31 Праздник Непослушания

Праздник непослушания.

Мне, человеку далекому от современных средств коммуникации никакая рассылка не пришла.  Мне отправил «мыло» Андрей. Да. Произошло чудо. В ночь со среды на четверг мы выгрузили его у заднего крыльца коммерческого реабилитационного центра, считай частной больницы – тюрьмы строгого режима. Я был уверен, что делаем это зря. Уже в фургоне он сначала задыхался, а потом заnих. И сердцебиения Крис не услышала. Однако, предложить закопать его в лесу я не решился.
И тут как раз нам помогла длинная цепь из друзей друзей.
 
Прямо из фургона Митя позвонил какому - то «Зае». Тот долго кокетничал, но согласился набрать «Масика», чтобы уговорить его позвонить своему «Папику», чтобы тот, в свою очередь …  В результате столь длинных переговоров мы и оказались у заднего хода больницы. Показательно, что эта проблема была решена Митей именно через задний ход. Вот же педик. Все у него через одно место.

В частной клинике его прооперировал дежурный врач. Врач недавно женился и взял ипотеку, поэтому ночами работал надсмотрщиком в этой частной тюрьме, а днем хирургом районной травме. За два мелких камушка из аквариума он, как мог, прооперировал Андрея. После операции пациента надолго закрыли в одну из палат одиночек, где больные запираются на период острой ремиссии, известной в народе как ломка.

И вот, в то самое воскресенье случилось чудо. Он воскрес из мертвых. И, уж не знаю каким чудом, сбежал из клиники. Сейчас он сидел на кресле в самом центре вечеринки, одетый только в хозяйские шорты, пляжную шляпу и в широкую полоску бинта, залитого коньяком. А в толпе танцевали конгу две молоденькие медсестрички.

Впрочем, когда все одели купальники, их уже невозможно было отличить от девушек из Нашей Армии и просто девушек друзей друзей. Все были одинаково пьяны, одинаково покрыты потом, одинаковые веселые. Всполохи адского пламени плясали во всех глазах. Мы праздновали. Все подряд. Митин дебют, Андреево воскресенье. И так удачно день рождения Боба Марли. Правда, Боб родился 6 числа, а мы праздновали 17, но, я думаю, на Ямайке им некогда обижаться на такие мелочи. Там, кажется, живет удивительно покладистый народ.

Мне всегда хорошо там, где пьяные люди движутся в общем ритме под громкую музыку. Есть в этом первобытная радость. Восторг. В такие моменты хочется быть с ними одной разбавленной алкоголем крови, одного с ними безымянного роду племени. Ягодками с одного поля. Патроном в одном с остальными магазине. Частью огромной машины, которая сама себя строит, и сама себя давит. И все равно, что это будет за музыка. Филармонический оркестр венской оперы или кучка грязных подростков, лупящих палками по бочкам из-под бензина. Лишь бы громко. Лишь бы басы. Лишь бы ритм. Лишь бы дрожала земля под подошвами, и раскачивались стены в такт. Пусть больше ничего не будет. Звук, бас, ритм. И этого вполне хватит, чтобы сотворить новую вселенную. Или, хотя бы, сделать эту комфортнее. Если и был у Господа план, если он нас, сотворивших его, сотворил по образу и подобию своему, с какой - то целью, то наверняка только с этой. Музыка. Бас. Ритм. Драйв. Не удивлюсь, если в сопли обдолбаный и в лоскуты пьяный Сын Божий пляшет сейчас, где - то на пляже Ибицы. И сердце его колотит в неистовый ритм. В ритм, который мы все ощущаем. Музыка. И только для этого существует человечество. И только поэтому все еще стоит, неколебим Вавилон. Во веки веков.

Танец змейкой распался. Потные тела стали ближе друг другу. Где-то уже так слиплись руками и губами, что сразу и не разберешь, где кто. В моем поколении все же мужчины были крупнее, а девушки рельефнее. Да и прически различались. А с этими так сразу и не скажешь. Кто мальчик, кто девочка, кто Митя или объект его страсти.

