Принцесса и жонглёр окончание

      
      Вновь утро. Как часто солнце, вставая из-за горизонта, красавицей зарёй своей нас пробуждает к жажде жизни. Спадает ночной колпак кошмаров и страданий. Умыв глаза росою трав, мы мир встречаем, отринув страхи. День  новый кажется прекрасным и великим, несущим нас навстречу счастья.  Вчерашний день остался где-то там, быть может, рядом, но до него и не достать рукой. Да будет он вчера, а нам сегодня жизнь нужна. Пусть здравствуют секунды и мгновенья в коих сей миг живём. Вот смысл жизни!

      Её величество королева Эйна пробудилась от ночных кошмаров и, воспрянув духом, потребовала к себе достойного и мудрого рыцаря маркграфа Людорика, и завела с ним такой разговор.
      — Вчера была я не способна правильно воспринять случившееся в моей спальне. Сегодня я желаю вас выслушать и думаю услышать речи мужа способного отделить правду ото лжи.
      Правдиво поведав обо всём, вельможа застыл в ожидании приказаний.
      — Мне хочется взглянуть на бедолагу. Подсказывает мне разум, что он ни в чём не виноват.
      — Простите госпожа, но он столь дик и дерзок, что вид его вам может повредить.
      — Я вполне оправилась, и опасаться моих волнений при виде арестанта право не стоит. Слыхала я, что пойман был в саду он, куда пробрался тайно. Нашли при нём инструменты для музыки, коими он сильно дорожил? Велите сюда их принести. Желаю я, чтобы сыграл он перед смертью. Ведь существует право  у осуждённых на смерть — исполнение последнего желания. А ежели он музыкант, то в чем заминка, пусть потешится в последний раз. Право же не вижу я причины для отказа в столь безобидном пожеланье. Таково и моё желание.  Да, и велите разыскать того монаха что преподнёс мне горестную весть о сыне. Хочу порасспросить его, внимательнее относясь к его речам. Вчерашнее событие исторгло из меня веру в его слова. — И как бы утомившись, королева отвернулась, давая понять, что разговор окончен. 
      Как только закрылись двери опочивальни за седовласым вельможей, явились придворные девицы обряжать королевну. К их удивлению она потребовала не роскошные дворцовые наряды из шелков и бархата, шитых золотыми нитками и увешенных драгоценными каменьями, а простое голубое платье балаганной танцовщицы украшенное лишь красным пояском, что многие годы скрытно хранилось в её сундуке, и только в часы великой тоски извлекалось из своего тайника. Поспешно был послан гонец в окружавшие замок луга на поиск полевых цветов, сей приказ ещё более удивил  придворную челядь.  Из принесённого букета королевна ловко сплела венок и водрузила на свои, золотомвьющиеся, волосы.
      Вошедший Людорик  ахнул от изумления пораженный не столь нарядом своей госпожи, сколь её возродившейся красоте. Неведомая для окружающих сила разожгла потухший жизненный огнь в прекрасных очах. Бушующий пожар желаний возгорелся во взгляде. От радостного восторга вздымалась грудь, ранее разорённая холодной пустотой. Не потребовались румяна на горевшие ланиты*.
      Улыбкой встретила маркграфа королева Эйна. С тревогой и надеждой приняла из рук его сладкоголосую виелу. С замиранием сердца на нижней деке прочла  две буквы «Э» и «Л». Отброшены последние сомненья — Ланфранк несчастный узник. Затрепетал смычок в дрожащих пальцах когда, взяв на руку сладкоголосую виелу, коснулась струн, некогда звучащих в унисон с её голосом. Но нет, не может петь божественный инструмент — пропитан он сыростью и холодом тьмы — охрип его голос в сиротстве. И с тоскливой нежностью прижав к сердцу дорогой для неё предмет она, закрыв глаза, утонула в сладких грёзах.
       Мерзкий лязг цепей разверст врата действительности. Она открыла  глаза, и чуть было не вскрикнула. Пред ней стоял заросший густой бородой высокий грязный бродяга, прикрываясь останками некогда доброй одежды.  Горящие глаза его с дерзким восторгом взирали на неё. Взгляд этот, трижды богатый любовью исходящий из самого сердца, не в силах были заглушить и ржавые кандалы, что цепными псами вцепились в живую плоть его ног и рвали на них мясо, оставляя на полу кровавые следы. Это был Ланфранк. Её любимый дорогой Ланфранк. Сколь много лет прошло с момента последней встречи.  И все горести разлуки, — будь проклята разлука, нет страшней этой напасти, — в раз ушли в прошлое. Наконец- то они встретились, глаза в глаза. И ничто уже не страшно, всё позади — эти долгие, томительные годы страданий, одиночества. Она встала, пытаясь броситься к окровавленным ногам и своими руками омыть его раны. Он же стоял с широко раскрытыми глазами и видел пред собой только принцессу Эйну. Прежнюю, молодую  и счастливую, дарящую своей улыбкой счастье окружающим. Уловив во взгляде её желание, он шагнул на встречу. Но того и другого удержали крепкие руки.
