Всем невольно пострадавшим от системы
и/или ставшим её заложниками спортсменам,
П О С В Я Щ А Е Т С Я
«О спорт, ты – мир!
Ты устанавливаешь хорошие, добрые,
дружественные отношения между народами.
Ты – согласие.
Ты сближаешь людей, жаждущих единства.
Ты учишь разноязыкую,
разноплеменную молодёжь уважать друг друга.
Ты – источник благородного,
мирного, дружеского соревнования.
Ты собираешь молодость – наше будущее,
нашу надежду – под свои мирные знамёна.
О спорт! Ты – мир!»
Барон Пьер де Кубертен («Ода спорту», IX, 1912 г.).
ПРОЛОГ
Ни для кого не секрет, что в пятницу, в офисе любой страны мира, временные обитатели этого пристанища отдают всё своё креативное воображение на откуп одной единственной мысли: «поскорее бы закончился сегодняшний день и, вместе с ним, бесконечно длинная и скучная рабочая неделя».
С самого утра каждый сотрудник занят подготовкой к наступающему уикэнду. Следовательно, занимается чем-то срочным и нетерпящим отлагательств, очень нужным и важным. А о выполнении своих прямых служебных обязанностей все вспоминают лишь постольку, поскольку это необходимо для создания и поддержания в вечно зашоренных глазах начальства всеобъемлющей иллюзии видимой и бурной активности.
Если и случилось что-то мистическое в эту пятницу 13-го, а точнее – 13 февраля 1998 года в главном офисе компании «Amour Sport Association», расположенном в самом сердце Парижа, так это только то, что в её коридоре, нежданно-негаданно, в какое-то неопределённое время суток – где-то ближе к полудню, появился её руководитель и относительно тихий и спокойный муравейник в одночасье превратился в гудящий и растревоженный улей.
Шеф, к тому же, оказался ещё и не один, а с никому доселе неизвестным и оттого заведомо подозрительным спутником.
Это прискорбное обстоятельство не сулило, ровным счётом, никому ничего хорошего, причём в самой что ни на есть ближайшей перспективе, поскольку из кабинета руководителя могли последовать непредвиденные срочные распоряжения и поручения, которые пришлось бы исполнять немедленно и безапелляционно. То, на что уже никто совершенно не рассчитывал, да и будем откровенны, не был и способен.
Однако первый удар, как это часто встречается в повседневной офисной практике, с уверенной непоколебимостью на лице героически приняла на себя всемогущая спасительница отечества – стойкая и отважная секретарша.
– Мадемуазель Жаннетт, будьте любезны, сделайте мне пожалуйста «Капучино», а сэру Тисделлу, его любимый двойной «Американо» со сливками, – привычно расплываясь тщедушной улыбкой по сосредоточенному и гладковыбритому загорелому лицу, вежливо распорядился мсье Эффиаль, заходя в собственную приёмную.
Как это ни покажется странным, на рабочем столе застигнутой врасплох секретарши не оказалось абсолютно ничего лишнего и постороннего – только самые необходимые для работы предметы, которых было много, но все они были рассредоточены по его периметру в идеальном творческом беспорядке.
При этом все они находились на своих привычных и законных местах: и компьютер, и принтер, и телефон, и факс, и гелевая авторучка, и записная книжка, и февральский каталог «Quelle», и раскрытый на самом пикантном развороте журнал «Mademoiselle», и основа для макияжа, и тушь для ресниц, и тени, и тональный крем, и корректор, и блеск для губ, и помада, и пилка для ногтей, и расчёска, и три заколки, и лак для волос, и маска для лица, и косметическое зеркальце с подсветкой, и купленные рано утром, глянцевые лайкровые колготки, а также стильный шёлковый сиреневый шарфик и незатейливая упаковка с разноцветными контрацептивами.
Без тени какого бы то ни было смущения или неловкости, увидев в хорошем расположении духа босса и, как мадемуазель Жаннетт уже догадалась, его заграничного гостя, она живо сориентировалась и пустила в ход весь имеющийся в её распоряжении арсенал шарма и обаяния: стрельнула мужчинам глазками, кокетливо и мило улыбнулась, машинально одёрнула мини-юбку, слегка поправила аккуратное каштановое каре и, едва заметно кивнув (разумеется, в знак согласия) короткой прямой, но элегантной чёлкой, мелодично прощебетала:
– Bonjour, мсье!
Иностранец, ненадолго задержав на ней свой неприкрытый плотоядный глаз, окинул её оценивающим взглядом и ответил тактичным и отчётливым американским штампом:
– Hello, miss. How are you? – После чего оба мужчины скрылись за чёрной кожаной дверью директорского кабинета, где и происходило дальнейшее развитие событий.
Что же при этом происходило в офисе, для нашего повествования будет уже совершенно неважно.
– Итак, господин Эффиаль, – не откладывая дело в долгий ящик, приступил к обсуждению деталей предстоящей сделки американец. – Мы намереваемся стать титульным спонсором вашей организации. В связи с чем мы предлагаем вам заключить контракт сроком на пять лет, а общий объём финансирования, согласно нашему предложению, составит пятьдесят миллионов американских долларов.
Мсье Эффиаль, который, максимум, на что рассчитывал, так это выручить, в случае успешной реализации этого проекта, сумму раз эдак в десять-пятнадцать меньше, мгновенно оказался на седьмом небе от внезапно свалившегося на него счастья, правда тут же взял себя в руки и попытался незаметно скрыть переполнявшие чашу помутившегося рассудка бурным потоком нахлынувшие эмоции.
Опытный глаз американца мгновенно уловил эту резкую перемену, произошедшую в сознании своего менее искушённого в подобных делах контрагента. Именно на неоднократно и с успехом применяемом сэром Тисделлом эффекте неожиданности и был построен весь его нехитрый тактический расчёт.
Услыхав про невероятную возможность получить за пять лет такую колоссальную сумму, причём от одного только спонсора, мсье Эффиаль понял, что можно будет одним выстрелом убить сразу двух крупных вальдшнепов и решить не только все финансовые проблемы, навалившиеся непосильным грузом на бюджет возглавляемой им организации, но также ещё и свои личные, среди коих главными были постоянно возрастающие запросы окончательно и «в корень» обнаглевшей секретарши, последним требованием которой были простенькие и незатейливые платиновые серёжки с бриллиантами, стоимостью, всего-навсего, каких-нибудь триста тысяч франков, в качестве подарка ей, ну, скажем, на Восьмое марта – к Международному женскому дню, который, как известно, во Франции не отмечается. В этот день там никто не дарит женщинам ни цветов, ни подарков. Вместо этого в стране повсеместно проводятся всевозможные митинги и манифестации. Активистки и феминистки борются за мнимое равноправие с мужчинами, зачастую самыми экстраординарными способами привлекая внимание средств массовой информации к современным псевдопроблемам женского общества.
Однако вернёмся к нашей незаурядной мадемуазель.
Предусмотрительная Жаннетт давно уже нанесла своему дорогому и уважаемому шефу непоправимый и упреждающий психологический удар ниже пояса. Она неоднократно, причём недвусмысленно и цинично намекала мсье Эффиалю на неизбежность задушевного и щепетильного разговора с его горячо любимой женой – с подробным изложением в этой беседе мельчайших деталей сложившихся между ними неслужебных кабинетных отношений в случае хоть каких-либо малейших подозрений или кулуарных пересудов о её гипотетическом увольнении.
Зная взрывной характер своей достопочтенной супруги, мсье Эффиаль понимал, что представления каких-либо доказательств для мадам Эффиаль не потребуется вовсе, хотя, чего уж греха таить, в их недостатке проблемы не испытывалось.
Учитывая все вышеизложенные обстоятельства, мсье Эффиаль готов был, не раздумывая и не глядя подписать контракт с американцами на любых, предложенных ими условиях, однако, следуя многолетнему навыку, выдержав дипломатическую паузу и, с целью попытки осмысления складывающейся ситуации и поиска направления мысли для возможности продолжения дальнейшего обсуждения, сделал вид, что принялся за внимательное изучение предложенного американцем проекта спонсорского соглашения.
– Кроме того, нам бы очень хотелось сделать ваше соревнование ещё более популярным, – не давая французу опомниться, продолжал сэр Тисделл.
– Поэтому мы предлагаем перенести пролог и два первых этапа «Большой петли» на мою историческую родину. Как вы уже наверняка и сами догадались – на «Изумрудный остров».
– Полагаю, что с этим как раз никаких проблем не возникнет, сэр Тисделл, – сразу же согласился мсье Эффиаль, – у нас отличные отношения с Федерацией велоспорта Ирландии, председатель которой, мистер Стив O’Коннор мой старый знакомый и закадычный друг. Едва только он услышит, что мы хотим предоставить ему почётное право открытия нашей девяносто пятой велогонки, можете быть уверены, что всё будет немедленно организовано, причём очень качественно и, можете не сомневаться, по самому высшему разряду!
– Ну вот и отлично! Правда, есть ещё одно несущественное дополнение, скажем, моя скромная личная просьба, господин Эффиаль, – как бы между прочим, вставил маленькую реплику сэр Тисделл.
– Поскольку у нас есть персональные контракты с несколькими ведущими спортсменами, мы полагаем, исключительно со спортивной точки зрения, было бы правильным на этот раз не перегружать гонку горными этапами и финишами, а сделать акцент на увеличение равнинных этапов и дистанции, которая преодолевается спортсменами индивидуально с раздельного старта. Добавить несколько, так называемых, гонок на время, включая важнейший предпоследний этап, немного подсократив, при этом, многочисленные горные заезды.
Мсье Эффиаль осёкся. Его шуршащая по высохшим губам улыбка теперь уже напоминала не улыбку, а, скорее, гипсом застывающий на морозе слегка искривлённый оскал. Американец посягнул на самое святое – исключительное право «A.S.А.» определять формат и содержание гонки. Француз сразу же догадался, чьи интересы пытается лоббировать его оппонент. С учётом внесённых коррективов, любому, хоть немножечко разбирающемуся в велоспорте было бы очевидно, что сокращение горных этапов и увеличение равнинных заездов будет на руку только одному спортсмену – немцу Йенсу Кейтелю, прошлогоднему победителю «Тур де Пранк», с которым у «Coca-Coma Corporation» недавно было подписано новое персональное соглашение, причём, по случайному стечению обстоятельств, тоже сроком на пять лет.
Изменение формата в предлагаемом американцами ключе сразу бы сделало немецкого велогонщика безусловным и главным фаворитом предстоящей гонки, поскольку важнейшим конкурентным преимуществом его основного соперника – итальянца Марио Конте является взрывная манера именно на горных этапах, когда даже в случае одной удачно проведённой атаки можно быстро подняться в генеральной классификации или в общем зачёте. Поэтому, в случае увеличения равнинных этапов гонки и стартов «с разделки», шансы итальянца на победу попросту нивелируются и сводятся к нулю.
Мсье Эффиаль мгновенно оценил всю трагичность своего положения. Американцы, предлагая ему изменить формат гонки, нацелены на создание своему протеже наилучшего предстартового расклада, столь необходимого последнему для очередной победы, а если говорить языком бизнеса, то они просто стремятся заработать денег больше, чем ими будет потрачено.
Классическая и универсальная формула любого бизнеса.
Но это было ещё далеко не самое главное. Мсье Эффиаль понял, что в случае подписания им данного соглашения в предлагаемой редакции, «A.S.А.» автоматически утрачивает контроль над ходом соревнования, сохранив одни только номинальные, чисто технические и организационные функции, а все существенные условия его проведения в течение нескольких ближайших лет будут определять исключительно сами американские хозяева инвесторы.
– Круто они берут, – подумал француз, – хотя, чему же здесь удивляться? Это для нас «Тур де Пранк» – суть история, философия и частичка нашей души, а для них – всего лишь выгодный бизнес и холодный расчёт. Не зря ведь в народе говорится, что деньги – они всегда идут к деньгам…
Возникла напряжённая ситуация. Медленно сползая в кожаную пучину прохладного кресла, французское самосознание оказалось практически полностью парализовано.
В этот момент оба бизнесмена услышали негромкое:
– Ваш кофе, мсье!
В кабинете появилась секретарша в новеньких колготках и с художественно сервированным блестящим серебряным подносом в руках, на котором находились две чашки кофе на блюдцах из английского фарфора, кувшинчик с молоком, сливки, сахарница, печенье и шоколадные конфеты.
Увидав исступление и растерянность на лице своего шефа, от чего тот весь осунулся и выглядел постаревшим примерно лет на десять, не на шутку перепуганная мадемуазель Жаннетт быстро поставила поднос на край стола и, перестукивая шпильками по лакированному паркету, стремительно выскочила из кабинета, осторожно притворив за собой дверь.
Непроизвольная пауза, между тем, затянулась.
– Если я не соглашусь на его условия, – размышлял мсье Эффиаль, позабыв про стоявший на подносе остывающий кофе, – не видать нам этих пятидесяти миллионов, как собственных ушей. Ищи потом ветра в поле – нового титульного спонсора. Не доживу я до Совета Директоров. Меня уволят намного раньше и, если говорить откровенно, абсолютно правильно сделают! Но, допустим, я всё-таки подпишу это грёбаное соглашение. Это ж ведь ещё бабушка надвое сказала, сумеет ли победить этот зарвавшийся немец, даже если произойдёт предложенное американцами изменение формата гонки. Всегда найдутся и тёмные лошадки, и не лыком шитая, целеустремлённая и амбициозная молодежь. Есть, к примеру, и бельгийцы, и швейцарцы, да и британцы традиционно сильны и постоянно входят в расширенный круг претендентов на самые высокие награды. Ну и, конечно же, итальянец – Пират, всеобщий любимец женщин. Да и не только их, родимых, как поговаривают некоторые злые и шершавые язычки.
Любое решение правильное, если оно правильно обосновано. Мсье Эффиаль прекрасно знал, что, рассуждая подобным образом, он попросту уговаривает и убеждает самого себя в том, что и так очевидно. А в том, что принятое решение неизбежно повлечёт самые непредсказуемые для «Amour Sport Association» последствия, он уже не сомневался ни на йоту.
– Что же на всю эту вакханалию скажут акционеры, среди которых наверняка найдутся и те, кто давно и совсем небескорыстно симпатизирует, как итальянцу, так и другим участникам гонки? Ведь среди них есть и те, кто однозначно не хотел бы видеть в этом году на пьедестале почёта этого самовлюблённого и эгоистичного «Боша ». Да что там говорить, многие будут, мягко говоря, не в восторге. Только всё это лирика. Американцы прекрасно понимают, что нам деваться некуда, а из двух зол всегда выбирают меньшее.
– Ваше предложение, несомненно, заслуживает глубокого и внимательного изучения, прежде чем мы сможем принять по нему окончательное решение, – собрав, наконец, в одну корзину все свои разрозненные мысли, еле выдавил из себя мсье Эффиаль.
– Принятие такого решения отнесено Меморандумом «A.S.А.» к компетенции Совета Директоров, в котором у меня, как и у всех его членов, только один голос. Совету Директоров нужно будет всё проанализировать, оценить все «за» и «против», и только после этого, на общем голосовании будет принято, я надеюсь, взвешенное и продуктивное решение по данному вопросу.
– Ну что ж, я полностью согласен с вами, господин Эффиаль, – расплываясь в натренированной многолетними деловыми встречами и наигранной на еженедельных корпоративных совещаниях широкоформатной голливудской улыбке, спокойно ответил американец, который услышал именно то, что ожидал и к чему был готов заранее. Ему было доподлинно известно абсолютно всё, как о критической массе кредиторской задолженности «A.S.А.» и об отсутствии необходимых оборотных средств, так и о всех личных финансовых проблемах мсье Эффиаля, поскольку с лета прошлого года, через специально для этого трудоустроенного сотрудника, у двух незнакомых друг с другом менеджеров головного офиса французской компании приобреталась вся интересующая американцев необходимая им информация, разумеется не подлежащая широкой огласке и, безусловно, составляющая охраняемую законом коммерческую тайну.
– Тогда нам не остаётся ничего другого, как отложить подписание нашего контракта, как это у вас говорится, «до лучших времён», поскольку мы прекрасно знаем, что заседание Совета Директоров «A.S.А.» состоится только в июне. И даже, если на нём будет принято «взвешенное и продуктивное решение», вы попросту не успеете за оставшееся до старта столь короткое время решить все многочисленные организационные вопросы. Не сможете согласовать и надлежащим образом оформить все необходимые документы и, как следствие, внести соответствующие коррективы.
Сэр Тисделл самозабвенно откинулся на спинку кресла, ловким движением руки вскрыл блистер с порционными сливками и, вылив их в свой «Американо», стал победно и неторопливо отхлёбывать кофе, держа чашку в руках, ухмыляясь в глубине души и, при этом, неотрывно следя за хаотичными и неуклюжими движениями своего поверженного оппонента.
– Я полагаю, – всё ещё не сдавался француз, – что в сложившейся ситуации возможно было бы принятие некоего промежуточного, взаимоприемлемого решения, которое бы устроило и нас, и вас, сэр Тисделл.
– Всецело полагаюсь на ваш опыт! Я был бы очень счастлив вас выслушать и готов обсудить любое конструктивное предложение, господин Эффиаль, – изображая всем своим видом глубокую и безграничную любовь «с первого взгляда» и «пока смерть не разлучит», согласился американец.
– Я предлагаю оставить в этом году соревновательную часть в неизменном виде, а уже со следующего сезона, после утверждения на Совете Директоров изменённого формата гонки, организовать всё в соответствии с достигнутыми нами сегодня устными договоренностями.
– Не было бы ничего проще, господин Эффиаль, – но, к сожалению, я человек подневольный и уполномочен акционерами нашей корпорации на подписание контракта, который находится перед вами, только в предложенной редакции. Видите ли, господин Эффиаль, как любят повторять у нас в Атланте, кто платит, тот и заказывает джаз. А если американец хочет послушать джаз и платит за это деньги, он хочет услышать именно джаз, а совсем не кантри. Он хочет услышать саксофон и фортепьяно, а не мандолину и скрипку. Если же американец платит хорошие деньги, то он непременно захочет услышать именно хороший джаз. И, наконец, если американец платит очень хорошие деньги, то он хочет услышать очень хороший джаз, господин Эффиаль!
Француз окончательно сник и умолк. Он понял, что проиграл. Его песенка оказалась спета, причём, и без припева, и без куплета. Он потерпел сокрушительное поражение. Ему попросту не оставили выбора и поставили перед фактом. Если он не подпишет это проклятое спонсорское соглашение прямо здесь и сейчас, тогда оно не будет подписано никогда и у его компании попросту не окажется в распоряжении денег, а это поставит под угрозу саму возможность проведения гонки в этом сезоне.
Других вариантов, а самое главное, никакого времени для манёвра у него, Эффиаля, попросту нет.
Оставалось только окончательно не потерять лицо и попытаться изобразить взаимную любовь и уважение, спрятав, где-нибудь за потайной дверью свою безграничную ненависть и стойкое отвращение к этому циничному и бездушному американскому капиталисту.
А «обойти» Совет Директоров – это для него не такая уж и серьёзная задача. Такое ему уже неоднократно удавалось. А значит можно провернуть часовую стрелку хитрости на циферблате арсенала уловок в очередной раз.
– Подумаешь, потерпим этих поганых «янки» на нашей шее в течение каких-то пяти недолгих лет, – безуспешно пытался успокоить себя мсье Эффиаль.
– Объективности ради, сэр Тисделл, мы и сами с этого сезона собирались немного видоизменить спортивную составляющую нашего любимого детища. У нас было на рассмотрении несколько версий, проектов и различных вариантов, как это лучше оформить. Позвольте высказать моё личное мнение. Я убеждён, что предложенные вами изменения наиболее точно соответствуют не только спортивному принципу «Fair play», в частности, но и соревновательному духу «Тур де Пранк», в целом.
– Полагаю, что они вполне заслуживают скорейшего воплощения в реальную действительность, – словно актёр, не знающий текста и ориентирующийся по ходу пьесы исключительно на подсказки суфлёра, неумело выкручивался француз.
– Безгранично благодарен вам, господин Эффиаль, – с неизменной театральной улыбкой, крепко пожимая двумя руками обмякшую и трясущуюся, потную и дряблую французскую ладонь, торжествующе произнёс американец.
– Мы всегда знали вас, как человека исключительной честности и чести, готового пойти на всё ради достижения святой цели – обеспечения чистоты соревнования и создания равных предстартовых возможностей для всех без исключения участников велогонки, – соловьиными трелями зазвучали из лживых американских уст искусственные и фальшивые комплименты.
– Признаться, иного решения мы от вас и не ожидали, уважаемый господин Эффиаль, – откровенно сказал, наконец, горькую для француза правду, довольный американец.
Через несколько минут спонсорское соглашение было подписано. Следуя давней и многолетней традиции, а также деловому этикету, мсье Эффиаль отворил резную дверцу дубового антикварного шкафчика и достал из своей коллекции самый лучший аквитанский коньяк и два хрустальных фужера авторской работы.
Подчиняясь устоявшимся обычаям, контрагенты спрыснули успешное завершение взаимовыгодной сделки, при этом, всецело ненавидя каждый друг друга.
Продавший с такой лёгкостью, пусть и не за тридцать сребреников, но дело всей своей жизни француз, воспринимался теперь американским деловым сознанием как угодно, но никак не равным ему по статусу и по значимости партнером. Это была для сэра Тисделла всего лишь очередная, последняя сломанная на пути к поставленной цели преграда, прогнивший и демонтированный забор, не субъект, а объект, «сбитый лётчик», отработанный и ненужный более материал, циновка, которой попользовались, вытерли ноги и теперь её можно со спокойной совестью отвезти на ближайшую свалку.
Однако со стороны обстановка казалась полностью разряженной, а атмосфера дружественной и непринуждённой. Партнеры шутили, смаковали коньяк и мило улыбались друг дружке.
О необходимости утверждения принятого только что решения на Совете Директоров «A.S.А.», больше уже никто не вспоминал.
;
ГЛАВА 1
Первоклассник
Сумерки подкрались незаметно. Всего лишь несколько минут прошло с тех пор, когда Парис, облокотившись на карбоновую раму своего «Pinarello», остановился в задумчивости на мосту Сен-Мишель и с наслаждением любовался красотами заходящего Солнца, наблюдая, как его лучи, словно оранжевые и малиновые прожекторы плавно скользили снизу-вверх по готическим вершинам симметричных башен Собора Нотр-Дам де Пари.
У каждого из нас на свете есть места, куда приходим мы от всех отъединиться, поглощённый ностальгическими переживаниями, поведал однажды миру один известный поэт. Было такое место и у нашего семнадцатилетнего молодого человека в обтягивающем, горящим языками пламени красно-чёрном спортивном трико.
В самом начале нашего повествования, мы обнаруживаем его сидящим на небольшой неказистой скамейке и скучающим в одиночестве, справа от утопающего в зелени фонтана Медичи в Люксембургском саду, под естественным навесом из массивных каштановых крон. Парис часто приходил сюда, чтобы полюбоваться скульптурным эскизом Оттэна, запечатлевшим трогательный момент встречи нимфы Галатеи со своим возлюбленным – пастухом Атисом, над которыми нависает ревнивец циклоп Полифем.
В этот тёплый апрельский вечер Парис не изменил своей многолетней привычке и вновь, оставшись наедине с фонтаном, наблюдал, как зеркальная гладь пруда отражает свисающие над водой гирлянды плюща и погрузился в глубокое раздумье. Парис в очередной раз мысленно раскладывал пасьянс своих неутешительных размышлений, зациклившись на завершившейся полным провалом сегодняшней гонке. Он прокручивал в памяти все свои действия на каждом километре последнего этапа и всё равно никак не мог понять, где же была допущена решающая ошибка и случился роковой тактический просчет. Вроде бы он всё делал правильно, держался общей группы, а за тридцать километров до финиша даже сумел оторваться от пелотона. Его внезапный рывок поддержали ещё три других велогонщика. И хотя на сельском, равнинном участке шоссе он выложился полностью, незадолго до финиша их нагнала и обошла вся основная группа. На этом всё было кончено. На последних километрах дистанции их попросту размазали по асфальту. В итоге он финишировал лишь семнадцатым, проиграв более трёх минут восьмёрке счастливчиков, отобравшихся по результатам общего зачёта в заветную первую категорию.
Последние полтора года Парис упорно шёл к своей главной цели, победил в трёх предварительных отборочных соревнованиях и вот, по закону подлости, споткнулся в самый неподходящий, ответственный и решающий момент. Как могло такое случиться? Ответа не было. Разочарование смолистым потоком медленно просачивалось в самые потаённые уголки подсознания. От чувства абсолютной потерянности, моральной усталости, психического самоистязания и самобичевания, наступило душевное опустошение и эмоциональное распятие. Подавленное состояние ледяными и скользкими нитками опутывала и сдавливала липкая паутина фрустрации. Жизнь потеряла всяческий смысл. Зачем он так много и усердно тренировался, отказывался от всех благ и удовольствий, если вместо него на пьедестале почёта в конечном итоге оказался другой? Всё было поставлено на заветную карту ради победы, а она ускользнула от него всего за каких-нибудь несколько минут прямо перед финишной чертой. Птица удачи заманчиво помахала своим ультрамариновым крылом, но в последний момент предательски выскользнула из рук и улетела, скрывшись в неизвестном направлении.
Сколько времени ни сидел Парис, а настроение нисколько не улучшалось. Он чувствовал себя полностью уничтоженным. Парусник надежды разбился вдребезги, налетев на барьерные рифы и подводные скалы. Таков жалкий удел неудачника – покидать арену после проигранного сражения, будучи поверженным и растоптанным.
– Неужели это судьба? – Спрашивал себя Парис. – Это же самое жестокое и беспощадное насилие над человеческой волей! Нет, я не сдамся! Всё отдам за то, чтобы быть лучшим и стать чемпионом! Расшибусь в лепёшку! Чёрту душу заложу, но всё равно обязательно добьюсь своей цели!»
Мозг отказывался функционировать и объективно воспринимать поражение. Парис тупо уставился в одну точку. Не сфокусировавшись ни на чём конкретно, его рассеянный взор был устремлён в какое-то неопределённое место, которое находилось где-то между статуями Роны и Сены.
– Позвольте присесть? – Этот неожиданный вопрос не сразу вывел Париса из небытия. Ему понадобилось ещё несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и безразлично, но вежливо, согласиться.
– Да-да, присаживайтесь, конечно, – услыхал внутри себя Парис свою собственную фразу, произнесённую тихим, загробным голосом.
– Я вам не помешаю? – Второй раз обратился к нему незнакомец.
– Разумеется, нет. Скорее, наоборот, – отозвался отрешённый Парис.
Незнакомец, по-свойски закинув ногу на ногу, основательно расположился на соседней скамейке, которая находилась совсем рядом, не далее двух метров. Немного опомнившись, Парис обратил внимание на своего собеседника. Это был добродушный, пожилой, но ещё не старый, с небольшой залысиной на лбу и проседью на висках, иностранец. Парис пришёл к такому умозаключению из-за небольшого малозаметного акцента, с которым задавал свои вопросы незнакомец на неродном ему французском языке. Ничего удивительного, ведь это место довольно популярное. Туристы из разных стран мира приходят сюда, чтобы собственными глазами увидеть знаменитое творение известного скульптора. Парис взглянул на часы и понял, что парк через пятнадцать минут закрывается и вскоре ему придётся покинуть это замечательное место.
А старичок, между прочим, внимательно рассматривал вовсе не скульптурную композицию, а, скорее, сидящего рядом с ним на пионерском расстоянии, Париса.
– Не стоит так отчаиваться, Парис! – С успокаивающей интонацией в голосе, внезапно заговорил незнакомец. – Всё у вас впереди! Вас ждут блестящие победы и выдающиеся спортивные достижения!
– Откуда вы меня знаете? – Вздрогнул от удивления и неожиданности, Парис. – Мы с вами, вроде бы, не знакомы.
– Лично нет. До сегодняшнего вечера только заочно. Но здесь нет ничего необычного. По долгу службы, я часто посещаю различные спортивные мероприятия и велогонки. Вот и сегодня я был на заключительном этапе, где вы выступили очень достойно, скажу я вам, несмотря на неутешительный для вас итоговый результат. По приглашению организаторов, я довольно часто принимаю самое непосредственное участие и в цветочных церемониях, и торжественных процедурах вручения наград победителям и призёрам.
Я очень люблю велоспорт, в нём есть суть моего бытия. И, по возможности, я стараюсь не пропускать ни одного крупного соревнования.
Разрешите мне всё-таки представиться: Велизар Импонов, председатель «Международного фонда поддержки и развития велосипедного спорта».
– Вы тот самый Велизар Импонов? Не может быть! – Вскочил на ноги изумлённый Парис.
– Вот видите, Парис, оказывается вы меня тоже знаете! – Добродушно улыбнулся старичок. – Присаживайтесь, ведь в ногах правды нет.
– Так про вас и в газетах, и в журналах постоянно пишут, и по телевизору часто показывают!
– Это часть моей работы, поскольку я человек публичный.
– Простите, что я вас не сразу узнал. На экране вы выглядите совсем по-другому.
– Ничего удивительного в этом нет, Парис. Телевизионная картинка действительно нередко искажает воспроизводимую ею реальность.
– У вас довольно редкое имя, Велизар, никогда раньше о таком не слышал.
– Ну тогда позвольте я немного расскажу о себе. Родом я из Болгарии, имя моё образуется путём сокращения словосочетания «Великая заря». Ну, а если в более глубоком философском смысле – оно означает предрасположенность к жизни подвижника. Человек с таким именем способен на жертву даже не ради какой-то высокой цели, а просто потому, что «может себе это позволить». Отдать свою любимую игрушку. Отказаться от личного счастья ради счастья другого человека. Как следствие, существует настоятельная необходимость в присутствии «объекта приложения». Должен быть кто-то, к чьим ногам можно «бросить весь мир». А иначе жизнь не будет иметь решительно никакого смысла. Поэтому я, наверное, и занимаюсь этим делом. У вас ведь, молодой человек, имя тоже весьма любопытное. Оно, к примеру, по написанию, полностью совпадает с названием города, в котором мы живём.
