Любовь внеземная

«Вечно молодой, вечно пьяный» — ответят мои друзья-товарищи на вопрос о том, каким был Владислав Очкарёв до того как случился несчастный случай — когда толпа вечно стреляющих сигареты подростков случайно перевстретили меня в темном переулке и совершенно ненароком недооценили свои силы. Ну ничего, успокаивал я сам себя, когда наблюдал свое тело уже с высоты птичьего полета. Курильщики умирают рано, так что скоро встретимся.
Я был несказанно рад, что попал в рай. Пройдя фейсконтроль возле парадного входа и получив свой порядковый номер в виде бирки, я очутился в помещении с полом из облаков и стенами из переплетенной лозы виноградов. Сразу же меня обступили три ангела. Они смешно помахивали своими крылышками, а один из них — и своими ангельскими усиками в такт крыльев.
— Привет, земляне! — счастливо улыбнулся я и замахал приветливо рукой. Боже, как это прекрасно —  очутиться в раю! Даже те дни, когда на меня действовал антипохмелин, не стояли рядом с этим днем по эмоциям и ощущениям. Как я рад!
— Ты чего лыбишься, придурок?
Пластинка, наигрывающая в моей голове марш Мендельсона, вдруг резко с противным скрипом застопорилась.
— Что, простите?
— Харю угрустнил, бегом!
Усики говорившего ангела задергались еще быстрей.
— Но, простите, я вас не совсем понимаю. В чем, собственно, дело, уважаемые?
— А всё очень просто. Ты что здесь забыл? С твоей биографией тебе место в аду.
— Но я...
— Не перебивай, когда с тобой ангелы разговаривают! — встрял другой ангел.
— Последний раз, когда со мной разговаривали ангелы, на меня надели рубаху с длинным рукавом и заточили в комнату с мягкими стенами. "Замуровали, демоны"!
— И всё же. Как ты сюда попал? За какие заслуги?
— Ну, у меня дед воевал, фашистов убивал.
— Это, конечно, благое дело, но блат здесь не катит.
— Тогда не знаю, — полностью сник я под напором негостеприимных существ.
— Зато я знаю, за что тебя нужно отправить в ад, — сказал усиковый. — Ты всегда говорил о Боге с надменностью, слушал богохульственные песни...
— Но ведь Юрий Николаевич - кумир миллионов...
— Молчать!
Не выдержав, усатый ангел выписал мне затрещину.
— Итак. Что там? Ах, да. Ты всегда был аутистом...
— Атеистом, — поправил его другой ангел.
— Да хоть и онанистом...
— И онанистом, кстати, тоже, — добавил третий.
— Ну вот... У тебя целый списочек тут.
— И что теперь? — растерянно глядел я то на одного, то на другого, то на третьего. — Отправите меня в Европу?
— Зачем в Европу? У нас в тюрьмах с мужчинами делают то же самое, что и там.
— Зато у нас детей не трогают, а насильников и маньяков вообще линчуют.
— Так, всё... Будем крыть тебя втемную, братец.
— Да ведь здесь же вечный ясный день, — хихикнул я, когда кулак верзилы прилип к моей челюсти, отправляя меня в разряд потеряшек.
— И помни, сучара - Бог тебя любит! — пыхтели ангелы, усердно работая ногами по корпусу и лицу.