      Успокоившись от нахлынувших чувств, королева повелела освободить узника, объявив о его невиновности. Маркграф в присутствии её величества государыни учтиво расспросил освобождённого о неподобающем действии в отношении священнослужителя. Ланфранк честно поведал вельможе о том, как тот влив яд в питье, желал отравить королеву. И ощутив к себе иное отношение старого рыцаря, и видя его великую преданность своей госпоже, пересказал слова разбойного рыцаря де Лантар о монахе Гиларии, чем поверг в изумление слушателей. Вторично были разосланы по дворцу посыльные с приказом: во чтобы-то ни стало отыскать преступного монаха.
      Нашелся злодей у малых ворот, где пытался посредством подкупа башенной стражи бежать из замка. Предчувствуя ужасную кончину в руках у заплечных дел мастера, кусая локти и проклиная себя, злоумышленник пал на колени пред грозным рыцарем маркграфом Людориком и во всём признался. Тут же в зале его заковали в цепи, на коих ещё не высохла кровь Ланфранка, и водворили в подвал.

      Ночь, медленно уходя на запад, увлекала за собой свои покрывала. Предутренний туман редел и ложился росой на мягкие травы. И как только первый луч утренней зори коснулся востроверхих крыш замка, к подъёмному мосту подъехала запылившаяся от дальней дороги кавалькада всадников во главе с блистательным рыцарем. Рыцарь немедля поднял свой верный рог и призывным звуком боевого товарища пробудил стражу ото сна. Охрана, глянув вниз из бойниц и, узрев эмблему горностаев на вымпеле  тяжелого копья, в спешке бросилась выполнять требование.
      Супругу короля разбудил шум, донесшийся со двора. Она не успела встать, как возле дверей послышался звон рыцарских шпор. Дверь опочивальни распахнулась и на пороге возник рыцарь. Он так спешил что не отстегнул меча и не снял шишак. Только здесь на пороге спальни сорвал подшлемные ремни и, откинув в сторону шлем, бросился к ложу её величества.
      — Матушка! … Слава Богу!  С вами всё в порядке!  Вы живы! 
      Королева Эйна от потрясения чуть было не лишилась чувств. Еще не веря своему счастью, что сын её жив и здоров вопреки принесённой новости, она то прижимала его голову к груди и, гладя его волосы, целовала, обильно орошая их слезами, то вдруг отторгнув от себя, жадно вглядывалась в уже не детские черты лица, как бы желая прочесть в них страницы последних лет жизни, что писаны суровой рукой разлуки.
      Когда волнение от долгожданной встречи матери с сыном улеглось, и радостью насытились сердца, излив из уст слова нежности, поделился Принц Адемар своими опасениями: рассказал, что заставило его пуститься в путь, тайно оставив короля.
      Слушая сына, Эйна невольно любовалась им, находя в его лице, осанке, движениях, схожие с отцом черты. Как он похож на Ланфранка.  Поглощённая созерцанием собственного творения до неё не сразу дошел смысл его речей обличающих короля в подлых поступках недостойных высокого звания. Словно из тяжелых клубов желтого тумана выткались очертания её мужа и она услышала как, объявив себя вдовцом, он сделал предложение высокородной даме, герцогине Альеноре. Следом возникла мрачная фигура одиозного монаха, зловещие глаза которого заставили содрогнуться Эйну, ибо дьявольский взгляд, пронзивший туманную мглу, проник в самое сердце и жестоко уколол. Она вдруг осознала какой опасности подвергалась её жизнь, и чьи замыслы исполнял подосланный убийца. Тот час же был призван старый и верный друг маркграф Людорик и из уст принца Адемара услыхал о коварных замыслах короля. Но это было ещё не всё. Седовласый вельможа доложил о проведённом дознании с участием палача. Под пыткой мерзкий монах сознался в ещё более тяжком преступлении: по прямому указанию королевского зятя, герцога де Борна, был отравлен старый король, отец принцессы Эйны. Это известие переполнило чашу терпения королевы. Она разрыдалась. И слёзы, смягчив сердце, разомкнули уста: искренне  поведала она о своей единственной любви и о том, как хранила ей верность: король так и не нашел себе места ни в сердце жены, ни на супружеском ложе. В откровении своём призналась сыну и кто его настоящий отец, а маркграфу открыла истинное имя освобождённого узника. Это известие превратило обоих рыцарей в каменных истуканов, не способных ни двигаться, ни говорить. Первый пришел в себя маркграф и предложил до поры до времени держать всё в секрете. Принц молчал. Королева мать, видя молчание сына, обратилась к нему:
      — Вы осуждаете меня, принц?