– Мой отец, которого я не помню, – взволнованно отвечал Парис, – увлекался древнегреческой историей и мифологией и назвал меня в честь одного из героев Троянской войны.
– Да-да, я знаю, ваш знаменитый тёзка был сыном последнего троянского царя Приама. Он похитил жену спартанского монарха Менелая, Прекрасную Елену, что и послужило поводом для начала этой войны, – поддержал краткий исторический экскурс Велизар.
– Но уже потом я узнал, – продолжал Парис, – что особенностью моего имени является склонность к контакту. Люди с этим именем общительны и жизнерадостны, легко и часто заводят знакомства, но, как правило, отдают предпочтение лучшему другу, ради которого готовы на всё. В зрелом возрасте ничего кардинально не меняется, разве что появляется способность мыслить более широкими категориями. Решения принимаются только на основе самого всестороннего и глубокого анализа любой ситуации. Сиюминутные выгоды в расчёт не принимаются. Предпочтение отдаётся долгосрочным отношениям и обязательствам, как в деловом, так и в личном плане.
– Значит, мы обязательно сработаемся!
– Сработаемся? В каком смысле? – Поинтересовался Парис.
– Вы позволите мне на правах старшего коллеги угостить вас чашечкой кофе? – Вместо ответа предложил Велизар. – Парк уже закрывается, поэтому нам, волей-неволей, всё равно придется сменить место нашей дислокации.
– Почему бы и нет?! – Простодушно согласился Парис.
– Тогда не станем терять времени понапрасну. Здесь, неподалёку, есть отличное кафе, где готовят отменный кофе, вставая со своего места, оживился старичок. – И не забудьте ваш шлем, молодой человек!
По дороге новые знакомые что-то энергично обсуждали, рассказывали друг другу веселые истории и анекдоты из области велоспорта и не только, и, в целом, довольно быстро нашли общий язык.
Французский кофе располагает к более тесному и доверительному общению и поэтому Парис, сидя за тесным маленьким квадратным столиком в кафе, названия которого он, полностью увлечённый беседой не заметил, решил-таки поинтересоваться у своего знаменитого собеседника о цели их знакомства, в неслучайности которого Парис уже ни капли не сомневался. Но старичок сыграл на опережение и сам повернул разговор в нужное русло.
– Вам ведь не терпится узнать о причине моего неожиданного появления на вашем горизонте, – сделав небольшой глоток, утвердительно произнёс Велизар.
– Естественно! Не каждый же день к тебе в парке подсаживаются знаменитости.
– И всё же, разрешите мне сперва рассказать вам, в двух словах, о приоритетных направлениях деятельности нашей организации.
– С удовольствием вас послушаю, – проникся расположением духа Парис.
– Основной задачей возглавляемого мной Фонда, является оказание информационной, финансовой, психологической, терапевтической, юридической и социальной помощи молодым, талантливым и перспективным велосипедистам во всём мире. Мы осуществляем комплексное сопровождение спортсменов, как это фигурально называется, «под ключ». Это значит, что мы берём на себя решение абсолютно всех проблем, возникающих у наших подопечных в их повседневной жизни. Помогаем им преодолевать всевозможные препятствия и всяческие преграды на их нелёгком и тернистом пути. Обеспечиваем всем необходимым: современной техникой, запчастями, модной одеждой, специальной амуницией, а также иными атрибутами и аксессуарами. Организовываем пресс-конференции, проводим PR компании. Добиваемся вместе со спортсменами их международного признания, роста и совершенствования профессионального мастерства, способствуем заключению личных рекламных контрактов и существенного повышения их материального благосостояния.
– Спасибо за кофе, конечно, Велизар. Позвольте задать вам только один вопрос. Почему я, самый обыкновенный парень, ничем не отличающийся от десятка тысяч других пацанов, гоняющих на велике ради собственного удовольствия, оказался в поле зрения вашей организации? Чем я заслужил такое пристальное внимание?
– Ну что ж, прямой и откровенный вопрос требует такого же прямого и откровенного ответа: ты рождён, чтобы стать чемпионом, Парис! И мы тебе обязательно в этом поможем.
Самооценка Париса вступила в серьезную дискуссию с только что услышанным. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», – пришло ему на ум известное крылатое выражение, правда Парис так и не смог вспомнить из какого же оно произведения, и кто его автор.
К сожалению, русская классическая литература была не самым сильным звеном в цепочке его неоконченного высшего образования.
– Почему это вдруг, ни с того, ни с сего, этот тщедушный дедуля вызвался мне помогать? – Размышлял пораженный Парис. – Кто я, и кто он! Хотя, если честно, он мне действительно уже здорово помог, ведь я же на какое-то время напрочь забыл о своем провале на сегодняшней гонке и даже совсем не вспоминал о случившейся катастрофе, которая до этого никак не выходила из моей головы. Не может же быть, что это простое совпадение?!
Велизар видел замешательство своего молодого коллеги, но не встревал и не прерывал его размышления. Старичок размеренно, с завидным спокойствием, чинно и благородно смаковал свой любимый ароматный напиток и спокойно выжидал дальнейшего хода развития событий. Опыт подсказывал ему, что его будущему партнеру просто требуется некоторое время для анализа ситуации и принятия решения.
Смутные сомнения, тем временем, продолжали безжалостно терзать Париса орлиным клювом прямо в прометеевскую печень его мозговых извилин и окончательно склонили, в конце концов, чашу весов в отрицательную сторону. Первым его желанием было отправить старичка прогуляться пешком по всемирно известному международному адресу, но Парис сумел сдержаться и решил расстаться на мажорной ноте, сохраняя, при этом, хорошую мину при относительно неважной игре.
– Приятно было познакомиться, но мне уже пора! Давайте как-нибудь поговорим об этом в другой раз. – Парис поднял руку, чтобы позвать официанта и попросить счёт.
Старичок самым кончиком губ едва заметно усмехнулся. Такой реакции он и ожидал. Непросто ведь поверить в то, что кто-нибудь из сильных мира сего просто так протянет тебе бескорыстную руку помощи в самый сложный и ответственный момент твоей жизни, когда помощь эта тебе особенно необходима.
– Не стоит понапрасну беспокоиться, Парис, счёт уже оплачен, – сухо отчеканил Велизар.
– А я не видел, когда вы… – пролепетал Парис.
– Чего изволите? – Поинтересовался мгновенно отреагировавший на поднятую руку и подлетевший к столику официант.
– Я счёт хотел у вас попросить. Сколько с меня… – не закончил фразу Парис, доставая кошелёк с мелочью.
– Один момент, – ответил официант и убежал.
Возникшую паузу заполняли негромко звучащий шансон, а также шумные и оживлённые разговоры многочисленных посетителей за соседними столиками. Велизар видел, как Парис, поглядывая на него с самыми противоречивыми чувствами, нетерпеливо ожидал скорейшего возвращения официанта, но так и не проронил ни единого слова.
– Ваш столик закрыт, а счёт уже оплачен, вот чек! – Утвердительно отрапортовал официант. – Надеюсь, всё понравилось?
– Да, спасибо! Всё было замечательно! – Поблагодарил улыбающегося официанта Парис, сильно удивлённый известием о заблаговременной оплате счёта неизвестным способом. Он убрал со столика свёрнутые в четверо десять франков и положил на их место двухфранковую монету.
– Доверие друг другу, – это базовый принцип взаимоотношений, – после непродолжительного молчания, рассудительно заговорил Велизар.
– Желаю вам всего самого хорошего, успехов и процветания вашему благотворительному Фонду! – Привстав из-за столика, стал прощаться Парис, протягивая старичку свою правую руку.
Велизар с показным безразличием проигнорировал неудавшуюся попытку рукопожатия и продолжил разговор, как ни в чём не бывало.
– Присядьте, пожалуйста, молодой человек, уважьте мой возраст, мы ведь с вами ещё не закончили.
– Не закончили? – Недоумённо переспросил Парис.
– Да. Мы не обсудили самое главное.
– Что же именно? – Поинтересовался Парис, неохотно усаживаясь обратно на своё прежнее место.
– Финансовые условия нашего сотрудничества, естественно! – Взметнув бровями, громогласно воскликнул Велизар.
– Какого сотрудничества? – Удивился Парис.
– Надеюсь, что взаимовыгодного и плодотворного. От имени нашего Фонда я уполномочен сделать вам конкретное предложение: заключить контракт на сто тысяч и сроком на один год.
Парис не понял, то ли он ослышался, то ли всё это какой-то продолжающийся розыгрыш и его снимает скрытая камера. Не зная, как правильно отреагировать, он ответил первое, что пришло на ум – популярной тинейджерской фразой из самого недалекого будущего.
– Очень жестокий троллинг… Сто тысяч франков только за то, чтобы на протяжении года я всего лишь крутил педали и гонял на велике, наслаждаясь жизнью?! – Саркастически усмехнулся Парис.
– Извините, Парис, но вы меня неправильно поняли, – скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула Велизар. – Я просто не совсем точно выразился. Как известно, деньги любят счёт. И счёт этот должен быть правильным и точным. Когда я говорил о деятельности нашего Фонда, то забыл вам сообщить, что его головной офис находится в Соединённых штатах Америки, в городе Сан-Франциско, штат Калифорния. И все расчёты с нашими контрагентами и партнерами мы осуществляем исключительно в долларах США. Поэтому наше предложение нуждается в небольшом, но очень существенном уточнении. Итак, на начальном этапе, наш Фонд предлагает вам заключить контракт на сто тысяч долларов за первый год нашего сотрудничества. Дальше, естественно, если конечно всё пойдёт в правильном ключе, условия контракта будут пересмотрены в сторону увеличения суммы.
– Час от часу не легче! Сто тысяч долларов! Это же почти шестьсот тысяч франков! Ха! В мире что, объявился сумасшедший миллионер, который разбрасывается бабками в разные стороны! Ведь находясь в здравом уме и твердой памяти, никто же не станет столь бесцеремонно сорить деньгами, становясь ежемесячно беднее на пятьдесят тысяч франков! – Истерически рассмеялся Парис.
– Средства нашего Фонда формируются из самых различных источников, – не обращая никакого внимания на довольно эпатажную реакцию Париса, – спокойно продолжал Велизар. – Наряду с добровольными пожертвованиями и частными инвесторами, среди которых действительно немало состоятельных, довольно известных и, при этом, весьма уважаемых меценатов и любителей велоспорта, у нас есть несколько долгосрочных спонсорских соглашений с крупными промышленными и финансовыми корпорациями.
Одним словом, с финансированием у нас нет никаких проблем. Поэтому выполнение принятых на себя обязательств мы полностью гарантируем, в этом можете не сомневаться!
– Вы это серьёзно? – Продолжал колебаться Парис.
– Молодой человек, – пронзительно глядя Парису прямо в глаза, рассудительным тоном произнес Велизар. – В мире бизнеса с деньгами вообще-то шутить не принято! А с большими деньгами и подавно. Это ведь большие деньги для вас, Парис, не так ли?
– Огромные… Но я, до сих пор не могу…
– Понимаю, – перебил его Велизар и тут же вытащил из своего портфеля папку, в которой лежало несколько скрепленных степлером листов бумаги с заранее напечатанным текстом.
– Вот контракт, ознакомьтесь, и, если не появится вопросов, то можете поставить на него свою подпись прямо здесь и сейчас. С этими словами старичок положил на столик возле Париса два экземпляра контракта и протянул ему, для пущей убедительности, свой золотой Parker с выгравированным на нём оригинальным логотипом благотворительного Фонда.
Парис неуверенной рукой несколько раз перекладывал листы с места на место, предпринимая отчаянную попытку изучения их содержания. Но ничего путного из этой затеи не выходило. Из-за внезапно свалившейся на голову удачи, с Парисом случился приступ эйфории, по причине которого прочитать текст и понять его общий смысл было решительно невозможно. Буквы перепуганными кузнечиками прыгали перед глазами, строчки, минуя сознание, растекались мыслью по древу, а юридические фразы и термины и вовсе никак не воспринимались. Ясность была только в сумме и сроке.
– Сто тысяч американских долларов! – Размышлял возбуждённый Парис. – И это, всего-навсего, за какой-то один единственный год. И за что? За то, чтобы с утра до ночи заниматься любимым делом! Фантастика! О таком подарке судьбы в семнадцать лет и мечтать нереально. А ведь пацаны-то не знают! Только никому пока ничего рассказывать не стану, а то ещё, чего доброго, их от зависти разорвёт!
Потратив на поиски спасительного совета в своей голове ещё несколько минут, Парис вдруг осознал, что колесо Фортуны запросто может развернуться в противоположную сторону и решил, далее, не испытывать судьбу. Быстрым росчерком удобного автоматического пера, Парис поставил свою незатейливую закорючку на обоих экземплярах контракта и передал их своему новоявленному партнёру.
– Ну, вот и славненько, – облегчённо выдохнул Велизар. – Как вы, наверное, успели заметить, контракт вступает в силу с момента его подписания. Поэтому завтра в десять, вам надлежит прибыть в клинику Доктора Видаль для прохождения углублённого медицинского обследования. Адрес найдёте в контракте. Ну а потом заезжайте в наш офис, там всё и обсудим. На этом на сегодня всё, увидимся завтра.
Одновременно с последними произнесёнными словами, старичок аккуратно положил в папку свой экземпляр контракта, убрал её в портфель и тут же вышел. Через открытое окно Парис наблюдал, как Велизар садился в чёрный Range Rover. Причём его водитель очень деликатно открывал перед ним, а потом осторожно закрывал за ним дверцу автомобиля.
– Крутой дедуля, – подумал Парис, – это сразу видно.
Состояние Париса было приподнятое и даже взвинченное. В какой-то миг он просто потерял ориентацию во времени и пространстве.
– Это ж надо такому случиться! Сто тысяч долларов! Сто тысяч баксов! Сто тысяч вечнозелёных американских президентов! Ни о чём другом в этот вечер он подумать просто не мог.
Добравшись до дома, Парис первым делом решил обрадовать бабушку. Теперь то уж она точно перестанет читать ему морали о бесполезности его любимого занятия. Она ведь всегда сомневалась в том, что велоспорт может стать высокооплачиваемой профессией способной прокормить семью. Не верила, что можно зарабатывать на жизнь, до одури крутя педали и протирая до дыр штаны о седло. И вот, она наконец поймёт, как же сильно она ошибалась и насколько была неправа. Её внук становится профессиональным спортсменом, независимым и самостоятельным.
Однако бабушку эта новость почему-то совершенно не обрадовала, скорее, с точностью наоборот. Она надела очки и несколько раз внимательно перечитала условия контракта. И хотя ничего предосудительного она в нём не нашла, так, контракт как контракт, со взаимными правами и обязанностями, всё-таки, что-то её, очевидно, крайне настораживало.
– Эх, внучок, внучок, родненький ты мой, – печально вздохнула бабушка и неспеша поплелась на кухню. – Выпьют из тебя фирмачи окаянные все соки за эдакие бешеные деньжищи, высосут кровушку свежую всю без остатка, высушат на палящем солнышке косточки молоденькие, выкинут через годик в корзину мусорную за ненадобностью, – обречённо сокрушалась старушка.
– Ну вот, опять-двадцать пять, – взывая к небу и глядя в потолок, вознёс руки над собственной головой Парис.
Разговора, увы, снова не получилось. Связь между поколениями оказалась нарушена. Отцы не понимали, а дети не могли.
Бросив, в сердцах, – да ну тебя, – Парис ушёл в свою комнату и, чтобы хоть как-то от всего отвлечься, нахлобучил на голову наушники и включил свой любимый Pink Floyd. Вскоре, обессиленный тяжёлой изматывающей гонкой, последующими противоречивыми переживаниями и довольно неожиданным финалом напряжённого дня, молодой человек крепко заснул.
* * *
Точность – вежливость не только королей, но и сильно мотивированных спортсменов. На следующий день, ровно в назначенное время, к десяти часам утра, Парис подъехал по указанному в контракте адресу, по которому он обнаружил серое трёхэтажное здание с установленными по всему его периметру массивными антивандальными видеокамерами.
Парис объехал его кругом, но вывески с названием или хотя бы с изображением красного креста, которую он, несомненно, надеялся здесь найти, почему-то нигде не было видно. Единственно возможным местом, где мог бы находиться вход в клинику, была блестящая стеклянно-металлическая дверь со встроенным кодовым замком. Заметив широкую круглую кнопку, на которой было написано «Press», Парис довольно энергично надавил на неё большим пальцем левой руки. Никакого сигнала он не услышал, однако через несколько секунд из встроенного динамика раздался приятный женский голос:
– Чем могу помочь?
– Это клиника Доктора Видаль? – Вопросом на вопрос ответил Парис.
– Вам назначено? – Продолжалась игра в довольно странную викторину.
– Да, у меня контракт, вчера подписал. Меня дед прислал, вот я и приехал. – Принялся сбивчиво объяснять Парис, от волнения, даже не назвав впопыхах имени этого самого пресловутого деда.
Голос в динамике замолчал. Парис подумал, что Велизар, скорее всего, попросту не успел предупредить доктора, что он приедет, поэтому его здесь и не ждут. Но в этот момент дверь бесшумно раздвинулась, и Парис вошёл в клинику.
Как только Парис оказался внутри, он уже нисколько не сомневался, что очутился в медицинском учреждении. Он тут же успокоился, а все витающие в облаках сторонние мысли мгновенно улетучились и испарились. Его вниманием завладела молоденькая черноволосая девушка в стерильном медицинском костюме – белой приталенной курточке с зеленым воротничком и зеленых же облегающих брюках, которая вежливо попросила следовать за ней. На вышитом бейджике с медицинской эмблемой – зеленой змеей, обвивающей ножку чаши и склоняющей над ней свою голову, Парис успел прочитать: «Лаборант Мари Дюпон».
Держась в её фарватере, Парис с удовольствием следил за плавными, грациозными движениями девушки. Он наблюдал, как белые тряпочные туфельки, быстро сменяя друг друга дефилировали по своему привычному подиуму в направлении лифта и старался не отставать.
– Настоящий джентльмен обязательно должен пропускать мадемуазель впереди себя, – усмехнулся Парис, – поскольку так намного удобнее рассматривать ее стройную фигурку.
И вот, поднявшись на второй этаж, его сопровождающая подвела Париса к стойке в приёмной какого-то медицинского кабинета. Там девушка взяла у него документы и попросила подождать в коридоре, пока она внесёт все необходимые данные в компьютер и заведёт на него специальную электронную карту.
Утонув по самые плечи в мягком кожаном диване, Парис обратил внимание на то, что в клинике совсем никого не было. Он представлял себе подобное заведение несколько иначе. Обычно в таких местах бывает много народа. Сотрудники в униформе привычно разговаривают между собой, обсуждая что-то очень важное, требующее принятия решительных и безотлагательных мер. Посетители же, напротив, хаотично снуют навстречу друг другу по длинным коридорам и некоторое время проводят в нетерпеливом ожидании, чтобы попасть на приём к определённому специалисту.
Здесь же всё обстояло иначе. Кроме симпатичной Мари, оформляющей в настоящий момент учётную карточку нового пациента, ему до сих пор не встретилось в этой странной клинике ни единой души. Но то, что этот остров все-таки обитаем, подтверждалось немного затертыми каталогами, в художественном беспорядке разбросанными на прямоугольном стеклянном журнальном столике и стоявшим в конце коридора вендинговый аппарат для приготовления различных вариантов кофе, молока и горячего шоколада.
Парис очнулся от того, что его несильно трясли за плечо. Он и не заметил, как задремал. Это была уже знакомая ему Мари и вместе с ней, чуть поодаль, стояла невысокая стройная женщина лет тридцати пяти в белоснежном костюме, состоящим из брюк и пиджака, рукава которого заканчивались чуть выше локтей, со стильным воротником и с маленькими металлическими круглыми застёжками-липучками.
– Аманда Видаль, ваш персональный доктор, – протягивая правую руку, представилась женщина.
– Парис Нуар, – ответил официальным рукопожатием молодой человек, обратив внимание на ярко-красный градиентный маникюр Аманды. Он хотел немного сострить, добавить что-то вроде, «ваш персональный пациент», но не решился, правильно посчитав, что время для шуток ещё не настало.
– Пройдёмте ко мне в кабинет, Парис, – серьёзным тоном распорядилась Аманда. Парис подчинился и молча проследовал за доктором.
Глядя в монитор, Аманда неторопливо пробежалась по имеющимся в картотеке первоначальным данным и приступила к стандартной процедуре опроса.
– Вы сегодня завтракали, Парис?
– Да.
– Во сколько?
– Примерно в восемь.
– Курите?
– Нет.
– Алкогольные напитки или коктейли в последние двенадцать часов употребляли?
– Нет.
– А кофе или энергетики?
– Вчера вечером выпил одну чашечку кофе.
– В котором часу?
– Часов в семь.
– А сегодня утром что-нибудь пили?
– Негазированную минеральную воду и апельсиновый сок.
– Сердечно-сосудистыми заболеваниями не страдаете?
– Нет.
– Гомеопатические или какие-либо иные препараты принимаете?
– Нет.
– Хорошо, тогда приступим.
– К чему именно?
– Проведём первичное тестирование при помощи метода велоэргометрии.
– А что это такое?
– Это запись электрокардиограммы в минуты искусственной физической нагрузки. Сейчас вы сядете на специальный тренажёр, который автоматически, поэтапно, станет дозировать нагрузку. Вам предстоит крутить педали с различной степенью интенсивности, которая будет возрастать ступенчатым образом. В это время наша аппаратура зафиксирует последовательные изменения вашего пульса и показатели артериального давления. Если вдруг почувствуете ухудшение самочувствия, немедленно сообщите.
– Хорошо, но для чего все это?
– Для диагностики и выявления скрытых форм сердечных патологий.
– Да я абсолютно здоров, как бык! – Парировал Парис.
– Вам известно, Парис, что сердечно-сосудистые заболевания занимают (после коронавируса) первое место в мире и по частоте возникновения и по смертности? Причем нередко они подкрадываются незаметно, протекая длительное время без видимых симптомов.
– Нет, конечно, а зачем мне это знать?
– А вот мне необходимо знать, что у вас нет никаких проблем со здоровьем, поскольку от меня ждут соответствующего заключения.
– Кто? – Удивился Парис.
– Ваши работодатели, разумеется. – Широко раскрыв выразительные голубые глаза, в свою очередь, удивилась Аманда. – В вашем контракте указано ведь, что он вступает в действие при наличии соответствующего медицинского заключения, составленного на основании результатов исследования, проведённого в моей клинике. Вы что, контракт не читали, когда подписывали?
– Читал. – Неуверенно соврал Парис.
– Не следует так пренебрежительно относиться к документам, – не поверила ему Аманда. – Настоятельно рекомендую вам досконально изучить все нюансы вашего контракта, чтобы в дальнейшем никаких недоразумений не возникало. Это дело серьёзное, Парис.
– Спасибо доктор, я обязательно его прочту, – виновато ответил Парис.
– Не сомневаюсь, поскольку это в ваших же интересах. А мы, для начала, измерим давление и сделаем ЭКГ в спокойном состоянии вашего организма.
Для снятия электрокардиограммы, Аманда прикрепила электроды к области грудной клетки, а потом наложила на плечо манжету тонометра, чтобы фиксировать показатели артериального давления. По команде доктора, Парис начал крутить педали велоэргометра с минимальной интенсивностью. Как и предупреждала Аманда, каждые две-три минуты нагрузка постепенно увеличивалась. Осциллограф методично записывал все изменения кардиограммы сердца. Аманда внимательно следила, как за скачущими показаниями самописца на сенсорном экране, так и за внешним видом и самочувствием нового пациента.
– Если вдруг почувствуете неприятные ощущения или какой-нибудь дискомфорт, даже если они будут самые незначительные, немедленно сообщите мне, – повторно предупредила Аманда, вы слышите меня?
– Да, доктор, – продолжая крутить педали, негромко ответил запыхавшийся Парис.
Через некоторое время процедура окончилась. Аманда отключила тренажер и справилась о самочувствии Париса.
– Какие ощущения?
– Как после обычной тренировки. Замученный, закрученный, но непокоренный! – Пошутил основательно взмокший Парис.
– Есть ли покалывания в мышцах?
– Нет.
– Хорошо. Не покидайте пока велоэргометр, Парис. Мы продолжим ещё десять минут снимать показатели, чтобы оценить, как происходит восстановление вашего организма.
Наконец, исследование успешно завершилось. Парис соскочил с тренажера, натянул водолазку и молча присел на краешек стула, стараясь не отвлекать доктора от работы. Аманда распечатала фирменный бланк своей клиники, настрочила на нём несколько фраз неразборчивой латинской вязью, потом щёлкнула внизу листа прямоугольным штампом и, поставив свою оригинальную подпись, подвела промежуточный итог.
– Медицинских противопоказаний для занятия профессиональным спортом у вас не выявлено. Все показатели находятся в пределах нормы и полностью соответствуют старшей подростковой возрастной группе. Сердце у вас немного больше, чем у среднестатистического человека, но это следствие серьезных физических нагрузок. В ходе исследования было выявлено небольшое превышение жировой ткани в области живота и ягодиц. С этим нам предстоит справиться, причём в самое ближайшее время. Поэтому я выписываю вам универсальный трансдермальный пластырь для сжигания жировых клеток. Приклеивать его будете ежедневно в течении четырнадцати дней на сухую чистую кожу перед сном, предварительно удалив волосяной покров. Оптимальные области для использования пластыря – это плечи, бёдра, спина и живот. Во избежание раздражения кожи, выбирайте место так, чтобы в течение недели не приклеивать его на одно и то же место. Для улучшения обмена веществ, дополнительно будете принимать сбалансированный мультивитаминный комплекс, который получите вот по этому рецепту в отделе готовых лекарственных форм на первом этаже. Вам всё понятно?
– Да, – однозначно ответил Парис.
– Заключение, как оно будет готово, я перешлю в офис по факсу. Через две недели мы проведем повторное исследование, на основании которого будет определена необходимость дальнейших терапевтических процедур. Я записываю вас на седьмое мая на одиннадцать тридцать. Всего доброго!
– До свидания! – Попрощался Парис, забрал оба рецепта и вышел из кабинета.
На первом этаже ему выдали две матовые пластиковые упаковки, одну с пластырем, другую с мультивитаминами. Парис запихнул их в небольшую сумочку и застегнул молнию. Потом перекинул ремешок через плечо и, с чувством выполненного долга, поспешно покинул клинику. Ему не терпелось поскорее покончить со всеми текущими делами и, как можно быстрее, прибыть в офис для получения дальнейших инструкций. Парис нацепил шлем, оседлал велосипед и порулил по адресу, указанному в контракте.
Дороги оказались свободными. Затратив не более получаса, Парис прикатил к обнесённому невысоким кованым забором отдельно стоящему двухэтажному особняку, который и являлся конечной целью этого непродолжительного путешествия. Припарковав свой экологичный индивидуальный транспорт, благо с парковочными местами здесь проблем не было, Парис отворил калитку, коротко объяснил охраннику цель своего визита и с воодушевлением проследовал на приусадебную территорию.
Вокруг было очень зелено и красиво. Парис с удовольствием прогулялся по вымощенной из натурального камня тропинке, ведущей к фасаду здания. Над коричневой черепицей крыши на флагштоке торжественно развивался национальный звездно-полосатый американский флаг.
Парис задумался. Ему показалось немного странным увидеть флаг иностранного государства на здании, которое не является ни представительством, ни посольством, ни консульством, ни иным дипломатическим учреждением. Оказавшись перед архитектурно сочетающейся с фасадом особняка массивной металлической дверью с эбеновой отделкой, внешне выглядевшей полностью деревянной, Парис остановил взгляд на табличке, на которой золотыми буквами было выгравировано официальное название: «Европейское подразделение Международного фонда поддержки и развития велосипедного спорта. Штаб-квартира».
Недолго думая, Парис схватился за бронзовую ручку, повернул её вниз и прошмыгнул в здание. Он внимательно осмотрелся по сторонам, однако никого не увидел. Холл особняка больше напоминал не фирму, а скорее ресепшн пятизвёздочного отеля.
На стене за офисной стойкой висело несколько кварцевых часов, одновременно показывающих время в крупных городах, находящихся в разных часовых поясах: в Париже, Лондоне, Абу-Даби, Дели, Пекине, Токио, Сингапуре, Нью-Йорке и Сан-Франциско.
Подойдя поближе, Парис с облегчением вздохнул, поскольку стало очевидно, что в офисе он всё-таки находится не один. На своём рабочем месте располагался дежурный сотрудник, просто издалека за высокой стойкой его не было видно. Им оказался молодой парень, шатен, чуть постарше Париса, лет двадцати. В своем сером льняном костюме с распахнутым пиджаком, в голубой рубашке с темно-синим галстуком, он сосредоточенно всматривался в монитор компьютера и очень быстро, полётом в темя ужаленного шмеля, вслепую набирал текст какого-то вероятно срочного и важного делового письма. За исключением клацанья клавиш, в холле стояла практически абсолютная тишина.
– Здравствуйте! – Нарушил молчание Парис.
– Привет! Ты к Мастеру? – Не отрывая взгляда от монитора и по-прежнему перебирая пальцами по клавиатуре, отозвался парень.
– Скорее, к мистеру! – Не растерялся Парис.
Тут парень абстрагировался от своего рутинного занятия и, внимательно посмотрев на Париса, весело улыбнулся. Он понял, что перед ним новичок – первоклассник. Выпорхнув из своего насиженного гнездышка и облетев стойку, дежурный обходительно завертелся перед Парисом.
