Любовь Майская

(Фотоколлаж автора)

Рассказ - быль

В одно мгновение Демьян почувствовал себя самым обделённым судьбой человеком. Сутки бабка-повитуха не отходила от его жены, судорожно метавшейся в предродовых муках. А когда, наконец, дочурка громким криком возвестила о своём появлении на свет, сердце её матери перестало биться.

Демьян был мужчиной видным, степенным, трудолюбивым, знатным мастером печных дел. Вмиг ему отыскалась утешительница - красивая статная вдова, жившая на краю села. Как узнала Авдотья про горюшко Демьяна в тот же час прилетела бесстыжая, что птаха над птенцом закружилась вокруг плачущей новорожденной. Сочувственными словами пыталась успокоить молодого вдовца…
      
А дальше всё пошло по сюжету известных сказок про злую мачеху и несчастную падчерицу.
         
На первых порах Авдотья виду не показывала, что малютка ей в тягость. На глазах Демьяна забавляется с нею, улыбается, а как тот за порог, её злоба распирает, то безжалостно дитя в "объятья сквозняка" швырнёт, то ледяным молоком накормит… А малышку словно сам Господь хранил от всех напастей мачехи. Растёт крепышкой Демьянова дочка и ничего с ней не деется.
 
…Месяца три всего минуло, а доверчивый Демьян не спочаял, как оказался в сладостном плену и в полной власти новой жёнушки - обольстительницы.
      
Как гром среди ясного неба обрушилась на Демьяна её безумная затея. Авдотья, обрадовав мужа своей беременностью, поставила его перед трудным выбором: либо его зародившаяся кровинка, либо надоевшая ей падчерица. И Демьян покорился воле строптивой бесовки.
    
Для вечного сна малютки мачеха подгадала заброшенный колодец за окраиной села, роль палача взвалила на родного отца крохи, а в «союзницы» тяжкого злодеяния призвала безмолвную тёмную ночь.
      
Как околдованный брёл Демьян к месту расправы, прижимая к груди спящий "комочек" в засаленном холстяном лоскуте. Поравнявшись с полуразрушенным колодезным срубом, превратившимся в лягушачье царство, Демьян в ужасе метнулся в сторону и удалился подальше прочь.
      
Как мышка в норке молчала в своём «укрытии» - лохмотке его малышка, будто чуяла нависшую над ней угрозу. Немерено вёрст пропетлял окольными путями Демьян в неизвестном направлении. Весенний жаркий день клонился к закату. Вдруг усталый путник заметил вдалеке с десяток женщин с тяпками за плечами, идущих к нему навстречу. Оставив свою горько оплаканную "ношу" на развилке полевых дорог, Демьян, не оглядываясь, быстрым шагом заспешил назад в свою "змеиную нору".
      
При виде "живого свёрточка" оторопевшие бабы схватились за головы. А немного придя в себя, они в голос затвердили, обращаясь к худощавой женщине лет сорока: "Глянь, Аннушка, сам Отец Небесный послал тебе дитятко, будет в старости отрада и подмога".
      
Аннушку природа с рождения наделила убогостью. Она не имела своей семьи. Её душа была наполнена лишь любовью к Богу, в служении Господу Анна видела весь смысл жизни. Молитвой начинала и заканчивала она каждый новый день, читала Псалтырь по усопшим, не пропускала богослужений в храме, находившемся в нескольких километрах от её степного хутора.
      
За кроткий нрав, за доброту, смирение односельчане любили Анну, ласково называли её Аннушкой. А за монашеский праведный образ жизни за ней прочно закрепилось прозвище Черничка.
      
Подняла Аннушка подкидыша с земли, оглядела, прижала к себе трепетно и со слезой промолвила: "Любушка, моя Любонька".
    
"Майская", - облегчённо с радостью подхватили остальные хуторянки. Майское палящее солнце постаралось пометить "найдёнку", оставив на нежной кожице её щёчек лёгкий след от ожога. Так, словно родившись во второй раз, брошенная сиротка обрела новую маму, получила новое имя и фамилию - Любовь Майская.
      
Однако вернёмся в дом Демьяна. Похоронив заколоченный пустой детский гробик и всплакнув на людях, Авдотья с Демьяном остались один на один с угрызениями своей совести.
      
Недосуг тогда было властям разбираться в тонкостях семейных передряг. Над страной нависли глобальные перемены, поглотившие всех от "верхов" до "низов".
      
Под насильственным нажимом пробивались первые "ростки" коллективного хозяйствования на земле, рьяно отлавливались "враги народа" (кулаки), началось гонение на религию…
   
…Неведомой силой тянуло Демьяна в тот глухой хутор. И чем дальше, тем сильнее разрывалась на части его страдающая душа. Втихаря от Авдотьи зачастил Демьян в небольшое селение, где его рукам меньше всего находилось работы. А он всё предлагал и предлагал всем свои услуги. И только ветхую хижину Аннушки обходил стороной, издали наблюдал, как подрастает и хорошеет его дочь.

Но в начале войны Демьян осмелился открыться Черничке и с её согласия покаяться перед Любой. Простила уходившего на фронт отца милосердная девочка, пожелала скорейшего возвращения. Но покаяния Демьяна, видно, не приняли небеса. После Победы печник в хуторе больше никогда не появлялся.
 
…В голодном сорок шестом году семнадцатилетнюю скромную симпатичную Любу посватал знатный механизатор из центральной усадьбы колхоза, за которым был закреплён отдалённый хутор, где жила приглянувшаяся ему девушка.
    
Если б не недуги приёмной мамы, целиком овладевшие ею, и не их полуразвалившаяся лачуга, Люба никогда не согласилась бы на брак с нелюбимым человеком, сожалея о том всю жизнь …
      
Вместо ласки на голову бедной молодицы посыпались поучительные шлепки заносчивого самолюбивого муженька и унизительные, бесконечные издёвки привередливой свекрови и троих, ядом пропитанных золовок, девок - засиделок. Все норовили посильнее "ужалить" безропотную "счастливицу" … А как-то в сочельник такой самосуд устроили над Любой, что на шум все соседи сбежались.
      
Накануне этой драмы Люба отпросилась проведать больную маму и украдкой к празднику отсыпала ей в гостинец из домашних закромов по горсточке сахарку, мучицы, пшена…
      
Не знала Люба о свекровиной уловке. Ведь что удумала старая карга - на все продукты потайные метки ставить. Обнаружив недочёт, она такой крик подняла, созвала дочерей и давай со всех рук дубасить "воровку". А вечером ещё и муж дорогой добавил ссадин на теле "проштрафившейся" жены. Уже на следующее утро дурная весть долетела до Аннушки Чернички. Не выдержало удара её больное сердце, разорвалось в ту же секунду.
      
Вскорости перед Всевышним Судом предстала мучительница Любы - её свекровь, следом и муж нелюбый. А золовки всё не унимались, понукая невесткой и досаждая ей во всём. Уже дети (их трое) стали совсем взрослыми.
    
Не выдержал однажды сын, как стукнул по-мужски кулаком по столу: "Да сколько ж можно маме жизнь травить? Ещё раз обидите - пеняйте на себя".

С тех пор потекли денёчки Любови Майской во благе под надёжной защитой сына, под опекой дочек…