*
— Ай, как больно, — прошептал я со слезами на глазах, когда ангелы наконец закончили и я отправился в общий туалет, где, смыв с лица и тела четвертую положительную и миновав писсуары, стоял над унитазом и поливал его кровью с почек.
«Какая боль, Господи!» — мысленно взвыл я.
— Ты меня звал, сын мой? — над моей головой на месте вытяжки вдруг засиял яркий свет.
— Нет, Отец небесный.
«Вот черт» — мелькнуло у меня в голове.
— Ты меня звал, сын мой?
На месте очка вдруг завиднелась красная рогатая морда.
— Нет, пошел прочь!
«Нужно быть чер... ад... ОЧЕНЬ осторожным в словах» — подумал я, выходя из кабинки и вытирая руки об штаны.
— А руки мыть папа римский будет за тебя?
— Мать честная! — от неожиданности я аж подпрыгнул.
— Спасибо, умеешь ты комплимент девушке сделать. Ты еще скажи "Мамаша, не передадите ли за проезд?".
Я уставился на молодую девчонку, которая стояла, уперев руки в бока и нагло на меня вытрещаясь.
— А ты что здесь делаешь, позволь спросить?
— Но ведь это ОБЩИЙ туалет, не так ли? — хмыкнула девчонка.
— А, это, наверно, для мужчин - рай, а для женщин - ад, наказание? — хихикнул я.
— Очень смешно. Я местный писе;ц.
— Кто-кто? — прыснул я.
— Писарь я.
— Очень странно слышать такие слова, стоя возле писсуара, — заливался я, хватаясь за живот.
— Я главный летописец левого крыла.
— Крыла ангела? — Я уже хрюкал от дикого хохотанья.
— А вот это не смешно. Мой дед недавно сломал крылышко и теперь очень страдает.
— Ой, прости, — вмиг стал я серьезным. — Не знал.
— Да расслабься, я шучу, — стукнула она меня кулаком по плечу и засмеялась. — С ним всё в порядке. Он состоял в СС «Галичина» и теперь находится в противоположном месте.
— А, тогда всё в порядке, — облегченно выдохнул я.

*

— Значит, летописишь в левом крыле здания? — спрашивал я, когда мы прохаживались по саду.
— Ага, летописькаю потихоньку.
— А зимой?
— Что зимой?
— Ну, лето ж... писка... А зимо?
— Ой, перестань, — захихикала она, кокетливо махнув рукой. — Такой забавный.
— И ты славная, — сказал я, робко улыбнувшись и кинув на нее смущенный взгляд. — Так как тебя звать-то? А то и не представились друг другу.
— Я Анфиска.
— А я...
— Влад Очкарёв. Я в курсе. Я знаю о тебе ВСЁ.
«Вот блин, и с этой ничего не получится».
— Но не думай. Не смотря на все твои поступки, я уверена, что в душе ты - хороший человек.
Сказать, что мне было приятно - это не сказать ничего. Я не из тех парней, по которым сохнут девчонки, и не привык к комплиментам. Последний раз я такое слышал от моего закадычного приятеля, с которым дружил всю свою жизнь.
— Эх, Влад, был бы ты бабой, — говорил он, отпив с горла пиво и мечтательно устремив взгляд на ночное небо. — Я б тебя украл и мы уехали куда-то далеко-далеко от всех. Разводили бы свинок и занимались сексом день и ночь.
— Чего?!
— Говорю - хороший ты человек, вот чего.
— А-а-а-а-а... Ну раз так, — шутил я. — Оплачивай операцию по смене пола - и я твоя.
— Да ну, харя у тебя чересчур неженская.
— Зато тело будет ох как немужское. Правда, на первых порах придется потерпеть, пока там между ног всё заживет. Но я буду баловать тебя легким миньетиком. Да и рукой буду работать регулярно. Уж в чем - в чем, а в этом у меня опыта не занимать.
— По рукам, — засмеялся он, и мы выпили на брудершафт...
— Да, хороший ты человек, — повторила Анфиска. — Даже не смотря на то, что любитель экспериментов.
— Но ведь один раз - не педе...
— Да ладно, ладно, успокойся, — перебила она меня, коварно усмехнувшись. — Всё хорошо, ты в раю. И притом - трезв. На вот яблочко схрумай.
— Спасибо, — сказал я, и хотел уже было его надкусить, как вдруг перед глазами появилось изображение змея искусителя. Ах ты ж хитрая...
— Э нет, спасибо. Я знаю, чем это закончится, читал Библию. Не только проступки за душой. Я и церковь каждое воскресенье посещал.
— Ты отжимал у бездомных накиданную им в милостыню мелочь.
— Но ведь посещал же!
— И воровал из бочки церковное вино с просвирками.
— Зато священнику доставалось меньше алкоголя.
— Из-за чего он и покинул богослужение.
Я вздохнул.
— Кстати, поздравь меня, Влад. У меня сегодня день смерти.
— Чего?! — поперхнулся я яблоком.
«Ну вот, и в раю уже обосновались эти вездесущие готы!» — подумал я.
— Ну, смотри. На земле все отмечают день рождения в знак благодарности того, что им дана жизнь. Здесь мы отмечаем день смерти, потому что она позволила нам оказаться здесь, в раю.
— А что благодарят те, кто попал в ад?
— Себя. "Благодарят" за то, что вели такой образ жизни.
— Хм... И сколько тебе... мммммм... внеземных лет?
— Годик всего.
— И ты уже в должности?
— Я хорошо училась, умею красиво описать происшествие, вот и назначена писарем.
— И приукрасить?
— Нет.
— Ну и приврать же, да?
— Нет!
— То есть, работала не в СМИ?
— Ну если я в раю, то очевидно же...