– Меня зовут Робер, – отрекомендовался парень, протягивая ладонью вверх свою правую руку. – У нас принято общаться без всякого там официоза, поэтому, если не возражаешь, давай сразу на «ты» и без всяческих там излишних реверансов.
– Замазано, – согласился Парис.
– Мастера пока нет, но он должен с минуты на минуту подъехать, – кратко и чётко сообщил Роберт. – Можешь здесь подождать, если хочешь, или на втором этаже.
– Какого мастера? – По-прежнему, ничего не мог понять Парис.
– Мы шефа никогда не называем по имени, только Мастер, так уж здесь исторически сложилось, – разъяснил Робер. – И не спрашивай почему, я всё равно не знаю. Когда пришёл устраиваться, подписал контракт, одним из пунктов в котором было условие называть шефа не иначе, как Мастер. Короче, за что купил, за то и продаю. У тебя ведь наверняка в контракте тоже аналогичная обязанность предусмотрена. Ты сам контракт-то читал?
– Нет ещё, – сознался Парис.
– Во дает! – Удивился Робер. – Пришёл на работу, а контракт не читал!
– Да я как-то не успел пока, всё времени не было. Утром в клинику, потом сразу сюда, – стал неумело оправдываться Парис.
– Да лан, первоклассник, не парься! Сейчас всё равно время есть, вот и займись!
– Почему первоклассник? Скорее, первокурсник!
– Когда контракт прочитаешь, сам всё поймешь, – уклонился от прямого ответа Робер. В этот момент открылась входная дверь и Парис узнал в вошедшем в здание своего давешнего вчерашнего знакомого, того самого, которого здесь по какой-то неизвестной причине, нельзя или, вернее, не принято называть по имени.
– Добрый день, Мастер! – Словно по команде, в один голос поздоровались оба.
– Добрый день, коллеги! – Деловито отозвался Мастер и, увидев Париса, улыбнулся и пригласил его проследовать за собой едва заметным кивком головы.
Поднимаясь по мраморной лестнице, а, точнее, по бордовой ковровой дорожке, Парис обратил внимание на висевшие на стенах фотографии знаменитых велогонщиков, воспроизводивших хронологию великих спортивных достижений в их многолетней исторической ретроспективе.
Здесь он незаметно извлёк из сумочки сложенный в четверо свой экземпляр контракта, быстро пробежал по строчкам и, с удивлением, обнаружил тот самый пункт, о котором только что говорил ему Робер.
– Да, нужно действительно поскорее прочитать этот чёртов контракт целиком, а то кабы чего не вышло. Как бы ненароком впросак не попасть, – сам себя предостерег от чего-то неизвестного Парис, как вдруг услышал наставнический голос Мастера.
– Выражение «попасть впросак», Парис, это известный фразеологизм, вошедший в употребление ещё в XVIII веке, в эпоху русского царя Петра I. Как и у большинства фразеологических оборотов, его происхождение имеет вполне объяснимые исторические корни.
У слова «просак» было самое прямое, конкретное значение. Так называли станок для производства канатов и верёвок. Он имел сложное устройство, в системе натянутых верёвок было легко запутаться, и человек, попавший в такой просак, вынужден был приложить немало усилий, чтобы выбраться из него. Кроме того, попадание в переплетение веревок просака грозило работнику немалой опасностью: если в станок попадала рука, борода или край одежды, можно было получить серьёзное увечье или даже погибнуть. Постепенно просак, как и множество других устаревших механизмов, вышел из употребления и был заменен другим, более совершенным оборудованием, а выражение осталось, приобретя значение фразеологизма.
Парис и не заметил, что о необходимости прочтения контракта он рассуждал вслух. Ему захотелось, в свою очередь, поддержать беседу и предложить известную ему по российскому фильму «Жмурки», иную версию происхождения этого фразеологизма, но в последний момент он всё-таки благоразумно промолчал. Он хотел поблагодарить Мастера за такое подробное научное разъяснение, потом подумал, что неплохо было бы перед ним извиниться. В итоге, Парис так ни на что и не решился. Только окончательно утвердился в правильности данных ему советов о незамедлительном и детальном изучении подписанного накануне контракта.
В кабинете у Мастера, который оказался не таким просторным, как представлял себе Парис, не оказалось ни компьютера, ни, какой-либо другой офисной или бытовой техники. На стене, напротив выполненного в стиле Классицизм раритетного письменного стола начала двадцатого века, висела огромная плазменная панель, находившаяся в режиме ожидания. На ней, с одинаковыми интервалами, последовательно возникали разнообразные пейзажи и панорамные изображения многочисленных чудес природы и достопримечательностей всего мира. Сперва это были изумрудные цветовые гаммы Ниагарского водопада, потом исчезающие в тумане серпантинные изгибы долины реки Амазонка, следом, попеременно сменяя друг друга, на экране появлялись и исчезали непроходимые индонезийские джунгли островов Суматра и Борнео, фантастический подводный мир Галапагосских островов и бурное извержение сицилийского вулкана Этна. Завершало красочную демонстрацию переливающихся всеми цветами радуги оживших полотен медленное вращение планеты Земля с пролетающими кометами и яркими вспышками сгорающих в атмосфере метеоритов.
Тем временем, Мастер сел в широкое тёмно-зеленое кожаное кресло с высокой спинкой и сразу заговорил о деле без каких бы то ни было предисловий.
– Ты ведь вчера после нашей встречи, Парис, безуспешно пытался ответить на вопрос, отчего мы выбрали именно тебя и чем ты лучше других?
– Почему вы так считаете, Мастер?
– Что, неправда?
– Правда. Только, если честно, я так до сих пор этого и не понял. Почему вы решили, что я способен стать чемпионом?
– Чтобы не держать тебе дальше в неведении, Парис, я отвечу. В нашей организации создана довольно обширная скаутская сеть, основной задачей которой является одновременное отслеживание порядка ста пятидесяти тысяч спортсменов, регулярно занимающихся велоспортом и участвующих в различных соревнованиях по всему миру. Все собранные сведения о каждом спортсмене, хранятся в единой компьютерной базе данных, установленной на главном сервере. Исходя из имеющихся оперативных данных, которые постоянно обновляются, мы и принимаем решение о приглашении того или иного спортсмена стать одним из нас, то есть полноправным членом команды.
– И что же это за команда?
– «Эдельвейс». – Равнодушно ответил Мастер.
– «Эдельвейс»?! – Вскочил со стула как ошпаренный рак, изумлённый Парис. Так ведь они же выиграли прошлогодние «Тур де Франс» и «Вуэльту»!
– Совершенно верно! А также «Джиро д’ Италия» и ещё несколько других гонок, – дополнил его Мастер.
– «Экип» писала, что это самая богатая команда в мире!
– Вот видите, Парис, теперь у вас не останется ни капли сомнений в нашей финансовой состоятельности и не будет больше никаких причин для недоверия.
– Так они, это и есть вы?
– Вот именно!
– Чего же вы сразу об этом не сказали? Если бы ещё вчера, там на лавочке в парке или потом в кафе, я бы узнал, да я бы тогда… – Всё ещё не мог поверить в услышанное взбудораженный Парис.
– Вам надо было выспаться. Если бы я всё это сообщил вам вчера, то для вас эта информация послужила бы источником излишних переживаний и, впоследствии, бессонно проведённой ночи.
– Простите меня, пожалуйста! – Начал извиняться Парис. – За моё недостойное поведение, вчера…
– Вы были сильно потрясены неудачным исходом гонки, Парис, поэтому и выплеснули излишние эмоции. Я на подобные вещи привык смотреть сквозь пальцы. Считайте, что никакого недоразумения между нами нет и никогда не было. Вы вели себя самым естественным образом и потому давайте лучше перейдём к делу.
– И все-таки, Мастер, разрешите узнать, почему всё-таки я?
– Это довольно непростой вопрос, Парис. В двух словах на него не ответишь. Здесь колоссальное значение имеет целая совокупность сразу нескольких факторов первостепенной важности. Среди которых мы особенно выделяем вашу фанатичную приверженность любимому делу, врождённые природные задатки и нераскрытый потенциал, целеустремлённость, крепкий спортивный характер, а также некоторые другие качества. Всё это у вас есть в избытке. Поэтому наша скромная задача заключается в том, чтобы дать вам то, чего у вас пока нет.
– Чего именно? – Решил уточнить Парис.
– Системы поддержки! Ни один спортсмен во всём мире не сможет стать чемпионом, если рядом с ним не будет сплочённого коллектива единомышленников. Тех, кто верит в его миссию и способствует её реализации. И с сегодняшнего дня ваша главная цель перестаёт быть только вашим личным делом. Теперь на её достижение будут брошены усилия целой группы аналитиков и специалистов, каждый из которых будет вносить свою лепту в наше общее дело.
– Звучит многообещающе!
– Вот и замечательно!
Между тем, Мастер пришел к выводу, что соловья баснями не кормят, и что настал тот момент, когда точка невозврата неминуемо окажется пройденной. Он резко повернулся в кресле, достал портмоне из натуральной крокодиловой кожи и извлёк оттуда пластиковую карточку, которая выполняла роль электронного ключа, передвинул на встроенной в стену бронированной панели серебристого стального цвета несколько металлических цилиндров, повернул шестерёнку механического кодового замка и приложил карточку с чипом к одному ему известному строго определённому месту. Раздался негромкий щелчок, и дверца плавно отворилась.
Мастер достал из сейфа опечатанную крест-накрест банковской бумажной лентой пачку, именуемую в простонародье «котлетой», в которой находилось ровно сто купюр достоинством по сто долларов каждая и положил её на стол прямо перед собой.
– Это подъёмные, твой аванс, Парис. На первое время этого будет достаточно. Открой счёт в ближайшем подразделении BNP Paribas на своё имя. Дальнейшие перечисления будут производиться на твой банковский счёт, – лаконично распорядился Мастер и ловким движением руки передвинул от себя в направлении Париса лежащую на столе пачку. Парис был уверен, что нужно где-то расписаться, прежде чем можно будет забирать деньги. Но на столе никакой платёжной ведомости или расходно-кассового ордера не оказалось, поэтому Парис неподвижно застыл в ожидании.
– Давай, Парис, действуй! – Сухо скомандовал Мастер.
Парис не заставил себя повторять дважды и мгновенно забрал причитающееся ему по контракту вознаграждение.
– Ну а теперь обсудим наши текущие дела, – переключился на другую тему Мастер. – На сегодня ты свободен, а завтра утром поедешь в наш фитнес-центр, где найдешь Эмили Хоук. Теперь это твой личный тренер по физподготовке. На основании полученных медицинских показателей и текущего состояния твоих физических кондиций, она составит для тебя индивидуальный тренировочный план, которому ты и станешь следовать и неукоснительно выполнять. Если вопросов нет, тогда это всё, позволь мне откланяться, – немного вычурно и старомодно попрощался Мастер.
– Какие тут могут быть вопросы? – Риторически рассуждал Парис. – Всё ясно, как белый день. Это ж ведь только те, кто без страха и упрёка – те всегда не при деньгах. А я сегодня совсем нехило разжился. И это не какая-нибудь там жалкая студенческая степуха, а самые что ни на есть реальнейшие бабки!
Довольный Парис, прыгая через ступеньку, быстро соскочил вниз по лестнице и вскоре оказался в холле, где его остановил Робер неожиданным вопросом.
– Я в окно видел, классный у тебя байк. Откуда взял? – Поинтересовался дежурный менеджер.
– Да, ты не поверишь, – задумчиво ответил Парис. Сижу вчера на берегу, тут подъезжает ко мне красивая девушка на велике, снимает с себя всё и говорит, – Бери всё, что хочешь! – Ну я, недолго думая, взял велик и уехал. Зачем мне её шмотки?
И оба пацана громко расхохотались…
Парис укатил в приподнятом настроении. Он получил свою первую зарплату, не начав ещё, по сути, даже тренироваться. Заскочив по пути домой в банк, Парис, как и было велено, открыл расчётный счет, на который положил ровно всю сумму только что полученного аванса. После завершения всех дел, Парис завернул в кафе и с размахом отметил свершившееся знаменательное событие, съев хрустящую эльзасскую пиццу «Тарт фламбе» со сметаной, тонко нарезанным луком и кусочками бекона, заварной круассан и ванильное мороженое. Из напитков Парис заказал Кока-колу. Одним словом, Парис сейчас ел и пил всё то, что спортсменам употреблять в пищу абсолютно противопоказано. Здесь он прочитал, наконец, контракт и понял, что он действительно первоклассник, поскольку он теперь спортсмен, состоящий в команде первого класса и с завтрашнего дня у этого спортсмена, начинается совсем другая жизнь. Именно поэтому, Парис и решил, напоследок, немного оторваться.
;
* * *
Отлично выспавшись, следующим утром, Парис отправился на первую встречу со своим персональным тренером.
Эмили Хоук оказалась выходцем из Суринама. Это была темнокожая сорокалетняя француженка с собранными на затылке в пучок афрокосичками и внушительными «рубенсовскими» формами, обхваченными чёрным спортивным комбинезоном. Признать в ней тренера по фитнесу было невероятно сложно. Она явно дожидалась Париса. Деловой уверенной поступью Эмили подошла к нему вплотную, долго и пристально смотрела Парису прямо в глаза, потом взяла его за руку и повела в свой кабинет. Закрыв дверь, Эмили начала без раскачки, взяла, как говорится, с места – в карьер.
– Ты, конечно же, ожидал здесь увидеть стройную фотомодель в топике и обтягивающих легинсах на высокой талии, – серьёзным тоном без доли иронии проговорила Эмили. – Извини, если не оправдала твоих надежд.
– Да нет, ничего такого и в мыслях у меня не было, – возразил Парис. – Хотя вы действительно больше напоминаете строгую учительницу колледжа, нежели тренера по физподготовке.
– Моя задача заключается в разработке для тебя индивидуальной тренировочной программы, – пропустила его замечание мимо ушей Эмили. – Только имей ввиду, правильная программа тренировок сможет улучшить твои способности только в том случае, если ты сам этого захочешь и будешь неукоснительно её выполнять. Хотя даже этого будет недостаточно. Чтобы добиться максимальной производительности, результативности и выносливости, тебе потребуется кардинально изменить своё мировоззрение, чтобы получилось раскрыть на практике свой потенциал.
– И как этого добиться?
– Мировоззрение, Парис, – это не просто упражнение, которым ты можешь заниматься, когда угодно, по своему усмотрению. Достичь вершин совершенства реально лишь тогда, когда ты начнешь жить, дышать, есть и спать с мыслью о занятиях любимым делом. Помни, что тренировочный процесс держится на трёх китах: правильное питание, крепкий здоровый сон и правильные упражнения. Еда дает твоему телу энергию для тренировок и ускоряет процесс восстановления, пополняя истощившиеся запасы энергии. Сон и упражнения, обладая положительным синергетическим эффектом, влияют на физическую подготовку. Они способны высвободить из гипофиза гормон роста. В свою очередь, гормон роста воссоздает форму мышц, позволяет избавиться от лишних жировых отложений и, в конечном итоге, ускоряет повышение общего уровня подготовки.
– Любопытная система!
– Да, Парис, подготовка – это система. И состоит она из трёх взаимосвязанных элементов: усилий, отдыха и энергии. Поэтому, для начала нам нужно определить, каким образом все наши тренировки, здоровый сон и правильное питание могут быть встроены в твой обычный распорядок. Расскажи мне о своём типовом рабочем дне. Во сколько встаёшь и ложишься, чем питаешься, сколько времени тратишь на тренировки и т.д. И, чем подробнее, тем лучше.
Парис довольно долго рассказывал, а Эмили внимательно слушала, губкой впитывая всю информацию, и не перебивала. Наконец, она остановила его повествование и приступила к поэтапному изложению своего видения сложившейся ситуации.
– Твой распорядок дня, Парис, мы немного изменим. Как насчёт того, чтобы ложиться на полчаса раньше, чем обычно, и за счёт этого чуть получше отдыхать?
– Не вопрос!
– Хорошо. Второе, чем мы с тобой займёмся, это переход на здоровое питание. Запомни, здесь ни у кого нянек нет, никто за тобой следить не станет! Если хочешь стать лучшим, то потребуется абсолютная самодисциплина и тотальный самоконтроль. Имей ввиду, всё, что ты с сегодняшнего дня положишь себе в рот, будет использоваться твоим телом для полной перестройки каждой клетки твоих мышц. Знай, что этот процесс происходит в организме каждые полгода. Ты же не хочешь, чтобы твои мышцы состояли из картофельных чипсов, шоколадных батончиков и пирожных с кремом? Может быть лучше, если они будут сформированы из фруктов, овощей и нежирного мяса?
– Согласен.
– Я работаю тренером более двадцати лет и вот, что я тебе скажу. Когда я начинаю тренировать спортсмена, то стараюсь получше узнать его. Но даже при активном стремлении с моей стороны, мне требуется несколько недель для того, чтобы определить наиболее эффективные методы тренировок. Слишком много факторов, которые, при этом, приходится учитывать. Могу сказать тебе однозначно, что твои тренировки станут теперь системными и методичными.
– Я и так почти всё своё свободное время трачу на тренировки.
– Твои тренировки носят бессистемный и спонтанный характер. Можно тренироваться по-разному. Например, работая до изнеможения, без планирования, не задумываясь о своём будущем. Вполне возможно, что тот или иной спортсмен может стать хорошим гонщиком даже без чётко структурированной системы подготовки. Я знаю многих людей, которые применяли этот подход и добивались успеха. Но я знаю также и то, что, когда эти спортсмены решали перейти на более высокий и качественный уровень тренировок, они почти всегда приступали к их упорядочению. Структурированные системы и методики крайне важны для достижения максимальных спортивных результатов, которые, как ты понимаешь, не достигаются случайно.
– Ваша авторская система является более эффективной?
– Конечно. Суть её заключается в глубокой взаимосвязи всех имеющихся компонентов. Это не просто коллекция или ассортимент из правильных упражнений. Все элементы тренировочной программы обязательно должны быть тесно состыкованы, подобно фрагментам одного большого паззла. Более того, все части эффективной программы тренировок связывает между собой определенная внутренняя философия, которая и делает эту программу по-настоящему сбалансированной.
– Как всё сложно.
– Это только на первый взгляд так кажется. Просто нужно знать зачем и для чего ты тренируешься.
– Это и ежу понятно, чтобы быстрее двигаться во время гонки!
– Ежу-то, может, оно и понятно. Только интересно было бы спросить у этого всезнающего ежа, из-за чего именно он начинает быстрее двигаться?
– Ну, когда в процессе ежедневных тренировок он достигает усталости, а потом, в период отдыха происходит увеличение мышечной ткани.
– По-моему, усталость – это довольно странное средство, чтобы ехать быстрее. А существует ли позитивная связь между усталостью на тренировках и последующими спортивными результатами? Можешь мне ответить?
– Вероятно да, не знаю.
– Наиболее вероятным здесь является то, что накопившаяся усталость перерастёт в перетренированность, которая вряд ли сможет улучшить спортивные достижения этого понятливого ежа. Всё это наводит меня на мысль, что этот еж, сознательно поддерживающий состояние усталости, совершает самую серьёзную ошибку. Возможно, конечно, что у него есть какие-либо свои секреты. Но я сильно в этом сомневаюсь. В своё время я отказалась тренировать нескольких подобных «ежей» именно по этой причине. Когда я давала им время на отдых, чтобы позднее приступить к сложным упражнениям в свежем и отдохнувшем состоянии, они воспринимали отсутствие усталости, как показатель потери физической формы. Это превращалось в паранойю. После того, как они самовольно добавляли к нашим регулярным тренировкам дополнительные интервалы, километры, часы и упражнения, я предпочитала с ними расставаться. Тренер не должен помогать хорошим спортсменам идти по ошибочному пути и поддерживать их навязчивые фобии. Цель тренера – чтобы спортсмены двигались быстрее, а не чтобы они быстрее уставали или находились под влиянием стресса. Мне доводилось тренировать многих спортсменов в различных видах спорта, давая им меньшую нагрузку, чем та, к которой они привыкли. Я была удивлена тем, каких высоких результатов они достигли, посвятив себя основной и истинной цели тренировок – более быстрому движению. Когда гонщики приступают к тяжелым упражнениям в свежем и энергичном состоянии, они способны значительно развить свои показатели мощности и скорости. Их мускулы, нервная, сердечно-сосудистая и энергетическая системы находятся в оптимальном напряжении. После того, как я даю им несколько дней для восстановления и адаптации, мы повторяем этот набор упражнений. И знаешь, что? Они начинают ездить значительно быстрее!
– Я всё буду делать, что вы скажете и так, как посчитаете нужным. Я вам полностью доверяю. Сразу видно, что вы своё дело знаете.
– Я рада, что ты меня услышал. Это самое важное на данном этапе. Пока ты сам не поверишь, что сможешь при помощи наших тренировок добиться прогресса, его у тебя не будет. Я дам тебе специально разработанную мной памятку начинающего велосипедиста, в которой ты найдёшь десять основных заповедей тренировок. Вдумчиво прочитай их перед сном и проникнись этими идеями, тебе всё это обязательно пригодится.
– Спасибо! – Поблагодарил Эмили по самые барабанные перепонки загруженный всеми её строгими и многочисленными научными выкладками Парис, запихивая подаренную брошюру в задний карман своих шорт.
– Завтра в девять первая тренировка, поэтому не опаздывай, иначе нарвёшься на штрафные санкции.
– Да знаю я, в контракте всё прописано. До свидания, тренер, – попрощался Парис, и радуясь окончанию этой вступительной лекции, стремительно покинул фитнес-центр.
Взглянув на часы, Парис рассчитал, что при должной оперативности, он еще успевает на вторую пару.
– Сегодня же профессор Остин вещает про деньги, кредит и банки, так что нужно поторопиться. Правда деньги я уже получил, в банке был вчера, да и кредит доверия накануне мне тоже выдали, – усмехнулся про себя Парис и на всех парах помчался в университет.
;
ГЛАВА 2
Интриганка
Ночная жизнь любого мегаполиса обязательно несёт в себе неистребимый привкус веселья и беззаботности. Эта отличительная особенность, вне всякого сомнения, свойственна совмещающему статус делового центра процветающей страны, всеми почитаемой туристической Мекки и огромного хранилища культурных ценностей мирового значения, городу. Создаётся неизгладимое впечатление, что все его законопослушные граждане живут в это время на улице.
Словно обаятельная мадемуазель, решившая выйти на променад, французская столица стряхивает со своих хрупких плеч накопившийся за день будничный груз разнообразных забот и хлопот, приводит себя в порядок, поправляет прическу и макияж, надевает самое красивое платье и предстает перед нами совершенно преображённой. Тысячи мощных прожекторов и миллионы маленьких лампочек-светлячков выхватывают из темноты причудливые силуэты старинного королевского дворца – Лувра, монументальность Триумфальной арки, помпезный классицизм Пантеона, свадебный торт базилики Сакре Кёр, выполненные по библейским мотивам витражи капеллы Сент-Шапель, неоготический фасад средневековой крепости-тюрьмы Консьержери и сотни других достопримечательностей, а светящиеся дорожки подсказывают правильное направление для прогулочных теплоходов.
Фривольно и заманчиво подмигивают с многочисленных афишных столбиков дерзкие «Безумные пастушки», оригинальные «Бешеные лошадки», а также, более изысканные «Лидо» и «Мулен Руж», которые, рано или поздно, непременно завлекут и заманят зазевавшегося прохожего в ловко расставленные по всему городу сети импозантности и артистизма.
В этом праздничном великолепии можно всего лишь за каких-нибудь несколько минут утонуть и полностью раствориться в сонме тысяч жизнерадостных людей. А можно, никого не замечая, даже находясь в толпе, быть наедине с одним только близким тебе человеком.
В один из таких парижских вечеров, за крайним столиком террасы ресторана «Шангри Ла», с которой открывался превосходный вид на горящую расплавленным золотом коренную парижанку – Эйфелеву башню, у самого парапета, сидели уединившись, увлечённые друг другом юноша и девушка, которые о чём-то очень оживлённо и эмоционально беседовали. В первом из них, довольно легко можно было узнать уже известного нам Париса; во второй, незнакомую нам пока его сверстницу, которую звали Софи.
– Ну и зачем ты меня сюда притащил? – Укоризненно спрашивала она, раскрыв от недоумения свои большие голубые глаза и немного сконфузившись. – Здесь же кругом гламурные дамы на шпильках и в вечерних платьях, одна я, как дура, в футболке, кроссовках и джинсах!
– Ну и фиг с ними, не обращай внимания! Вероятно, они здесь живут, вот и выпендриваются друг перед другом, от нечего делать. Зато у нас с тобой более демократичный и комфортный повседневный прикид. – Успокаивал Парис свою расстроенную светловолосую пассию. – Надо же нам с тобой где-нибудь поужинать!
– Кафешек что ли мало в Латинском квартале? Нет, стоило за каким-то чудом сюда припереться! – Летела в уши Париса пулемётная очередь непроизвольных и спонтанных претензий.
– Разве здесь не уютно? Я ведь хотел сделать тебе приятное, даже столик специально заказал, – разочарованно оправдывался Парис.
– А ты не забыл, часом, что я не внучка Рокфеллера, а всего лишь обыкновенная студентка, у которой в кармане вошка, да на аркане блошка? –Облокотившись на скатерть и печально опустив голову на ладони, съехидничала Софи.
– Ты это к чему?
– А к тому, дорогой мой, что ужин здесь обойдётся нам ровно в две мои стипендии!
– Да ты не заморачивайся, я заплачу! И так всегда сама за себя платишь! Я же тебя пригласил и все такое…
– Ага, разбежался и лбом об стену! У самого же в кубышке – детишкам на молочишко! Хотя, возможно, я ещё чего-то не знаю, а ты уже какой-нибудь банк по дороге ограбил? – Не унималась Софи.
– Да нет, никакой банк я не грабил. Просто я на работу устроился. Вот и решил поужинать с тобой в хорошем месте, достойно отметить это событие.
– Что, опять пиццу по вечерам развозишь? Тоже мне, событие! Нашёл повод! Взяли бы с тобой, как в прошлый раз, клубничный мильфей или маффин, да и по кофейку! Этого было бы вполне достаточно!
– Нет, Софи, с пиццей давно покончено, ты же знаешь! Это совсем другая история, всё намного круче. Дело в том, что на днях я подписал годовой контракт с «Эдельвейсом»!
– Да хоть с Лавандой! Тоже, между прочим, очень даже раскрученная сеть по доставке цветов. Они, кстати, на прошлой неделе рядом с нашим кампусом новый бутик открыли, студентов набирают. Одеваешь бутон на голову и вперёд! Работаешь пестиком или тычинкой! Или ты у нас теперь флористом заделался! Букетики там всякие оригинальные составляешь и украшаешь офисные интерьеры с помощью изысканных дизайнерских композиций? Ну точно, как же я сразу-то не догадалась, там же многомиллионные заработки! Заживешь теперь припеваючи! Не жизнь началась, а житуха! – Сопровождая все свои восклицания выразительной мимикой и неутомимой жестикуляцией, прикалывалась Софи.
– Да, погоди ты, Софи, дай немому сказать! – Парис предпринимал очередную отчаянную попытку в надежде остановить неистовый, бурный и эмоциональный словесный водопад своей неподражаемой девушки.
– Хорошо, но у тебя есть всего один шанс! Если ты им не воспользуешься, тогда мы отсюда сваливаем, договорились?
– Да, но только выслушай меня, пожалуйста. «Эдельвейс» – это никакой не цветочный магазин, а всемирно известная спортивная команда, победитель нескольких самых престижных международных велогонок. На меня их скауты вышли. И вот, теперь я с ними работаю. Тренируюсь, с недавнего времени совсем по-другому, по специально разработанной программе. Прикинь, ещё и моим персональным тренером. Там у неё такая мудреная система, что в двух словах и не передать. Короче, мы сейчас к «Тур де Пранк» готовимся, немногим меньше месяца до старта остается.
Информация произвела эффект разорвавшейся бомбы. На какой-то миг Софи полностью ушла в себя, переваривая услышанное. Девушка была несказанно обрадована и одновременно шокирована. Она прекрасно знала, сколько мучился Парис, двигаясь к этой цели, и сильно переживала, что ему никак не удается преодолеть заградительные рубежи многочисленных отборочных соревнований.
Первая реакция, обычно, всё-таки самая правильная. Одним словом, Софи, прикоснувшись самыми кончиками губ, нежно и ласково поцеловала своего парня в его правую небритую щёчку.
– Круто! То-то я смотрю, ты на лекции в последнее время совсем забил! Чего ж раньше-то молчал? А тренерша твоя новая – она симпатичная? Расскажешь подробности, чем именно вы там с ней занимаетесь? – Лукаво подмигнула Софи, постепенно оттаивая и, заходя, при этом, на бреющем полёте на новый вираж неиссякаемого женского любопытства.
– Да не хотел я первое время никому ничего говорить, пока сам всё не выясню.
– Мне-то ты мог рассказать? Или я для тебя что, посторонний и чужой человек? – Выплескивая эмоции наружу, переходила в яростную атаку Софи.
– Да всё никак подходящей минуты не было, я давно уже собирался это сделать. Вот поэтому сегодня и пригласил тебя сюда.
– На самом деле, здесь очень мило и романтично! – Неожиданно резко сменила тему разговора Софи, – и эти пурпурные розы, и зажжённые свечи и восхитительный вид Эйфелевой башни… Спасибо тебе!
– Слушай, Софи, может всё-таки чего-нибудь закажем, а то очень уж есть хочется, – с голодной интонацией в голосе предложил Парис.
Через несколько минут, выбор, хоть и довольно непростой, был сделан. И вскоре, в пажеском сопровождении двух хрустальных богемцев «шампань флюте», на столике появилось серебряное ведерко со льдом, в котором с гордостью принимала холодную ванну одинокая аристократка – мадам «Вдова Клико». Гарсон в черном костюме, белой рубашке и малиновой бабочке, неторопливо открутил мюзле , извлёк пробку и бежевое пузырчатое содержимое с шипением заискрилось, вспениваясь в обоих фужерах.
