвоение канала связи?
– Это ты сейчас с кем разговаривал? – усмехнулся Анатолий.
– Да, поняли Вы все. Не стройте из себя полного-то уж гуманитария из сельского университета. И не волнуйтесь. Колония у меня просто огонь. Многофункциональная теперь стала. Мне еще пару дней работы, и я их смогу вне своего тела за стройматериалами посылать, а там глядишь, и правда автономную колонию смогу поднять. Может и правда поспешил. Все равно прямо сейчас не смогу разделить колонию на две автономные. Хотя, смотрите. Я вот так могу сделать!
После этих слов Леонид зловеще, но как-то не очень весело рассмеялся, его глаза быстро заволокло серебристой поволокой, а на лбу стали проступать две здоровенные шишки.
– Это у тебя рога будут?
– Будут!
– И зачем? – Дежурно поинтересовался Анатолий.
– Ну, как будто бы Сатана. Прикольно же!
Последняя фраза была произнесена низким басом. Настолько низким, что казалось, его слышат не уши, а все тело целиком.
– И голосовые связки подправил?
– Ага, – Глаза пилота вновь стали обычными, рога исчезли, – хотя самая сладкая фишка для меня – это то, что кораблем я могу теперь управлять без ложемента. Через виртуальный интерфейс.
– Хорошо, что сказал. Значит так! Запрещаю. В смысле, можешь кораблем управлять, каким угодно способом, но запрещаю это делать не из ложемента. Если управляешь кораблем – будь добр в этот момент находится у пульта управления.
– Да и правильно, – махнул рукой Леонид, – мало ли что где откажет, а так я смогу сразу же перейти на ручное управления. Тем более, что протокол синергии с Муфа-7, я еще только начал кодить. Сложно там.
– У, какие словечки. Ладно, разбирайся пока с новой игрушкой.
– Есть капитан!
…
Муфа-7 бороздила просторы неопределенности, если у неопределенности вообще есть просторы, а медицинский мирок по-прежнему прозябал в унынии. И не удивительно – пространство, созданное для отбывания срока операции, не могло быть наполнено радостью и весельем. Кто захочет веселиться, когда оказался на операционном столе, условно говоря. Разве что совсем маленькие дети, для которых все новое интересно, а все неизведанное – не пугает, а вызывает возбуждение.
Яркое, нарисованное, солнышко тщетно грело землю, камни и густые кроны деревьев, черепаха брела в бесконечность. Слона уже давно никто не видел, может быть, его вылечили, о другом варианте думать не хотелось. Случайные кролики, шмели, крысы, кошки, крокодилы, собаки… Все они появлялись и исчезали. Ах, да, попугай, который считал себя совой. Он уже вторую неделю прятался в кронах деревьев. Мухоморы же все так же торчали на лужайке. Алые шляпки с белыми пятнами. Упругие, мягкие, бесполезные. Они словно нарочно здесь натыканы, чтобы вызывать ярость, чтобы нестерпимо хотелось их разодрать, раскромсать и разбросать куски по зелени лужайки. Но и это оказывалось бесполезным.
– О чем задумался? – Поджарый старик в голубом халате обратился к лисенку, который в очередной раз о чем-то глубоко задумался. Голос старика был низким и только-только начинал приобретать старческое дребезжание. Учитель, наставник, единственный друг. Друг… Нет, наставник никогда не был лисенку другом. Никто и никогда. Даже этот странный парень, пилот, появился лишь на мгновение.
– Почему бы тебе не принять свой облик? – Предположил наставник. – Уверен, тебе будет проще оперировать консолью в облике человека.
Лисенок отвел взгляд.
– Чарлот, повторите пожалуйста мой вопрос, – не отставал наставник.
– Для нахождения экстремумов данной функции следует использовать закон второго приращения Вайнтца, Учитель, – Лисенок продолжал оставаться задумчивым и отрешенным.
– Что же. Можно пойти и по этому пути. Чарлот, тебя что-то беспокоит? Хочешь, чтобы мы отложили занятие? Тогда в следующий раз придется сделать больше вычислений.
– А зачем все это? Нет, я понимаю, что учиться – это долг каждого ребенка, и Лея гарантирует возможность получения образования для всех… Но зачем?
Долгий вздох наставника привлек внимание лисенка.