Я долго искал место, где не мешал бы танцующим детям. В конце концов, это был их праздник. Меня пригласили только из вежливости. Все же я был старейшиной этого нового безымянного племени. Ни шаманом уже, и не вождем. Они так подросли за эти несколько безумных недель, что им уже не нужен был вождь. Во всяком случае, такой вождь. Мне не было уже тут места.

Короткий февральский день закончился. На большой кухне был полумрак, в котором тоже происходило броуновское движение разгоряченных тел. Кто искал посуду, кто шарился в холодильнике. И, кажется, одна парочка пристроилась на дальнем конце дивана, не смущаясь и не смущая остальных. Бесстыжие, не ведающие греха дети новорожденного тысячелетия. Обожравшиеся забродившими плодами Древа Познания.
Вслед за мной на кухню приковылял Андрей. Шел он тяжело. Оно и понятно. Свежие хирургические разрезы не слишком способствуют двигательной активности. Однако, с его появлением на кухне стало пустынно. Убрались все. И даже парочка, предававшаяся акробатике в дальнем конце дивана. Осталась только одна из медсестричек, которая помогла ему идти и подвинула стул. Она же достала из шкафа бутылку коньяка и две кофейные чашки. Ага. Похоже, у племени есть вождь. Уже есть.
 
Я налил.

- Ну, как оно там? Видел свет в конце тоннеля? – Спросил я его.

- Да нет там никакого тоннеля. И света нет. Все брешут эти поганые мистики и духовные отцы. Сами бы попробовали. Сдохнешь, и все. – Ответил Андрей. Мы выпили. Не чокаясь. Как будто помянули кого-то.

- А где талисман? По первому разу все на шею вешают и пули, и осколки, что из них достают. Пока не надоест. Сам ходил с металлоломом на шее.  – Я снова налил.

- Так зашили. Не стали ничего доставать. Говорят, не опасно. Хотя, талисман был бы классный.

- Ну, и теперь, когда ты понял, что такое смерть, когда попробовал её на зубок, у тебя произошла переоценка ценностей и ты хочешь об этом поговорить? – Я помог ему начать трудный разговор. Трудный, для нас обоих.

- Все не так. Смерти я по-прежнему не боюсь. Вернее, не боюсь прекращения жизни. Ведь нет никакой смерти, как оказалось. Я боюсь, что мы идем не тем путем. Бабай, ты уверен, что наш план сработает? На все сто, уверен? С гарантией? Мы же убьем хренову тучу народа. Миллион!!!- Он начал говорить с нажимом, с надтреснувшим отчаянием. – Ты подумай, миллион!!! Это же очень дохрена!!! И окажется, что все зря? Что Вавилон не рухнет? Выстоит. Он же пережил чуму, пережил «испанку». Все ему нипочем. Неужели он не переживет нас? Кучку фанатиков? Ответь мне, Бабай, ты уверен? Как ты можешь быть уверен? Почему? Ответь.

Хорошо, когда ты религиозный администратор в высоких чинах, и можешь ссылаться на книгу, написанную тысячу лет назад, и кое как переведенную. Или сослаться на непререкаемый авторитет рассыпавшихся в пыль Святых Отцов Основателей. Пообещай, приунывшему шахиду больше девственниц и гашиша в загробном мире, и дело в шляпе. Неплохо быть замполитом. Очень просто быть убедительным, когда за твоей спиной не только тонны макулатуры бородатых теоретиков, так же давно покинувших свет, но и карательно-репрессивный аппарат в кобуре. Поставил к стенке упорствующего в ереси, и поднял на его место следующего. Который на предыдущем примере уже понял, что лучше не задавать вопросов. И уже весь из себя готов лечь грудью на любую амбразуру для великого Рейха. Еще можно сослаться на Народ и на Родину. С надрывом так, со значением. И чтобы каждое слово с большой буквы. Как правило, слова, которые непонятно что значат так и произносят. С Большой Буквы. От этого они сразу наполняются тугим тяжелым смыслом.