– Предлагаю тост: за «Эдельвейс»! – Улыбнулся Парис.
– За «Эдельвейс»! – Поддержала Софи.
Держа фужеры за тонкие стройные ножки, ребята протянули их навстречу друг другу. Послышался негромкий характерный звон, послуживший стартовым звуковым сигналом для начала долгожданной средиземноморской трапезы двух, наслаждающихся окружающей обстановкой, незабываемой атмосферой, и, вместе с тем, очень голодных студентов.
– Признавайся, сегодня утром ты, где был, на тренировке? – Немного переведя дух, поинтересовалась Софи.
– Не, в клинику ездил, кровь сдавал.
– На кой? Донорством ещё что ли промышляешь? Нафига тебе теперь дополнительный заработок? Хотя, я согласна, денег много не бывает, их либо мало, либо нет совсем!
– Да нет, ты не догоняешь, это в связи с моей новой работой, так по контракту положено. Прикинь, у меня теперь есть даже личный доктор, так что всё по-взрослому! Сегодня утром воткнула мне иголку в вену и заставила активно пальцы в кулак сжимать и разжимать, пока четыреста грамм в какую-то полиэтиленовую ёмкость не надоила. Не медицинский центр, а какая-то научная лаборатория. Они там, походу, с утра до вечера исследования разные проводят. У них даже медсестер нет, – сплошные лаборантки! А докторша, та вообще – фифа, вся из себя такая важная, ещё и профессор к тому же, а клиника эта и вовсе, её именем называется!
– Странно как-то. Для чего, интересно, им столько твоей крови потребовалось? Ведь даже для самого максимального набора анализов столько не нужно, – задумчиво проговорила Софи, припоминая что-то.
– Сам толком не понял. Сказала, типа так нужно для обновления организма. Прилепила сбоку табличку с моим именем, группой крови и резусом и в какой-то металлический шкаф поместила.
– Ну это в зависимости от того, сколько они твою кровь хранить собираются. Если не больше трёх недель, тогда это был медицинский холодильник, в котором не более, чем плюс четыре Цельсия. А вот для длительного хранения используются специальные криогенные камеры с отрицательной температурой. Они чем-то напоминают большие стиральные машины с вертикальной загрузкой, какие используются в прачечных. В них температура может быть до минус ста девяносто шести градусов. Кровь сначала помещают в пластиковый контейнер, потом охлаждают жидким азотом и хранят в заранее подготовленных для этого сосудах Дьюара. Таким образом, можно сохранять все свойства крови до десяти лет и даже больше.
– А что это такое, сосуд Дьюара?
– Не знаешь? Давай расскажу! На самом деле здесь всё просто. В основе этого устройства лежит тот же самый принцип, что и в обыкновенном термосе, только немного посложнее. Это резервуар типа «сосуд в сосуде», оба из которых выполнены из алюминиевого сплава или нержавейки. Межстенное пространство имеет экранно-вакуумную изоляцию. Для поддержания глубокого вакуума в течение длительного времени в межстенное пространство помещают адсорбент и химический поглотитель водорода. Внутренний сосуд подвешен в наружном сосуде (кожухе) на горловине из специального высокопрочного стеклопластика. Горловина закрывается крышкой. Это и есть сосуд Дьюара.
– Слушай, Софи, а откуда ты всё это знаешь?
– Ты что забыл, я же в Декарте на фармакологическом учусь! И, в отличие от некоторых гениев, лекции не пропускаю!
– И чего, вы там всё это изучаете?
– В том числе, – с чувством собственного превосходства ответила Софи, торжественно провожая в последний путь очередную скучающую плоскую устрицу.
– Прикольно. Но, по-моему, я там никаких «стиральных машин» не видел, одни только холодильники.
– Значит они не на зиму запасаются, а на самое, что ни на есть, ближайшее время! Что-то здесь не так. Нужно будет обязательно всё выяснить и разузнать, – подумала про себя Софи, но вслух ничего не сказала, решив, для начала, вытянуть из Париса побольше информации.
Под прикрытием самого тривиального женского обаяния и кокетства, Софи настолько феноменально и самозабвенно, и, при этом, с таким глубоким и неподдельным реализмом разыграла роль наивной провинциальной дурочки, что не поверить ей в этот вечер не смог бы ни один сомневающийся Станиславский в мире. Не мудрено, что через несколько минут, она уже в мельчайших подробностях и деталях досконально знала все обстоятельства, связанные с заключением контракта, в том числе и про первое посещение Парисом клиники профессора Аманды Видаль. Она сразу подметила все нестыковки, которые происходили с её парнем в этом своеобразном медицинском учреждении, только виду не подала. Ей было совершенно ясно, что заморочить голову таким примитивнейшим образом можно было только абсолютно далекому от анатомии и физиологии человеку, каковым, безусловно, и являлся Парис.
– Необходимо обязательно докопаться до истины, причём, как можно скорее, – размышляла Софи, – иначе они там такую кучу дел наворотят, лет за пятнадцать не разгребёшь!
Поскольку свободного времени было наперечёт, Софи принялась за реализацию намеченного плана без раскачки и промедления.
– Слушай, Чемпион, ты мне рассказывал про какой-то там чудо-пластырь (она специально не стала произносить слово трансдермальный), который тебе выписали для сжигания жировых клеток.
– Ну да, целую упаковку получил.
– Будь другом, дай две штучки, мне тоже нужно! – Жалостливым голосом взмолилась хитроумная девушка.
– Тебе-то зачем? Берёзка ты моя, стройная! Куда же ты его лепить-то будешь, на какое ж такое уникальное место?
– Не скажу! – Игриво уклонилась от прямого ответа Софи. Цель наполовину была достигнута, потому что Парис, без какой бы то ни было задней мысли, выложил на стол сразу несколько одинаковых розовых упаковок.
– А витаминки дашь попробовать? Они кисленькие или сладенькие? – Мелодично пропела Софи.
– Не знаю, я же их не рассасываю, в инструкции сказано, что водой запивать нужно, – равнодушно ответил Парис, отсыпая из матовой упаковки несколько желтоватых капсул на хрупкую ладошку девушки.
– Теперь-то уж я непременно всё выясню и разузнаю! – Обрадовалась очень довольная такой легкой и быстрой победой Софи. – Меня не проведёшь! Насколько же я всё-таки практичная и здравомыслящая девочка! Правильно, сама себя не похвалишь, никто не похвалит!
Ни о чём таком даже и не догадывающийся Парис, в это время, спокойно заканчивал, без сомнения, удавшийся на славу великолепный ужин.
Всё хорошее имеет склонность к быстрому завершению. Наступило время прощаний. Парис подбросил Софи до общежития кампуса и молодая парочка, обнявшись и поцеловавшись, вскоре рассталась до их следующего рандеву.
Однако никто из них в этот час даже не догадывался, каким это свидание получится и чем, в конечном счёте, для них обоих оно обернётся.
* * *
Иногда очень не терпится, чтобы лекция, насколько бы интересная и познавательная она ни казалась, поскорее бы канула в Лету, поскольку у каждой, даже самой любознательной и стремящейся к глубоким научным познаниям студентки, всегда отыщутся в дамской сумочке её потайных мыслей какие-нибудь неотложные дела, которые намного важнее учёбы. Это непреложная истина и аксиома. На последней паре по гистологии Софи то и дело с нетерпением посматривала на часы в ожидании конца лекции приглашённого из Гётеборга шведского профессора медицины. Но стрелки на циферблате будто бы замерли, застыли на месте. Чтобы хоть как-то от всего отвлечься, Софи решила поработать с конспектом, подчёркивая все самые важные мысли и выделяя цветными маркерами ключевые фразы, цитаты и прочую терминологию и научную лабудень. Вскоре она настолько погрузилась и прониклась этим занятием, что не заметила, как осталась совсем одна в быстро опустевшей аудитории.
Побросав конспект и прочие свои причиндалы в многофункциональную конференц-сумку, Софи застегнула молнию, перекинула ремень на плечо и помчалась по ступенькам вниз. Она спешила в третий учебный корпус, где находилась университетская научно-исследовательская лаборатория.
– Только бы оказался на месте Франсик, этот долговязый аспирантик, который всегда старается оказывать мне знаки внимания. Да ещё и ухаживать пытается! Правда безуспешно, потому что делает это по-неандертальски неловко и неумело, – размышляла про себя Софи. – Ботаник, который если и способен на что-то, так это только погладить, за что я его и отнесла к категории гладиаторов. И вообще, он в принципе не в моём вкусе. Однако, как хорошо, что я вчера о нём вспомнила. Франсик для меня всё сделает, что бы ни попросила! Главное, чтобы лишних вопросов не задавал. Хотя этот и не такой…
– Франсик, ты здесь? – Приоткрыв дверь и заглянув в лабораторию, тихонько промяукала Софи.
Внутри просторного и светлого помещения было тихо, а присутствие в нём человека обнаруживалось и вовсе не без труда. На рабочем столе в хаотичном порядке было расставлено стандартное лабораторное оборудование: установки для дистилляции, цифровые датчики электропроводности растворов и оптической плотности, стеклянные колбы, пробирки, расширители, кюветы, переходы, соединители и многое другое. В отдельном шкафу размещались реактивы и реагенты. В целом, лаборатория как лаборатория, ничего особенного.
В этот момент из-за тумбочки показался чей-то худощавый хребет в белом халате.
– Ну слава тебе, господи, ты здесь! – Обрадовалась Софи и захлопала в ладоши.
Незнакомец выпрямился в полный рост, обернулся и, увидев посетительницу, расплылся в широченной улыбке.
– Здравствуйте, мадемуазель Софи, я, допустим, совсем не «господи», но, всё равно, счастлив снова вас увидеть в этой скромной обители! А то я уж было подумал, что вы про меня забыли, – воодушевленно поздоровался Франсуа. – Вы по делу, или как?
Софи решила пока ничего не говорить об истинной причине своего визита. Замысел её был банален и прост, как у начинающего агронома. Сначала нужно немножко взрыхлить и подготовить почву, потом засеять её каким-нибудь незамысловатым квадратно-гнездовым способом, затем обильно полить и лишь после всего этого можно будет приступать к окучиванию корнеплода и сбору урожая.
– Так, лекции закончились, вот освободилась, подумала к Франсику заглянуть, разузнать заодно, чем это он тут опять таким важным занят? – Уверенно приступила к реализации задуманного плана, Софи. – И чего это ты на меня совсем внимания не обращаешь? Я же к тебе пришла, а ты поглощён своими скучными научными изысканиями, возишься тут с колбами и пробирками! Вот возьму обижусь или рассержусь на тебя!
– Не обижайся! Хочешь, я тебе золотой дождь покажу!
– Фи, да ты, оказывается, у нас ещё и грязный извращенец! Как же тебе не стыдно, ну хоть бы меня постеснялся! – Наиграно смутилась Софи, прекрасно понимая, что в действительности речь идёт о каком-нибудь очередном химическом опыте, которые всегда демонстрирует специально для неё Франсуа.
– Извини пожалуйста, просто каждый воспринимает реальность в меру своей научной эрудированности, – звонко расхохотался Франсуа. – Это замечательный и очень красивый эксперимент, который я прямо сейчас и сделаю, на скорую руку, ради нашей очаровательной мадемуазель.
– А может не стоит так рисковать? Тем более, ещё и на скорую руку! Не ровен час, ещё и мозоли натрёшь! Опыт, известное дело, он сын ошибок трудных! – Заливаясь ответным смехом, ненавязчиво издевалась над немного смутившимся аспирантом, Софи.
Франсуа, не обращая на все эти ехидства ровным счётом никакого внимания, зажёг спиртовку и поставил на огонь сосуд для дистилляции воды.
– Итак, мы начинаем! Берём колбу объёмом в один литр и заполняем её горячей водой на три четверти, – начал он своё объяснение. – Вот в этом стаканчике растворяем семь грамм нитрата свинца и немного подкисливаем его азотной кислотой. Получившийся раствор выливаем в колбу и тщательно перемешиваем. Теперь в нашу колбу небольшими порциями добавляем концентрированный раствор иодида калия. Чтобы не образовывался жёлтый осадок, немного взболтаем колбу, и он тут же растворяется в горячей жидкости.
Такого Софи раньше точно никогда не видела. Это было впечатляюще. После остывания колбы, внутри стали образовываться небольшие кристаллики, которые ярко блестели на свету. Кристаллы постепенно росли, а их количество возрастало. Вскоре, весь объём колбы наполнился крупными золотистыми сверкающими частицами. Со временем, правда, кристаллы оседали, но когда Франсуа раствор перемешивал, то золотой дождь начинался снова.
– Потрясающе! – Софи даже запрыгала от увиденного зрелища и одобрительно зааплодировала.
Франсуа, тем временем, улучив момент, решил провести разведку боем.
– Позволит ли, мадемуазель Софи, пригласить её в какое-нибудь романтическое заведение, чтобы культурно провести время в ближайший уикенд?
Софи заранее подозревала, что рано или поздно всё будет сведено к подобному вопросу и была готова к такому повороту событий.
– Я бы с удовольствием, – изобразив глубокую опечаленность на лице, вживалась Софи в образ загруженной и от этого очень расстроенной студентки, – но у меня на этих выходных неотложная самостоятельная работа и подготовка к семинару доклада по её результатам, так что мне сейчас не до прогулок, прости.
– Если мадемуазель скажет, какая именно у неё тема, то, вполне возможно, что я вполне могу оказаться ей полезен! – Любезно предложил свои скромные услуги Франсуа.
Именно этого вопроса от него Софи и дожидалась, именно на это она ничего не подозревающего аспиранта и провоцировала.
– Теперь-то уж этому доверчивому карасику точно не соскочить с крючка, крепко заглотил наживку, не сорвётся! – Обрадовалась Софи, только виду не подала. А про себя прощебетала тихонечко, – покуда живы химики вокруг, удачи мы не выпустим из рук! И пропела про себя, следом, переделанное на свой лад, четверостишье из той же самой популярной детской песенки:
Какое небо голубое,
Мы не сторонники разбоя,
На химика не нужен нож,
Ему в три короба наврёшь
И делай с ним что хошь!
Одновременно с этим, изображая на лице глубокую опечаленность, Софи, как бы между прочим, небрежно принялась рассказывать ничего не подозревающему Франсуа, истинную цель своего сегодняшнего визита.
– Да я, даже и сама не знаю, сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь? Это так скучно. Мне нужно провести исследование с целью определения химического состава каждого отдельного вещества, содержащегося в двух субстанциях, – в основе самоклеящегося пластыря и ещё внутри одной гранулы.
– Мадемуазель обратилась по правильному адресу. Это как раз и есть мой конёк. Ведь я уже несколько лет только этим и занимаюсь! Всё, что от вас потребуется, драгоценная мадемуазель Софи, это принести сюда образцы для исследования и передать их вашему покорному слуге. А во всём остальном просто доверьтесь ему.
– Сейчас пороюсь в сумочке, вроде я вчера ничего не выкладывала, – суетливо закопошилась Софи. И через несколько секунд она извлекла на стол заранее приготовленные два полиэтиленовых пакетика, в одном из которых была размером с пятифранковую монету круглая бледно-розовая рифлёная упаковка с пластырем, а во второй одинокая желтая продолговатая капсула.
– Это и есть твоё задание? – Задумчиво спросил Франсуа.
– Да, до понедельника нужно успеть. Ума не приложу, когда всё это делать? Ещё и морфологию нервной системы зубрить!
– Если мадемуазель сможет завтра зайти в это же время, я полагаю, она будет иметь возможность ознакомиться с полученными результатами анализа двух представленных ею образцов, а также с предварительными выводами по сферам и областям их вероятного применения.
– Франсик, ты супер! – Восторженно воскликнула Софи, дотронувшись указательным пальцем до кончика длинного и некрасивого аспирантского носа, и, не давая парню опомниться, состроила томные глазки, и отправив на прощание лёгкий воздушный поцелуй, молниеносно выскочила из лаборатории.
– Развод удался на славу, – радовалась Софи, – этот «лошарик» ни о чём и не догадался! А что в нашем деле самое главное? Правильно, нужно вовремя смыться! Хорошо ещё, что я ему не успела никаких многообещающих авансов сделать, а то потом пришлось бы снова какие-нибудь нелепые отмазки выдумывать. Остается потерпеть до завтра, и тогда-то я всё и узнаю! И вообще, никакая я не хитрая и не пронырливая, а просто рационально мыслящая и ужасно предприимчивая девчонка. Совсем чуть-чуть, так на самую малость!
* * *
Сутки пролетели, как обычно, ровно за двадцать четыре часа и ни минутой больше. И вот, Софи, как и днём ранее, заглянула в университетскую лабораторию сразу после окончания лекций.
– Франсик, я пришла! – Привычно промурлыкала Софи, оглядываясь по сторонам. Но на этот раз в лаборатории было пусто. Аспиранта на месте не оказалось. Софи загрустила.
– Неужели этот гладиатор ничего не сделал? Не может же быть, чтобы он про меня забыл или, того хуже, попросту гвоздь на меня забил?
Всё лабораторное оборудование было на том же самом месте, что и вчера. Никаких изменений и ничего необычного Софи не обнаружила. Неожиданно её взор упал на завязанную тёмно-коричневую папку, из которой торчал белый уголок листка бумаги. Не задумываясь ни на секунду, Софи, не развязывая папку, аккуратно и осторожно чтобы не помять, вытащила из неё листок бумаги, на котором крупными буквами было напечатано: «Заключение».
Софи, жадно проглатывая фразы, прочитала следующее:
«В первом, из двух представленных для исследования образцов, на тканевую самоклеящуюся основу, нанесён спиртосодержащий гель, включающий пять миллиграммов тестостерона.
Тестостерон – это основной мужской половой гормон, андроген. Секретируется из холестерина клетками Лейдига семенников у мужчин, а также в небольших количествах яичниками у женщин и корой надпочечников и у мужчин, и у женщин.
Является продуктом периферического метаболизма, отвечает за вирилизацию у мальчиков и андрогенизацию у девочек.
Тестостерон влияет на развитие костной и мышечной ткани. С зависимости от уровня тестостерона, у мужчины может существенно меняться его настроение».
Далее, в описательной части, приводилась структурная формула тестостерона, чуть ниже – истинная, эмпирическая или брутто-формула, потом описывался его химический состав с детализацией атомного веса, числа атомов и процента от общей массы каждого элемента – углерода, водорода и кислорода, а также молекулярная масса этого вещества и много всяких других ненужных и совершенно неинтересных для Софи подробностей.
– Зачем же это, интересно мне знать, Париса втихаря подкармливают тестостероном? Ну не для поднятия же настроения? Может, чтобы он мне почаще устраивал Варфоломеевские ночи? Было бы неплохо, конечно! – Весело усмехнулась Софи. – Ну, а если без шуток, всё-таки для чего?
То, что они Парису всей правды не говорят, было очевидно для Софи с самого начала их разговора. Только очень далёкий от медицины человек не сможет отличить пластырь для сжигания жира от того, который ему выдали в клинике. И упаковка специально подобрана – матовая. Где же это видано и слыхано, чтобы в серьёзной клинике раздавались медицинские препараты, на которых нет названия!
Чем дольше длились размышления Софи, тем больше она недоумевала. Вместо одного, мучившего её вопроса, их количество возрастало в её мыслях в геометрической прогрессии и, в конце концов, она невольно растерялась и даже заплакала, не зная, что же ей теперь со всем этим делать?
Но тут дверь лаборатории резко распахнулась и в помещение влетел взбудораженный, явно находящийся в неадекватном состоянии, помятый и уставший от бессонно проведённой ночи, совершенно измученный Франсуа. Словно от непрерывного контакта с накопившимся зарядом статического электричества, волосы на его голове торчали в разные стороны и напоминали самую подлую из широкого спектра диверсий, случившихся прошлой весной на заброшенной макаронной фабрике. Зрачки аспиранта были расширены, как у закоренелого наркомана с многолетним стажем, а взгляд энергичный и распалённый, будто у помешавшегося орангутанга, который вот-вот набросится на подвернувшуюся ненароком жертву, чтобы её изнасиловать и убить, или убить, а потом изнасиловать.
Первой реакцией не на шутку перепуганной Софи, был стремительный отскок в сторону и прыжок в кресло, где она тут же свернулась клубком, поджав под себя дрожащие руки и ноги, выглядывая исподлобья на свет белый будто в последний раз в своей жизни. Возникшая сцена была явно типичной для мира животных, но никак не людей. Тяжело дышащий от погони хищный зверь, наконец-то, настиг свою добычу и собирается растерзать её, слабую и беззащитную, своими длинными и когтистыми лапами.
По количеству выплеснутого адреналина, это зрелище оказалось для Софи похлеще любого экстремального аттракциона и комнаты ужасов, собранных воедино. Будучи убеждённой атеисткой, Софи в одно мгновение поверила во все известные человечеству религии и божества, причём одновременно. Не зная наизусть ни одной молитвы, она всё равно стала отчаянно и неистово молиться, одним только ей известным способом, словно ей сейчас предстоит восхождение на эшафот.
Вся эта картина длилась всего лишь считанные секунды, однако Софи за это время уже успела несколько раз навеки проститься с бренным и несовершенным окружающим её миром. В итоге, боги оказались на редкость благосклонны, поскольку они услышали её молитвы и своевременно примчались на выручку.
А в лаборатории дальше происходило вот что. Подскочивший к Софи аспирант, вовсе не разорвал её на кусочки, а, напротив, присев рядом, легонько схватил её за ладони и стремительно, с нетерпением, принялся за долгожданный допрос с пристрастием.
– Ну, рассказывай, скорее, откуда ты это взяла? – От вчерашней манеры изысканного общения у Франсуа не осталось ровным счётом никакого следа.
– Что взяла? – Небрежно смахивая слезную капельку с покрасневшей щеки, тихонько всхлипнула Софи.
– Это вещество, которое ты мне вчера здесь оставила! Кстати, а чего ты зарёванная такая? Что ещё здесь случилось?
– Всё нормально, это я так, на эмоциях, не обращай внимания.
– Тогда немедленно признавайся, как оно у тебя оказалось?
– Я же тебе говорила, у меня работа, самостоятельная, мне его для исследования профессор дал.
– Не лги мне, фантазёрка! Ну, если с первым образцом я ещё вчера готов был поверить твоим сказкам, то со вторым – это абсолютно нереально. Ни у какого профессора в нашем университете такого вещества нет и быть не может! А ну говори правду!
– Это наркотик? – Попыталась выиграть время перепуганная не на шутку вскрывшимся обманом Софи, которая хотела выкрутиться и на ходу придумать какую-нибудь новую правдоподобную версию, но безуспешно. Ничего путного и реалистичного ей на ум не приходило, а рассказывать правду она не собиралась.
– Какой наркотик? – Пренебрежительно отмахнулся Франсуа, – наркотики я и сам запросто могу синтезировать, здесь нет ничего интересного, никакого проку.
– Может тогда бизнесом займёмся, ты тут колдуешь, а я клиентуру подгоняю! Деньжищи будем лопатой грести! – Негромко рассмеялась Софи.
– Ты, давай, зубы-то мне не заговаривай! Говори прямо, как к тебе попала эта капсула?
Софи поняла, что её прижали к стенке и дальше отступать попросту некуда. И она решилась немного приподнять гобелен, но далеко не полностью и не до конца.
– Меня подружка попросила узнать, что это такое. Она у своего парня нашла, вот и подумала, что он на наркотики подсел. Рассказала мне, а я про тебя вспомнила. Вот и приволокла. Извини, что вчера неправду сказала. Нужно же было что-то придумать, чтобы правду выяснить, вот и придумала.
– Подружка, говоришь, – недоверчиво посмотрел на Софи аспирант.
– Угу. – Кивнула Софи, шмыгая носом. Она готова была провалиться сквозь землю, но всё-таки, сидевшая внутри неё скользкая змея, упорно продолжала изворачиваться. Не могла же Софи сказать, что она эту капсулу у своего парня взяла, с которым у неё серьёзные отношения!
– Хорошо, пусть будет подружка. Познакомишь? – Ехидно усмехнулся Франсуа.
– Ты что, я не могу, я же обещала никому ничего не рассказывать, – решительно запротестовала Софи, энергично размахивая руками. – А потом, ты вроде меня приглашал прошвырнуться куда-то на эти выходные, а сам моей подружкой интересуешься! Бабник! Все вы, мужики, одинаковые! – Быстро сообразив, что ситуация изменилась, Софи перехватила инициативу и тут же перешла в стремительное контрнаступление.
– Да я совсем не то имел ввиду, прости! И, вообще, попросил бы не обобщать! – Занимал круговую оборону Франсуа.
– Так-то оно лучше, смотри у меня, а то я хоть и маленькая, но ревнивая! Если что, я за себя не отвечаю! Учти, могу и шкуру ненароком попортить, да и в морду вцепиться! – Обстреливала вражеские позиции из гаубицы женской хитрости Софи, одновременно думая и о том, как бы поскорее соскочить с этой темы, и о том, чтобы при этом ни в коем случае не переиграть.
В итоге, Франсуа признал себя полностью разбитым и побеждённым, подписав безоговорочную капитуляцию. Тема с подружкой была замята и к ней уже больше не возвращались.
– И что же, всё-таки, за вещество такое пресловутое находилось в капсуле, из-за которого ты всю ночь не спал?
– А что, так заметно?
– Бомжи в Булонском лесу и те выглядят лучше! – Съёрничала Софи.
– Да, ты права, я почти четырнадцать часов беспрерывно только этим и занимаюсь, не до сна было.
– Я успела посмотреть твоё заключение по первому препарату. Я всё понимаю, нехорошо конечно рыться по чужим папкам и всё такое, но я тебя ждала, делать было нечего, мне было скучно, вдруг увидела папку на столе. Само собой как-то получилось.
– Всё правильно, это же я специально для тебя писал. – Франсуа хотел сказать, что для её доклада на семинаре и по поручению профессора. Только какой теперь мог быть доклад, когда вся подноготная уже открылась.
– В пластыре был тестостерон. – Сделав акцент на последнее слово, Софи произнесла его по слогам.
– Да, и это выяснилось довольно-таки быстро. Этот препарат называется Андродерм, производитель Watson Pharma, США. Он продаётся в любой аптеке в свободном доступе и не представляет для науки абсолютно никакого интереса.
– Да, но зачем его может принимать парень?
– Ну, здесь могут быть разные варианты. Например, если он хочет выглядеть более мужественным, чтобы пользоваться популярностью у противоположного пола.
– А если по назначению врача? Такое возможно?
– Конечно. Тестостерон участвует в формировании репродуктивной системы, а его низкий уровень может привести к развитию депрессии, потере веса за счёт уменьшения мышечной массы, импотенции и даже к ожирению. Хронический недостаток этого гормона приводит к апатии, затяжным депрессиям и потере всяческого интереса к жизни, что чревато суицидальными наклонностями. Если всё это обнаруживается, тогда применение данного препарата оказывается просто необходимым.
– А может быть, чтобы этот препарат употреблялся бессознательно? Ну, скажем, этот пластырь наклеивался на тело в качестве средства для похудения.
– Абсолютная чепуха! Хотя, знаешь, при повышенном либидо злоупотребление постельным режимом может существенно повлиять даже на такой фактор, как снижение веса! – Сделав недвусмысленный намёк и лукаво подмигнув Софи, рассмеялся Франсуа.
– Ну а если с мужской функцией всё нормально, для чего ещё он может применяться? – Допытывалась Софи, не обращая никакого внимания на не самый удачный кабацкий юмор аспиранта.
– Если парень занимается спортом, например, бодибилдингом, тогда он может использовать тестостерон для увеличения мышечной массы, но здесь я, правда, не слишком большой знаток.
– Поняла, – коротко, но ёмко, отреагировала Софи и задумалась. Ход её дальнейших рассуждений оказывался предельно логичен. – Так как Парис получил этот пластырь в клинике на следующий день после заключения контракта, следовательно, это каким-то образом связано с его тренировками. Скорее всего, Парису его выдали для ускорения роста мышечной массы ног. Да, но зачем это потребовалось держать от него в тайне, придумывая разную чушь про излишнюю жировую ткань? Сказали бы прямо, что нужно увеличить объем мышечной массы бедер и все дела. Парис бы и спорить не стал, уж я-то его знаю, как облупленного!
– Если мы с этим разобрались, может быть скажешь, наконец, из-за чего ты сам не свой?
– Дело в том, мадемуазель Софи, – сумев, наконец-то, прийти в себя, размеренным тоном начал Франсуа, – что в вашей капсуле находится субстанция, до сих пор не описанная в науке и неизвестная ни медицине в целом, ни фармакологии, в частности. В списке зарегистрированных препаратов такого вещества пока ещё попросту нет. Вернее, оно есть, раз мадемуазель мне его вчера принесла, но что это за химическое соединение и для чего оно может быть использовано, однозначно ответить пока невозможно.
– То есть, если я правильно, Франсик, тебя понимаю, кто-то синтезировал новый медицинский препарат, использует его с какой-то непонятной целью, но по какой-то неизвестной причине не оформляет на него патент?
– Совершенно исключено! Это же запрещено законом! Каждый новый препарат проходит несколько специальных лабораторных и клинических испытаний и только при достижении положительных результатов может использоваться в качестве лекарственного средства.
– Ну и что ты тогда обо всём этом думаешь?
– Я полагаю, что этот препарат зарегистрирован в качестве биологически активной добавки, парафармацевтика.
– Слушай, Франсик, а я раньше думала, что все биологически активные добавки изготавливаются из натуральных компонентов, а не химическим способом.
– Мадемуазель права, парафармацевтики, в большинстве случаев, являются источниками природных компонентов пищи, однако их действующие начала могут быть получены различными способами, как биотехнологическим, так и химическим.
