Я из Концлагеря

                Меня  зовут  Лорхен.
            Я  родилась  в  концлагере.


                Посвящается  моей  учительнице
                Лорхен  Васильевне  Бородиной.
                Она  умерла  две  недели  назад.
                Пусть  земля    будет  пухом.






Веймар  один  из  самых  привлекательных  городов  Германии. Здесь  на  каждом  углу  веет  культурой  и  просвещением. Здесь  когда  то  жили  Гете  и  Шиллер. В  этом  городе  еще  с  1790  года  производят  фарфор  самого  высокого  качества.  Впервые  город  упомянут в  летописях  еще  в  десятом  веке.  Здесь  в  одном  из  замков  находится  огромное  собрание  художественных  картин  средневековья  и  эпохи  возрожденья.  Одних  только  графических  набросков  в  музее  более  150  тысяч  экземпляров.  Шестнадцать  объектов  в  черте  города,  внесены  в  список  культурного  наследия   ЮНЕСКО. Все  музеи  города  за  день  не  обойдешь.  В  городе    сегодня  проживает  более  65  тысяч  человек.  Все  они  знают  о  красотах  своего  города. Теперь  и  я  знаю  об  этом.  Хоть  я  и  родилась  недалеко  от  этой  красоты,  я знала  этот  город  другим.
Гид, красивый  молодой  мужчина, небрежно  помахивая  руками,  увлеченно    рассказывал  о  своем  городе.
А  у  меня  перед  глазами  стоял  другой  город! В  те  времена,
на железнодорожную станцию  города  Веймар  привозили  заключенных  со  всей  Европы. Здесь  разгружали  вагоны  и  людей  пешком  отправляли  в  Бухенвальд. Лагерь  этот  был  основан  фашистами  еще  в  1937  году. Сначала  сюда  сажали  немцев  не  согласных  с  фашистами. Потом, после  погромов,  евреев. Потом  еще  двести  пятьдесят  тысяч  человек  разных  национальностей. Из  них  пятьдесят  тысяч  убили, сожгли, заморили  голодом. Это  официальные  цифры,  и  мне  кажется,  они  сильно  занижены. Сначала  Бухенвальд  был  трудовым  лагерем,  здесь  было  много  заводов,  цехов, производственных  помещений. А  в 1944  начали  уничтожать  людей  планомерно.
  Не  лучше  были  условия  и  в  лагере   «спутнике»   Ордруфе,  где  я  родилась. Нас  туда  немецкие  власти  не  пустили. Объясняя  это  тем,  что  там  находятся  секретные  объекты, и  иностранцы  туда  не  допускаются. Просьба  о  том  чтобы  допустить  туда  хотя  бы  меня  одну, не  возымели  действия. Ну  да  бог  с  ними.
 В  городке  Ордруф  на  сегодня  проживает  около  шести  тысяч  человек. Основан он  англо -  саксонскими  монахами  под  предводительством  святого  Банифация  в  724  году.  На  гербе   города   нарисован  ангел  с  крыльями  за  спиной. У него  в правой  руке  меч,  а  в  левой  весы  правосудия.  Мне   всегда  хотелось  спросить  у  этого  ангела, за  какие  грехи  он  отправил  мою  мать, отца,  тетю,  и  сотни  тысяч других  людей  в  Ордруфский   ад!   Кстати  в  этом  городке,    кажется,  не  сохранились  даже  корпуса  лагеря. На  сегодня  там  ничего  не  напоминает  о  тех  далеких  временах. Человеческая  память  очень  коротка.  Но  если  вы  не  хотите стать  подопытной  крысой,  рабом, ходячим  мертвецом!  Если  вы  не  хотите  быть  сожженными  в  газовой  печи! Если вы  не  хотите  чтобы  у  вас  со рта  рвали  коронки  и зубы. Если  вы не  хотите  чтобы  ваших  жен  и  детей  насиловали  и  калечили  двуногие  твари!  Запомните  эти  лагеря!  И  не  думайте,  что  это  пройдет  мимо  вас. Земля  не  такая  уж  и  большая  планета,   если  здесь  будет  плохо,  то  плохо  будет  всем!  Моя  мать  и  отец  не  любили  вспоминать  о  концлагере.  Впервые  стали   рассказывать    о  тех  временах,  когда   мне исполнилось шестнадцать  лет.