– Чарлот, я тебя не узнаю. У тебя великолепные успехи в учебе, ты опережаешь своих сверстников, и я точно знаю, что ты понимаешь важность развития личных компетенций. Взрослая жизнь требует от нас высочайшей квалификации в любом деле. Лее нужны специалисты высочайшего класса. Вот! Общий курс такими темпами у нас закончится уже через год-полтора, и ты сможешь получить профессию! Смею заметить, я буду ходатайствовать, – тут старик смутился на мгновение и поправился, – просить, чтобы тебе дали самую интересную и сложную специальность. Ты справишься даже с программированием квантовых интерфейсов искусственного интеллекта. Или тебе интереснее быть оператором логистических маршрутов?
– Зачем? Зачем Вы мне врете? Я же никогда не выйду из этого… Кто я? А кто Вы? Наставник! Ваши паттерны поведения характерны разным людям. Внешность, голос, текст – все совпадает. А вот манеры, жесты. Два дня назад приходил другой человек. А на той неделе вы были женщиной. Скажите, хотя бы, как Вас зовут!
– Чарлот, зови меня Наставник, или Учитель…
Лисенок зашипел:
– Вы сейчас отвечаете, как бот какой-то. Я Вам про Фому, а Вы мне про Ерему! Зачем мне вообще Вас как-то звать?
Силуэт старика на секунду подернулся, и продолжил тем же голосом:
– Чарли, все хорошо, – осторожная полуулыбка застыла не лице старика, – давай сегодня сделаем небольшой перерыв. Хочешь, мы с тобой поиграем в ассоциации…
– Куда делся прошлый Наставник! – Зарычал лисенок. – Где преподаватель математики? Почему сменился оператор? Сколько может это продолжатся?
– Чарли, это я, все хорошо. Я была… Я был здесь все это время.
– Да, идите вы все к черту! За кого Вы меня держите! Я книжек по психологии прочитал больше, чем вы все вместе взятые! Я же только и могу, что читать книги и ролики смотреть! Сволочи! Мне здесь даже поговорить не с кем! Вы меня только и пускаете, что к комотозникам! Что я вообще такое? Я что, чей-то проект? Чья-то дипломная работа? Почему я никогда не видел своего тела? Где…
Мир снова дернулся, и застыл. Лисенок, Чарлот, Чарли, тот кого иногда называли Шарльем, Чарльзом – и все один и тот же старик. Учитель, Наставник, один и тот-же человек, который себя вел так по-разному каждый раз.
Чарлота насильно выкинуло из образа лиса, и вот он уже видит свои руки – ненавистные, нарисованные, ненастоящие руки. Как ему сейчас поверить, что этот аватар соответствует его настоящему облику?
Пространство вокруг собралось в серые стены, впереди было зеркало, какой-то стеклянный стол, строгий стул. Лампа на длинном шнуре свисала с потолка, а в зеркале отражается насупившийся ребенок. Да, он уже видел этот образ, он легко мог принимать его, но предпочитал любой другой.
Первое, что бросалось в глаза – полупрозрачная кожа на тонких как хворостинки руках, шее, на кривых ногах. Под отливающей голубоватым кожей было видно, как бьется кровь в артериях и тягуче проталкивается по венам. Обычно эта кожа не была такой отвратной, такой тонкой.
Глаза подслеповато щурились, да это те же глаза, которые он видел и раньше, но теперь они были больше, глазные яблоки, словно не помещались в глазницы. А еще синие губы и медицинский халат, который походил больше на балахон.
Несколько минут прошло в тишине, и вот наконец рядом появился мужчина. Он был высок, Чарлот доставал своей макушкой только до его локтя. Мужчина лучился благополучием, а ребенок в сравнении с ним теперь казался еще более ничтожным, словно изуверским образом вытянутый эмбрион.
– Чарлот, – спокойный канцелярский голос мужчины заставил мальчика съежиться, как от холодного сквозняка, – не буду скрывать, Ваше поведение вызывает у нас беспокойство. Это происходит уже не в первый раз, поэтому было принято решение… Гм… Экстренного вмешательства. Я не психолог, не преподаватель. Я юрист. Ваш юрист. Готовы ли вы сейчас выслушать меня? Я получил распоряжение объяснить Вам Ваш юридический статус. Это будет долгий и неприятный разговор.
– Сейчас? Вот так? Внезапно? – опешил бывший Лисенок. С удивлением он увидел в отражении зеркала испуг на своем лице.