– И стоило, из-за всего этого, из себя конченного шизофреника изображать? Скакать, как ненормальный и орать благим матом на все Елисейские Поля? – Недоуменно пожав своими хрупкими плечиками, удивилась Софи.
– Может оно, конечно, и не стоило! Только представьте себе, мадемуазель Софи, вы четвертый год пишите диссертацию, посвящённую определённой проблематике, занимаетесь научными исследованиями, ставите две с половиной сотни лабораторных опытов, пытаетесь синтезировать некий новый препарат, а у вас, по разным причинам, ровным счётом ничего не получается. И вот, когда вы уже совсем отчаялись и приходите к выводу, что простому смертному белковому человеку это сделать не суждено, вдруг открывается дверь в лабораторию и одна маленькая симпатичная первокурсница приносит и кладёт этот самый препарат к тебе на лаборантский стол! Да ещё и просит заключение по нему подготовить, по заданию профессора, для семинара!
– Свихнуться можно! – Непроизвольно вырвалось у Софи.
И оба тут же громко расхохотались.
– Слушай, Франсик, что же это получается? Значит, я помогла тебе диссертацию написать! Теперь с тебя причитается! – Всё ещё хохоча, веселилась Софи.
– Эх, если бы… Всё как раз-таки с точностью наоборот, теперь вся моя работа пошла коту под хвост! – Погрустнел аспирант.
– Но ведь теперь же у тебя есть тот самый препарат, над которым ты столько пыхтел!
– Только синтезировал то его другой, который наверняка первым по нему и защитится. К тому же, недостаточно просто иметь препарат, нужно знать способ его изготовления, понимать, как его получить. Для этого необходимо видеть его исследовательские журналы и дневники или лично присутствовать при синтезе. Это как проверочный ответ в конце учебника по математике. Известно, что получилось, но неизвестно как. Нужно само решение, которого нет.
– А может быть такое, что тот, кто синтезировал этот препарат не хочет афишировать своё изобретение?
– Это же колоссальный научный успех и очень большие деньги! Для чего же тогда всем этим заниматься? Чтобы держать это изобретение в тайне? Опубликование подобного исследования могло бы принести автору всемирную славу и миллионные доходы от его практического применения!
– Действительно, всё это как-то противоестественно, задумалась Софи и, наконец, что-то в её голове нарисовалось, а глазки радостно заблестели.
– Слушай, Франсик, а в чём суть-то этого вещества? Для чего оно может использоваться?
– Понимаешь, Софи, этот препарат – маска. Он способен скрыть в организме человека следы применения другого препарата.
– Ну и зачем это кому-то может понадобиться?
– Представь, что ты управляешь автомобилем в состоянии алкогольного опьянения и тебя останавливают жандармы. Предлагают пройти тест на наличие алкоголя в организме. Ты дышишь в трубку и прибор зашкаливает. Все, грозит суд, штраф, лишение прав, а то и тюрьма. Но, по закону, ты имеешь право отказаться дышать и пройти добровольное медицинское освидетельствование. Ты едешь вместе с сопровождающими тебя «фликами» в медицинское учреждение и по дороге тихонечко вынимаешь из своей сумочки одну маленькую жёлтенькую капсулу, хладнокровно запиваешь её минеральной водой и преспокойно отправляешься на соответствующую процедуру.
В результате проведённой проверки, алкоголь у тебя в крови оказывается, скажем, примерно 0,15-0,25 промилле, то есть в пределах допустимой нормы. Всё, ты чиста, как дистиллированная вода. И ты горделиво выходишь из клиники, поворачиваешься спиной к жандармам, садишься в машину и, с чувством собственного достоинства и апофеозом своему препарату, демонстрируешь недоумевающим ментам свежий американский маникюр на своём среднем пальце.
Об интересующей теме, которой ты посвящаешь всё своё свободное время, можно говорить бесконечно. Неизвестно, сколько бы ещё продолжался занимательный рассказ Франсуа, но в этот момент в лаборатории раздался телефонный звонок.
– Да, понял вас, профессор, выезжаю через пять минут. – Кратко ответил аспирант, переключившись уже на совершенно другие, вероятно более важные мысли. Коротко бросив на прощание, – до свидания, мадемуазель Софи, договорим в другой раз, – Франсуа скинул халат, схватил свой портфель и, побросав в него какие-то бумаги, быстро выбежал из лаборатории.
– До какого свидания? Ты же опять смываешься от меня! – С обиженной интонацией в голосе прокричала вдогонку Софи, но никакого эффекта это не возымело. Аспиранта уже и след простыл.
На самом же деле, Софи ужасно обрадовалась. Теперь ей уже не придется отмазываться от прогулок на уикенд, поскольку слишком навязчивый и долговязый гладиатор, сам собой отвязался и этот вопрос окончательно снят с обсуждения и не стоит более на повестке дня.
Но этот момент её и раньше не слишком волновал. Её занимало совсем другое. Она всё-таки выяснила, что Париса целенаправленно пичкают тестостероном, вероятно для того, чтобы увеличить мышечную массу ног, однако зачем-то делают это слишком изощрённым способом, намеренно скрывая даже сам факт его применения, как перед самим пациентом, так и перед всем его окружением.
* * *
В это самое время, после прослушивания лекций по макроэкономике, философии и социологии, а также нескольких часов интенсивной и изнурительной тренировки, Парис вернулся домой и обессиленный плюхнулся на кровать, где полчаса лежал абсолютно неподвижно. Бабушка пару дней назад уехала отдохнуть в Барселону по какой-то там социальной программе, не то в пансионат, не то в санаторий. Есть особо не хотелось, да и, к тому же, норма по калорийности на сегодня была полностью выполнена. Парис пошёл на кухню, вскипятил чайник и включил телевизор. По третьему каналу шла прямая трансляция пятого этапа ежегодной многодневной шоссейной велогонки «Тур Нормандии» и Парис, с увлечением, погрузился в просмотр. Всегда полезно со стороны оценить чужую технику езды, подмечая тактические хитрости и уловки своих потенциальных соперников.
От захватывающей спортивной программы Париса отвлёк внезапный звонок в дверь.
– Кого это там ещё нелегкая принесла? – Подумал Парис. – Софи, вроде, не собиралась приходить, она говорила, что у неё сегодня вечером какие-то неотложные дела в универе.
В размышлении, «кто бы это мог быть?», Парис открыл входную дверь и был сильно удивлён, поскольку сразу узнал неожиданного визитёра. Перед ним, на пороге его квартиры, стояла знакомая ему сотрудница из клиники Доктора Аманды Видаль, та самая симпатичная лаборантка Мари Дюпон. От растерянности и неожиданности, он на какое-то время попросту заблудился в собственном биополе. Оценивающим взглядом рассматривая девушку, образ которой неоднократно оживал в его памяти в последнее время, Парис застыл в коридоре, как мраморное изваяние.
– Так и будете меня в дверях держать или может быть всё-таки позволите мне войти? – Строго спросила Мари, уже успевшая пожалеть о том, что согласилась сегодня на эту работу.
– Проходите, конечно, просто никак не ожидал вас увидеть, – неуклюже пятясь назад, выдавил из себя Парис, указывая рукой путь на кухню. – У меня в хате бардак, так что не обращайте внимания.
– Это не имеет значения. Доктор сегодня днём закончила исследования вашей крови и зафиксировала в ней пониженное количество эритроцитов, а также критическую нехватку гемоглобина. В этой связи, она назначила вам непродолжительный терапевтический курс – для подкожного применения, – сразу объяснила цель своего визита Мари, доставая из сумочки упаковку на десять ампул и одноразовый шприц. – Где у вас можно руки помыть? – И, не дожидаясь ответа, прямиком направилась к раковине.
– В тыл колоть будете? – Осторожно поинтересовался Парис.
– Боитесь? Напрасно! Это совсем не больно. Тем более, что вводить препарат будем совсем не туда, а в подкожную область мышц пресса. Где будет удобнее приступить к процедуре, здесь или где-нибудь ещё? – Спокойно поинтересовалась Мари, небрежно встряхивая ампулу и протирая её влажной ваткой, предварительно смоченной этиловым спиртом.
– Может лучше в моей комнате?
– Хорошо, мне без разницы. Проходите вперёд, пациент, – официальным тоном распорядилась Мари, привычным движением руки отломив кончик ампулы. После этого, она сняла защитный колпачок, опустила иглу в ампулу, плавно потянула на себя рукоятку поршня и неторопливо переместила всё прозрачное и бесцветное содержимое ампулы в цилиндр шприца. Слегка надавив и брызнув небольшой тонкой струйкой вверх, она убедилась, что в цилиндре не осталось ни одного пузырька воздуха.
– Что мне нужно делать? – Послушно ждал указаний Парис.
– Поднимите майку! – Отчётливо скомандовала Мари.
Парис неохотно подчинился и двумя руками задрал майку до подбородка. Мари аккуратно ощупала подходящий участок, немного оттянула кожу на животе и равномерно ввела четыре кубических сантиметра инъекции, после чего вытащила шприц и протерла место укола другой проспиртованной ваткой.
Несколько раз Парис глубоко вдохнул, вдыхая исходящий от Мари приятный цветочно-мускусный аромат тубероза и флёрдоранжа, как вдруг в его сознании странным образом всё смешалось и откровенные соблазнительные женские образы поплыли у него перед глазами.
– Можете опустить майку, – тихо сказала Мари, чувствуя повышенное сердцебиение и сильно участившееся дыхание, вплотную стоявшего рядом с ней, возбуждённого пациента.
Одним словом, дальнейшее развитие событий пошло по незапланированному и, вместе с тем, вполне прогнозируемому сценарию. Всё случилось, как бы само собой, и, при этом, настолько стремительно и быстро, что ничего изменить было уже невозможно. Не встречая на своем пути практически никакого сопротивления, внезапно утративший по неизвестной причине чувство дозволенного альфа-самец, подчинившись зову дикого животного инстинкта, жестоко и бесцеремонно продемонстрировав безрассудное торжество и превосходство грубой мужской силы над здравым смыслом повседневных человеческих взаимоотношений.
Когда Парис опомнился, всё уже было кончено, а обесчещенная совесть навсегда и безвозвратно потеряна. На несколько минут над растерявшейся комнатой безраздельно нависло пустое и страшное антрацитовое безмолвие.
– Я смотрю наша терапия на тебя здорово подействовала! Больной явно пошёл на поправку. – Опустошённо глядя в потолок, сидя на кровати безразличным меланхолических голосом произнесла Мари, прерывая общее молчание и закуривая сигарету.
Глядя на съёжившуюся словно шагреневый клочок, тонкую прозрачную тень униженного и оскорбленного чудом уцелевшего существа, оставшуюся от того, что ещё несколько минут тому назад носило гордое человеческое имя, Парис, наконец, осознал, что же он только что натворил и не на шутку перепугался. Он просто не знал, что ему теперь делать дальше. Наверное, требовалось сказать что-то, но ничего путного на ум не приходило. Он тупо сидел на кровати, не зная, что же теперь ему предпринять.
– Не дрейфь, «заяву» писать не стану, – сухо сказала Мари, – сама виновата, не маленькая, прекрасно всё понимала и знала, на что шла и чем это может для меня обернуться. Не волнуйся, Керуаль никогда не узнает, я ничего ей не расскажу!
– Ты знаешь Софи? Откуда? Все, я попал! – Схватился за голову ошалевший Парис.
– Конечно знаю. Я ведь с ней на одном курсе учусь.
– Как же я теперь ей в глаза смотреть буду? Да она живо причиндалы мне оторвёт! Без помощи, хирургического вмешательства и анестезии!
– И правильно сделает, между прочим, – равнодушно и бесчувственно прошептала Мари.
В это время в дверь опять позвонили. Парис, натягивая на ходу джинсы, побежал было к двери, но остановился в коридоре и открывать её явно не торопился.
– Это жандармы, – сразу же подумал Парис, хотя это была, пожалуй, самая нелогичная версия. – Они пришли за мной! Но почему так быстро и откуда они узнали? Всё ясно, это соседи меня сдали! Но ведь у нас было тихо вроде, Мари практически не кричала, хотя в этом я теперь уже совсем не уверен.
В дверь, тем временем, нетерпеливо позвонили ещё несколько раз.
– А что, если меня сейчас дома нет? – Сам с собой разговаривал одичавший Парис. – Тогда и открывать никому не надо! Да, но где тогда я? Да гуляю, тренируюсь, в магазин пошёл или в гости. Мало ли, где я могу быть в это время. Хотя если это жандармы, то они скоро дверь вскроют и рано или поздно всё равно вломятся и ворвутся.
Так и не придя ни к какому определённому решению, Парис всё-таки решился и открыл дверь, правда сразу же понял, что это конец. По неписаному закону женской солидарности, на лестничной площадке был никто иной, как его дорогая и любимая девушка, которая, увидев оторопевшие и остекленевшие зрачки Париса, сразу же догадалась, что с ним произошло что-то непредвиденное. Ни слова не говоря, Софи непроизвольно оттолкнула Париса в сторону и стремительно направилась прямо в спальню.
Парис мигом почувствовал ментоловый холодок в области паха, понимая, что сегодня последний день его жизни и скоро по нему будут служить панихиду, отпевание и читать некролог. Набравшись решительности, он всё-таки вернулся в свою комнату, в которой происходило, однако, далеко совсем не то, чего он мог бы ожидать.
Никто не знает, как он поведёт себя в тот или иной сложный и непредсказуемый момент. Когда Софи влетела в спальню и увидела давшую, наконец, волю эмоциям подавленную и разревевшуюся Мари, она, стоя на месте, молча осмотрела комнату и сразу же обнаружила все улики. Те, которые всегда лежат на поверхности, когда подобное случается с девушкой в первый раз в её жизни. Софи сразу же всё поняла. И, находясь в глубоком шоке от увиденного, не устроила никому никакого скандала и даже не закатила истерики.
– Прости, Софи, я совсем не хотела, ты можешь меня убить, но я ничего не могла поделать, если бы я даже попыталась сопротивляться этому, поверь, всё закончилось бы для меня намного хуже, – не поворачивая голову, осипшим голосом пролепетала Мари, сумевшая догадаться кто пришел и резко перестала плакать.
– Что ты ему вколола? – Увидев использованный шприц и пустую ампулу, строго спросила Софи.
– Эритропоэтин.
– Зачем?
– Срок наступил.
– Какой срок?
– Предсоревновательный. Нужно успеть курс проделать, чтобы он к старту в нужной кондиции был, поэтому меня сегодня к нему и направили.
– Ты, что же в клинике Аманды Видаль работаешь? – Удивилась Софи.
– В ней самой.
– И что, он здесь всё это накруговертил, находясь под воздействием твоего препарата?
– Нет. Эритропоэтин начинает действовать часов через пять или шесть, да и ко всему этому, если говорить прямо, вообще никакого отношения не имеет. Во всём виноват пластырь, точнее тестостерон. От него сейчас в его организме такие процессы творятся, никому мало не покажется. Я только что всё это на собственной шкуре испытала. – Мари с по-прежнему потерянным и отрешённым видом сидела на кровати, поджав под себя озябшие ноги от стеснения сиротливо прикрываясь подушкой, насколько это вообще было возможно.
– Значит, ты всё знаешь. И про пластырь, и про всё остальное. – Догадалась Софи.
– Знаю. Я же у них уже три месяца работаю.
– Ну чего стоишь, как истукан, дай ей что-нибудь надеть, а то напрокудил здесь, хрюн моржовый, убить тебя мало! – Яростно сорвалась Софи, кидаясь в Париса обрывками фраз и обидных словосочетаний.
Парис тут же принялся рыться в шкафу в поисках чего-нибудь подходящего по размеру, но безуспешно. И всё-таки, вскоре нашлись, более-менее, сносные синие спортивные шорты и жёлтая тенниска.
– Ему нужно будет сделать ещё девять инъекций, через два дня каждая. – Холодно проговорила Мари, глядя Софи прямо в глаза, – могу я тебя попросить, а то видишь, как оно всё получилось, одним словом, мне бы не хотелось больше сюда приходить, по крайней мере, в самое ближайшее время.
– Конечно, я всё сделаю. Только ты не думаешь, что обо всём этом стоит заявить куда следует?
– Если ты про то, что случилось здесь сегодня, то я уже сказала ему, что заяву писать не буду. А если про всё остальное, то, что мы сможем доказать?
– Ну как что? – Удивилась Софи. – В нашем распоряжении есть много чего, пластырь с тестостероном, ампулы эритропоэтина, упаковка каких-то непонятных капсул.
– И что ты скажешь жандармам? Что твой парень сидит на тестостероне, а мы с тобой ему ещё и эритропоэтин колем, без назначения лечащего врача в придачу? Ведь меня негласно из клиники к нему отправили, вот в чём штука-то. Ну нас двоих и загребут.
Софи задумалась. Действительно Мари права. Что они в действительности обо всём этом знают и могут рассказать? Ничего конкретного.
– Забыла тебе, Софи, самое главное сказать, – печальным тоном начала Мари. – Вчера, ближе к вечеру, в нашей лаборатории в кабинет доктора Аманды забежало какое-то долговязое небритое существо по имени Франсуа, которое принесло с собой одну из тех капсул, которые мы под условием строжайшей конфиденциальности выдали твоему Парису.
Всё тайное становится явным. Из приличных выражений, которые в течение нескольких минут непроизвольно срывались с губ Софи, были только предлоги и междометия. Наконец она выговорилась и, в удручённом расположении духа, присела рядом с Мари, по-дружески обняв её за плечи.
– И что же теперь будет? – Спросила Софи.
– Выкрутимся! – Лаконично ответила Мари. – Я всё придумала. Вчера я слышала, ненароком, весь разговор между Франсуа и Амандой. После того, как он ушёл, я, набравшись смелости и решимости, вошла в кабинет и сказала, что всё слышала. Короче, я за тебя поручилась.
– В смысле, поручилась?
– Я ей прямо сказала, что знаю тебя и что ты из тех, кто будет держать язык за зубами. Только есть один небольшой нюанс. Тебе теперь придётся устроиться к нам в клинику и подписать документ о конфиденциальности, то есть о неразглашении. Ты, конечно же можешь отказаться, но тогда я ничего не гарантирую. Одним словом, тебе решать.
– Ну я, естественно, не против, мне очень нужна работа, ведь ты же знаешь. Только мне что же, придётся тоже всем этим заниматься?
– А сама ты как думаешь?
– Похоже, что у меня нет выбора, – после непродолжительного раздумья, с унынием, констатировала Софи. – Не зря же говорится, за что боролась, на то и напоролась!
– Слушайте, девочки, я что-то не врубаюсь, какой тестостерон и эритропоэтин вы только что обсуждали? – Вмешался в разговор всеми забытый Парис.
– Ты, что, до сих пор так ничего и не понял? – Удивилась полному отсутствию у её парня какой бы то ни было проницательности, Софи. – Ну ты и тормоз!
– Да я просто сам не свой. Не знаю, как такое могло случиться? – Неуклюже оправдывался Парис.
– Помолчи лучше, мы с тобой потом разберёмся. Сначала ты у меня искупаешься в «Ванне Марата», а потом и вовсе я тебе устрою «Девятое Термидора»! – Жестко остановила его Софи. – А пока слушай и дай себе отчёт в том, что происходит. Если коротко, то тебе все врут с первого и до последнего слова. Пластырь, который ты всё это время успешно клеишь себе на задницу, к сжиганию жира имеет точно такое же отношение, как я к армейской службе в вооруженных силах Саудовской Аравии. Только полный лох, такой как ты, мог с такой легкостью повестись на то, что после измерения давления и электрокардиограммы можно определить в организме повышенный уровень жировой ткани. А то, как тестостерон в действительности повлиял на твой организм, всего за пару недель опустив весь твой разум ниже плинтуса, превратив и без того бараньи мозги в куриные, можешь сам убедиться! Ты только посмотри на то, что ты с ней сделал, животное!
– Да, но я же сам видел, как доктор мне выписывала рецепт, – попытался хоть что-то сказать в своё оправдание, Парис.
– И ты, конечно же, первым делом, прочитал всё, что в нём написано. – Усмехнулась очередной очевиднейшей глупости, Мари. – Аманда обожает писать всякую ерунду на латыни, она так развлекается! В твоем рецепте, например, было четверостишье из «Науки любви» Овидия, причём самое пошлое. Поэтому я его тут же разорвала и выбросила.
– Значит и витамины, тоже совсем не витамины, а что-то другое. – Догадался Парис, – но, что же это тогда?
– Это новейшая и секретная разработка нашей лаборатории, но название этого препарата и какова его фармацевтическая функция – мне неизвестно. В мои обязанности входит только его выдача и учёт. Излишнее любопытство у нас, мягко говоря, не приветствуется. Каждый сотрудник должен заниматься только тем, чем скажут и ни при каких обстоятельствах не совать нос не в своё дело. За этим строго следят, а за нарушения по контракту могут быть наложены огромные штрафные санкции. И сейчас я вам всё это рассказываю только потому, что Софи всё равно уже засветилась, полезла зачем-то туда, куда ей лезть совсем было не надо, и поэтому теперь нам всем вместе придётся молчать, иначе у нас будут огромные проблемы. За всем этим стоят очень серьёзные люди, я однажды видела в клинике солдат иностранного легиона, сопровождающих перевозку наших медикаментов, всю сопутствующую сопроводительную документацию и архив.
Наступило всеобщее молчание и образовалась угнетающая тишина, зловещая и леденящая душу. Стемнело. Комната постепенно наполнилась свинцовым сумраком и ребята еле-еле различали собственные силуэты, но свет всё равно включать никто не хотел. Каждый из них попросту боялся увидеть мёртвый взгляд сидящего напротив товарища, каждому из них было и стыдно, и совестно друг перед другом.
Первым не выдержал Парис. – Куда же я попал? – Спрашивая у самого себя, он вскочил со стула и включил свет, отчего у всех тут же заболели глаза.
– Добро пожаловать в «Большой Спорт»! – Цинично, но абсолютно верно воскликнула Софи и тут же добавила, – знаешь, а мы с Мари, пожалуй, пойдём. Нам завтра рано вставать. Провожать нас не надо, мы уж как-нибудь сами.
Парис не нашёл в этот момент совсем никаких слов и в подавленном состоянии, оставшись наедине с чудовищным кошмаром от всего им содеянного, отчетливо услышал, как стремительно захлопнулась входная дверь.
;
ГЛАВА 3
Изумрудный остров
Ни хмурое пасмурное небо, ни пронизывающий порывистый ветер, ни что бы то ни было ещё, не смогли бы в это утро заставить жителей столичного ирландского графства Бале-Аха-Клиах (в переводе означающего город брода с ивовыми плетнями), более известного во всём мире как Дублин, остаться в своих уютных двух и трёхэтажных домиках. На узких улочках города было в это раннее время непривычно оживлённо и многолюдно. Несмотря на то, что до начала соревнования оставалось ещё довольно много времени, вереницы болельщиков уже несколько часов плавно и неторопливо стекались тонкими ручейками в направлении Вулф Тон Куэй, набережной реки Лиффи, где ровно в полдень должна будет состояться церемония открытия, а затем и дан старт долгожданной, очередной, девяносто пятой по счёту, самой престижной многодневной велогонки мира «Тур де Пранк».
Пролог велогонки, то есть гонка с раздельным стартом, предшествующая первому этапу, обычно не вызывает у зрителей повышенного интереса. Из-за очень короткой дистанции, которая, на этот раз составила немногим более пяти с половиной километров, ни одному из велогонщиков невозможно добиться большого преимущества в общем зачёте, да и зрелищная составляющая этого соревновательного вида относительно скромна.
Однако не избалованные подобными мероприятиями ирландцы, за несколько часов до начала высыпали на улицы в надежде занять удачное место на первой линии поближе к трассе, чтобы впервые в жизни собственными глазами увидеть и запечатлеть исторический момент старта «Большой петли» на своей родимой земле. Тех, кто рассчитывал прибыть сюда ближе к началу торжественной части, ждало жестокое разочарование, поскольку найти место, с которого можно было бы хоть что-нибудь разглядеть, было уже решительно невозможно. Лучшие зрительские места были спонтанным и хаотичным образом забронированы ещё со вчерашнего вечера. Сотни самых здравомыслящих и предусмотрительных фанатов, невзирая на промозглую погоду, оставались на ночлег прямо в парке: кто в палатках, кто в спальных мешках, а кто просто так, прислонившись спиной к дереву или завернувшись в дождевой плащ.
Неподалеку от места старта, в Кроппиз Акр Мемориал Парк, несколько дней назад был смонтирован передвижной палаточный городок, в котором уже проживало около четырёх с половиной тысяч человек из обслуживающего персонала для ста восьмидесяти девяти спортсменов из двадцати одной команды и, с каждым часом, их количество только продолжало увеличиваться. Газеты писали, что телеаудитория велогонки, по самым скромным прогнозам, в этом году охватит примерно два миллиарда зрителей, география трансляций – сто девяносто стран мира, а призовой фонд – свыше двух миллионов долларов США.
* * *
И всё-таки, как бы парадоксально это не выглядело, основные события этой субботы, 11 июля 1998 года, которые перевернули весь дальнейший ход истории велоспорта, разворачивались вовсе не в центре города, а в расположенном по обе стороны устья реки Лиффи Дублинском порту, а точнее, на Втором таможенном посту его Южного терминала.
Начались они сразу после прибытия парома компании «Irish Ferries» из Шербура во время прохождения паспортного контроля прибывших из Франции пассажиров.
– С какой целью прибыли в Ирландию, мистер Саймон? – Задал привычный и стандартный вопрос сотрудник таможенной службы, сравнивая фотографию на паспорте с только что вышедшим из Ситроена, одетого в затёртый итальянский спортивный костюм туриста в зеркальных солнцезащитных очках.
– Я – Соньёр, сотрудник обслуживающего персонала команды «Фиеста», – спокойно ответил Майк и, после небольшой паузы, добавил, – спешу поскорее присоединиться к своим. Вам ведь наверняка известно, господин офицер, что сегодня здесь стартует престижнейшая велогонка «Тур де Пранк». Наши ребята живут в Кроппиз Акр Мемориал Парк, где мы и договорились встретиться.
– Снимите, пожалуйста, очки, мистер Саймон, – попросил таможенник.
– Это можно, – задвигая очки на свою пышную кудрявую шевелюру, слегка улыбнулся Майк.
– Нет ли у Вас запрещённых к ввозу товаров, мистер Саймон? – Неторопливо продолжал свою рутинную словесную экзекуцию офицер.
– Разъясняем вам, что в Ирландию категорически запрещается ввозить мясомолочные продукты, в том числе колбасу, а также шоколадные конфеты. Исключение составляет детское питание и специальное питание для людей с различными заболеваниями, однако в этих случаях продукты должны быть хорошо запакованы и их вес не должен превышать двух килограмм. Нельзя ввозить наркотики, огнестрельное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, сильнодействующие психотропные или ядовитые вещества, в том числе медицинские препараты, порнографию, растения и растительные продукты, семена, луковицы, диких животных, птиц, в том числе домашних, товары из редких животных, свежие овощи, сено и солому. В Ирландию нельзя ввозить и вывозить из неё предметы, имеющие историческую и художественную ценность. В случае обнаружении запрещённых предметов они подлежат конфискации, а с нарушителя взимается штраф.
Таможенник продолжал зачитывать наизусть заученные правила, но Майк Саймон его уже не слушал. Мыслями он давно уже был в отеле. После двадцатичасовой качки ему с нетерпением хотелось расслабиться и выпить добротного ирландского виски.
– Откройте пожалуйста багажник, мистер Саймон, – перебил его радужные размышления таможенник.
– Нет проблем, офицер, – шутливо ответил Майк, лениво и с неохотно открывая заднюю дверцу своего серебристого минивэна.
– Что у вас в этих коробках, мистер Саймон? – Поинтересовался офицер, указывая на четыре двадцатилитровых тёмно-зелёных термоконтейнера, упакованных в сумки-чехлы.
– Терапевтические средства и различные биологические и минеральные добавки, которые я принимаю по рекомендации моего лечащего врача, – спокойно ответил Майк, спокойно доставая из бардачка файлы с рецептами и медицинскими заключениями, – вот ознакомьтесь, у меня имеется на этот счёт вся необходимая сопроводительная и разрешительная документация и она, можете быть уверены, находится в полном соответствии.
– Медицинские препараты в Ирландию можно ввозить при наличии рецепта от врача и, к тому же, исключительно для личного использования, – мистер Саймон. Похоже, что вы очень основательно запаслись и, вероятно, у вас слишком продолжительный курс лечения – тут лекарств хватит вам с запасом на целый год, а то и на два, – подсвечивая портативным фонариком и, осматривая картонные упаковки, плоские коробочки с ампулами, пластиковые пузырьки и баночки, с подозрительностью заметил таможенник.
– Это я переезжаю на новое место жительства, в Мец, постепенно перевожу вещи, только работа для меня всегда на первом месте!
– Хотите сказать, что вы просто не успели их выложить, потому что у вас не было на это времени?
– Именно так, сэр!
– Хорошо, мистер Саймон, тогда пройдёмте в офис. Вам необходимо будет заполнить таможенную декларацию, в которой вы перечислите все ввозимые препараты, а также укажете их точное количество, после чего вы сможете беспрепятственно проследовать на территорию Республики Ирландия. Это не займёт много времени, только захватите все эти сумки, пожалуйста, чтобы мы смогли по ним свериться.
– Если без этой процедуры все равно не обойтись, офицер, то мне и выбирать не приходится! – От чувства безысходности разводя руки в стороны, неохотно согласился Майк, поочередно вытаскивая термоконтейнеры из багажника машины.
В сером трёхэтажном здании, Майка в сопровождении двух таможенников, провели по длинному коридору до самого конца, потом они все вместе повернули направо, офицер открыл пустой кабинет, в котором Майка, со словами, – подождите здесь, вами скоро займутся, – оставили один на один с четырьмя его сумками.