      — Простите, матушка всё это так неожиданно обрушилось на меня; будто морская волна накрыла с головой, раздирает во все стороны и я не пойму где верх, где низ. Дайте мне какое-то время свыкнуться с этой мыслью. Рассудить здраво и принять сердцем; я столь потрясён случившимся  за последнее время. А моё замешательство не сочтите упрёком, не в праве я судить вас,  — и, запнувшись, как бы подыскивая слова, продолжил: — Но всё же я хотел бы видеть … его.
      Тем же часом послали за Лафранком, томящимся в ожидании. Цирюльник и портные уже потрудились над его внешним видом, так что он мог с достоинством предстать пред королевским взором.
      Вчерашний арестант вошел в залу, где его ожидали, не догадываясь, что тайна их любви, любви принцессы и жонглёра раскрыта. Подойдя к трону, он не преклонил коленей и не склонил главы, а только с благоговеньем смотрел в глаза, о коих мечтал в томительные ночи ожиданий встречи с любимой. Видел пред собою ту юную принцессу из грёз далёкого прошлого. В упоении насыщал до краёв своё сердце созерцанием возлюбленной. Ведь могло случиться, что это последняя их встреча, поэтому сей краткий миг силился запечатлеть как можно ярче, резче в памяти, в сердце.  И мнилось, что конец пути его не за горами, и жизнь, промчавшись быстрой ланью, тает в непроглядном тумане грядущего. Кто знает, как распорядиться судьба, не стребует ли большую плату за эти мгновения счастья.
      В ту минуту, когда в залу вошел Ланфранк, сердце Адемара  затрепетало, словно вымпел на кончике боевого копья, казалось, оно от возбуждения  разорвет грудь и вылетит. В лице незнакомца принц узрел себя. Он невольно вскинул руки к груди, желая унять сердцебиение, но тут же, устыдившись своих чувств, скрестил их, с силой сдавливая грудь. Отойдя в сторону, попытался почувствовать какие либо родственные чувства.
      Вошедший, ослеплённый своей любовью, не видел никого, кроме желанной принцессы, затмившей своим светом окружающий мир. Но недолго длился сей миг. Королева не выдержала и, поддавшись зову сердца, пренебрегая этикетом, устремилась к стоящему перед ней Ланфранку и, не стыдясь никого, бросилась тому на грудь, исторгая рыдания. Слёзы радости скатились по зардевшим ланитам. Любовь вновь  воссоединила истерзанные разлукой сердца. Но не посмеялась ли судьба над влюблёнными, даровав им мимолётный миг счастья — соединив их губы в поцелуе? Лёгкий ветерок  беспечности, которой так грешны влюблённые, отрешил их от реальности, которая стояла тут же рядом и ждала своего выхода.
      Маркграф отвернулся, глаза его блеснули наполненные влагой и он, отойдя к двери, стал на страже, дабы никто не мог помешать встрече.
      Насытившись радостью, Ланфранк и Эйна поведали друг другу о своей неугасаемой любви, пламя которой не способны были загасить ни горестные жизненные ухабы, ни светские утехи, ни испепеляющая тоска внутреннего одиночества. Эйна рассказала о своей печальной участи и о том, как была верна данной когда-то клятве двух сердец. Бывший жонглёр и трубадур пав на колени пред своей царицей раскрыл историю своей жизни и клятвенно заверил в правдивости своих слов. Они ещё тысячу раз обнялись и поцеловались, после королева с дрожанием в голосе представила принца Адемара. И объявила кто его истинный отец. Ланфранк был поражен известием и не устоял бы на ногах, если б ранее не преклонил колени пред своей госпожой. 
       Молодой человек шагнул было к нему, но остановился в нерешительности. Всё так быстро произошло, и нет времени обдумать, принять, а ситуация требует немедленного действия. Королева-мать в напряжении ждёт его поступка, даже слёзы высохли на её глазах, так внимательно следит она за сыном. А Душа его в смятении вопрошала к небесам прося ответа. Его плоть прямое продолжение этого человека, которого он и видит-то в первый раз, да ещё недостойного, низкого звания. Но мать? Она выстрадала свой жребий в окружении подлости и предательства, и достойна в полной мере вкусить долгожданного счастья.  А он? Он не чувствовал в своей крови, что текла по жизненным руслам, частицы этого человека, или не хотел, не понимал. Не выдержав материнского взгляда,  Адемар  выбежал вон из зала.

      Пока герои выясняют свои отношения, мы, с молчаливого согласия усталых читателей, опустим некоторые детали истории и тем самым приблизим наш рассказ к завершению.