А у меня в запасе только сколоченная на скорую руку, шитая белыми нитками, как кукла Франкенштейна, корявая идеология, изготовленная Каарой Фугу из кусков и объедков других, давно засыпанных пеплом истории, идеологий. Да и ту я даже не читал. А если бы и читал, то хрен бы поверил. Что я ему отвечу? Разве что, правду? Но, правда, страшнее любой лжи. К тому же, начав говорить правду, потом уже не остановишься, а это опасно. С правдой обычно только так и бывает.
Я схватил его за поле пляжной шляпы и притянул к себе. Между нашими глазами было сантиметров 20.

- Я уверен только в одном. Все мы сдохнем. И ты, в том числе. Это я тебе с полной гарантией обещаю. И ты можешь встать и уйти. Тогда ты сдохнешь не в Тот Великий День, когда сам запланировал, добровольно. А лет через тридцать, сорок. И каждый день ты будешь просыпаться, и думать, а не повесится ли? И так и не повесишься. Потому что, однажды приняв компромисс, ты уже никуда с этих рельс не денешься. Все у тебя будет. Как у всех. Вот только у всех нет нихрена настоящего. И у тебя не будет. Думаешь, песню напишешь? Картину нарисуешь? Или по стандарту, дом, дерево, сын? Думаешь, те, кто написал песню или построил дом, вен не режут, в окна не прыгают? Прыгают. От того, что знают, Вавилон устроен не правильно. В нем нельзя жить. Этот Город должен быть разрушен. И у тебя, сука, есть шанс. Шанс!!! Маленький, говенный, чахлый шанс. И ничего больше у тебя нет. И ни у кого нет. Можешь его не использовать. Но, как ты тогда дальше дышать будешь? Вставай, и уходи. Живи. У тебя был выбор. Выбрать, когда и как сдохнуть, это очень много.
Я видел, как его корежило от злых моих бредней. Глупый честный мальчик поверил мне. Опять. Не словам моим, слова только для того и служат, чтобы обманывать. Поверил он мне. По той причине, что ему и в голову не пришло, что есть люди, умеющие так искренне врать, так искреннее и яростно глядя в глаза.
 
Циничные мечтатели, прожженные мамкины нигилисты. Разуверившиеся сразу во всем, на корню, оптом. Они все еще готовы поверить. Поэтому они и покупают зубную пасту или туалетную бумагу определенной марки. Определенной рекламой.

- Понял я. Понял, Бабай. - Он отдернул голову. Тропической бабочкой упала на пол пляжная шляпа.

- Нихрена ты, пацан, не понял. Это не ты, это твой организм говорит. Молодой здоровый организм. Полный энергии и силы организм. Ему умирать нет причин. Он хорошо себя чувствует.  Кровь кипит. Яйца гудят. Желудок требует вкусного. Столько девчонок еще не оттрахано. Сколько мяса еще не сожрано. Ему еще жить и жить. Ему по приколу и по кайфу. Тем более, после ранения. Когда со смертью разминулся, только тогда и понимаешь, как это здорово – просто жить. Организмом. Приматом. Инстинктом. А если еще и не думать, то вовсе отлично. Вот только ты так не сможешь. Разногласия возникнут. И если победишь ты, то прыжок из окна или ванна полная крови. А если он, организм, победит, то ты сильно пожалеешь, что не закончил так. Многие живут в полном согласии с организмом. Счастливы в зоологическом смысле.  Но ты так не сможешь. Ты не сможешь жить в мире, в котором нет места ничему кроме потребления и удовлетворения. – Хреновый я был бы Гуру, если бы в такой располагающей к вдохновенной лжи и словестной эквилибристике обстановке доверия не смог бы обмануть одного единственного, пусть и повзрослевшего, мальчишку. Сейчас стоит замазать ему глаза красивым, но не относящимся к предмету разговора сравнением.