– Принесли бы сюда хотя бы бланк декларации, я сам бы её прямо здесь и заполнил, быстро и без всякой посторонней помощи. И вообще, какого лешего они меня сюда притащили? Неужели там, прямо на месте, нельзя было все бумаги оформить? Торчи теперь здесь, неизвестно сколько, – недоумевал и справедливо возмущался Майк.
Через несколько минут в комнату вошла девушка, которой на вид было не более двадцати пяти лет. В ней Майк сразу же признал сотрудницу охраны, как по выведенной крупными серыми буквами надписи «Garda» на её тёмно-синей униформе, так и по отсутствию оружия. При ней были только стандартные спецсредства охранника: газовый баллончик, наручники и, даже не резиновая, а крашенная деревянная палка.
– Кейси Райан, суперинтендант, – отчётливо представилась девушка, присаживаясь за стол и, закинув ногу на ногу и одёрнув юбку, негромко скомандовала, – откройте, пожалуйста, ваши сумки, мистер Саймон и извлеките из них на стол всё, что в них находится.
Оставшись в отдельном кабинете тет-а-тет с симпатичной охранницей, Майк тут же позабыл про всякую осторожность и про своё весьма щекотливое положение, в котором он волей случая оказался.
– Что вы делаете сегодня вечером, милая Кейси? – Без тени какого-либо стеснения, на кривой козе стал подкатывать Майк, неторопливо расчехляя контейнеры и поочередно приподнимая их пластиковые крышки, с неподдельным мужским интересом, при этом, оценивая неравнодушным взглядом привлекательную внешность и довольно пышные формы, занятой изучением содержания сопроводительных документов, девушки.
– А вы, действительно, просто супер, как там вас правильно называть? По-моему, самое подходящее обращение к вам – мисс «Супербриллиант»! Не возражаете? Ну вот и замечательно! И всё-то у нашей мисс Супербриллиант оформлено прекрасно и по самому высокому стандарту, и чистота, и блеск, а ограночка-то какая великолепная, очень точная и филигранная, я бы даже сказал, фантазийная, потому что фантазии, причём достаточно дерзкие и необузданные, непроизвольно возникают в захваченном абстрактными мыслями моём пылком и страстном воображении при созерцании, сидящей всего лишь в двух шагах от самого созерцателя, ярко сверкающей мисс Супербриллиант, – неотрывно глядя на, по случайному стечению обстоятельств, чуть больше дозволенного высвободившиеся из-под юбки, обтянутые плотными полупрозрачными чёрными колготками стройные ножки, старался произвести на девушку неизгладимое впечатление из кожи вон вылезающий Майк, которого уже окончательно понесло бурным гормональным течением по стремнине постепенно возрастающего желания.
– Хотя к выразительным изумрудным глазкам мисс Супербриллиант лучше всего подойдёт, разумеется, изумруд – этот «Камень таинственной Изиды», одной из величайших богинь древности, олицетворяющей собой загадочную женственность, стойкую верность и величественное целомудрие. Ну, а зелёный цвет обычно ассоциируется с нежной весенней травкой, бликами молоденьких листочков, а также с незрелой и безрассудной юностью. Юность – она же чиста, безмятежна и ветрена, она ещё не знакома с коварством и вероломностью жизни. Поэтому ей необходимо помочь, защитить, пока она не научится отличать высокие и благородные чувства от искусного притворства и неуловимой фальши, – активно продолжая начатое, как бы самому себе, негромким голосом наговаривал Майк, потихоньку приблизившись к девушке на совсем уже неприличное для незнакомых друг другу мужчины и женщины расстояние. Вскоре он оказался чуть позади Кейси, подойдя к ней практически вплотную, причём настолько близко, что едва только не касался своим небритым подбородком её вьющихся каштановых локонов, с огромным наслаждением втягивая полной грудью в собственные легкие утончённый аромат её парфюма, а также приятный фруктово-цветочный запах лака для волос.
– Немедленно сядьте на место, мистер Саймон! Вы же не в пабе находитесь, а в государственном учреждении, так что извольте вести себя подобающим образом! И обращайтесь ко мне, пожалуйста, либо по должности, либо по фамилии! Суперинтендант Райан, запомнили? – Строгим повелительным голосом пресекла какие бы то ни было отвязные поползновения неуместного и несвоевременного флирта молодая охранница, продолжая дальнейшее оформление документов.
– Не прошло и ладно, хоть обидно и досадно, – тихонечко прошепелявил Майк, продолжая осторожно извлекать содержимое термоконтейнеров и складывать их ровными стопками на стол.
Кейси Райан, тем временем, аккуратным убористым почерком внесла в бланк декларации о каждом из находящихся перед ней лекарственных препаратов все необходимые сведения и вскоре закончила составление описи.
– Прочитайте и подпишите, пожалуйста, здесь и здесь, – отметив галочками нужные строчки в разлинованных графах официального документа, тихо распорядилась охранница.
Майк, не читая, дважды расписался на двух экземплярах неразборчивой описи в указанных Кейси местах и молча возвратил таможенную декларацию охраннице, после чего последняя резко встала, пренебрежительно и свысока своего служебного положения посмотрела на Майка, ещё раз поправила свою форменную юбку и, собрав на столе все документы быстро удалилась, заперев, при этом, дверь кабинета на ключ.
– Обиделась дура, – подумал Майк, оставшись один. – Ну и напрасно! Я же хотел как лучше, а она? И чего только взъелась? Понятное дело, работа работой, но здесь же кроме меня и неё никого нет! Симпотная же зараза и наверняка не замужем! Иначе бы колечко носила. Договорились бы встретиться, тусанулись бы и оттопырились, в чём проблема-то? Ну, а если у ней, допустим, какой-нибудь парень есть, то запросто могла бы и сказать! Но, скорее всего, никого у неё нет, оттого и бесится! Симпотные – они все с призвездью! А может она из этих, как их там, ну, одним словом, из тех, которые мужчинами не интересуются? Феминистка, в общем, или того хуже. Хотя непохожа она на них, ну тех самых, которые ходят парами в розовых чулочках «лишь бы в школу не ходить»! Да, кто их вообще поймёт, этих женщин?
Прошло полчаса, а к Майку Саймону никто больше не приходил, словно про него совсем забыли.
– Сколько, интересно было бы узнать, мне ещё здесь торчать в этом драном и вонючем бункере? Поганые кельты! Они, походу, совсем никуда не торопятся. Для них все эти ежедневные заморочки вполне себе нормальное явление, а мне уже давно не терпится накатить два полтинничка! Зря что ли столько времени в сьюте второго класса трезвяком кантовался? – Измеряя шагами периметр комнаты и не находя себе места, злился опаздывающий Майк.
Наконец дверь отворилась. В кабинет, сопровождая уже знакомую нам Кейси Райан, вошли два молодых сотрудника с той же самой надписью «Garda» на униформе, которые остались у выхода около двери.
Подойдя к Майку, суперинтендант холодным металлическим голосом сухо отчеканила:
– Мистер Майк Саймон, вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, а всё, что будет вами сказано, может быть использовано против вас.
– Что, чёрт возьми, здесь происходит? Потрудитесь объяснить! Это какое-то досадное недоразумение! – Взорвался Майк.
– Врёт она всё, я к ней ни разу не домогался! Ничего подобного у меня и в мыслях не было! Ну, сделал ей, как любой здоровый мужик парочку незатейливых комплиментов, на которые она меня сама спровоцировала! И вообще, она всё не так поняла!
Оба курсанта, раздираемые противоречивыми чувствами впервые в жизни уставились, недоумевая, на Кейси Райан не как на боевого офицера и своего непосредственного начальника, а как на привлекательную молодую девушку, которая, естественно, сразу же обо всем догадалась и лицо её мгновенно залила густая красная краска. За такое бессовестное унижение она едва не залепила Майку наотмашь звонкую пощёчину, но сумела сдержаться и быстро взяла себя в руки.
– Судя по вашей реакции и неадекватному поведению, мистер Саймон, вы не отдаёте отчёт своим действиям, – приступила к объяснению происходящего суперинтендант. – Вы арестованы мной, Кейси Райан, районным офицером «Гвардии мира», суперинтендантом отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотических и психотропных средств, а также иных медицинских (лекарственных) препаратов, за попытку ввоза на территорию Республики Ирландия запрещённых медицинских препаратов, опись которых была составлена мной здесь и в вашем присутствии, а вовсе не за то, что вы тут сами себе напридумывали и навоображали. Учтите, мистер Саймон, если вы позволите себе ещё хоть одну подобную выходку, вы будете привлечены к криминальной ответственности ещё и за оскорбление офицера «Гарды» при исполнении служебных обязанностей.
– Лажа полная, – подумал Майк, сразу же упав духом и резко изменяясь в лице. Весь его молодецкий задор моментально обнулился и пропал. Он невольно прикусил язык, тот самый, который при благоприятном стечении обстоятельств может довести и до Киева, но в данном конкретном случае довёл его уже, скорее, до цугундера, чем до исконной матери городов русских. Только теперь Майк наконец осознал, что самым бесстыжим образом он пытался «склеить» не кого-нибудь, а офицера полиции (которая здесь попросту называется иначе – «Гвардия мира»), причём не какого-нибудь рядового сотрудника рангом из низшего звена, а самого главного – начальника отдела! И надпись «Гарда» на униформе означает в переводе вовсе не «Гард», «Охранник» или «Охрана», а «Гвардеец», то есть сотрудник «Гвардии мира», будь он неладен, этот ирландский, не то гэльский, не то английский язык! От волнения и страха у Майка пересохло во рту, причём настолько, что слипались даже губы.
– Дайте воды, – тихо попросил он.
Кейси Райан еле заметно кивнула головой и один из курсантов тут же вышел из кабинета и вскоре вернулся с одноразовым пластиковым стаканчиком и налитой в него из стоявшего в коридоре кулера холодной водой, который он молча поставил перед Майком.
Майк залпом осушил его и попросил ещё. Курсант снова вышел и принёс ему второй, точно такой же стакан. Майк выпил и его, но уже в несколько глотков. После четвертого стакана, жажда всё-таки отступила и ему заметно полегчало.
– Так это, мои лекарства, они мне нужны для лечения. – Запнулся Майк.
– Мистер Саймон, вы что, нас всех за идиотов считаете? – Возмутилась Кейси Райан. – С каких это пор тестостерон, эритропоэтин и амфетамины стали относиться к гомеопатическим препаратам для повышения иммунитета и профилактическим лекарственным средствам, как это указано в ваших сопроводительных документах? У меня, между прочим, профильное фармакологическое образование третьего уровня, диплом Ирландского Национального Университета с отличием и, подтверждённая практикой, учёная степень бакалавра медицинских наук! Прочитайте пожалуйста ещё раз акт сидящего перед вами эксперта-фармаколога, который в вашем присутствии составил опись всех принадлежащих вам препаратов, обнаруженных и изъятых из вашей машины во время таможенного досмотра.
Трясущимися руками, Майк нервно схватил предъявленный ему документ и молча погрузился в чтение. В ранее подписанном им акте, который он подписывая, ошибочно принимал за таможенную декларацию, было указано, что при досмотре четырёх его термоконтейнеров в них были обнаружены: двести тридцать четыре ампулы Эритропоэтина, Примоболан и Тренболон, представляющие собой не что иное как масляные эфиры тестостерона, расфасованные полиэтиленовые пакетики с амфетаминами и длинный список других запрещённых к ввозу препаратов. Майк понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно. То, что неоднократно проходило на пограничных таможенных постах во Франции, Бельгии и Испании (поскольку все досмотры на них, вероятно, проводились формально и сквозь пальцы, только по предъявленной документации, без проведения сверки), натолкнулось здесь на непреодолимое препятствие в виде зорких глаз и добросовестной службы бдительных ирландских офицеров.
– Что меня теперь ждёт? – Дрожащим голосом произнёс Майк, низко опустив голову и глядя в покрытый паркетной доской, пыльный светло-коричневый пол.
– Всё будет зависеть от правдивости ваших ответов, если вы, конечно, решите давать показания, – хладнокровно объяснила Кейси Райан. – Хотя я уверена, что вы пойдёте на сотрудничество со следствием, поскольку у вас нет никакой альтернативы.
Майк окончательно потерялся. Он не знал, что ему говорить и что делать, поскольку оказался в качестве арестанта первый раз в своей жизни.
* * *
В центре Дублина, в это время, завершился пролог успешно стартовавшей «Большой петли». Победителем, обрушивая котировки букмекерских контор неожиданно для многих, стал британский велогонщик Джон Барри, который сумел разогнаться до рекордной скорости в 54,2 км/час. Парис проиграл лидеру тридцать шесть секунд и показал восемнадцатый результат – лучший среди молодых спортсменов. На цветочной церемонии, Председатель Федерации «Велоспорт Ирландии», сэр Стив O’Коннор, поздравил Париса с этим замечательным успехом и торжественно вручил ему белую майку лидера в молодежной квалификации, которую он сразу же и надел, не сходя с подиума. От переполнявших Париса радостных эмоций, трепета и волнения, в самый ответственный момент у него неожиданно задрожали коленки, причём настолько отчётливо, что он даже соскользнул было одной ногой с пьедестала, но всё-таки сумел удержать равновесие и быстро вернул ногу на прежнее место, одновременно пожимая руку сэру Стиву O’Коннору.
Покончив со всеми этими приятными и волнительными формальностями, сдав техникам специально для пролога подобранные велосипед и шлем, будучи в самом приподнятом настроении, Парис неторопливо прогуливался по Феникс парк – одному из крупнейших в мире городских общедоступных парков. В передвижном мобильном фургончике он купил себе в качестве поощрительного приза клубничное мороженое «рожок», посетил открытый в 1831 году и насчитывающий более семисот видом разнообразных зверей и птиц Дублинский зоопарк, полюбовался обширной популяцией, мирно пасущихся на обширных просторах парка ланей, осмотрел возведённый в XV веке и используемый в недалёком прошлом в качестве дипломатической резиденции Замок Аштаун, обошёл воздвигнутый четвертым графом Честерфилдом в 1747 году Феникс Монумент, коринфская колонна которого была высечена из Портлендского камня, сфокусировав взгляд на её вершине, где возрождается из пепла и простирает к небу свои широкие крылья сказочная птица Феникс.
Оставив за спиной расположенный в самом центре парка Монумент, который образует центр Большой кольцевой развязки на красивой обсаженной деревьями Честерфилд-Авеню, Парис двинулся дальше.
Много чего занимательного и увлекательного было ещё обнаружено Парисом в этом замечательном парке. К западу от госпиталя Святой Марии, на холме Нокмэри, Парис отыскал доисторическую гробницу, возраст которой составляет около пяти с половиной тысячелетий.
Невозможно было нашему герою миновать также и величественный шестидесятитрёхметровый Веллингтон Тестимониал, являющийся самым высоким обелиском в Европе. На возведённом в 1861 году памятнике, Парис поочерёдно рассмотрел все четыре бронзовые таблички, которые были отлиты из пушек, захваченных в битве при Ватерлоо. Три из них содержали живописные изображения карьеры великого британского полководца и государственного деятеля – фельдмаршала Артура Уэлсли, первого Герцога Веллингтона. Четвёртая табличка имела надпись у самого основания обелиска, которая с гордостью сообщала любому интересующемуся туристу о том, что этот знаменитый участник Наполеоновских войн был в 1815 году победителем битвы при Ватерлоо, а также дважды за свою непродолжительную политическую карьеру занимал высокий пост Премьер-министра Великобритании: 25-й по счёту (с 22 января 1828 по 22 ноября 1830) и 28-й (с 17 ноября по 10 декабря 1834).
Осмотрен был Парисом также и Папский крест – простой большой белый крест, воздвигнутый для визита Папы Иоанна Павла II, состоявшегося 29 сентября 1979 года. В этот день, перед поездкой в Дрохеду, графство Лаут, Папа Иоанн Павел II выступил с проповедью на открытом воздухе перед более чем 1,25 миллиона человек. Папский крест был спроектирован Ирландской фирмой Scott Tallon Walker Architects и построен компанией John Sisk & Sons. Он имеет высоту в 116 футов и сделан из стальных балок. После нескольких неудачных попыток воздвигнуть крест, он был в конце концов поставлен на место 14 сентября 1979 года в день, который является у католиков праздником Воздвижения Креста Господня.
Прогулялся Парис и по занимающим площадь в двадцать два акра Викторианским Народным Цветочным Садам, которые дают возможность лицезреть викторианское садоводство в лучшем виде.
Ненадолго заглянул наш юный спортсмен и во второй сад с оригинальным названием «Victorian Walled Kitchen Garden», главная цель которого – вдохновлять и просвещать общественность о секретах и садоводческих навыках, связанных с дизайном сада и его планировкой, а также выращивание самого широкого ассортимента фруктов и овощей.
На обратном пути, Парис свернул с главной дороги на Эйкерс-роуд, где неожиданно повстречался с Мастером, который ехал в чёрном лимузине с красными дипломатическими номерами из находящегося в глубине Феникс-парка резиденции американского посла. Увидав размеренным шагом нарезающего километры Париса, он неторопливо самоизвлёкся из машины и бесшумно притворив заднюю дверцу автомобиля, левой рукой сделал повелительный и красноречивый жест водителю, означающий что он на сегодня ему больше не нужен.
– Здравствуйте, Мастер! Вот уж никак не ожидал вас здесь увидеть! Вместе с тем, я давно хотел с вами поговорить, но никак не мог нигде вас найти, – торопливо принялся излагать свои мысли Парис, которому не терпелось очень и очень о многом расспросить своего нового покровителя.
– И тебе не хворать, Парис! Я всё знаю и, пожалуй, догадываюсь о предмете твоего интереса, но подготовка к самому главному соревнованию года унесла всё мое свободное время. Всевозможные разъезды и перелёты, постоянные деловые встречи, организационные мероприятия и переговоры. И как следствие, в результате всего этого в моём графике вовсе не осталось возможности пообщаться со своими подопечными. Поэтому я даже рад, что наша сегодняшняя, пускай и незапланированная встреча в очередной раз происходит в неформальной и дружеской обстановке, да и погода, похоже, налаживается. Но сперва я хотел поздравить тебя с твоим первым успехом: сегодня ты показал лучшее время в молодёжной возрастной категории и тебе теперь по праву принадлежит белая майка лидера! Для дебютанта это большая честь, Парис, и твоя основная задача не снимать её и никому не отдать до завершения соревнований! Это будет сложно, конечно, но вполне реалистично и достижимо!
– Спасибо за эти тёплые слова, Мастер, но у меня к вам совсем другая, более серьёзная и вероятно менее приятная тема для разговора, только я даже не знаю с чего лучше начать.
– Понимаю. Тебе конечно же не терпится расспросить меня о тех странных событиях, которые имели место в период твоей подготовки. – Утвердительным тоном парировал Мастер. – Что ж, буду с тобой, как всегда, откровенен.
– Откуда вы это знаете?
– Это моя работа, Парис. Тот, кто возглавляет команду, обязательно должен быть в курсе всего, что в ней происходит, причём это касается не только складывающихся взаимоотношений между спортсменами внутри нашего коллектива, но также и в личной жизни каждого из её участников. Это необходимо, чтобы руководитель вовремя смог дать нужный совет, найти правильные слова и подсказать, как лучше ему следует поступить в той или иной ситуации.
– Да, но мне ведь в той клинике, куда вы меня направили, выдали совсем не то, что мне было озвучено, из-за этого обмана всё пошло кувырком, закрутилось и завертелось самым невероятным образом!
– Нет, Парис, перед тобой попросту не стали раскладывать весь пасьянс, чтобы в период ускоренной и форсированной подготовки не создавать тебе лишних проблем, поэтому ты и смог спокойно тренироваться, не отвлекаясь на разные несущественные и второстепенные моменты.
– Меня девушка бросила, Мастер! Разве это может быть несущественным моментом, на который можно не отвлекаться?! Последние две недели из-за этого я сам не свой! – Эмоционально разводя руки в стороны и дрожа от перевозбуждения, резко возразил Парис.
– Запомни, Парис, если от тебя в жизни кто-нибудь уходит, значит это попросту не «твой» человек, потому что «твой» человек от тебя никогда не уйдёт. Он будет с тобой всегда: и в горести, и в радости, ка в дни успехов, так и неудач!
В твоей жизни, дружище, произошли кардинальные изменения, поскольку у тебя началась карьера профессионального велогонщика. В связи со всем этим для тебя, твоих родственников и близких, друзей и подруг, да и вообще всего твоего окружения начались самые серьёзные испытания: на прочность чувств, на крепость дружбы, на стойкость, сдержанность и верность. Всё это потребует огромных моральных сил, всеобъемлющего желания и стремления относиться с пониманием ко всем тем стрессовым ситуациям, которые неизбежны в этот начальный, стартовый период новой непривычной покамест для тебя жизни. Уясни наконец, что Софи сама стала первопричиной случившегося конфликта, потому что занялась тем, чем ей не следовало, сунула нос не в своё дело. Возомнила себя современной Агатой Кристи, решила поиграть в частного детектива. Вот и доигралась. Ситуация сложилась таким образом, что ты попросту оказался заложником её чрезмерного и гипертрофированного любопытства. Она сама сделала выбор и приняла соответствующее решение, поскольку не захотела смотреть вместе с тобой в одном и том же направлении, двигаться вперёд по жизни и по выбранной тобою дороге, не смогла поддержать тебя в трудную минуту, когда её искренняя поддержка была тебе особенно необходима. Тебе, конечно, не стоило ей ничего рассказывать ни про клинику, ни про всё остальное, дабы не нарушать пункт о конфиденциальности условий подписанного контракта, но я понимаю, что ты просто не смог не поделиться с ней своими радостными эмоциями, внезапными событиями и новостями. У каждой медали есть две стороны, Парис. Оставшись один, ты полностью сконцентрировался на тренировках и поскольку тебя ничто больше не отвлекало, ты сумел наилучшим образом подготовиться к начавшейся сегодня, между прочим, с твоего триумфа гонке, той самой, о которой ты мечтал с детских лет и всю свою сознательную жизнь.
– Меня теперь, что, оштрафуют на пятьдесят тысяч долларов, как это прописано в контракте? – Равнодушно спросил Парис.
– Контракт, Парис, не догма, а всего лишь руководство к действию. На первый раз Фондом было принято решение никаких штрафных санкций в отношении тебя не применять, я замолвил за тебя нужное слово, а моё мнение ведь там ценят и к нему прислушиваются. Не ты первый, не ты последний, кто нечаянно нарушает данное условие по собственному легкомыслию и неосмотрительности. Однако знай, что в случае повторения подобной ситуации, ни на какое снисхождение даже не рассчитывай! Не наступай второй раз на одни и те же грабли, в противном случае, получишь от Санта-Клауса рождественских подарков по полной новогодней программе! Конфиденциальность, Парис, одна из важнейших составляющих в нашем общем деле. Слово – не воробей! Если вылетит, то кому-то потом влетит! Помни об этом и никогда не забывай!
– Спасибо, вам, Мастер! Я всё понял. Только не могу с вами согласиться, что в разрыве наших отношений с Софи виновата она. Я такого наворотил, что вы даже и не догадываетесь…
– Хорошо, тогда давай обсудим и это. Ты уверен, Парис, что готов к самому подробному и откровенному мужскому разговору?
– Да Мастер, я очень хотел бы во всем разобраться и чем скорее, тем лучше. В последнее время я ни о чём другом даже и думать не могу, как только о том, что мне необходимо как можно скорее правильно расставить все знаки препинания в моём запущенном чердаке, а не то крыша поедет!
– Тогда слушай меня внимательно и не перебивай. Прошу тебя только о том, чтобы ты всегда говорил мне правду. Ты ведь считаешь себя виноватым в произошедшем у тебя дома в тот самый злополучный вечер, когда к тебе по поручению Доктора Аманды неожиданно заявилась юная мадемуазель Мари, чтобы начать соответствующую процедуру?
– Вам, что, даже всё это известно?! – Не сдержался Парис и сорвался на крик.
– Тише, Парис. Я уже говорил тебе, что я хорошо информирован обо всём, что творится в моей команде и около, а иначе и быть не может. Давай сразу определимся, ведь ты обвиняешь себя напрасно. Просто ты не знаешь всех обстоятельств, о которых я тебе сейчас расскажу, после чего ты скорее всего изменишь своё мнение на этот счёт. После того, как Мари в резкой и категоричной форме оказалась от продолжения назначенного тебе терапевтического курса, на что она по контракту не имела совсем никакого права, Доктор Аманда долго беседовала с ней, как женщина с женщиной и выяснила некоторые детали, которые никак не могли оказаться в твоем поле зрения. Ты должен понять, Парис, что каждая девушка по-разному мечтает проститься со своей хрупкой юностью, исходя из чего и строит собственные, порой самые невероятные и фантастические расчёты. Кто-то хочет, к примеру, чтобы это происходило ласково и нежно, а кто-то – наоборот, чтобы грубо и жестко. Когда ты впервые оказался в клинике, Мари сразу положила на тебя глаз и всё время искала удобного случая, чтобы оказаться с тобой наедине. Она является ассистентом Доктора Аманды и поэтому имеет автономный доступ ко всем сведениям, хранящимся в центральной базе. К тому же, если помнишь, личную учётную карточку со всеми твоими персональными данными она сама же и создавала. И вот, когда Мари узнала, что Доктор Аманда назначила тебе срочный терапевтический курс, она под предлогом дополнительного заработка сразу же вызвалась взяться за это дело без промедления. Вспомни, как она была одета тем вечером, когда пришла?
– Обыкновенно, как любая другая девчонка в этом возрасте.
– Правильно, Парис. Только я всё же хочу напомнить некоторые детали и освежить их в твоей памяти для чистоты эксперимента. Итак, в тот вечер на Мари была чёрная рифлёная обтягивающая мини-юбка, надетая на голое тело красная облегающая блузка без рукавов с непокрытыми плечами, а также открытые чёрные босоножки.
– Не вижу в этом абсолютно ничего удивительного Мастер, все девчонки по вечерам примерно так и одеваются.
– Да ты прав, Парис. За одним только исключением: если они не находятся в этот момент на работе и при исполнении своих служебных обязанностей. В клинике Аманды Видаль заведены довольно строгие правила, и Доктор постоянно следит за этим и требует их неукоснительного выполнения. Поэтому все сотрудники в обязательном порядке должны носить выданную им для работы специальную униформу до тех пор, пока не завершится их рабочий день, во сколько бы тот ни заканчивался. Мари обо всём этом прекрасно знала, но всё равно заявилась к тебе в совершенно неподобающем виде, сознательно нарушая все установленные правила. И это было в тот вечер далеко не единственное грубейшее нарушение утверждённых правил и административного регламента. По инструкции, например, категорически запрещено проводить какую-либо терапию в спальне, а Мари сразу же пошла за тобой, как только ты её туда позвал. Потому что в этот момент она думала вовсе не о соблюдении требований инструкции, а о том, что все её подруги давно уже повзрослели и только у неё с этим всё никак не складывается, хотя природа и не обидела её ни лицом, ни фигурой, а только вот случая подходящего всё никак нет и нет. И для достижения своей цели она использовала множество различных уловок: парфюмерную воду с феромонами, искушающий макияж, а также некоторые другие женские премудрости. А когда всё у вас замутилось, она вовсе не противилась всему этому, получая именно то, за чем пришла и чего добивалась. Есть известная пословица, Парис, «сучка не захочет, кобелёк не вскочит». Эта народная мудрость довольно грубовата, однако полностью подтверждается на практике в повседневной жизни. Вспомни, ведь Мари совершенно не сопротивлялась, а, напротив, расслабилась и получала удовольствие! А почему, как ты думаешь? Да потому что сама этого хотела и добивалась! Так что Парис увы, не знаю обрадует тебя это или нет, но то, что произошло в этот вечер между вами, было сделано по взаимному молчаливому согласию и ты напрасно коришь себя и переживаешь по этому поводу.
– Допустим, Мастер, что всё было именно так, как вы рассказываете, то есть по обоюдному желанию, только всё равно ведь Софи меня бросила из-за этой моей чёрной измены, она же застукала нас и видела всё своими собственными глазами!
– Согласен, Парис. Только ты и здесь ещё далеко не всё знаешь. Например, тебе вряд ли известно, что у Софи есть другой парень и она давно искала повода, чтобы с тобой расстаться. Вот и устроила тебе всю эту авантюру и отвратительную каверзу.
– Софи это подстроила? Не может быть! Нет у неё никого, уж в это я точно никогда не поверю.
– Прекрасно тебя понимаю, Парис. Но факты, вещь упрямая, никуда от этого не уйти. Как советовал знаменитый китайский мудрец и философ Лао-Цзы, никогда не говори никогда, потому что дни бегут быстро и ничто не остается неизменным!
– Что вы хотите этим сказать, Мастер?
– Именно то, что говорю. Смотри, как всё интересно получается. Во-первых, Софи говорит тебе утром, что у неё какие-то дела срочные в университете из чего следует, что она к тебе вечером не придёт. Во-вторых, как тебе уже стало известно, Софи с Мари учатся на одном курсе и даже дружат. Разумеется, что они общаются между собой. Между парами или во время лекции, в интимном доверительном разговоре Мари рассказывает новоиспечённой подруге о том, что давно мечтает расстаться со своей невинностью, только у неё с этим никак не складывается. И Софи решает ей в этом помочь. Одновременно с этим, как ты уже знаешь, Софи ищет какой-нибудь формальный повод, чтобы разорвать отношения с тобой. И вот у неё в голове рождается коварный дьявольский план. Узнав о поручении, которое Мари получила в клинике и что вечером она пойдёт к тебе домой, Софи дарит ей необычную парфюмерную воду с Копулинолом, которой она обильно побрызгалась перед тем, как пойти к тебе на квартиру.
– С чем, с чем? – Переспросил Парис.