        По прошествии малого времени маркграф Людорик созвал совет знатных вассалов королевства, из тех, кто возвратился из похода и ещё помнил доброту старого короля. Был собран главный церковный совет. Им предъявили монаха Гилария и на основании его показаний обвинили короля в насилии над принцессой Эйной и принуждении к нежелательному браку, а также в преступном захвате власти. Срочно было отряжено посольство с прошением и щедрыми подарками к папе Иннокентию о разводе королевы Эйны. Следом за послами выехал и Ланфранк в земли арагонские за  подтверждением титула виконта де Руер, дарованный ему королём Альфонсом II.   
      Минуло два месяца, из Рима прибыл папский легат с письменным  разрешением на развод.  А спустя короткое время вернулся из дальних странствий король Роллан, с остатками воинства, не добившись ни славы, ни ожидаемых великих богатств. Не ведал он о переменах происшедших  в его отсутствие, надеясь на верного слугу, верил в своё вдовство. Но по прибытию его ждало большое разочарование. От сих новостей он пришел в бешенство и в великом гневе, собрав возле себя верных ему баронов объявил, что не согласен с папским решением и будет оспаривать своё право на корону с мечом в руке. Однако многие рыцари по новому взглянули на его величество и, припомнив все обиды, приняли сторону королевы и её родни, тем более что принц на всеобщем совете  раскрыл злой умысел.
       Тем же часом в замок  прибыла  высокородная дама, герцогиня Альенора, владычица Пуату, а с нею благородные дамы и рыцари в большом количестве. И среди дам была великолепная графиня донна Тибор, окруженная, как всегда, трубадурами и менестрелями. 
      Бледный как полотно, с искаженным от гнева лицом, король сидел на троне намереваясь выразить своё презрение окружающим:      
— Верные мои вассалы и друзья! Славные рыцари Бретани! Много ли я чинил вам обид и гневом своим на ваши проступки отвечал? Не всегда ли заботился я о защите нашего королевства, не я ли расширил границы его и новые территории отошли вам пожизненно в ленные владения. А что в итоге выходит?!  Обвиняют меня в подлом подсыле убийцы, оговорившем меня под жестокими пытками. Кому больше доверия — королю, водившему вас, бесстрашные рыцари, в поход на неверных и не запятнавшего свою честь трусостью на ратном поприще. Или безродному рабу, не имеющему даже христианского имени?  Кто клевещет на вашего короля покуда он с именем Христа на устах сражается под стенами Иерусалима? Кто подло роет ему яму обвиняя в супружеской неверности? Она!... — и король указал жестом в сторону королевы.
      — Не только она, но и я! — в залу вошла герцогиня Альенора. Лицо её пылало от гнева и возмущения.
      Готовые вылететь бранные слова застряли в пылающей яростью гортани. Венценосный предводитель крестового рыцарства так и застыл с открытым ртом. 
      Собравшиеся отовсюду рыцари переглянулись. Они были уже готовы сомневаться в чудовищном обвинении и встать на защиту короля. Но новые факты легли на противоположную чашу весов.
      После того, как все узнали о коварных замыслах, когда были раскрыты двери всех тайн, кроме одной: тайны рождения принца Адемара, об этом предпочли умолчать, возмущенная герцогиня Альенора обратилась к  собравшемуся рыцарству с требованием неукоснительного исполнения решения папы Иннокентия. И передачи короны наследному принцу Адемару.  После услышанного не много осталось у короля сторонников, готовых защищать его честь и корону. Но часть баронов щедро кормившихся с королевского стола возложили десницы свои на рукоятки мечей, показывая тем самым что не оставят своего сюзерена в беде. Видя готовность своих вассалов встать не его защиту, король успокоился,  решив, что ещё не всё потеряно. И тогда он, обращаясь к святым отцам, председательствующих на суде, объявил:
      — Прошу церковный совет дать разрешение обратиться к нашему Богу. И пусть небеса волей своей покарают клеветников. С моей стороны я сам выйду на ристалище и с мечом в руке, конный или пеший, буду отстаивать свою честь.
      — Да свершится воля Неба! Господу угодно сие решение. — Епископ, папский легат, благословил короля.  — Кто же выступит в защиту королевы? 
      Легат обвёл взглядом затихший зал. Все знали силу рыцарской руки короля. Сердце королевы затрепетало, словно осенний лист на ветру. Адемар стоя рядом с матерью всматривался в лица присутствующих, ища достойного рыцаря, готового встать на защиту чести королевы. Но в зале не нашлось такого человека. И посему на Успение Богородицы был назначен день поединка.  Если на ристалище после третьего сигнала герольда не выйдет ни один рыцарь, то с короля снимаются все обвинения.
      Его величество с торжествующим высокомерием взглянул на собравшихся и в окружении верных баронов покинул залу. 