 - Это как с наркотиками. Одни получают только зависимость. Кнопочную. Нажал на кнопку – шприц, получил в кровь состав и счастлив. И таких большинство. Кайф незнания, не ощущения. Просто потому что их мозг никогда раньше не ведал удовольствия. А кому-то, очень мало кому, открывают наркотики двери туда, куда ничего кроме разума проникнуть не может. И вот те, первые, могут соскочить. Ломка, это же очень неприятно. И, если разобраться, то не такой уж это и кайф. Если двери не открылись, то наркотики такое же скотство, как водка. Только дороже. Вот они, человеки разумные, рано или поздно, понимают, что им это не надо. И соскакивают. Вернее, перескакивают на одобренные обществом зависимости. А вот те, кто и без наркоты бился уже разумом в запертые двери, они все понимают. Знают, чем платят и за что. За пропуск. За возможность заглянуть туда, куда по-другому никак проникнуть не получится... И, чаще всего, их даже не ломает. Они достаточно организованы и могут приказать организму не «ломаться». Они в любой момент могут принять решение – больше не употреблять. И вот именно они никогда не останавливаются. И именно они, в конце концов, умирают от передоза. Потому что там, куда они попадают бесчисленное количество дверей. И за каждой открытой дверью ждет много других дверей. Так и ты. Ты уже не сможешь без всего этого. Но, можешь идти. Тебя насильно никто не держит. - Повисла пауза. Андрей протянул руку к кофейной чашке. Я тоже. Мы выпили. Я закурил.

- На ад похоже. – Сказал Андрей. Как понял про мои аллегории с дверями и наркотиками.

- Или на салон магазин «Мир дверей и форточек» - Мы невесело ухмыльнулись.

- Нет, Андрей, серьезно. Думаешь, ты можешь уйти? Куда?

- Да не думал я даже, уйти. Я просто думал, что есть другой способ. Не такой. Ну, это же очень опасно. Вдруг мы ошиблись, и чума перекинется на весь Город?
 
- Да и хрен с ним, с Вавилоном. Если не наша чума сейчас, то они сами себя отлично уничтожат. После чумы им будет проще, чем после атомной гражданской войны. Ты помнишь, что говорила Крис в фургоне? Они погубят и нас и себя. А так, хоть какой – то шанс.

- Да, Крис – девчонка! Много она понимает в экономике? – Ответил он резко. Но было понятно, что я его почти убедил. Нужно было только вбить последний гвоздь.
Зачем я это делал? Ведь вполне мог дать уйти и ему, и ему, и всем остальным.
 Отличный выход. Они все останутся живы. И деньги так и останутся там, где спрятала их Каара. В старом хоккейном бауле на балконе. И так и не узнают правды. Разбегутся, пока на них еще нет крови. Пока все это просто веселое приключение, о котором можно скоро забыть. Ведь, так будет лучше для всех. И для меня, и для них. Вот только не отпущу я никого. Моя ледяная богиня Каара Фугу все еще голодна. Она все еще требует жертв и никого не выпустит из паутины своих лживых слов. Никто не минует её когтей. Она требует их души, их жизни и получит их. Ей не хватает только этого, чтобы стать настоящей богиней. Той, которую я люблю. А значит, все они совершат то ритуальное самоубийство, ради которого и была затеяна вся эта игра. Это будет справедливо. Они сами так решили в коморке за кальянной. Никто не принуждал их. Сами. И теперь их души принадлежат Ледяной богине Революции. А я самый верный шаман новой религии. Куда лучше ощущать себя жрецом нового страшного, но, сука, справедливого, культа, чем банальным обманщиком и заурядным бандитом, таскающим из огня крупные суммы каштанов руками наивных романтиков. Их тогда становится жалко. А мне не хочется их жалеть.
 
- Уходи. Просто встань и иди. – Третий раз предложил я ему. Чтобы уж все было по-честному. Он снова не встал и не пошел. Только смотрел на меня растерянным, отчаявшимся взглядом звереныша. – И прежде чем встанет солнце, ты трижды отречешься от меня. – Продолжил я. – Не помнишь, откуда цитата? Ну, и хорошо, если не знаешь. Некоторые книги лучше не читать, пока не готов. Но, попробуй вспомнить?

Он не вспомнил. Я затушил сигарету о стеклянный столик с тропическими птицами и вышел из кухни. Мне плохо в помещениях, где глядя в глаза люди, предают друг друга. Даже если этот предатель – я. Мне всегда хорошо там, где пьяные люди движутся в общем ритме под громкую музыку…………………………………………………………….