– Копулинол, Парис, это специальный препарат, изготовленный на основе Копулина.
– А что такое Копулин?
– Относящийся к типу релизеров феромон – синтезированное природное химическое соединение, способное воздействовать на нейроэндокринную систему, то есть на взаимодействие нервной и гормональной регуляции жизнедеятельности организма. Запах этого феромона вызывает у мужчин внезапное повышенное желание и безудержное половое влечение к лицам противоположного пола.
– Но ведь я никакого особого запаха не почувствовал вроде?
– Это вполне объяснимо, Парис. Представь, что ты голоден. Не так чтобы очень сильно, но мысль о еде с каждой минутой всё настойчивее и настойчивее тебя посещает. И вдруг доносится восхитительный аромат чего-нибудь жареного. Моментально, словно кто-то нажал невидимую кнопку, рот наполняется слюной, желудок «подаёт голос», а чувство голода становится нестерпимым. Проследить связь между запахом и физиологическими реакциями, такими как слюноотделение или выделение желудочного сока в данном случае несложно, однако стоит убрать запах, вернее, осознанную регистрацию обонянием этого запаха, как всё происходящее станет совершенно непонятным. В этом то всё и дело. Феромоны не обладают запахом, но только в бытовом, обыденном смысле этого слова. На самом деле, они реагируют с рецепторами обонятельного эпителия носовой полости и посылают сигналы, которые легко считываются подкоркой и оказывают соответствующее воздействие на мозг. Что как раз и произошло в твоём случае.
– Но откуда вам всё это известно, Мастер, и с его это вы взяли, что у Софи есть другой парень? – С некоторым недоверием, тихо спросил погрустневший Парис.
Вместо ответа Мастер вытащил из внутреннего кармана своего пиджака серый прямоугольный конверт и молча протянул его Парису. В конверте лежало несколько фотографий, сделанных с камер внутреннего наблюдения в лаборатории Парижского университета имени Рене Декарта. На этих фотографиях были Софи и Франсуа. На первой из них был запечатлён момент её благодарственного поцелуя в кончик носа, на второй – сидящая в кресле поджавшая ноги Софи, рядом с которой, припадая на одно колено, явно неравнодушный к ней Франсуа нежно держит её за ладони, на третьей – радостная Софи прыгает около аспиранта и аплодирует ему за удачный химический опыт с золотым дождём. Одним словом, фотографии были настолько грамотно и профессионально вырваны из контекста, что, посмотрев на эти фото, любой посторонний человек сразу же сделал бы однозначный вывод о том, что между изображенными на них молодыми людьми существуют тесные и, разумеется, довольно близкие отношения. У далеко неравнодушного к увиденному Париса, никаких шансов на адекватное восприятие рассматриваемых им фотографий не было абсолютно. Он поочередно медленно разорвал все эти фотографии в мелкую крошку, аккуратно ссыпая с ладони обрывки двух разорванных силуэтов обратно в конверт. Потом облизал и заклеил его и, вместе со всем своим романтическим прошлым, с совершенным безразличием и глубокой апатией ко всему происходящему, равнодушно опустил конверт в ближайшую урну.
– Не отчаивайся Парис. Пойми, твоя жизнь больше уже никогда не будет такой, как прежде. Совсем скоро ты станешь известным и популярным. После каждого выигранного этапа к тебе будет выстраиваться очередь из болельщиц, готовых стоять часами, только бы получить на память твой автограф. А от юных поклонниц, желающих сфотографироваться вместе с тобой, от тех и вовсе никакого отбоя не будет. И каждая вторая из них будет мечтать о несбыточном, то есть несколько большем, чем о твоей памятной росписи на плакате или развороте журнала. Иная готова будет за ночь с тобой полжизни отдать! Выбор будет такой, что о своей бывшей девчонке никогда больше даже и не вспомнишь! Тебе придётся, иной раз, незаметно ускользать и исчезать от них.
– Можно задать вам последний вопрос, Мастер? – Осторожным голосом произнёс Парис.
– Конечно Парис, спрашивай!
– Это правда, что я употребляю запрещённые препараты?
– Ну, что ж, отвечу тебе и на этот вполне естественный вопрос, хотя задавать его, как ты понимаешь, у нас и не принято. Допинг, Парис, принимают абсолютно все профессиональные спортсмены, и велосипедный спорт здесь не является исключением. Это непреложная истина, которую нужно понять и принять. Без стимулирующих препаратов на элитном уровне соревноваться нереально, да, откровенно говоря, вовсе невозможно. И побеждает не тот, кто лучше, а тот, кто умнее, предусмотрительнее и дальновиднее. Поэтому мы применяем, назовём это иначе, биологически активные добавки.
– Но ведь если у меня возьмут соответствующие пробы, меня же тогда поймают и дисквалифицируют! Да и для здоровья, я слышал, это всё вредно. Странно, почему это сегодня подобной процедуры не было, после моей победы в прологе, как это полагается по регламенту «Тур де Пранк».
– Это не твои проблемы, Парис, это – наша забота. Мы всё держим под контролем, а твоё здоровье, тем более, в самую первую очередь. Твой организм находится под постоянным врачебным присмотром, причем не какого-нибудь рядового доктора, а опытного специалиста высочайшего уровня – профессора медицины! Главное – выполняй все предписания, в точности следуй её инструкциям, ничего не нарушай и не позволяй себе никаких вольностей и эксцессов, тогда всё будет хорошо. Твоя единственная задача – это систематические тренировки и самоотверженная работа на дистанции, где нужно всецело отдаваться борьбе, выкладываться полностью и без остатка, а всё остальное – не твои заботы. Запомни главную и непреложную истину, допинг испокон веков принимали и принимают все, но попадаются только бедные, глупые и жадные. Ты знаешь, например, что сегодня утром на таможне был арестован некий Майк Саймон – соньёр «Фиесты». И у него в ходе осмотра были обнаружены сотни разных запрещённых к применению медицинских препаратов?
– Нет, конечно, откуда?
– «Фиеста» – наш главный конкурент по «Тур де Пранк» в командном зачёте. Подумай на досуге, кому может оказаться выгодным, если вся команда наших соперников в самый ответственный момент гонки вдруг окажется на подобном «голодном пайке»?
– Хотите сказать, что это всё вы подстроили? – Удивился Парис.
– Говорите потише пожалуйста, молодой человек, – одёрнул Париса за рукав его майки Мастер. – И мой тебе добрый отеческий совет. Есть некоторые слова, Парис, которые не стоит произносить вслух, даже если они и вертятся у тебя на языке. Ради безопасности этого самого языка. Я тебя не пугаю, Парис, ни в коем случае, боже упаси, я просто информирую и предупреждаю. Тебе ещё многому предстоит научиться. Наше основное правило – ни при каких обстоятельствах никогда и нигде не говори лишнего. Молчание – золото! Если вдруг кто-нибудь, к примеру журналисты, будут что-то спрашивать – всегда отвечай кратко и односложно, и только то, что касается спортивной составляющей. Ни о своей личной жизни, ни о чём-либо другом, ни в коем случае не распространяйся! Когда будет нужно, мы сами сделаем и опубликуем развернутое твоё интервью, в котором будет изложено ровно то, что интересует публику. О всех необходимых контактах с прессой мы тоже договоримся сами. Этим занимается наш пресс-секретарь.
Тем временем, беседующие уже покинули необъятные просторы оставшегося позади Феникс парка и настала пора расставания.
– Я был рад, что сумел ответить на всё твои вопросы. – Добродушно улыбнулся Мастер, пожимая правую руку Париса. – Уверен, что тебе ничто не помешает сохранить свою новую белую майку на протяжении гонки до самого финиша! Удачи тебе Парис и не забывай, о содержании нашего сегодняшнего разговора.
– Спасибо за ценные советы, Мастер, я обязательно буду им следовать! – Весело крикнул вдогонку уходящему наставнику Парис, однако улыбка постепенно исчезла с обдуваемого прохладным вечерним ирландским ветром, усталого и побледневшего от всего только что услышанного, разрываемого самыми противоречивыми чувствами, его растерянного и вывернутого наизнанку, неприкаянного лица.
* * *
В тусклом призрачном мерцании приглушенной одиночеством и всеми заброшенной свечи галогеновой лампы, прошмыгнув через сумеречный закуток ресепшна, расплывчатая тень Париса энергично полетела вверх по узким лестничным пролётам – на третий этаж отеля, широкими волнами переплывая то через одну, то сразу через две ступеньки, спеша как можно скорее оказаться в своём крошечном, но уютном двухместном номере.
Этот стандартный однокомнатный сьют Парис делил со своим более старшим партнёром по «Эдельвейсу» – двадцатисемилетним бельгийским велогонщиком по имени Энтони. Последний, правда, намного чаще откликался на красноречивое прозвище «Каннибал», полученное спортсменом за непоколебимое стремление к победе в каждой гонке, в которой он принимал участие, нежели на собственное практически полузабытое и нелюбимое в команде имя.
Прислонив гибкую пластиковую магнитную карту к чёрной матовой панели электронного квадрата замка, Парис, хотя и не с первой, а со второй попытки, но увидел, наконец, долгожданный загоревшийся зелёный светодиод и услышал сопровождающий его характерный щелчок, означавший, что дверь в стремлении попасть внутрь ему уже, более, не препятствует.
Энтони в номере не было. Тогда Парис, сбросив с себя вместе с усталостью на шершавый рифлёный тёмно-коричневый гобелен покрывала койки свою призовую полиэстеровую белую майку, а следом и эластичные нейлоновые салатовые велотрусы, неспеша и расслабленно принимал душ, минут пятнадцать релаксируя в тесном и замкнутом пространстве поставленного «на попа» перевернутого стеклянного гроба душевой кабины, стоя под капельницей временами прохладных, а временами горячих, еле-еле льющихся из потолочного разбрызгивателя ручейков.
Наконец, он протиснулся на свободу, схватил специально для этого случая приготовленное горничными широкое махровое белое полотенце и неторопливо им вытерся.
Завернувшись в просторный и мягкий банный халат, Парис, не разбирая кровати, отодвинул вещи на край и плюхнулся на свою койку, глубоководным батискафом погружаясь в лихорадочные философские пучины эклектики размышлений, как о состоявшемся сегодняшнем разговоре с Мастером, так и обо всей своей дальнейшей жизни.
С одной стороны, он был безгранично счастлив, что выиграл сегодняшний пролог и возглавил гонку в молодежной классификации. Парис непроизвольно возвращался в памяти ко всем мельчайшим подробностям и деталям заезда. То, как он даже не успев опомниться, на всех парах промчался на полную катушку, потом поминутно восстановил яркокрасочный пейзаж официальной и торжественной части – цветочной церемонии. С гордостью пережил повторное вручение ему Президентом Федерации велоспорта Ирландии белой майки лидера и, в завершении вспомнил также и весь откровенный и конфиденциальны й диалог с Мастером.
С другой стороны, Парис никак не мог выкинуть из головы взбалмошную, но оттого не менее любимую им Софи, хоть она теперь и предала его, поступив при этом очень подло и низко. Парис отдал бы сейчас всё на свете, только бы Софи была с ним рядом в эту невероятную радостную минуту, чтобы он смог разделить с ней эти сладкие мгновения своего безграничного счастья. Он готов был даже в нарушение режима питания съесть на пару со своей неподражаемой голубоглазой блондинкой её любимый клубничный Мильфей из слоёного теста и выпить чашечку кофе или даже что-нибудь покрепче, лишь бы Софи сидела напротив него за столиком какого-нибудь случайного парижского кафе и весело улыбалась ему мило и нежно, как раньше. Только Парис понимал, что это уже никогда больше не повторится и сильно переживал по этому поводу.
Внезапно хлопнула входная дверь и в номер с двумя банками энергетика «Ред Булл» в руках ввалился «Каннибал», его старший сосед по номеру.
– Обмоем твою первую Тишку , чувачок, – бросив на кровать в сторону лежащего на ней Париса один жестяной цилиндр тауриносодержащего безалкогольного напитка, одновременно открывая при этом вторую банку, – не то поздравительным, не то издевательским тоном произнёс Энтони.
Стоит отметить, что Энтони пользовался в команде глубоким уважением, хотя некоторые пацаны мягко говоря его и недолюбливали, как за довольно саркастический и временами даже циничный юмор, постоянные подкалывания и подтрунивания, так и за язвительные и порой откровенно злобные шуточки, да и вообще, в целом, за непомерно колкий и своеобразный язык.
Энтони дебютировал в шоссейных велогонках в юниорском возрасте десять лет назад и уже через четыре месяца одержал свою первую победу. Перейдя из юниоров в любители, он через три года одержал победу на чемпионате мира среди любителей и перешёл в профессионалы, а летом того же года девятнадцатилетний спортсмен уверенно прошёл отбор в олимпийскую сборную Бельгии.
На Олимпийских играх в групповой гонке он занял 12-е место. На следующий год Энтони одержал свою первую победу среди профессионалов, а ещё через год он подписал контракт с профессиональной командой «Ренессанс», с которой в следующем году стал чемпионом мира уже среди профессионалов. Но самая громкая победа произошла у него четыре года тому назад, когда Энтони на своей второй «Джиро д’ Италия» победил во всех итоговых классификациях, а ближайший преследователь проиграл ему более пяти минут.
В прошлом году Энтони не был допущен на Джиро, в связи с тем, что его допинг тест оказался положительным: в крови спортсмена был обнаружен фенкамфамин. Несмотря на то, что он не являлся на тот момент запрещённым препаратом, организаторы не допустили бельгийца на старт.
Однако Международная Ассоциация велосипедистов не применила в отношении Энтони никаких штрафных санкций и гонщик, теперь уже, правда, в составе другой команды – «Эдельвейс» отправился на «Тур де Пранк», победа на котором стала бы для него одновременно и своеобразным реваншем, и повторением успеха на «Джиро».
– Хорош на тахте валяться, Троянец, погнали на дискач – булки помнём и зажигалок потискаем!
– Ты ж ведь женат, вроде, Кан! Да и потом, завтра же утром первый этап! Выспаться нужно!
Бельгиец от удивления даже на мгновение умолк. Он плюхнулся на свою кровать, недоуменно поглядывая на Париса.
– Ну ты и зануда, Троянец! Пойми же ты, наконец, критинелло, женатый я в Брюсселе, а если за его пределами, тогда я свободен, словно птица в небесах! – Громко расхохотался Каннибал и, по-свойски подмигнув Парису, резонно добавил, – и, к тому же, мы же ведь ненадолго, мы скоро сюда вернемся!
– Не пойду я никуда, завтра старт! Нужно же войти в соревновательный ритм, а для этого требуется соблюдать режим. Настроиться надо, подготовиться морально. Ведь на первых этапах нужно особенно постараться и сделать хороший задел.
– Закисла жижа из Парижа! – Не глядя на Париса, машинально отмахнулся Каннибал. – У тебя ещё этих этапов впереди будет столько, – захлебнёшься пыль с подбородка сглатывать!
Парис решил на этот «наезд» ничего не отвечать и молча отвернулся к стене.
– Короче, если вдруг передумаешь, подгребай на Харкорт-стрит, 29-30, где правильные пацаны сегодня тусят, клуб Куппер Фейс Джекс, так вроде на вывеске нацарапано. Эта развлекуха, конечно, не для боссов-молокососов, но я знаю, как охрану облапошить, если чё. Помогу тебе какую-нибудь кобылку захомутать для поднятия тонуса, притащишь её сюда, заодно и к гонке подготовишься! И морально, и аморально! – Усмехнулся Каннибал и, щелкнув дешёвой одноразовой зажигалкой, самозабвенно затянулся «Парламентом» и, выпустив колечко дыма в потолок, вразвалочку вышел из номера, пренебрежительно захлопнув за собой дверь.
С любой, изматывающей нервы и душу ситуацией нужно хотя бы один раз переспать, поскольку утро – оно a priori мудренее вечера. Но ничего путного из этой затеи не выходило. Парис то ворочился с боку на бок, то замирал в позе эмбриона и лежал не шевелясь, тщетно силясь провалиться в спасительный и желанный сон.
Сперва он пересчитывал прыгающих через забор овечек, потом представлял разноцветный надувной резиновый мячик, покачивающийся на волнах океана, от которого ровными центробежными колечками во все стороны расходились круглые волны по гладкой водной поверхности. Затем он начинал всматриваться в темноту, разглядывая появляющиеся перед глазами узоры и геометрические и стереометрические фигуры, их различные формы и очертания, но ни рисованные, ни хотя бы кукольные «мультики» так и не появлялись.
В какой-то момент он даже хотел всё бросить и отказаться от этой затеи, взять, да и отправиться вслед за Энтони на дегустацию вкуса местной ночной жизни, но даже на это ни сил, ни желания у него никакого не было.
Прошло минут тридцать, а может и больше, точнее сказать не берёмся. Парис встал, бесцельно побродил по скромной уютной комнате, потом открыл мини-бар, извлёк из него небольшую бутылочку холодной негазированной минеральной воды и подошёл к окну. Подсветка зданий на чужбине выглядела совсем не так, как в Париже. Всё вокруг казалось довольно незатейливым, непритязательным и мрачноватым.
– Если такая атмосфера и представляет рай, то только для живущих здесь лепреконов. – Подумал Парис. Он вспомнил, как в детстве легенды о них ему рассказывала мама.
– Лепреконы, говорила она, – могут одарить немыслимыми богатствами, которые на следующий день превратятся в пепел, а могут дать только одну монету, которая сделает своего владельца богачом.
Эти старички, рост которых не более двух футов или шестидесяти сантиметров, носят зелёные камзолы и являются мастерами по исполнению желаний.
Ещё одна отличительная черта лепреконов – красный нос. Хотя они и живут в Ирландии, где нет круглогодичных морозов, причина этого весьма прозаична – увлечение ирландским виски или потином (алкоголь домашнего приготовления).
«Мастерство не пропьёшь», – это образное выражение наиболее подходит именно к лепреконам, потому что, независимо от степени опьянения, башмаки они чинят превосходно. Пересказывая многочисленные Ирландские предания, мама поведала Парису о том, что клиентами этих мифических сапожников становятся феи, эльфы и прочие сказочные персонажи.
Но не так увлекает лепреконов ремонт обуви, как их главное занятие, можно сказать, призвание. Они являются искателями и хранителями сокровищ. Первым толчком к этому было противостояние лепреконов с викингами. Люди грабили древние захоронения, унося с собой всё самое ценное. Что же тогда оставалось делать лепреконам? Они тайком начали незаметно проникать в жилища людей, отыскивая в них спрятанные тайники и понемногу отщипывать маленькие кусочки от каждой найденной золотой монетки – и человек не обворован, и у лепрекона понемногу собирались золотые запасы.
У ирландцев есть поверье, что лепрекон, собрав целый горшок золота, закапывает его в надёжном месте. Найти его и просто, и сложно. Простота состоит в том, что на место хранения указывает один из концов радуги. А вот сложность в том, что за радугой не угонишься, а путь к сокровищам знает только сам хозяин (который, впрочем, может и сам привести путника к кладу – тут уж многое от человека зависит).
Лепреконы носят зелёную одежду, что делает их практически невидимыми в траве. Узнать их можно только по вонючему запаху табака, что доносится из трубки, которую они постоянно носят с собой. Однако ирландцы верят, что этого лесного сапожника можно поймать. Вот тогда действительно можно считать, что поймана сама удача. За свободу лепрекон исполнит три любых желания или же откроет тайну местонахождения своих сокровищ.
Для особенно жадных людей у лепрекона есть два кошелёчка. Один из них хранит скромный серебряный шиллинг, который заколдован, а потому всегда возвращается к своему владельцу. Но кто же возьмёт серебро, если в другом кошельке лежит сверкающая золотая монетка? Вот на её блеск и покупаются жадные простаки. Когда же лепрекон исчезает, монета в руках человека обращается в сухой листок или кусочек коры.
Несмотря на свой маленький рост и внешнюю безобидность, лепреконы могут быть очень мстительными. Такое происходит, если этому созданию не оставили у порога дома специальное угощения – блюдечко с молоком. Растения и животные считаются друзьями лепреконов, а потому они не смогут остаться в стороне, если узнают об убийстве малиновки или сломанном терновнике. И конечно, лепреконы буквально ненавидят воров, а потому расхитители сокровищниц этих созданий вряд ли могут рассчитывать на их милость.
Однако лепреконы – совсем не злые создания. Известны многочисленные истории о прекрасных подарках, которые человек получил от лепрекона. Маленькие человечки очень любят музыку и бережное отношение к природе. Если человек чист душой, прекрасно играет на волынке и любит «братьев своих меньших» - то благосклонность лепрекона ему обеспечена. Выражена она может быть по-разному: и жизненными успехами, и внезапной ценной находкой.
Не только в древности, но и сегодня люди помнят о лепреконах. Конечно, в наше время многие предания кажутся только сказками, однако эти волшебные человечки по-прежнему встречают на страницах книг и в современных фильмах.
Кстати, именно лепрекон становится символом сборной этой страны в книгах о Гарри Потере, написанными Джоан Роулинг. Это неудивительно – лепреконская шапка уже давно считается главным талисманом Дня Святого Патрика, главного ирландского праздника.
Интересные и неординарные создания – эти лепреконы. Истории о них подчёркивают, что главное сокровище – доброта и забота о том, что вокруг. Лепреконы учат людей ценить духовные, а не материальные сокровища. Ведь золото, в отличие от доброго сердца, может оказаться просто фальшивкой.
Как жаль, что мамы больше нет… – подумал Парис и одна маленькая обжигающая слеза неторопливо скатилась вниз по его щеке.
Возможно, правда, что в силу перенесённых в последнее дни переживаний и связанных с этим длинной вереницы произошедших событий, Парису всё сейчас казалось более мрачным, нежели это было на самом деле.
В несколько жадных утоляющих жажду глотков опустошив содержимое бутылки, отыскивая, впотьмах, корзину для мусора, Парис повернулся спиной к окну и вдруг увидел… нет-нет, не лепрекона конечно, хотя тот, кто в этот момент сидел в кресле, в сумрачном тумане гостиничного номера самым удивительным образом, до степени смешения, был на него похож. Для полного сходства ему не хватало, пожалуй, только кельтской зеленой шляпы с тёмно-коричневым ремнем и блестящей золотой пряжкой.
Мастер, а это был не кто иной как он, по-хозяйски расположился в единственном находящимся в углу комнаты кресле, привычным для себя образом закинув ногу на ногу и внимательно молча наблюдал за всем происходящим в этом тесном замкнутом помещении, пронзительно глядя на всё вокруг с недоверием и как-то исподлобья.
От неожиданности Парис чуть не выпустил бутылку из рук.
– Добрый вечер, Мастер! – Только и сумел тихим голосом произнести Парис. Хотя он и был очень удивлён тем, как тихо вошёл Мастер, но ещё более тем, как же именно он вошёл? Ведь дверь же в номер была закрыта, а электронных ключей от него им выдали всего два, и один из них у Энтони, а другой, у него, Париса. Но спрашивать об этом он не рискнул.
– Добрый, добрый… Хотя и не совсем! А не знаешь ли ты, случайно, где именно находится сейчас твой сосед? Время довольно позднее, в ежедневном командном расписании уже значится отбой, а его почему-то нет на месте. Вот я ненароком и подумал, уж не «зарежимил» ли, часом, наш «Каннибал»? А, что скажешь? – Пронизывающим насквозь металлическим голосом, строго спросил Мастер.
Парис замялся с ответом. Ему совсем не хотелось выдавать своего партнера, несмотря на полное отсутствие к нему каких бы то ни было дружеских симпатий, просто из-за самого обыкновенного чувства мужской солидарности и нежелания получить прозвище «Дятел», которое закрепится за ним в команде потом надолго, если не навсегда.
С другой стороны, Парис уже нисколько не сомневался, что Мастер всё равно, рано или поздно всё выяснит, а тогда и ему, Парису, запросто может «прилететь» прицепом за покрывательство. И всё-таки он решил ничего не говорить.
– Не знаю я… он вроде… прогуляться пошёл… перед сном… решил подышать свежим воздухом… – неуверенно, запинаясь через слово, еле-еле пролепетал Парис.
Мастер пронзительно сверлил его зрачками, словно оптическим квантовым генератором, направляя невидимым лазерным потоком свой вопрос прямо в глубину подсознания Париса, минуя сетчатку его перепуганных глаз. От этого взгляда Парис готов был провалиться на месте и собирался уже выложить всю правду, но в последнее мгновение всё-таки сумел пересилить страх, стиснул зубы, набрался мужества и промолчал.
– Этика человеческих взаимоотношений, Парис, требует правдивости. – Начал издалека Мастер. – Во всём мире ложь осуждается, а лжецов презирают. Как ты уже мог убедиться, у нас в «Эдельвейсе» существуют, как формальные, закреплённые на бумаге писанные правила, так и неформальные отношения, именуемые доверительными. А доверие, как известно, вещь специфическая, нематериальная. Его за деньги не купишь. Поэтому для всех нас очень важно сохранить внутри коллектива такой микроклимат, в котором бы каждый член команды, по-семейному, с теплотой и заботой, принимал своего партнёра, как родного брата. Но из этого вовсе не следует, что, если брат ведёт себя неправильно или даже самым неподобающим образом, нарушая формально установленные требования, в данном случае положения собственного контракта, то нам следует закрывать на это глаза, покрывая брата, тем самым потворствуя ему. А в результате мы оказываем своему брату «медвежью услугу». Причём не только ему. От этого может пострадать и общее дело, ведь успех всей нашей команды в целом зависит от максимального вклада каждого. И если один из нас где-то не доработает, другой немного не доглядит, а третий недовыполнит, либо выполнит свою задачу неправильно или чуть-чуть не вовремя, весь наш объединённый общими усилиями труд пойдет насмарку. И главная цель нам никогда не покорится. Нельзя же в большой семье, если мы стремимся к тому, чтобы она дружная и сплочённая, жить по закону джунглей – каждый сам за себя! Мы же хотим победить, не так ли? Поэтому, давай будем откровенны и станем называть вещи своими именами. Эту ситуацию я расцениваю, как предательство, Парис. Это предательством наших общих интересов. Или, может быть, ты не согласен со мной и считаешь иначе?
– Вы правы, Мастер, – непроизвольно кивнув головой, согласился Парис. Он догадался, что Мастеру наверняка уже известно, куда и зачем отправился его сосед по номеру и почему его нет на месте после десяти вечера, как это предписывается по контракту всем вместе и каждому в отдельности во время проведения соревнований.
– Мы все, Парис, порой вольно или невольно, но всё-таки совершаем ошибки, – старческим назидательным голосом продолжал Мастер, – и это, увы, непреложная истина. Я тебе уже говорил раньше, что для нас важен не столько сам факт совершения ошибки, сколько последующая реакция на неё того, кто эту ошибку совершил. Если он всё осознал, разобрался в её причинах и полностью поменял, вследствие этого, своё отношение к делу, то значит нет и повода для дальнейшего беспокойства, ведь, как известно, повинную голову меч не сечёт. Но у каждой медали есть и другая, обратная сторона. Если человек и, в первую очередь, спортсмен, не ставит себя в определенные рамки, которые, во-первых, всегда строго регламентированы, и, во-вторых, сами собой подразумеваются, поскольку наше общее дело требует от каждого высокого уровня профессионализма, тотальной самоорганизации и неукоснительного самоконтроля, тогда нам не остается иного выхода, как действовать в соответствиями с предусмотренными положениями контракта санкциями. Каждый из нас, рано или поздно, сталкивается с ситуацией, в которой, осознанно или неосознанно, но всё-таки делает определённый выбор, расставляя по ранжиру собственные принципы и жизненные приоритеты, от которых зависит, зачастую, вся его дальнейшая карьера или даже судьба. Как мне не прискорбно сейчас тебе об этом говорить, но «Каннибал» свой выбор давно уже сделал, причем сделал его в одностороннем порядке и явно не в пользу единства и братства нашего мужского коллектива.
– Может вы сгущаете краски, Мастер? – Попытался встать на защиту партнера Парис. У него ещё теплился слабый угасающий огонёк надежды, что по дороге Энтони внезапно передумает и с минуты на минуту вернётся, а тогда можно будет всё представить за небольшое опоздание ко сну, а назначаемый по контракту за подобную провинность штраф, по сравнению с радикальным и неминуемым отчислением из команды, выглядит смехотворно и является для нарушителя несущественным наказанием.
– У тебя, Парис, было уже достаточно времени чтобы понять, что я, в соответствии со своим статусом достаточно неплохо владею всей необходимой и актуальной информацией о положении дел в команде. Ведь о каждом из вас я знаю намного больше, чем вы сами о себе знаете. Здесь нет ничего личного, все только ради нашего общего дела и для блага достижения нашей общей цели. Это просто моя работа, которую я привык делать качественно и хорошо. Ты, конечно, поступил сегодня правильно, причём дважды. Угодил старику, что отрадно.
– В смысле? – Удивлённо поинтересовался Парис.
– Сначала ты обоснованно отказался от весьма заманчивого предложения, – сделикатничал Мастер, – а затем и вовсе проявил твердость, когда не стал «закладывать» своего товарища, даже несмотря на оказываемое на тебя сильнейшее психологическое воздействие. И это значит только одно, Парис, то, что мы с тобой не ошиблись, в отличие от твоего старшего партнера по комнате, который вместо того, чтобы стать тебе опорой и помощником, как мы рассчитывали, решил вслед за собой и тебя сбить с пути праведного и единственно верного.
В словах Мастера нескрываемо прослеживалось горькое разочарование. Теперь Парис нисколько не сомневался, что Мастеру известно абсолютно всё. И то, что «Каннибал» пошёл в ночной клуб, и то, что он звал его с собой, и то, что Парис не поддался на все его откровенные и провокационные уговоры.
Париса уже нисколько не удивляла ни тотальная осведомлённость Мастера, ни то обстоятельство, каким образом оказался он в их с Энтони гостиничном номере.