*

— А как ты сюда попала? Такая молодая...
— Ах, это печальная история. Я была студенткой, и когда шла кормить очередного бездомного щеночка остатками еды из столовой университета, где я убиралась для дополнительного заработка, из-за угла вылетела машина, сбила меня и скрылась прочь.
— Ах, как жаль...
— Не то слово. По субботам из ада присылают водителя этой иномарки чистить нам унитазы. Так что можешь не стараться быть метким, когда ходишь по нуждам.
Мы засмеялись. Господь Всемогущий, до чего же хорошенькая девчушка! Я чувствовал себя рядом с ней как на седьмом небе - хотя я был только на первом, так как лишь недавно здесь появился. Я даже перестал угнетаться по поводу моей скоропостижной и мучительной смерти. Мы с ней болтали о том о сем, держась за ручки как маленькие детки, веселились и хохотали, сгибаясь в три погибели - хоть для счастья достаточно всего и одной погибели, в этом я убедился лично.
 «Наконец-то я обрел счастье! — ликующе подумал я. — Мы с ней созданы друг для друга, НАС СВЕЛА САМА СУДЬБА!...»
— А вот и ты, голодранец, — загремел усатый ангел, и за ним вышли из беседки еще двое его спутников. — Я ж говорил, что ты не должен здесь находиться! Тебя вызывает секретарь. Ты здесь очутился по ошибке. Отправишься туда, где ты и должен быть.
«...НО ОНА ЖЕ НАС И РАЗЛУЧИЛА...»
— Давай, ушлепок, мы проводим тебя.
Я беспомощно посмотрел на нее. Анфиска... В ее глазах я видел то, что она могла разглядеть и в моих - то самое чувство, когда ты только-только обрел счастье, но тут же его по воле судьбы и лишился. Да, эта сука-судьба свела нас, свела нас с ума... Мы попали в рай, в олицетворение любви, а теперь нас ее лишают.
— Что ты мешкаешь, гавнюк? Айда!
Не в силах что-либо сказать, я просто мотал головой, глядя на то, как у НЕЕ выступили на глазах слезы. Слова были излишни. Мы понимали друг друга без лишних слов. Нам обоим понадобилось прожить жизнь и потом умереть, чтобы за считанные полчаса влюбиться друг в друга.
— Всё, достал. Идем.
Зарычав, усатый ангел потянул меня за руку в сторону небесного секретариата. Наши с ней скрещенные пальцы, наш замочек, скрепляющий наш союз, разорвался без надежды на продолжение.