Мне всегда хорошо там, где пьяные люди движутся в общем ритме под громкую музыку. Тугая, как скрученный в жгут шелковый шарф убийцы мелодия раскачивала воздух и стены. Хриплый голос Джоан Джетт рассказывал страшную сказку, о ведьмах за окном. Я любил эту мелодию. И, именно под нее стоило разбиться на пары и делать вид, что танцуешь, а не занимаешься жестким петингом.

 Но у этого поколения все, не как у нас. И это к лучшему. Они танцевали. Каждый отдельно. Под эту мелодию можно плавно раскачивать тело и так же можно яростно трясти головой. Она наполняет собой помещение, как вода наполняет тонущий корабль. И все они плыли в этой странной тягучей мелодии. И изнывали от ритма, пота, жары, алкоголя. И я, задержавшись на секунду на самом берегу танца, вдруг понял, что это мой последний танец в Вавилоне. Сорвал футболку и шагнул в океан танца. И он сразу охватил меня и понес теплыми течениями в неведомое. В самую глубину, на самый стрежень. Музыка подхватила меня в свои мягкие лапы. А потом вдруг мелодия изменилась. И тело само пошло конвульсиями. Ритм. Звук. Бас. Танец. И вот, меня уже нет. А есть только танец. Счастье. И вот, уже трутся об меня чьи - то мягкие молочные железы. Трогают чьи – то пальцы с флюоресцирующим маникюром. Не вижу лица. Да и какая разница. У всех, кто плывет со мной в этом потоке, нет лиц, имен, воспоминаний. Есть только танец. И ничего кроме………………

Плясал, пока не выбился из сил. Пока потоком меня не выдернуло из штанов и носков. Их унесло течение танца. Но и меня нес поток в нужном направлении. К длинной оранжевой барной стойке. В одну руку прибило кофейную чашку с водкой, ага, коньяк пионеры уже выкушали весь, в другую – большую чайную кружку с соком. А потом из воздуха появилась зажженная сигарета. Дамская, длинная, никакая на вкус. Мне было хорошо быть частью этого потока веселья. Мне так хорошо было на этом берегу танца. И даже теплая водка была удивительно хороша.

Все были пьяны. Все были веселы. И все танцевали. Хотя, точно не все. Когда я входил в квартиру, зимняя обувь гостей стояла вплоть до самого лифта. С полсотни пар. Теперь танцевали от силы три десятка ног. Кто босиком. А кому – то оказалась впору обувь бывшей владелицы коллекции купальников. Но большая часть гостей, званных незваными гостями, расползлась по субтропикам огромной квартиры. И что – то там происходило.

Я явственно услышал пистолетный выстрел. Очень похожий на гулкий ТТ. Но в этом прокуренном мире искусственных субтропиков обитал не пуганный народ. Никто больше не обратил на это внимание. Я бы и сам решил, что мне почудилось в шуме, но тут снова прозвучал выстрел. Определенно, что – то происходило. Я выпустил из рук кружки, их тут же унесло течением в другие руки, и пошел искать источник звука.
Этот поход напомнил мне мою работу в Клубе. Там тоже надо было обходить темные закутки, чтобы подобрать тела, нуждающиеся в госпитализации. Везде трахались. В самых странных позах, компаниях, сочетаниях. В лагере, я просмотрел кучу порно, но, клянусь, сейчас я увидел что-то новенькое. И даже отложил в памяти пару новых идей для Алисы, и кое-что для Каары. Естественно, на Митю я тоже наткнулся. Он, ничуть не смутился, и приветливо помахал мне свободной рукой, продолжая свои занятия. Вот же педик. Впрочем, эти дети вообще не знали, что такое смущение. Они, либо вовсе не обращали на меня внимания, либо рады были гостям. И я не знаю точно, что я чувствовал.
 
А то, что я увидел в ванной, меня просто поставило в тупик. Не знаю, что это было, но забыть уже не смогу. Вот дают, пионеры. От Лехи я точно не ожидал такого, а на счет Марины я точно не ошибся. Шлюха. И ей это к лицу. Однако и в ванной пахло не порохом, и никто не размахивал оружием. К счастью. Мало ли для каких целей эти затейники пистолет используют.
 