      
      Истекает срок, близится праздник Успения Богородицы. В замке и в его окрестностях ведутся приготовления. Огромная поляна под серыми стенами замка служившая ранее ареной для праздничных турниров ныне обустроена под боевое ристалище, где свершиться Божий суд. Выстроены трибуны для знатных гостей, под пурпурным балдахином величественная королевская ложа. В лугах, что вокруг, вырос целый город из разноцветных шатров и палаток, украшенных штандартами владельцев. Короли, герцоги, бароны, в окружении своих верных рыцарей ожидали суда. Не было слышно ни музыки, ни пения. Трубадуры пребывавшие в печальном настроении будто воды в рот набрали. Ни щедрые посулы, ни гневные угрозы не могли заставить их взять в руки лютни и арфы, своей твердостью они выражали поддержку королеве Эйне. Многие славные рыцари возмущенные действиями короля организовали заговор против него и в любую минуту готовы были выступить с оружием в руках в поддержку королевы и ждали только сигнала. Другая часть рыцарей, воодушевляемая королевскими призывами, столь же рьяно вела подготовку к вооруженному противостоянию.
      И вот настал решающий день, после заутрени и обедни были высланы герольды звуками труб сзывать всех на ратное поле. Собралось великое множество народа. А как же, сам король будет оспаривать выдвинутое против него обвинение, и отстаивать  своё право на трон.

      Королева бледная как мрамор, одетая в белое платье с накидкой из горностаев, вышла из носилок и заняла своё место. Адемар в добрых доспехах, как требовали обычаи тех времён, встал рядом с матерью. Его девиз на небесно-голубом щите гласил — «Лучше смерть, чем бесчестие». Принц уже решил; если владыка королевства одержит победу, то, несмотря на юные годы, он вступится с оружием в руках, за честь матери.
      Судьи заняли свои места.  Лучники окружили ристалище, на случай, если кто из сражающихся проявит явную трусость или нарушит установленные  правила; того ждёт смерть от стрел, будь ты хоть простой рыцарь или сам король.
       На Ристалище выехал король Роллан,  закованный в черные латы, инкрустированные золотой резьбой работы венецианских мастеров. Под стать его великому росту был и его вороной скакун, тоже одетый в броню. Как ни тяжел был рыцарь, но он, дабы устрашить соперника своим мастерством и величием так  искусно пустил коня вскачь вдоль ограды, что возрадовались сподвижники, испытавшие радостную надежду на успех в бою. Объехав круг, встал у трибун, где под балдахином сидели судьи. Кивком головы  явил свою готовность к началу.
      Герольды вышли вперёд и протрубили вызов. Всё замерло в ожидании. Тягостная тишина, повисшая в воздухе, нарушалась лишь стрекотанием насекомых да беспечной песнью жаворонка трепетавшего  в безоблачной выси.
      Второй раз поднесли глашатаи к губам свои трубы. Но нет, никто не принимает вызов. Чуть заметно  движение на трибунах с королевскими прихлебателями, но радоваться в открытую не решаются, поскуливают про себя. Выжидают время.
      Сердце королевы Эйны вот-вот остановится. Замирает дыхание, всё реже вздымается грудь, туго стянутая корсетом. Подувший ветерок, иссушив выступившие капли пота с бледного чела, освежил пульсирующие виски. От этого исчезла подкравшаяся  дурнота. Рука Адемара, стоявшего рядом, до того крепко сжимала рукоять меча, что обескровленные пальцы онемели.
      Третий раз подняли герольды трубы, но не успели прозвучать призывные звуки, как вздох облегчения вырвался из тысячной толпы зрителей. Благородные дамы усиленно завздыхали, увидев блистательного рыцаря, выступившего защитником сердца и чести королевы. На ристалище выехал рыцарь со щитом на плече и с копьём в руке, и всё было у него белое, и латы на нём, и чепрак на коне, и всё остальное. Девиз на щите гласил «Высшая сила — любовь»  и эмблема: на голубом поле женская фигура державшая в одной руке льва на золотой цепи в другой арфу. Прочитав надпись все дамы торжественно приветствовали рыцаря.
       Бледные ланиты Эйны порозовели, и грудь сделала глубокий вздох облегчения. Сердце, выстрадав свой жребий, радостно забилось. В глазах вспыхнул жизненный огнь. Вера в благоприятный исход поединка вселилась во всю её сущность. Сын, увидев перемену в лице матери, уловил в душе, независимо от своего настроения, приятное воодушевление и родившуюся надежду на торжество справедливости.
      Белый рыцарь пересёк луг и, остановившись напротив её величества, почтенно опустил копьё и склонил главу, ожидая благословения на поединок. 
      Главный судья спросил:
      — Угодно ли вам, государыня, выбрать этого рыцаря защитником вашего дела?  И если вы согласны, пусть рыцарь назовёт своё имя.
      — Сеньор рыцарь, взываю к милости отца небесного и, полагаясь на его божественное милосердие и справедливость, вручаю вам ключи, от сердца своего и чести. Пусть ваши мужество и доблесть будут мне защитой и опорой! И если окажется что вы примете смерть на ратном поле, то знайте недолго вашей  душе пребывать в одиночестве. Моя душа, простившись с миром этим, последует за вашей. А теперь откройтесь суду, как требует того правила поединка. Мне же ведомо ваше имя, и я спокойна за свою честь.