 И   мне   не  доставляет  радости   воспоминания  о  тех  временах.  Но  я  ненавижу   фашистов  и  не  хочу,  чтобы  они  появились  снова  на  этой  планете. Нельзя  забывать о  том,  что  творили  эти  нелюди!   Мне  много лет,  и жизнь,  которую  я  прожила,   дает  мне  право  говорить,  так  как  я  говорю.  Да  и  долг перед  людьми, спасавшими  меня,  в концлагере,  обязывает  рассказать   эту историю….
   Война  началась  неожиданно.  Мама  в  это  время  училась  в  Харьковском  авиационном  техникуме. Техникум  закрыли,  и  маме  пришлось  вернуться  домой,  в  Макеевку. Там  она  работала  в  горкоме  комсомола  секретарем. Когда  немцы  захватили  городок,  маму  с  младшей  сестрой  сразу  же  арестовали  и  отправили  в  Германию.  Маме  в  то  время  было  восемнадцать  лет,  а  ее  сестре  четырнадцать.  Все  случилось  так  неожиданно,  что они  не  успели  убежать. Хотя  отец  и  уговаривал   их это  сделать.  В дома  врывались  автоматчики,  сгоняли  всех  на  площадь. Там  грузили  в  автомашины  и  отправляли  в  Германию. Дорогу  не буду  описывать. Везли  в  «скотских»  вагонах  и  обращались  конвойные  с  людьми  как  со  скотиной. В Германии, на  станции  городка Веймар  Людей   из  вагонов  сортировали  и  отправляли  большую  часть  в  Бухенвальд, других  в  Ордруфские  лагеря. Мать  с  сестрой  попали  в  Ордфурд.  Здесь  были  мужские  и  женские  бараки. Мужчин  гоняли,  на  какие - то заводы и  ремонтные  мастерские.  Женщины   работали  на  сельскохозяйственных  фермах, копали  траншеи, ямы.  В  бараке,  куда  попала  моя  мама  с  сестрой,  было  человек  пятьсот  разных  национальностей. Были здесь  и  немцы  и  евреи и  французы  с  поляками, но  больше  всего  было  русских, вернее   людей разных  национальностей  с  Советского  союза.  Мама  неплохо  знала  немецкий  язык.  И  это  помогло  ей   быстро  со  всеми  подружится. Она  рассказывала,  что  там  все  старались  поддержать  друг  друга. Независимо  от  национальности.  Мама  очень  быстро  подружилась  с  немкой  Матильдой, француженкой  Софи  и  полячкой  Бригидой.  Они  все  были  старше  мамы и  старались  ее опекать    до  самого  освобождения.  И  то,  что  я  не  умерла  с  голоду,  и  в  том,  что  меня  четыре  месяца  прятали  от  охраны,  заслуга  этих  женщин.  Да  и  не  только  их.  Все  пятьсот  женщин  в  бараке  знали,  что  русская  родила  дочь,  но  никто  не  выдал. Хотя  если бы  рассказали  обо  мне  администрации,  то  могли  бы  получать  больше  еды  и  какие - то  послабления  в  режиме. Наоборот,   все  несли,  какие  - то  кусочки  еды,  чтобы  меня  подкормить. Ну,  я  опять  отвлеклась…
На  второй  день  после  прибытия  в  лагерь,    маму,  тетю. Матидьду, Софи, Бригиду, и  еще  человек  двадцать  отправили  копать  траншею. В  первый  же  день мама  с  сестрой   натерли  ладони  до  крови.  Вечером  Матильда  лечила  им  руки, Софи  подарила     самодельные  рукавицы, Бригида  учила,  как  выживать  в  условиях  концлагеря. У  мамы  была  длинная  коса  и  все  советовали  ее  отрезать. В  первых  в  таких  условиях очень  тяжело  за  ней  ухаживать, во  вторых  конвоиры  любили  хватать  за  длинные  волосы  и  избивать  женщин  во  время  допросов.  Но  мать  отказалась. Она  сохранила  косу  до  самого  освобождения.   Правда   потом  всю  жизнь  мучилась  головными  болями,    от  того что  конвоиры  хватали  ее  за  косу  и  били  по  голове!