– Почему же внезапно? Вы уже многократно запрашивали эту информацию, в том или оном виде. Мы хотим, чтобы Вы понимали, что с Вами готовы говорить… Гм… Серьезно. Да, Чарлот, Вы не совершено летний, находящийся на попечительстве Нашего Совета. У вас сейчас нет права голоса, в юридическом смысле. Но как мне показалось доктор Ка… Извини, меня просили не называть имена. В общем Ваши кураторы пытаются сделать ваше существован… Ивините… Вашу жизнь более комфортной.
– Почему тогда они сами не говорят со мной!
– Они пытались. Они разговаривали. Но Вы сами не воспринимаете их слова серьезно. Я могу включить записи этих разговоров. Они пытались все Вам объяснить, но не смогли. Поэтому мы и встречаемся с вами в такой обстановке. Прежде чем мы продолжим разговор, прошу ознакомиться с рядом документов. Это договор о оказании Вам медицинской помощи, это свидетельство о попечительстве, это…
Человек еще пол часа только выкладывал документы из воздуха на стол. Он оглашал и оглашал названия документов. Документов, в которых фигурировало одно лишь именование Чарлота – а именно «Пациент G9-3856p7», не Лисенок, как его называл странный парень, пилот, не Чарлот, как его называл Наставник, не Чарли, как его называл тот же самый наставник, когда им управлял кто-то другой из персонала… Не Чак, не Шарль… Только «Пациент G9-3856p7».
– Я по-настоящему выгляжу именно так?
– Да, за одним исключением. Ты плаваешь в полупрозрачном оранжевом геле, к твоим венам подключены трубки, в ноздрях, во рту какие-то шланги, глаза полуоткрыты, но они не реагируют ни на свет, ни на движение. Что Вы еще хотите узнать?
Стоило человеку закончить говорить, как аватар исчез. И появился через пару десятков секунд. Он принес глубочайшие извинения за лишние подробности. Объяснил, что тело ребенка действительно живо, но не функционально. На этом он распрощался, давая мальчику самостоятельно ознакомиться с документами.
В то время как «нарисованный» Чарлот обреченно склонился над грудой документов в нарисованном мирке те, кто с ним говорил, старательно избегали глядеть друг на друга в реальном мире.
– Это слишком жестоко.
– А что мы могли еще сделать?
– Я все понимаю, но зачем же так грубо, так в лоб? Он же ребенок.
– Повторяю в очередной раз – он не ребенок. Он вычислительная ячейка нового поколения. Уже сейчас Чарлот выдает вычислительных мощностей, как двадцать стандартных ячеек на ферме. Нам надо протянуть еще хотя бы полтора года, чтобы предоставить отчет.
– Мы точно будем гореть в аду.
– А я думал, что мы находимся в цивилизованном обществе. Можем мы обойтись без религиозных концепций? У него хотя бы есть такой мир, такая жизнь. А в дальнейшем возможны интерфейсы присутствия, он сможет стать частью реальности, продолжая вырабатывать мощность для наших серверов Биг-Дата. Сколько можно об этом говорить! Да, у нас очередной кризис! Но я категорически утверждаю, что перевод даже в кратковременную кому уничтожит все наши старания. Лея нуждается в подобных решениях. На нас возложена эта миссия по апробации решения. Или вы хотите уничтожить работу десятков лет, просто из-за своих сомнений и сантиментов?
– Нет.
– Так-то. Кто-то должен брать на себя ответственность. Карл, продолжайте раскачку его мозгов. У Вас все хорошо получается. А мы займемся своей работой. Надеюсь, что разработки психологов помогут хоть на какое-то время заставить Чарлота следовать нашей программе.
– Он щелкает мои задачки на раз. Надо усиливать интенсивность. Надо привлекать новых специалистов. Из университетов. Предлагаю начать социализацию мальчика.
– Исключено. Его психическое состояние слишком нестабильно! К тому же, мы должны жестко контролировать все его контакты. Представляете, что может произойти, если будет утечка информации.
– Я один уже не смогу загрузить его на сто процентов! Нужны нагрузки иного рода! Математика для него слишком проста! Нужны реальные модели!
– Нет. Продолжайте в том же духе. Жду от вас отчета через неделю. Как идет гормональная коррекция? Может ли этот кризис быть связан с тем, что он входит в подростковый возраст?
– Нет, все гормоны в норме. Проблема не в физиологии. С этим вопросом можно еще с полгода повременить. Хотя, по нашим  прикидкам гормонального скачка может вообще не произойти. Он же в банке растет.
– Вот и хорошо. Через неделю я собираю комиссию. Мне нужен будет подробный отчет. Продолжайте работу.