      Рыцарь повернулся к суду и, открыл забрало. Герольд громко выкрикнул его имя.
      —  Странствующий рыцарь Ланфранк де Руер, трубадур.   
      — Как, … мне биться с безродным мужиком!? — в большом  возмущении воскликнул король.
      Трибуны для почётных гостей заволновались. Благородное рыцарство вздрогнуло, почувствовав унижение своего сюзерена.
      Тут поднялась куртуазная дама из окружения герцогини Альеноры, одна из достойнейших дам в целом свете, донна Тибор.
      — Ручаюсь, что сегодня здесь немало достойных славы доблестных рыцарей, много благородных сердец бьётся в груди под латами, много достопочтимых сеньоров склоняющих колени пред короной — все вы лишь вассалы своего короля! Кто ж подымет на него руку, даже если он не прав! Но обвиняет его в недостойном поведении не только людская молва, не только наветы завистников, а сама королева, дочь короля! В жилах её течёт благородная кровь предков, издревле сидевших на этом троне и корнями проросших в эти земли, добротой и справедливостью заслуживших любовь своего народа. А не разжиганием розни между баронами и не войнами с соседними государствами, как ныне здравствующий бывший барон де Борн.
      При этом имени все ахнули. Графиня, нисколько не смущаясь, продолжила речь:
      — Или в нём течет достойная кровь, или же отец его не безвестный вассал датских королей, служивший у них в подчинении наёмным солдатом и скопившим своё состояние разбойными набегами?!  А разве сам барон не подлым коварством завладел замком старого доблестного рыцаря, коего тайно умертвил! Свидетели сих подлостей нам известны.
      Собравшиеся зрители вновь ахнули.
      — И вы возмущены тем, что с вами будет драться в честном бою доблестный рыцарь, стяжавший славу в ратных битвах с маврами за землю Арагонскую и посвящённый в рыцари самим королём Альфонсом, который в благодарность за подвиги в качестве бенефиции жаловал грамотой на поместье и титулом виконта де Руер. Не только за поэтическую душу и возвышенную поэзию, но за твердость духа и крепкую руку, приведшую к славе. Пусть он не из благородного дома и не родовит предками, хотя почём знать, но зато благородство души, и великодушие сердца делают его достойным рыцарского ордена. Во истину это благородный муж и поединок с ним ничуть не умоляет чести самого короля. —  Молвила донна Тибор. — Да простит меня королева, но моё сердце наполняется горестной тоской, как подумаю о том, что нет возле меня такого друга, беззаветно преданного своей даме. Он не только изящным словом славит любовь и красоту, избегая праздности, но и с оружием в руках, не требуя наград, встаёт на защиту чести своей возлюбленной.
      Черный рыцарь поднял руку, останавливая красноречие прекраснейшей дамы.
      — Пусть крепкая рука и добрый меч рассудит нас. Своею верой я силён. Если бы обвинителем была не королева, то назвал бы я клеветника достойным именем. Уж не поскупились бы на то мои уста. На обвинение супруги достойный дам ответ своим мечом, который лишь недавно подчевал святую землю телами сарацин. Уж я-то за себя сумею постоять! Пусть будет рыцарь — трубадур!  Мой Дюрандаль* сумеет  голову с наветчика снести. Но уж тогда, враги мои, не обессудьте. На сим кончаю разговор. Итак, начнёмте поединок!  Призываю небеса и всех присутствующих в свидетели. Господь, даруй победу мне над этим мужиком! — И рукою закованной в стальную перчатку осенил себя крестным знамением.  Тронув поводья коня развернулся спиной к королеве.  С тем и разъехались рыцари в разные стороны. По знаку распорядителя ринулись друг на друга во весь опор и сшиблись с ужасающим грохотом. Копья при этом у обоих преломились, окружающие зрители ахнули. Подпруга у вороного коня лопнула и всадник вместе с седлом, по лошадиному крупу, слетел на землю, но при этом устоял на ногах, и, выхватив меч, дожидался противника. Присутствующие замерли, никто не ожидал такого начала. Ланфранк, медленно, как бы выжидая, подъезжал к пешему рыцарю, держа в руке обломок копья.
      Черный рыцарь, видя его колебания, воспринял это по-своему и с ядовитой  насмешкой проговорил:
     — Ну что, шут, затрепетал пред королём! Не восславят тебя твои стихоплёты в своих виршах. Ты ни на что не годен! Недобрый случай помог тебе. Не силой твоих рук оказался я на земле, а волею случая, по вине нерадивого конюха. Ему будут петь они славу. А тебе не велика честь конному биться против пешего. Достойный ли это поступок настоящего рыцаря. Да и какой ты рыцарь! Быть тебе участником турнира в надувании бычьих пузырей. Вели дать мне коня! Или высокое благородство не ведомо кухонному стихоплёту. 