Очень  часто пленных  отправляли  для  работы  на  сельскохозяйственные  фермы.  Там  они ухаживали  за  скотиной,  сажали  и  убирали урожаи  фруктов  и  овощей.  Вот  на  одной  из  ферм  моя  мать  и  познакомилась  с  отцом. Он  тогда   еще  с двумя  пленными,  ремонтировал  трактор  фермера.
 Мой  отец  пришел  домой  со  срочной  службы  буквально  за  месяц  до  начала  войны. Началась  война  он  сразу  ушел  на  фронт. Служил  водителем,  на  какой - то  машине  связистов. Во  время  боя  машину  разбомбили  и  он  раненый,  попал  в  плен.  Отец    мой  всю  жизнь  хромал. Видно  люди в  любых  условиях  остаются  людьми.   Вот  в  1944  году   в  начале  декабря родилась  я….               
 В  это  время,   американцы    или  наши, не  знаю  точно,   бомбили  лагерь.  Как  только  я  появилась  на  свет, в  помещении,  от  мощного   взрыва   разлетелись  стекла  в  обоих  окнах. Погас  свет. Врач  с  медсестрой  побежали  в  бомбоубежище.  Прогремел  еще  один  взрыв.  И  нас  с   матерью  раскидало  в  разные  стороны.
 Когда  налет  закончился   и  персонал  вернулся  назад,  мать  лежала  в  одном  углу  комнаты,  я  в  другом.  Врач  осмотрел  мать, она  зашевелилась.  Ей  помазали  ранки  от  стекла  и  отправили  в  барак.  Меня  осмотрела  медсестра. Я  не  подавала  признаков  жизни.  Когда  она  сообщила  об  этом  врачу,  тот  сказал:   - Выкиньте  этот  кусок  мяса  на  «мусорку»!  Женщина  положила  меня,  в  какую - то  коробку  и  понесла  во  двор  концлагеря,  где складировали  мусор.  Когда  она  почти  подошла  к  месту,  я  начала  шевелится,   и издавать   какие - то  звуки.  Не  знаю,  то  ли  бог  мне  помог.  То - ли    эта  женщина  сумела  сохранить  в  себе  человека,  и,  не испугавшись   смерти,  спасла   меня.   Не  знаю! 
Когда  я  запищала  в коробке,  медсестра  Лорхен  на  секунду  растерялась,  потом  решительно  направилась  к  выходу  из  концлагеря. Персонал   жил   рядом   с  лагерем, в  домах,  построенных  отдельно     друг   от  друга. Принесла  меня    к  себе  домой,  обработала  ранки от  стекла. На следующий  день  она  пошла  в  канцелярию  и  выписала   мою  маму,  на  неделю,  для  работы  по  дому. Весь  персонал  концлагеря  мог  себе   позволить  это  сделать. Когда  надзиратель  пришел  за  мамой, Бригита  умоляла  взять на  работу   ее, объясняя,  что  номер  350  болеет.  Но  надзиратель  не  послушался  и  отвел  маму  к  Лорхен. Когда  медсестра  показала  маме    сверток,  в  котором  я  лежала,  у  нее  случился  шок. Мама  хорошо  разговаривала  на  немецком  языке,  и  когда  после  бомбежки  ее  уводили  в  барак,  она  слышала,  как  врач  сказал:  - Выкиньте  этот  кусок  мяса  на  мусорку!
Лорхен  рассказала,  как  все  было,  и  объяснила,  как  поступать  дальше:  - Я  смогу  неделю  держать  твою  дочь  у  себя. Тебя  будут  приводить  ко  мне  по  утрам,  и забирать  вечером.  За  это  время  тебе  надо  решить  что  делать. Или  надо  бежать  или  пронести   дочь назад  в  лагерь!  Но  как  ты  ее  там  будешь  прятать?  Если  ее  найдут, тебя  расстреляют,  а  ее  точно  выкинут  на  мусорку. Думай,  у  тебя  есть  шесть  дней.
 Вечером,  когда  мать  рассказала   в  бараке,  что  ее  дочь  жива, все  начали  кричать  ура! Успокоившись,  начали  думать,  как  быть  со  мной. Все, Матильда,  Софи  с  Бригидой,  моя  тетя и  остальные  решили,  что  лучше  прятать  меня  в  бараке, пока   немного  окрепну. Надзиратели  после  проверки  в  барак  не  заходили. А  во  время  проверок  решили    прятать  меня  у  сапожника.