*

— Скажите, товарищи, — заискивающе посмотрел я на своих конвоиров, вспоминая на ходу рассказ Анфиски. — А здесь, я слышал, присылают из ада рабочих?
— Чернорабочих, — поправил меня один из ангелов.
— Ой, только давайте без расизма. Библия учит нас любви и добру.
— Это индийские фильмы учат нас любви и добру. А Библия - это свод правил и указаний.
— Так вот. Есть ли вероятность, что и меня будут присылать сюда что-то делать?
— Что, втрескался?
— Нет, после шести не трескаю.
— Молодец.
— Только пью.
От уныния у меня начали заплетаться ноги. Вот показался кабинет секретаря. С упавшим сердцем я остановился.
— Валяй, ступай.
— Может, не надо? У меня дед...
— Давай, я сказал!
Открыв дверь, ангелы меня силой впихнули в кабинет.
— Здравствуйте, уважаемый.
За столом перед печатной машинкой сидел пожилой мужичок в пенсне и с интересом меня рассматривал.
— Ну же, извольте присесть, не переминайтесь с ноги на ногу.
Да, пожалуй, лучше бы мне присесть, чтоб потом не падать на пол огорошенным новостью.
— Нет, спасибо, постою. Ведь, по всей видимости, я здесь надолго не задержусь.
— Как хотите-с, — хмыкнул себе в усы мужичок.
— Разрешите вопрос? — собравшись с духом, спросил я.
— Ну-с.
— Можно перед депортацией в царство огня и мучений повидаться с Иисусом? — выпалил я на одном дыхании.
— Нет, — ухмыльнулся он. — Вы, молодой человек, не должны были умирать вовсе. Вы попали сюда по ошибке. Вы сейчас же будете отправлены назад на землю.
Поток внезапной радости вдруг омрачила одна мысль.
— А можно мне здесь остаться?
— Это с чего же?
— Здесь я встретил человека, и желаю остаться с ней.
— Извините, молодой человек, но это невозможно.
— Возможно!
На крик вбежали ангелы, ждавшие за дверью.
— Что случилось?
— Да вот, — развел руками секретарь. — У молодого человека истерика.
— Я хочу остаться здесь! Там меня ничего хорошего не ждет.
— Но...
— Если вы меня прогоните, — тихо сказал я. — То я покончу жизнь самоубийством.
— Тогда ты точно попадешь в ад!
— Я знаю. Читал. Вы сейчас не великодушно даруете человеку жизнь, вы сейчас осознанно отправляете душу в ад. Это будет на вашей совести.
— Но... — запротестовал было секретарь, однако договорить ему помешало пиликающее какое-то устройство.
— Что это? —  спросил я.
— СМС от Бога, — сказал ангел, встряхивая крылышками.
— "Отнять жизнь мы не можем", —  прочитал вслух мужичок. — "Но даровать жизнь - можем. Пусть отправляются на землю вдвоем".
— Аминь, — закончили ангелы хором.
— Спасибо, — сказал я заламывая руки, не зная как и благодарить.
— Не стоит, не стоит. Ступайте, молодой человек.
Ангелы повели меня обратно в сад. Моему счастью не было предела.
— Постойте, — сказал я, останавливаясь. — Вы с такой радостью мне поведали, что я должен отправиться на землю... Вы что, рады за меня?
— Конечно, кретин ты этакий,— сказал усиковый ангел. — Мы ведь ангелы, мы желаем всем людям добра. И если что-то делаем - то исключительно во благо человечества. И если в Библии написано, что Господь разгневился и отправил согрешивших под землю - то это лишь для того, чтобы люди счастливо зажили, ведь с чистой совестью и живется-то легко и спокойно.
— А-а-а-а-а, я понял! — сказал я, дружески улыбаясь.
— Ты чего лыбишья, придурок?
Удар пришелся прямо в челюсть. Мир завертелся перед глазами, удар головы об землю заставил мозг сделать сальто и отправить сознание собирать бутылки.
— Вы что делаете, подонки? — услышал я как сквозь пелену тумана чей-то крик. — Сейчас милицию вызову!
С трудом открыв глаза, я окинул взглядом окружение. Темный переулок. Шпана, вечно ненасытная табачным дымом, сейчас - убегающая прочь. И я, весь избитый и в крови.
Борясь с тошнотой, я попытался привстать, чтобы сесть, но только беспомощно крякнул.
— Вы в порядке?
Подняв взгляд, я замер.
— Ан... Анфиска?
— Мы разве знакомы?
Это была она, несомненно она. Те же волосы, те же глаза, губы, тот же взгляд.
— Ты меня не узнаешь?
— По-моему, вас ударили по голове...
— Анфиска... Студентка, подрабатывающая в университетской столовой и кормящая бездомных котиков и собачек.
— Откуда ты меня знаешь? Ты маньяк?
— Нет, постой.
Я чувствовал себя намного лучше и смог самостоятельно подняться, превозмогая боль в трещавших ребрах.
— Извините, молодой человек, мне пора.
— Постой. Не уходи. Давай поговорим.
— У меня совершенно нет времени.
— Всего полчасика, тридцать минут.
— Полчасика?
— Да. Нам их с головой хватит, поверь мне...

*

«Хороший человек», — ответят мои друзья-товарищи о том, каков же этот человек - Владислав Очкарёв. — «Хороший человек. Верный муж и любящий отец троих детей».