      Ланфранк  осадил коня и ответил:
      —  Ваша брань, которой вы меня не заслуженно осыпаете, только подвигает меня на храбрый бой с вами, и чем больше вы меня браните, тем больше возрастает мой гнев и ожесточается сердце. И силы мои удесятеряются от ваших слов.  Господь дал нам равные права и оружие, поэтому — пусть к вам подведут коня.
      Белый рыцарь знаком показал, чтобы подвели коня противнику.  Король без дальнейших разговоров вскочил в седло и ринулся на ненавистного врага, обрушив на него множество ударов, от коих пришлось не сладко Белому рыцарю, но он славно отражал эти могучие удары, успевая отвечать на них и довольно успешно.
      И долго они осыпали друг друга ударами, перемещаясь с одного конца поля на другое.  Уже огнедышащее, драконоподобное солнце стояло в зените, исторгая из недр своих нестерпимый жар, от коего накалились стальные доспехи бойцов. Кони же от усталости стали спотыкаться, плохо слушаясь своих владельцев, и будто безумные норовили зубами и копытами нанести ранения противнику. Но сражающиеся не оскудевали силой и не теряли твердости рук своих. Казалось будто управляла их телами какая-то не земная несокрушимая мощь. 
      Видя, что не удаётся справиться по чести с рыцарем-трубадуром в бою; не иссякает в том сила  подпитанная не столько гневом и ненавистью, возникших от бранных речей короля, а любовью и жаждой справедливого возмездия. Почувствовал венценосный рыцарь своё бессилие пред ним, и дрогнула крепость духа закованного, как и душа, в чёрную броню и пошел он на хитрость, коварством своим сродни подлости.
      Мечом, будто случайно, скользнул по броне и ударил лошадь по крупу, нанеся жестокую рану. Конь под Белым рыцарем зашатался и рухнул наземь. Всадник чудом выпростал ноги из стремян и остался стоять на ногах. Король яростно атаковал спешившегося рыцаря и с плеча рубанул, вложив в удар всю свою мощь, намереваясь рассечь шлём и голову. Ланфранк однако был начеку. Щитом и силой мышц отвёл удар в сторону и пока противник, не рассчитавший силы удара, пытался выправиться в седле, бросил своё оружие и, схватив того за руку, стащил на землю. Король упал с коня. Оглоушенный падением он не сразу мог подняться. А встав на ноги, предстал пред готовым к бою Белым рыцарем, который благородно позволил противнику оправиться после неудачной атаки. Выставив вперёд щиты и чуть пригнувшись, пошли противники друг на друга и, сойдясь, обрушили один на другого тьму ударов. Приседая и наседая, нападая и отступая, наносили удары с такой мощью, что от содрогания щитов гудела земля у них под ногами. Щиты и панцири были жестоко иссечены и сами бойцы во многих местах ранены. Кровь на черной броне не заметна, зато белое одеяние у Ланфранка всё больше и больше превращалось в красное.  Раны сильно кровоточили и куда не вставала его нога там оставался кровавый след. Но отважное и мужественное сердце не позволяло поддаться врагу, ведь от этого поединка зависела не только его жизнь. Вдруг страшный удар раскалывает его щит и в руке остаётся лишь небольшой осколок, которым он пытается прикрыть голову. Но королевский меч безжалостно пробивает столь слабую защиту и разбивает шишак на голове Ланфранка. Крепкая сталь спасает жизнь трубадуру, но теперь он не имеет для защиты ни щита, ни шлёма. Кровь заливает левый глаз и мешает видеть противника. Оглоушенный Ланфранк, чувствуя как крепость его мышц вот-вот ослабнет, отбрасывает бесполезный осколок щита, берёт меч двумя руками и как молотом начинает наносить сокрушительные удары.
       У Черного рыцаря силы тоже на исходе, кровь уже не сочится из-под доспехов, а течёт широкой рекой. Меч становится чрезмерно тяжелым, им нелегко управлять. Вот от мощного удара лопаются ремни щита, и он слетает с руки и следующий удар стального лезвия покрытого зазубринами рассекает кольчугу  и глубоко разрубает грудь. Кровь черным жемчугом разлетается по земле. Король опускает меч и, склонив голову к груди, с удивлением видит своё бьющиеся сердце. Подняв руку, хочет  прикрыть ужасную рану, но крылатые пособники смерти выхватывают его грешную душу и уносятся прочь.
      Сердце остановилось, и тело черного рыцаря навзничь пало на землю. 
      Увидев врага поверженным, лежащим в луже своей крови, Ланфранк пал на колени и вознёс горячее благодарение Богу за дарованную победу, за свершившийся справедливый суд.  Желал было встать и идти к трону королевы и, преклонив пред ней колени, взяв в руки лютню стихами выразить свою любовь и в кансонах воспеть её красоту и верность, что путеводной звездой привела к свершившейся победе. Но силы оставили его, не мог он подняться самостоятельно.