Ванных комнат в квартире оказалось аж три. И ни в одной ничего не наводило на подозрения в стрельбе. Все там были очень заняты совершенно другим. Пока я заглядывал во все двери, услышал еще два выстрела. Уже громче. Значит я на верном пути. Да и в коридоре потянул знакомый запах пороха. Но, похоже, кроме меня, это совсем никого не беспокоило. У всех были занятия куда интересней. Впрочем, в их возрасте так и должно быть.

Новый выстрел точно указал мне цель путешествия. Эта комната была кабинетом. Отчего - то новые хозяева Города очень любят оборудовать кабинеты. Что они, википедию переписывают? Зачем им такие роскошные письменные столы и кресла? Чем они занимаются в кабинетах?

Посреди полного порохового дыма кабинета торчала Крис. Перья индейского головного убора торчали дыбом. Ну, конечно, кто же еще? Мог бы и сразу догадаться. В руках у нее был «Маузер». Видимо Андрей уже успел подарить.

- Вот это кто шумит? – Вместо приветствия начал я.

- Ой! Бабай!? Привет! – Радостно приветствовала она меня, с трудом выговаривая согласные. – Как классно, что ты пришел. – И она обняла меня, обдав запахом коньяка. Я увидел у нее на лбу ссадину.

- Что? Отдачей в лоб прилетело? – Спросил я её.
 
- Ага! Я попробовала одной рукой стрелять. А он как прыгнет назад, и прямо мне по лбу. – Она была весела. – А сколько в нем патронов? Он не стреляет больше. Может, кончились? Жалко, если кончились. Мне понравилось.

На стенах кабинета висели фотографии в рамках. Много фотографий. Со смутно знакомым мужиком, который фиксировал свои встречи с другими мужиками, так же смутно знакомыми. Знаменитые уважаемые холеные рожи первых лиц Города. По ним она и палила. И ни разу не попала. А судя по нескольким парным царапинам на дорогом паркете и её шпилькам, её просто относило на метр назад отдачей. Ноги ставит не правильно. Я сказал ей об этом.

- Как правильно? Покажешь? Ты же знаешь, Бабай, как правильно? Ты же про все знаешь. Ты умный. Мне аж страшно с тобой. Ты умный. Ты все знаешь, но нам не говоришь. Ты же знаешь, чем все кончится. – Она села на стол. Потом откинулась на локоть назад. Бретелька чужого купальника натянулась. Она подцепила её стволом Маузера и спустила с плеча. Маленькие грудки с любопытством выглянули из ткани. Я подошел ближе и забрал Маузер. Патроны не кончились. Просто, порох от долгого лежания без дела отсырел, при выстреле энергии газа не хватило на штатное срабатывание автоматики, стреляная гильза торчала из экстрактора. Я потянул затвор назад, гильза выпала, следующий патрон встал на место.
 
- Вот теперь все нормально. Теперь можешь стрелять. Но пистолет я тебе не отдам. Пьяная. Еще застрелишь кого. Андрюха расстроится. Это же он тебе его дал?

- Подарил. – Весело сказала она. – Не насосала, а подарили. – Видимо, эта была шутка не моего поколения. Я её не понял.

- Хороший подарок. Серьезно у тебя с ним?

- Мы с ним решили умереть в один день, если ты вдруг забыл. Куда уж серьезнее? У меня так ни с кем не было. И не будет. У всех нас серьезнее уже не будет. И у всех, в один день. У всех, кроме тебя. Я не верю, что ты умрешь вместе с нами. Такие как ты, не умирают. Не умирают за компанию. Такие как ты, всегда, в стороне от компании. И это возбуждает. – Она охватила мои ягодицы ногами и подтолкнула меня к столу. Я не смог сопротивляется и сделал шаг вперед. И его хватило, чтобы всего меня обдало её жаром. Она засунула палец в ствол Маузера.

- Осторожно. Он заряжен.