В  начале  барака  была  коморка, заваленная  разной  обувью. В  ней безногий  инвалид  на  коляске  ремонтировал  обувь. Мать  говорила,  что  он  был  русским. Решительная  Бригида   тут  же,  вместе  с  мамой  пошла,  к  нему  и  договорились  с  сапожником. Он  сразу  же  согласился  и  посоветовал  вырыть  небольшую  яму, под  шкафом  и  выложить  ее,  чем  ни - будь  теплым.
Через  день  мое  убежище  было  готово.
Когда  наступил  срок,  Лорхен  принесла  меня  в  барак.  Женщины,  соскучившиеся  по  человеческой  жизни,  ходили  смотреть  на  меня  как  на  чудо! Когда  подруги  спросили  у  мамы:  -  Как  назовем  крошку?
Она  сказала: -  Ее  зовут  Лорхен…
Все  промолчали. А у  Матильды  по  щекам  побежали  слезы: -  Не  думала,  что  после  того,  что  с  вами  творили  и  творят  мои  соплеменники,  вы  будете  называть  своих  детей  немецкими  именами! Тяжело  ей  будет среди  своих!
-Ничего – сказала  мама. -  Умные  поймут,  а на  дураков  плевать!
Много  лет  спустя  один  из  таких  дураков, принимая  меня  в  комсомол,  спросил:   -  А почему  ты  родились  в  концлагере, и  почему   у  тебя   немецкое  имя?  Мне  часто  приходилось  отстаивать  свое  имя, в  детстве  на  кулачках, потом  словами. Но  и  сегодня  когда  мне  уже  восьмой  десяток  лет  я  горжусь  своим  именем!  Я  опять  отвлеклась….
Во  время  проверок,  утром  и  вечером,  мама  укутывала    меня  в  теплую  одежду, в  рот  давала  марлю  с  нажеванной  едой  и  относила в  яму  к  сапожнику  дядь  Саше. Если  я  начинала  шуметь,  дядь  Саша  громче  стучал  молотком  по  колодке.
 Я  до сих  пор  не  выношу  темноту  и  громкий  стук!
К  концу  января  сорок  пятого  года  наши  войска  уже  были  недалеко  от  Берлина. Мои  родители  с друзьями  решили  устроить   побег. К  этому  времени  лагерь  часто  бомбили  то  американцы, то  наши. Во  время  одной  из бомбежек  мои  родители, тетя  и еще  несколько  мужчин  и  женщин  убежали  с  лагеря. Прятались  в  лесу   в  костелах. По  вечерам  мужчины  пытались  найти  еду. В  один  из  вечеров  отец  с  напарником , не  вернулись  с   фермы,  куда  ходили  за  едой.  Там  слышна  была   стрельба.  На  следующую  ночь  не  вернулись  еще  двое.  Через  день   костел  окружили  автоматчики,  и  кто  остался  жив,  вернули  в  лагерь.  Мать  рассказывала,  что  были  жестоко. Надзиратель  наматывал  на  одну  руку  косу, другой  рукой  бил  по  голове, пока  мать  не  теряла  сознание. Требовали  рассказать  про  какое - то  сопротивление. Мать объясняла,  что  ничего  не  знает.  Тогда  с обратной  стороны двери,  где  шел  допрос, клали   на  пол  меня.  Я  естественно  начинала  кричать!  Матери  говорили,  признавайся, или  твой  ребенок  умрет. Когда  я  от  усталости  замолкала, второй надзиратель  толкал  меня  ногой, и  я  начинала  кричать  опять.
Мама  признавалась,  удары  по  голове  выносить  было  легче,  чем  мои  крики!  Немцы  были  великими  психологами.
 Через  месяц,  моя  мать, моя  тетя,  со  своим  другом,  молодым  поляком  и десяток  других  заключенных  устроили  побег.