      Скоро спустившись из ложи, почти бегом от великой радости, к победителю  приблизилась королева. А за ней, не выдержав душевного напряжения, со слезами на глазах последовал принц Адемар, дабы приветствовать доблестного защитника королевской чести, в бою доказавшего силу своей любви, величие и благородство души. Более достойного отца принц не мог себе пожелать. Увидав приближающуюся королеву, Ланфранк предпринял чудовищные усилия, пытаясь встать на ноги дабы приветствовать её величество. И только подбежавший Адемар, в последний момент, успел поймать падающего без чувств отца. Оруженосцы и пажи соорудили носилки и унесли рыцаря в замок, где сняли измятые латы и уложили на ложе, призвав лекарей.
      Сменилось немало дней и ночей, прежде чем рыцарь-трубадур исцелился от ран и встал с постели. Всё это время королева не отходила от больного. И первое, что увидел рыцарь, обретя сознание, был ангельский лик  возлюбленной, столь долго и страстно воспеваемый им в добрых кансонах.
      Мою любовь я не забуду,
      Узрев далёкие края.
      Ей верен я везде и всюду,
      Тому порукой — честь моя.
      И подтверждают песнь моя и слово
      Что счастия не нужно мне другого.
      Влюблён в одну и ту же,
      Боюсь я лишь разлуки с ней.
      Разлука! В мире нет напасти хуже.
                Рейнмар.
      
      В скором времени юную голову принца Адемара увенчала корона. Королева-мать  наконец-то, смогла обрести счастье и покой: она вышла замуж за Ланфранка, виконта де Руер. За горестные дни разлуки любовь их не остыла, а наоборот, более выросла. Они уединились в старом замке, где прошли детские и юношеские годы Эйны, где впервые в их сердцах зародилось великое чувство любви, способное творить в людских душах чудеса. Окруженные почётом и уважением они прожили свой век в любви и согласии.
      Много стихов сочинил ещё Ланфранк, но и достаточное количество кансон об их жизни сложили бродячие трубадуры. И мы с почтением кланяемся сим творцам, что с таким изяществом сплели сканые узоры словесов.
      
             Теперь окончен мой рассказ
             О любящих, в которых страсть
             Над временем имела власть,
             И стойкость сохраняла свято
             И верностью была богата.
             И всем  любовникам она
             Примером послужить должна.
               (Средневековый роман о владельце замка Куси и даме де Файель.)

                ***
      Вечерняя заря холодит воздух вольными ветрами прилетевших с моря. Зябко стало стоять у серых безымянных надгробий, вслушиваясь в таинственный шёпот ушедших веков. По каким-то необъяснимым причинам доверившись мне, камни только что явили на подмостках  моего воображения сию повесть. И вероятно я был единственный их зритель и слушатель за всё время их существования. Возникшие образы, парившие вкруг меня, стали таять и словно актёры на сцене в прощальном поклоне исчезли за занавесью наступающих сумерек.   
      По-видимому, внутреннее моё состояние предрасполагало к возможному контакту двух миров, причиной этому могло послужить созерцание романтических руин. Чувства были обострены и настроены на сверх чувствительный диапазон восприятия, отчего я и уловил витающую над развалинами энергетику старины, располагающую к поэтической меланхолии романтического средневековья. Да к тому же недавно прочитанная книга « Жизнеописания трубадуров» изданная в XVI веке Жаном де Нострдам, братом великого астролога, тоже сыграла немало важную роль в мечтательной душе автора.

       * Жонглёр — профессиональный певец песен трубадура, нередко сам становился трубадуром.
       * Девица блаженная будь к нам благосклонна, Донеси мольбу мою до Венеры трона!*  — из поэзии Вагантов.
        * Бернарт де Вентадорн
        * Арнаут де Марейль  (конец Х!! века)
        * Бенефиции — В Средневековье и позже этим словом обозначалось земельное владение, передаваемое в пожизненное пользование на условии несения службы — придворной, административной
       * оммаж — ритуал, обряд в средние века между королём и вассалом
       * Цистерцианцы — белые монахи, бернардинцы, католический монашеский орден, монахи которого ведут затворнический образ жизни, подчиняя свою духовнось аскетизму и созерцанию.   
      * Каретная пошлина —  дорожная пошлина. 
      * И любовь мою вознаградит… — Вальтер фон дер Фогельвейде.   
      *  истинные солюбовники в воображении своём никогда не покидают друг друга.  — 30-е правило любви.
      *Маркграф — должностное лицо в средневековой Европе наделённое королём широкими полномочиями.
      *ланиты — щеки
      *Дюрандаль — легендарный меч Роланда из «Песнь о Роланде»