- В том то все и дело. – Она улыбнулась. Черт. Как она улыбнулась!!! Свет померк. Она притянула к себе ствол. Конечно, я был сильнее её, и мог вырвать из рук оружие, но уже не мог. Я уже вообще ничего не мог и ничего не соображал. Потом она приложила губы к стволу, как будто к флейте. И даже изобразила пальцами, что это именно флейта. Похоже, она действительно умела играть и знала мелодию. И капелька влаги скользнула по крыльям ресниц. И, конечно же, у меня встал. А у кого бы не встал? И она, несомненно, это почувствовала сквозь тонкую ткань купальника и моих трусов. И опять, улыбнулась. Да разве же можно улыбаться так?!  Она изменила направление ствола. Теперь он глядел ей в рот. И она провела по нему языком. Охватила губами и втянула его в себя по самый магазин. Другой рукой она трогала меня за яйца. Подушечками пальцев. Раскаленными подушечками пылающих пальцев. Между моих лопаток протекла струя пота. Она снова приложила флейту фирмы Астра к губам, дунула в воображаемое отверстие и посмотрела на меня.

- Ты помнишь сказку, про дудочника? Того, который собрал всех детей в Городе и увели их. И больше их никто никогда не видел. Ты и есть тот дудочник. Хитрый злой дудочник. Я узнала тебя. У тебя другая причёска, и в книжке на тебе была шляпа, но это ты. Ты нас тоже уведешь из Города? Ты же обманешь нас? Я знаю. Я все знаю, по глазам. Ты нам не веришь. И утопишь нас, как крыс? – Голос её был таким нежным. Мягкие жаркие губы двигались около моей ушной раковины, как шерстяная тряпка возле эбонитовой палочки. Я чувствовал, что по мне сейчас побегут искры. Я не мог ей отвечать. Но ей и не нужны были ответы. Она прижалась ко мне и продолжила источать горячий мед из уст своих.

- Обмани. Обмани нас всех, злой дудочник. В этом Городе нам нет места. Ни жить, ни дышать. Я не хочу умирать в этом Городе. Где угодно, но только не тут.

- Что ты говоришь? – С трудом ворочая присохший к губам язык, сказал я. Чтобы хоть что - то сказать. Соображать я не мог. – Смерть — это смерть, в любом месте
.
- А в этом Городе смерть лучше жизни. – Она выронила Маузер и освободившейся рукой схватила меня за волосы. И прижалась ко мне. – Думаешь, я не знаю, что делать, чтобы выжить тут? Пристроюсь на работу  крупный банк. И буду делать карьеру. Сосать дряблые *** сонным боровам из совета директоров. Им, и этого не очень надо. Эрекция у них бывает редко. Просто они больше ничего не могут придумать, чтобы доказать себе, какие они важные персоны, такие важные, что им сосут. Отсосу кому надо и стану замначальника отдела, правда, придется регулярно сосать начальнику, чтобы получить возможность отсосать директору по - чему-то там, и стать зам начальника направления, и сосать начальнику направления по пятницам, под пивко. – Она сильнее прижалась ко мне, хотя, куда сильнее. Мой предательски стоящий детородный орган уперся в её грудную клетку, между небольших грудок. А в голове уже был только барабанный бой кровеносных сосудов. Но она продолжала мурлыкать, обжигая кожу дыханием. -  И к тридцати у меня все будет. «Мазда» семерка. Квартира «трешка» в блочной новостройке на выселках. Даже муж, наверное, будет. Должна же я буду мстить хоть кому-то из мужчин, за то, сколько вялых дряблых маленьких хуев мне пришлось пересосать, чтобы все это иметь. И это все, что у меня будет. Выше карьеру уже не сделать. Выше, это уже мало сосать. Это надо родиться в правильной семье. Я хорошо знаю эту историю. Я не хочу быть вечным замначальника направления, как моя мама. А самой стать начальником я не смогу. Хотя, я люблю сосать. И хорошо это делаю. Но только те хуи, которые я сама хочу сосать. – Она охватила его сквозь ткань трусов. - Сейчас сам попробуешь.

