Дорожные размышления

Никаких постов на дороге не было. Город свободно выпустил  внедорожник. Машина  уверенно шла.

Бежала им навстречу дорога, раздвигался горизонт.

 Теплел нежностью прозрачный голый лес. Синее небо плескалось в глаза.

 А дорога убегала на север и становилась всё пустыннее и пустыннее. Иногда навстречу попадались тяжёлые лесовозы, по самую макушку забитые когда-то шумевшими деревьями. Их тела ещё пахли смолой. Капли её застыли слезами на распилах. Ещё трепалась на ветру берёста, и пахло соком весны.

Волнение от сборов в дальнюю дорогу, ожидание машины, переговоры  со знакомым шофёром. Он тоже переживал.  И она поняла это по интонации голоса.

- А вдруг из города никого не впускают и не выпускают?
 Ведь местное деревенское радио выдвинуло уже такую версию. Триста  километров ехать напрасно никому не хочется.

Анна задремала. И ей привиделась эта же дорога только в другом времени, когда её и на свете ещё не было.

Суровая зима. Из Архангельского городка шёл почтовый обоз. Купцы везли в столицу мороженную рыбу мешками, клюкву, морошку, грибы солёные бочками, пушнину.

 За одним из обозов шёл пешком никому неизвестный широкоплечий парень переросток. В кармане у него лежали гроши.
Иногда обоз останавливался ночевать  в деревеньках, где стояли такие же большие  высокие избы с маленькими оконцами, как в Холмогорах. 
Пахло теплом  и хлевами, коровами и душистым сеном.
А по деревне с у тра катился сытный запах свежеиспечённых подовых караваев.

Анна очнулась. Машину встряхнуло.
Асфальт поднимался посредине дыбом. Это тяжёлые машины выдавливали его.  Он проседал под их тяжестью и рваным чёрным рубцом резал дорогу вдоль. Не позавидуешь шофёрам. Приходилось лавировать между такими рубцами, проклиная бесхозяйственность чиновников и рвачество толстосумов.
 Как по такой дороге ехать  автобусу?! Если он ещё ходит?

Чем дальше неслась по пустынной дороге на север небольшая машина, тем теплее становилось на сердце у женщины.

Пусть там ждёт её старый дом, который она не в силах отремонтировать, но это  родные стены. Они помнят смех  детей, её заботы и тяжёлые думы о них.  Стены и потолки выглажены её руками, оклеены обоями, трещины на печи замазаны глиной с песком. Вещи и мебель из восьмидесятых годов, когда они с мужем начали совместную жизнь длиною в тридцать лет. Она помнит, как он противился, когда она купила  ковры, трельяж, ворчал.

Вот мелькают дорожные знаки с названиями бывших деревень, рек и речек. По ним можно читать историю этой дороги. Она хранила прошлое.

И снова Анна погрузилась в дрёму.

Вот идут по дорогам  стада коров от Тихвина ,  их уводят подальше от фронта.

А кто гонит? Восьмидесятисемилетние белобородые старики  да подростки. Стадо идёт медленно, брякают на выях у коров железные ботало. Скотина понимает всё, останавливается у ручьёв и речек отдохнуть и попить. Над ней гудит гнус. Оводы, шершни, мошка, комары.

Бредут по дорогам белобородые старики. В руках посохи, за плечами тощие котомки.
Жарко. Пот  катится по морщинистым лицам, по тусклым глазам.

Но к вечеру дошли   до вологодской  деревеньки.
Усталое стадо легло у безымянной речушки. Вымя у коров разбухло от молока, соски окровавлены, искусаны гнусом. Тяжело нести коровам окаменевшее от молока распёртое вымя.

-Пустите, добрые люди,  переночевать, хоть в сараюшках. Беда гонит от дома, - кланяется старший.
Да, как не пустить, не согреть их кипятком, заваренным или травами полевыми, или сушёной морковью?
- Коров бы ещё подоить. Тяжело им, -просит старец.

Берут женщины подойники, идут к коровам. Те терпеливо, почти с человечьими вздохами ждут облегчения. А на столах  потом сметана и простокваша. Радуются ребятишки парному молоку.

А утром снова гонят через деревню другое стадо.
- Откуда, родимые?
- Из-под Киришей.

Там жестокие бои. Столько народу поляжет в этих болотах. А от Киришей останется только одно здание, изрешечённое снарядами. За ним свидетелями воды Волхова.

Однажды к избе десятилетней Люси подъехала машина. На постой привезли мужчину и женщину. На них не было военной формы. Но приехала полуторка. В кузове лежали колёса, которые мужчина ремонтировал. Квартирантам иногда привозили паёк в бумажных кулях. Один куль порвался. Из него на землю посыпалось что-то белое, которого Люся никогда не видела. Она подняла это белое хрустящее. И ей понравилось. Было вкусно, как сухарики.