Бежали опять  во  время  бомбежки.  Когда  убегали,  поляк забрал меня  у  мамы и  бежал,    прижав   меня  к  груди. Не  знаю,  как  получилось,  но  у  поляка,  то  ли  пулей,  то  ли  осколком, почти  полностью  оторвало  ухо, а  мне  зацепило  пальчик.  След  до  сих  пор  сохранился! В этот  раз  поймали  через  три  дня. Наверное,  выдали  местные  жители. Опять  били, допрашивали.   После отправили  в  другой лагерь.  Мать  точно  не  помнила,  но  скорей  всего  это  был  Бухенвальд.  Война  подходила    к  концу, это  чувствовалось  даже  в  лагере. Где  то  в  апреле,  в  Бухенвальде,  заключенные  подняли  восстание  и  арестовали  надзирателей. Кажется,  в  тот  же  день  подошли  американцы,  и  мы  оказались  в  американской   зоне  оккупации.  Наши   войска  подошли   к  концлагерю  только   через  два дня. Американцы  почти  месяц  держали  нас  в  перевалочном  пункте,  уговаривая  людей  уехать  в  Америку, обещая  райскую  жизнь. Многие  соглашались, согласилась  и  моя  тетя.  Она  уехала  со  своим  поляком  сначала  в  Канаду, потом  в  Америку. Потом  были  разговоры,   что  они  развелись, и  она  переехала  в  другую  страну. Мать  категорически  отказалась, и  нас  отправили домой  в  Макеевку. Через   какое  - то   время  мать  поехала  в  Таганрог  и  нашла  отца. Он  думал,  что  нас  расстреляли. С  тех  пор  мы  жили  в  этом  городе.   Все  мои  детские  и  школьные  воспоминания  связаны  с  больницей. Мне  казалось,  что  я  все  время  живу  там. Вспоминаются  мне  еще  постоянные  драки. Дралась  я  за  то,  что  меня  называли  немкой, каторжанкой. За  то,  что  называли  толстой. Раньше  девочки  и  мальчики  учились  в  разных  школах. Когда  школы  объединили  я  начала  колотить  и  мальчиков. До  сих  пор  помню  выражение  лица  одного  мальчика, наверное,  в  классе  седьмом. Я  его  бью, а  у него  на  лице  не  страх или  злость, а  неподдельное удивление. Он  потом  неделю  с  синяками  ходил. Я  дралась  как  пацан,  какой  то.  Меня  даже  к  директору  таскали.
 В  восьмом   классе  я  заболела  туберкулезом  открытой  формы.  Заразилась  от  больного  соседа, которому  носила  то  воду,  то  еду. Год  после  этого  провалялась  по  больницам. Болела  не  только  я, болела  мать,  постоянно  мучаясь  головными  болями, и десятком  других  недугов. Болел  отец,  хромая  и  кашляя  все  время! Концлагерь  не  отпускал  нас   всю  жизнь!  Но  мы  не  сдавались. Поколение,  которое  испытала   на  себе  ту  войну,  уже  ничем  нельзя  было  сломить.  После  школы  я     окончила   институт  и  всю  жизнь  преподавала  в школе  математику,  физику, геометрию.  Возраст  всегда  стирает  из  памяти  многое  из  того  что  было  в  детстве,  в юности….  Но у   меня,  почему  то  до  сих  пор  остались ощущения  с тех  времен,  когда  мне  было  два - три  месяца. Я  до сих  пор  помню  ту  вонючую  коморку, темную  яму, и  стук  молотка  по обувной  колодке. К  чему  я  вам  это  все  рассказываю?  Я просто  не  хочу  что  бы  вам, вашим  детям, внукам  или  правнукам, кто-то  говорил:  -  Выкиньте  этот  кусок  мяса  на  мусорку! Это  касается всех.  Фашизм  может  зародится  в  любой  стране! А  Веймар  действительно  красив. Красивые  дома, красивые  люди. А  откуда  же  берутся те,  кто  сжигает  себе  подобных,  в  газовых  печах. Их  что  выращивают  на  другой  планете?  Я просто  старая женщина. У  меня  есть  дети,  внуки,  и  я хочу,  чтобы  они  жили  с  людьми.
Наверное,  то  же  самое  хочет и  вон  та  старая  немка, играющая  с  внуками. Так  давайте  же  будем  людьми….
Сейчас   наша  туристическая  бригада  на  поезде  отправляется  в  Россию. В  моей  душе  такая  боль!  Мне  хочется  спросить  человечество:  -  Люди  что  вы  творите! Мы живем на  планете,  где  всем  хватает  места, воды,  воздуха,  еды. Неужели  нельзя прожить  без  войн,   без  ненависти к  друг   другу?
А  мне  в  ответ   только  перестук  колес…..