- Нет, Крис, нет. Это не правильно. Ты не должна сосать мне. Это не по - товарищески. – Боже мой, Боже. Что я несу? Она развернулась на ягодицах и легла на стол спиной ко мне головой. Бежать было поздно. Она схватила его обеими руками. Да и куда бы я убежал, на подгибающихся дрожащих ногах?

- Крис, немедленно прекрати. Ты не должна так делать. – Но она уже ничего не слушала. А скоро и я уже ничего не мог говорить…………………………..

Пока меня не было, в большой комнате тропики накалялись. Музыка ревела так, что с барной стойки медленно сползала посуда. На полу была уже куча осколков стекла и белого фарфора, но всем было плевать на этот водопад. У них было дело куда как интереснее. Для полного антуража не хватало барабанной дроби на бочках из-под бензина и удушливого черного смрада горящих покрышек. Эпицентром был Митя. На барной стойке, в лаковых трусах, темных диктаторских очках и в огромной фуражке с генеральской кокардой, он орал в микрофон лозунги на псевдо-немецком языке - «Фольцваген. Штангенциркуль. Маркшедер. Зиг»- Орал он в микрофон караоке.

- Хайль!!! – Орала ему в ответ танцующая толпа и вздымала вверх руки и портреты Президента. В этой квартире портрет Президента был в каждой комнате. Они посрывали их со стен, и устроили крестный – ход с иконами Гаранта и Отца Нации. Я даже не знаю, что это было. Пародия или сатанинская версия национального культа.
- Аусвайс! Кригсмарине! Гешвадер!!! Зик…
- И снова отвечала счастливая толпа в молитвенном благоговении.
- Хайль!!! – Митя, хотя какой к черту Митя, демон овладевший его телом, был вершиной огромной волны обожания, преклонения, любви. Наверное, все же не он тогда был прав. Не педик, а бисексуал. Ибо его одинаково обожали и мальчики, и девочки. И он парил над океаном этой пылающей, рвущей жилы любви. Мне, конечно, стало страшно. В зеркальных его очках я увидел адское пламя грядущего. Вот кто придет на смену сумасшедшей суке Кааре Фугу. Ледяного демона сменит пламенный. И поведет за собой проторенной дорогой. И все последуют за ним.

Мир устал от лидеров в приличных костюмах. Мир не верит больше их размеренным взвешенным словам. Мир давно понял цену любых слов. Новый лидер будет таким. Бесстыжим и безграничным.
 
Он сейчас был похож на Фреди Меркури, Стива Тайлера и Адольфа Гитлера одновременно. И так же, как они мог транслировать любые идеи в любые мозги. И даже не идеи, и не в мозги. Вряд ли они понимали, что делали. Но их распирало от отчаянной невыносимой одной на всех любви к лидеру. Музыкой управлял восставший из павших Людвиг Рабинович. У него был отличный музыкальный вкус. Самые стенобитные проигрыши из АС ДС и Роллингов сменяли друг друга. Так удачно, что казались одной бесконечной композицией без склеек.
 
Вавилон снова разродился демоном народной любви, демоном простых решений. И так будет повторяться бесконечно. Из поколения в поколение. И никто кроме Каары Фугу не попытается изменить этот Вечно Новый Порядок, похожий на все предыдущие. И она тоже этого не сможет. Вавилон непобедим. Во веки веков. Аминь……………………

Потом я пил. Чтобы выгнать алкоголем страх и отчаяние из организма. И все пили наравне. Наверное, им тоже было страшно. После Мити к караоке никто не притрагивался. Людвиг еще какое-то время царил над музыкой, но постепенно мелодии становились спокойней. Музыка тише. И танцующие пали один за другим, сраженные алкоголем, прямо на пол. А вскоре и он, оставив играть, что - то для фона начал пить со мной. И что – то важное и проникновенное рассказывал о музыке, о таланте, и о судьбе, которая никуда не ведет. Я с интересом слушал его, не понимая ни слова уже. И падая в алкогольное забытье, я успел устроиться так, чтобы под головой был не пол, а чьи - то тощие ягодицы. Надеюсь не Людвига, и не Мити.
И спал глухим черным сном, пока не проснулся от того, что на меня надели наручники. Отвратительное пробуждение. Особенно с похмелья.