Однажды мать застала, когда Люся с подружкой расковыривали дырочку кулька и доставали оттуда рожки.
- Ох, чо же вы, сотанЫ, делаете!? Военного человека грабите!
Люся запомнила, что однажды, весенним днём, когда они шли в школу, им попался мужик.
-Сёдня в школу можно не ходить. Победа!
Но девочки пришли к школе. Директор сказал, что пришла Победа. Все плакали и обнимались.

Деревня была маленькая в двенадцать дворов. Избы стояли полукругом. Откуда-то принесли столы, бабы поставили на столах, кто что мог. Варёную картошку из чугунков, солёные с осени грузди из бочонков, хрустящие в крепком рассоле ,огурцы, которые лежали в хреновых и широких листьях вперемешку с листами дикой смороды. Кто-то поставил чашку пареной репы и гороха, крупные луковицы, отобранные на посадку.

И выпили бабы за Победу, смеялись и плакали, а потом, во хмелю 
 бросились бить бригадира Кузьму. Он был настолько  безжалостен, не давал и слабинки, ни колоска подобрать, ни горсточку зерна взять. Склад был забит зерном, а дети голодали. Его били с исступлением, до крови особенно те, у кого пришли похоронки.


Вот бредут в сторону Ладоги  отряды  девушек голодных, обносившихся в дороге, обовшивевших. Они сотни километров идут. Христа ради просятся переночевать на ночь. Но пустят не все. Лишней корки нет в доме. А девчонки направлены копать окопы на подступах к Ленинграду. Где-то среди них бредёт исхудавшая чернокосая Груня, будущая  свекровь Анны.



А вот уже наше время.
Девяностые годы. Вечереет. Тёмный лес сливается с сумерками. По дороге идёт женщина в соседнее село.  Там ходят машины. Ей надо обязательно получить хоть часть зарплаты для людей.

И она пошла отчаянно, маленькая и сильная в своей правоте.
Ноги в сапогах спотыкались о твёрдые комья глины. Она падала и вставала.

И только тёмные сторожевые ёлки по бокам были маяками. По ёлкам она  определяла, что идёт  правильно.

Женщина прошла шесть километров дороги. Это она определила по ложбине, в которую спустилась. Тишину леса пронзил тоскливый вой. Женщина впервые слышала волков, но сразу поняла и похолодела. Она вспомнила своих детей, маленькую дочку и сына, который учился в Вологде.

В этой женщине Анна узнала себя. Да, это она шла по дороге.

Анна очнулась. Снова дорога с пробитым асфальтом и ямами. О по обочинам мелькают дорожные знаки. Нет уже деревенек.Только несколько пустых домов. На табличке написано:
Осипиха.

Так обычно звали замужних женщин по имени мужа. Он Осип, а она Осипиха. И чем то славилась эта безымянная русская женщина, баба, что народ наградил её такой памятью.

-Где-то здесь есть в шестидесяти километрах от Харовска родина Василия Белова, Тимониха, -  сказала Анна.
Шофёр кивнул  налево от дороги.
-Там Тимониха...

 И встретится им на пути лосиха. Было такое уже однажды. Было. Лосиха прятала за собой новорожденного телёнка. Он неуверенно стоял дрожащими ножками на краю дороги. А лосиха берегла его от людей. И каким-то особым звериным чутьём она знала, что  нет и не было никогда ружья у этих людей.  Стояла она в кустах, как большая вывернутая бурей коряга.  Умные глаза её под большими ресницами влажно блестели
- Саша, заглуши машину, я выйду.
-Нет, они уйдут.

Всё суровела дорога, извивалась большой змеёй среди леса и ползла вперёд, на горки,  и спускалась в овраги . Там клали гати те первые люди, которые её проложили. Через гати текла верховая вода. А вольные мужики хотели своей земли, они рубили леса, корчевали их, собирали ледниковые валуны в кучи, строили избы,  засевали поля рожью и льном, долбили лодки, ловили рыбу. Ребятишки собирали в лесах грибы и ягоды. Зимой дымились столбами белыми в морозное небо избы. Весной прилетали журавли и лебеди.

 Осенью собирали на полях урожай и играли свадьбы.

Анна увидела при въезде в их деревню вдоль дороги огромные штабеля спиленных деревьев.
 
- Всё вырубили. Там, почти до озера,  как поле голое. Одни пеньки белеют,-  сказал шофёр.
- А как же медведи? Болота как? Озёра?

Человек ничего не понял. Ничего. В природе всё связано, всё правильно. Деревья защищают. Будут сохнуть озёра и болота. Не станет клюквы и морошки, ветер будет гулять над пеньками. Медведи уйдут с векового места.
А маленькие безымянные озёра, которые остались от больших водных просторов, высохнут.

На бумагах всё правильно. Рубка ухода. А на самом деле такие заповедные места как Перт-озеро, Святое, Боровское, Орехово надо беречь.
Машина остановилась у серой избы. Анна вышла, прижалась к потемневшим изношенным венцам, сдерживая слёзы.
И всё равно: родные стены.