Хотя объяснение этому и было самое что ни на есть прозаическое. Во многих отелях используются так называемые аварийные (запасные) ключи, при помощи которых можно открыть дверь от любого номера, даже если они дважды заперты: изнутри и снаружи.
Такие ключи находились у ответственного лица в службе безопасности отеля, с которой у «Эдельвейса» было подписано секретное и конфиденциальное соглашение о сотрудничестве.
Ни о чём этом Парис, разумеется, даже не догадывался. Он был уверен, что с завтрашнего дня ему предстоит делить свою комнату теперь уже с другим партнером по команде.
Не знал Парис и о том, что именно сейчас в это самое время, в Кроппиз Акр Мемориал Парк, ирландская полиция при помощи военизированных армейских подразделений совершала не имеющую ранее аналогов полномасштабную акцию, производя обыск во временных сборно-разборных тентовых конструкциях палаточного городка, вернее в тех его домиках, где проживали сотрудники обслуживающего персонала команды «Фиеста», а также находились иные тенты и навесы, используемые в качестве складских помещений.
* * *
Уже на следующее утро в прессе появились первые упоминания о предварительных итогах этого полицейского мероприятия. Из передовицы независимой Ирландской газеты – «Irish Independent», как её подписчики, так и самые случайные читатели, узнали шокирующую новость о том, что в ходе силовой ночной операции сотрудниками «Гарды» были обнаружены и изъяты килограммы запрещённых препаратов, предназначавшихся для применения велосипедистами команды «Фиеста».
Для тех, кто был в курсе происходящего не понаслышке, это означало только одно, то, что окончательно морально сломившийся Майк Саймон, арестованный накануне на втором посту Южного терминала Дублинской Таможни, начал активное сотрудничество со следствием…
;
ГЛАВА 4
Матадор
Фирменный, со сверкающей на солнце броской, серебристой размашистой немецкой надписью «Edelwei;» на кузове, новенький бело-зелёный и салатовый «Renault» на предельной скорости нёсся по извилистому серпантину живописного Пиренейского предгорья. Лёгкий встречный ветерок, словно поглаживая, нежно обдувал разбросанных по периметру наружных стенок и дверей автобуса, одноимённых завсегдатаев высокогорных заснеженных вершин. С разрисованного, покрытого утренней росой изумрудного ковра, на окружающий мир ласкающим взором смотрели скрученные в плотные комочки, белоснежные и продолговатые с растопыренными листочками звёздочки. Покрытые белой бахромой лепестки и их жёлтые соцветия, удивительным образом напоминали проносящимся навстречу им автомобилям мягкие подушечки сильных, грациозных и восхитительных львиных лап.
Немного откинувшись на оснащённом двумя широкими подлокотниками удобном кресле, отрегулировав на оптимальной высоте подголовник и максимально опустив угол наклона спинки, Парис расслабленно вытянул вперёд свои загорелые ноги, слушал лёгкую негромкую музыку и умиротворенно дремал и даже грезил. Ему снился удивительный сон, в котором он совершал утреннюю пробежку в неизвестном ему месте, где-то в высокогорной долине альпийского хребта.
И вдруг на одной из вершин Парис увидел Софи, которая предстала перед ним в сказочном образе прекрасной феи-волшебницы. С первого взгляда они вновь полюбили друг друга. Но, к сожалению, возлюбленные никак не могли оказаться рядом и взяться за руки, крепко обняться и со всей неподдельной искренностью выразить друг другу свои глубокие чувства. Влюблённая девушка не имела никакой возможности покинуть скалистые вершины, а Парис был не в силах вскарабкаться вверх по их неприступным отвесным утесам. И тогда прелестная юная дева заплакала, проливая крупные жгучие и необычные слезы, которые падали на горные склоны и, медленно прорастая сквозь трещины и расщелины, превращались в восхитительные волшебные цветы – Эдельвейсы.
В этот момент автобус неожиданно сбросил скорость и замедлил движение, потом ещё немного притормозил, взял вправо, прижался к обочине, а затем и вовсе остановился. Водитель, пожилой алжирец, проворно вытащил из подсобки несколько дорожных оранжевых конусов и два красных треугольных знака для обозначения непредвиденной аварийной остановки.
Спортсмены всполошились, а Парис, который неожиданно проснулся и, очень расстроившись из-за внезапно прерванного сна, ещё не разобравшись в происходящем на весь салон язвительно воскликнул:
– Великолепно! Моя заветная мечта только что воплотилась в реальность! Я всю свою сознательную жизнь вожделел о таком щедром подарке судьбы, чтобы вот так, непосредственно перед днём отдыха застрять здесь посреди этих грёбаных горных хребтов в этом грёбанном месте из-за этой грёбанной поломки, а потом сидеть и ждать в этом грёбанном автобусе гребанутой техпомощи!
Более опытные, старшие члены команды, только слегка ухмыльнулись и спокойно пропустили эту длинную французскую идиоматическую тираду мимо своих равнодушных интернациональных ушей.
Сквозь неплотно прикрытые шторки, тем временем, можно было наблюдать следующую картину. К стоящему с мигающими фарами – сигналами аварийной остановки – автобусу подъехал серебристый кроссовер, из которого оперативно выскочила ремонтная бригада, состоящая из двух человек в сине-оранжевой униформе.
– Слава Богу, что они так быстро они приехали, – не успел даже удивиться Парис, как им навстречу из автобуса сразу же вышли врачи, а почему-то совсем не водитель, что выглядело бы, с точки зрения Париса, и логичнее, и естественнее. Вчетвером, они все вместе спешно принялись переносить из багажника автомашины в автобус непонятные чёрные полиэтиленовые упаковки, из которых эскулапы поочерёдно извлекали какие-то тёмно-синие пластиковые пакеты, аккуратно раскладывая их в алфавитном порядке на багажных полках внутри салона.
Парис не сразу сообразил, что же в действительности происходит и поэтому неоднократно взволнованно выглядывал из окна, то нервно отдергивая, то снова задергивая на нём бархатную зелёную шторку. Ещё больше поражало его то обстоятельство, что все без исключения остальные велогонщики относились к происходящему с абсолютным спокойствием и глубоким безразличием.
В это время в автобусе плотно занавесили окна, так, чтобы даже самая слабая струйка света не могла пробраться наружу, после чего водитель включил полное очень яркое освещение, и Парис увидел, что в салоне уже вовсю хозяйничали врачи команды – немцы Уолтер и Эрнст. С гибкими пластиковыми пакетами, в которых на поверку оказалась кровь, они обращались быстро и слаженно. На каждом транфузионном мешке имелись проставленные надписи со знакомыми ему прозвищами членов команды. И вот уже вся эта необыкновенная картина неизведанного мира, наконец, полностью прояснилась.
Автобус быстро трансформировался и вскоре превратился в передвижную станцию по переливанию крови, некий своеобразный полевой госпиталь или мобильную медицинскую службу с грамотно организованной работой, где каждое участвующее в ней лицо, синхронно действовало по заранее согласованной и отработанной схеме.
Спортсмены, поочередно по двое ложились на расстеленные на полу автобуса невесть откуда взявшиеся надувные матрасы. Путём стандартной для них процедуры, врачи команды оперативно подсоединяли к левой руке лежащего на спине велосипедиста специально для этой цели приготовленное нетоксичное апирогенно стерильное полимерное устройство. После чего из трансфузионного мешка, размещенного на багажной полке, кровь, за счёт силы тяжести, легко поступала в раздувающуюся вену спортсмена.
Изнеможенные несчастные молодые ребята, словно подопытные кролики, покорно лежали в проходе с ввалившимися глазами и осунувшимися лицами, что было следствием накопившейся усталости и непомерной физической и психологической истощённости организма. На их атлетичных руках и ногах тёмными красно-синими молниями вздувались артерии и капилляры, поскольку тело каждого спортсмена, пыталось, в этот момент, самостоятельно справиться с возрастающей нагрузкой, происходившей за счёт ускорения кровообращения.
Дело в том, что ежедневно, во время гонки, спортсмены сжигали колоссальное количество эритроцитов, которые, как известно, отвечают за доставку кислорода в мышцы. Вследствие экстремальных физических нагрузок количество эритроцитов в крови у велосипедистов резко сокращалось. Поэтому, с целью восполнения понесённых потерь и производилось теперь всё это «партизанское» переливание.
Данный способ по увеличению красных кровяных телец в организме чем-то напоминал Парису заполнение опустевшего бака заехавшего на заправку автомобиля.
Трансфузионные мешки постепенно пустели. Врачи стремились к тому, чтобы содержимое каждого пакета было полностью перекачано до последней капли и ни один эритроцит не остался в пластиковой трубке, чтобы все они оказались доставленными в конечный пункт назначения – в вену лежащего на спине спортсмена.
Незнакомый ранее с данной процедурой Парис панически боялся, что ему по ошибке могут случайно перелить кровь, предназначенную для какого-нибудь другого велосипедиста. Однако на свисавшем над ним пакетом была наклеена табличка с весьма характерной надписью, которая исключала какое-либо двоякое толкование – «Троянский конь». Наш герой не сразу, но всё-таки сообразил, что это, определённо, и есть та самая кровь, которая была у него взята в конце мая в клинике Доктора Аманды Видаль.
Постепенно Парис успокоился. В расслабленном состоянии, он опустился и лёг на матрас запрокинув голову. Вид переливающейся крови всегда вызывал у него отторжение и дискомфорт.
Вскоре вся процедура успешно завершилось. Использованные трансфузионные мешки и трубки Уолтер и Эрнст стремительно побросали в пустые полиэтиленовые пакеты, вынесли их из автобуса и погрузили обратно в кроссовер, который тут же скрылся в неизвестном направлении.
– Слушай, Мати, – спросил у сидящего на соседнем кресле испанца Парис. – Что всё это значит? К чему такая спешка? Неужели нельзя было в нормальных условиях спокойно всё это сделать, хотя бы в гостинице?
– Да ты что, Троян, с дуба рухнул?! – Недоумевая над своим другом, усмехнулся его более опытный партнёр по команде. – Переливания крови, да ещё и во время гонки находятся под строжайшим запретом. Это же приравнивается к допингу! Единственная предусмотренная за подобное нарушение санкция – это немедленная дисквалификация команды, включая огромный денежный штраф и уголовное преследование всех замешанных и причастных к этому лиц.
– Неужели мы осознанно идём на такой огромнейший риск? Не может этого быть! – Удивился Парис, который понемногу начал прозревать и сам уже догадывался, что подобная процедура явно не относится к категории общедоступных и разрешённых.
– Только отчасти.
У него же давно всё схвачено,
Всё налажено, всё засвечено,
И давно наперёд оплачено,
Всё, что завтра им же намечено…
Вместо ответа тихо пропел испанец и тут же добавил, – да и страхуется Мастер великолепно. Видал, как они быстро всё провернули! Минут за пятнадцать, а то и меньше.
Парис замолчал. В глубине души он, естественно, протестовал и возмущался, но ничего не мог с этим поделать, принимая это как данность и неизбежность.
– Несмотря на существовавшую довольно страшную угрозу, переливание крови у нас в «Эдельвейсе» – это обычная практика! – Продолжал вводить в курс дела Париса его сосед.
– Ведь решительно ничего доказать потом практически невозможно, если только не задержать всех на месте преступления или «по горячим следам» со всеми имеющимися неопровержимыми уликами. А теперь, когда после разгоревшегося скандала под пристальным наблюдением полиции и журналистов находится другая команда – «Фиеста», предпосылки к тому, что кто-нибудь решится подозревать ещё и «Эдельвейс», конечно же были возможны, однако маловероятны.
– Ай, да Мастер, ай, да сукин кот! – Восхищался про себя Парис. – Всё продумал, всё предусмотрел. Ведь с «Фиестой» это же было не что иное, как специально им спланированный и блестяще реализованный, гениальный отвлекающий манёвр.
Между тем, правильно раскусив весь этот тонкий замысел Мастера, Парис не мог ни знать, ни догадываться о другом, не менее важном обстоятельстве. Дело в том, что на этот раз всё обстояло иначе. Узнав об уголовном преследовании «Фиесты», многие действующие лица и исполнители сошли со сцены, отказавшись от участия в ставших теперь слишком опасных гастролях. Сценарий пьесы срочно пришлось перекраивать и менять, поэтому Мастер не был уверен абсолютно ни в чём, медлил и довольно сильно сомневался. Он тянул до последнего, решив, в итоге, провернуть всю запланированную спецоперацию в Каталонии, вскоре после пересечения испанской границы в районе Валь-д’Аран провинции Льейда.
Никаких гарантий у него не было совершенно и в действительности на этот раз он рисковал чрезвычайно. Но другого варианта у него всё равно не было. К тому же это был последний день, когда можно было осуществить подобное мероприятие. Завтра было бы уже поздно. Существовало одно довольно серьёзное и естественное препятствие, которое ставило всю эту запланированную подпольную процедуру под угрозу неминуемого срыва. Доставленная для переливания, предварительно взятая у спортсменов кровь, могла быть использована без утраты её свойств в течение ограниченного времени, а точнее, не более трёх недель.
Известно, что вне организма эритроциты слабеют, стареют и, в конце концов, умирают. И хотя желание взять кровь для переливания у спортсменов непосредственно перед гонкой выглядит совершенно оправданным, на самом же деле оно может оказаться серьёзной стратегической ошибкой, поскольку это ослабит организм именно в то время, когда ему необходимо быть особенно сильным.
Чтобы на каждого спортсмена было в запасе по два пакета со свежей кровью, команде приходилось участвовать в сложном и секретном процессе, который требовал несколько месяцев специальной подготовки. Первые заборы крови производились у спортсменов в конце мая и в самом начале июня. Пластиковые трансфузионные мешки хранились в портативных холодильниках при температуре +1°С, чтобы кровь сохраняла свои свойства как можно дольше, но не замерзала при этом. Затем врачи с регулярной периодичностью брали у велосипедистов новую кровь и вливали им ту, которая была взята ранее. Такое постоянное перекачивание обеспечивало свежесть специально хранящейся для гонки крови, а количество эритроцитов в организмах спортсменов оставалось неизменным, чтобы они могли продолжать спокойно тренироваться. Это была давно отлаженная, в своём роде уникальная и хорошо отлаженная система. И только для попавшего в этот глубокий и тихий омут Париса, всё было неожиданно, всё было «впервые и вновь».
Никто в команде, кроме Мастера, разумеется, не знал и о том, что незадолго до начала гонки упаковки с кровью были отправлены из клиники Доктора Видаль контрабандой в Испанию в незарегистрированном прицепе и с несуществующими номерными знаками. Потом все пластиковые пакеты, содержащие красную жидкую и подвижную соединительную ткань внутренней среды человеческого организма, перегружались и перевозились на мотоциклах в специально оборудованных портативных холодильных камерах.
И, наконец, сегодня утром их передали специальному агенту – Крису, который давно зарекомендовал себя в качестве одного из самых надёжных перевозчиков. Именно он вместе со своим местным подельником – Анхелем, и доставил сегодня кровь в заранее оговоренные место и время.
– Скажи, Мати, а как прицепилось к тебе это твоё погоняло? – Задал испанцу давно мучащий его вопрос, Парис.
Несмотря на непродолжительное знакомство, Парис и Мати уже успели подружиться и не раз приходили по ходу гонки друг другу на выручку, помогая преодолевать самые сложные и коварные отрезки дистанции.
Внутренне их обоих скрепляло чувство намного большее, чем простая дружба крепких физически и своими спортивными характерами пацанов. Они вдвоём прошли уже через многие серьёзные испытания, которые и завязали их дружбу крепким стальным узлом.
– А ты разве не знаешь? – Удивился Мати. – Ну, это теперь уже довольно древняя и «бородатая» история. Однажды в одном задушевном житейском разговоре я поделился с Мастером давно забытой легендой про очень известного у нас в стране андалусского Матадора Де Торос .
И вот, именно после моего рассказа, Мастер и нарёк меня теперешним именем – «Мати», что есть, по сути, сокращённый вариант от названия центрального персонажа и главного действующего лица пешей корриды.
Как это часто случается, прозвище приклеилось ко мне намертво. В результате все наши парни стали звать меня также. Да я и сам уже настолько привык к этому своему второму имени, что оно полностью срослось со мной и практически заменило первое.
– А можешь мне рассказать эту историю? Или это сугубо личное?
– Конечно расскажу, не вопрос. Она довольно известная и в ней вовсе нет ничего такого, да и от тебя мне в принципе скрывать нечего, поскольку друзья говорят друг другу всё. Только имей ввиду, что история эта – она очень печальная и грустная.
С поглотившим всё его в этот момент сосредоточенным вниманием заинтересованного слушателя, Парис поправил подголовник и опустил спинку кресла в максимально возможное горизонтальное положение.
– Закрой глаза, Троян, – начал своё повествование Мати, – и представь себе неимоверно жаркий солнечный августовский полдень 1947 года.
Небольшой андалусский город Линарес бурлит от необычайного возбуждения. Причина всеобщего людского наводнения очевидна, ведь завтра должен состояться долгожданный исторический поединок между двумя выдающимися испанскими матадорами, одним из которых является непревзойденный тридцатилетний Манолете, а второй – юный и амбициозный выскочка по имени Домингин, бравирующий тем, что он легко отберёт у признанного мастера корриды репутацию лучшего матадора Испании.
Более девяти тысяч зрителей вмещала круглая линаресская арена, но все билеты были давным-давно распроданы, причём за сумасшедшие, баснословные деньги. Оставшиеся без билета испанцы предлагали астрономические суммы, чтобы попасть хотя бы на те дополнительные места, которые предполагала устроить администрация.
Ты же наверняка знаешь, Троян, что популярность корриды у нас в Испании сопоставима, разве что с популярностью футбола в Бразилии. Впрочем, любой настоящий испанец возмутился бы от подобного сравнения, потому что коррида для нас – это даже не спорт. Это благородное искусство, многовековой ритуал и высокая трагедия.
Но слушай дальше. Матадор Манолете был в Испании богом, бесстрашным и харизматичным. Каждый уважающий себя человек знал его имя. За восемь лет, что Манолете находился в звании «Полного матадора», он убил белее тысячи двухсот быков, однако всего лишь четырнадцать из них происходили с фермы Миуро.
– Что это за ферма такая особенная, я не в теме? – Перебил рассказчика Парис.
– Это старинная ферма, Троян, с давней полуторавековой традицией, глава которой, а в то время это был отец семейства – Дон Антонио Миуро по прозвищу «Грозный», всю жизнь прожил ради того, чтобы быки с его фермы, выходящие на арены Испании, отличались безудержной смелостью и силой.
Где нет жаркого и жёсткого солнца, где нет лугов и острых скал, на которых быки оттачивают рога, где нет такой реки, как Гвадалквивир, где мужчины не говорят с такой живостью, где не звучат причудливые андалузские акценты, – там бык никогда не станет быком, – любил повторять старина Дон Антонио.
А ещё быку нужен «Ганадеро». «Ганадеро» – вот его настоящий родитель, как говорят у нас в Андалузии, поскольку «Ганадеро» не просто пастух – он воспитатель, хранитель древних традиций, он всеми уважаемый человек. Он седлает верного коня, он берёт в руки длинный, крепкого дерева шест и едет в загон к быкам.
Когда-то предки этих животных водились по всей Европе. Ещё в XVII веке на них устраивали охоту. Но это были уже последние погони и битвы с постепенно исчезающими быками. Силы были неравны, быки должны были исчезнуть, но, исчезая, они оставляли своим немногочисленный потомкам навыки защищаться и нападать.
Знатоки быков утверждают, что хороший бык часто пасётся, пятясь назад, потому что так ему легче наблюдать за всем окружающим. Другой авторитет подчеркивает, что хороший бык не нападет почём зря и ни за что и никогда не тронет слабого.
Едва ли не всей Испании был известен бык по имени «Сивильон». Он умел играть с детьми и сражался на мадридской арене «Лас-Вентас» столь достойно, что ему в качестве исключения была дарована жизнь. Но пока «бык просто» станет «быком настоящим», проходит примерно четыре года. И только тогда, если он усвоит все уроки «Ганадеро», если он победит во всех битвах с другими быками, только тогда его посылают на арену. Чёрный, блестящий, как вышедшие из-под рук мадридского чистильщика ботинки, он выскочит на жёлтый песок и встанет против наряженного в костюм «цвета света» бесстрашного и отважного тореро. И первый бой быка будет его последним боем – так велит старая традиция нашего народного праздника симбиоза человеческой смелости и искусства.
Таким образом, на ферме Миуро выращивали самых мощных и свирепых животных, которых специально готовили для корриды. Ходили слухи, что великий Манолете избегает быков Миуро и, якобы, даже боится их. Что ж, теперь пробил час, чтобы расставить точки над «i» и проверить правда ли это. Так решил не кто иной, как тот самый выскочка – Луис Мигель Домингин. Молодой матадор позвонил на мадридское радио и предложил вызвать Манолете на публичную дуэль, «мол, я уверен, что его время прошло, и пора уступить дорогу более достойному».
Вечером, накануне поединка, Манолете сидел в ресторанчике неподалеку от гостиницы «Сервантес», где он остановился. Как всегда, маэстро окружала восторженная толпа: друзья, приятели, прихлебатели, поклонники и поклонницы. Последние смотрели на своего героя издалека, поскольку окружение тореро состоит только из мужчин, так как женщин в него пускать не принято. По обыкновению, лицо Манолете было печальное – с огромными грустными, не умевшими смеяться глазами. Внешне он напоминал Рыцаря печального образа из популярных детских книжек с картинками – был, словно Дон Кихот, сух, худощав и аскетичен. Несмотря на молодость, его лицо избороздили морщины, а тяжёлые набухшие веки свидетельствовали о том, что он или очень устал, или ведёт крайне тяжёлую жизнь.
«Маноло», – так называли его друзья, едва отвечал на вопросы, постоянно просил подливать себе вина и очень много курил. Его менеджер – Хосе Камара, – мужчина средних лет, хмуривший брови и нервно щёлкавший своими костлявыми пальцами, посматривал на Маноло с тревогой и иногда показывал ему на часы, дескать, уже пора… Ведь перед завтрашним поединком ему необходимо как следует выспаться, а у него, в последнее время, со сном всё обстоит очень неважно. Часто случалось так, что Маноло целую ночь не мог сомкнуть глаз и утром выглядел как призрак и смотреть на него было страшно. Как выходить на бой в таком состоянии?
– Прекрати пить, Маноло! – Наконец, не выдержав, рявкнул Камара, и его рука с толстыми пальцами почти остановила бокал тореро, направлявшийся ко рту.
– Брось, Хосе! Мне так легче, – улыбнулся Маноло и решительно опрокинул бокал.
Отправляться спать в гостиницу ему сегодня не хотелось. Будь его воля, он так и просидел бы, погрузившись в свои мысли, среди безостановочно болтавших и шумевших вокруг людей. Одиночество пустого номера и перспектива бессонницы его просто пугали. Маноло взглянул на часы. Была половина первого. Матадору перед боем предписано ложиться не позже полуночи, иначе тело и нервы будут плохо слушаться, ведь его противники – быки, в этом смысле удивительные животные, они мгновенно регистрируют малейшую несобранность и нападают именно в тот момент, когда ты теряешь концентрацию и хотя бы на миг становишься беззащитен.
Наконец, Манолете поднялся и те, кто видел матадора впервые, отметили его необычайную худобу, таким тонким и прозрачным мог бы быть скорее тринадцатилетний подросток. Манолете, в сопровождении Камары, вышел на улицу. Им обоим в лицо пахнуло ароматом южной ночи…
– Маэстро, автограф! – Кто-то крикнул из толпы, лихо работая локтями.
– Манолете, мы болеем за вас! – Раздался следом одобрительный возглас поддержки.
– Домингин завтра положит вас на обе лопатки! Берегитесь! – Послышался чей-то задорный голос из глубины людского моря, окружившего Манолете, едва он оказался на улице.
– Сеньоры, дорогу! – Зычно затрубил Камара. – Маэстро должен отдохнуть!
Кое-как, в сопровождении тесного людского потока, они добрались до гостиницы и вдруг толпа начала быстро редеть, потому что на противоположной стороне улицы появился другой магнит – тот самый Луис Мигель Домингин. Улыбающийся юный красавчик ловко раздавал автографы, успевая подмигивать красоткам и даже посылать им воздушные поцелуи.
– Только бы приехала Антонита, – тяжело вздохнув, подумал Манолете, равнодушно взирая на всё это зрелище. Его вздох не ускользнул от внимательного Камары. Тот, несомненно, сразу же догадался, о чём подумал его подопечный и даже оглянулся по сторонам, а не увидел ли Манолете, часом, свою ненаглядную кралю?
Президентский люкс лучшей гостиницы Линареса поражал своей старомодной роскошью: кровать под бархатным балдахином, старинные высокие кресла с позолоченными спинками, лакированный антикварный столик из чёрного дерева…
Попрощавшись с Камарой, Манолете привычным жестом вытащил из нагрудного кармана фотографию Антониты, всегда лежавшую около сердца, и бережно прислонил её к хрустальному графину с чистой родниковой водой. Антонита сияла ласковой улыбкой. На её круглом загорелом лице обозначились ямочки, тяжелые каштановые волосы рассыпались по плечам, красивые стройные ножки в юбке до колена были смело и соблазнительно выставлены напоказ.
– Антонита, я жду тебя! Мне надо, чтобы ты была здесь! Когда ты приедешь? – Нервно повторял Манолете, устремив свой печальный взор на свою возлюбленную.
Эти отчаянные призывы явно не достигали ушей Антониты, зато их отлично слышал Камара, привычно застывший под дверью Маноло в ожидании, пока не затихнут звуки и его подопечный, наконец, не уляжется спать. В противном случае придётся вмешаться, иначе завтра на арене у Маноло будет уставший, очень бледный вид. И так ему уже наступает на самые пятки этот бесцеремонный и шустрый наглец Домингин! Камара чует, что симпатии переменчивой публики уже начали склоняться в сторону смазливого мальчишки, а ведь всего полгода-год назад Манолете был абсолютным королём среди всех испанских матадоров. И всё эта змея – Антония, которую Маноло сейчас призывает на свою голову! Насколько же он переменился с тех пор, как в его жизни появилась эта взбалмошная красотка!
В эту ночь Манолете так и не сомкнул глаз, он мучительно ждал рассвета. Коррида была назначена на половину пятого, поэтому он не слишком беспокоился. Он был уверен, что успеет ещё отдохнуть перед боем. За этот выход в Линаресе он запросил астрономическую сумму – триста тысяч песет и уже даже полностью получил её. За последние три года Манолете сделался самым дорогим матадором в Испании, никто из его предшественников никогда не получал больше.
– Он миллионер, у него денег куры не клюют, – с завистью говорили о нём. И действительно, Манолете купил роскошный особняк у себя на родине, в Кордове. У него была «Испано-Сюиза», машина, которую он безумно обожал. А также дорогая, но совершенно не нужная одежда. Когда же ему было носить все эти сто двадцать фраков и костюмов, которые бесцельно висели в гардеробе? А ещё и бесчисленные перчатки, галстуки, рубашки, запонки? Всё это составило бы счастье любого другого человека, и только ему оно было совсем ни к чему. Шитый золотом костюм матадора – вот единственная необходимая одежда. Тем более, ни к чему ему был и собственный дом. Он ведь постоянно кочевал из одного города в другой, а бои были расписаны по дням практически на целых два года вперёд…
Не сумев заснуть и утром, Манолете быстро оделся и отправился в сторону «Пласа дель Торос» – арены для корриды. Зайдя в маленькую капеллу у арены, он мысленно поблагодарил Бога за то, что в ней никого не было. С облегчением, он медленно опустился на колени и шепотом начал молиться:
«Святая Мадонна!
Прошу тебя, пусть меня пронесёт и на этот раз.
Пожалуйста, молю тебя всем сердцем…».
Никто не подозревал, какой ужас испытывал Манолете всякий раз перед выходом на арену. И это при том, что он считался одним из самых хладнокровных матадоров своего времени. Его отчаянная, безумная смелость вошла в легенду. Никто из его, как предшественников, так и современников не умел стоять так прямо и спокойно до той самой последней секунды, когда рога разъяренного быка уже готовы проткнуть твоё тело. Внешне это выглядело так, будто этому элегантному, аристократичному, никогда не улыбавшемуся матадору смерть казалась ерундой, пустяком, не стоящим внимания. Но, на самом деле, всякий раз перед выходом на бой, сердце Манолете сжимал безудержный страх, и, выходя на арену, он был вынужден сначала убить свой страх, а потом уже и быка. Страх был главным чувством, владевшим Манолете постоянно. Он спал с ним, он терзал его во сне, был первой эмоцией после пробуждения.
Кому-кому, а Маноло было отлично известно, чем кончается неудачный бой. Матадорами были также его отец, дед, двоюродный дед... Правда, выдающимся мастером своего дела стал только двоюродный дед Хосе Родригес по прозвищу Пепете. Вот кто не ведал страха! Согласно семейному преданию, Пепете мог сразиться с быком чуть ли не голыми руками, но кончилось это трагически. В 1899 году бык с фермы Миура насквозь проткнул его рогом. Родной дед Манолете предпочёл вовремя отказаться от корриды и заняться куда более безопасной профессией мясника – он разделывал бычьи туши. Что же касается отца, – Мануэля Манолете, то воспоминание о нём до сих пор причиняло Маноло боль.
…Вот он, тощий и бледный шестилетний мальчуган ведёт отца за руку по узеньким улицам шумной Кордовы. Бывший матадор, так и не добившийся настоящей славы, под конец жизни стал стремительно терять зрение. Однажды он вышел на свою последнюю корриду в очках, и публика жестоко освистала его. Вскоре после этого он умер, оставив семью, где кроме Маноло росли ещё четыре дочери, причём практически в полной нищете. Слава Богу, никто не знает о том, что Маноло был типичным маменькиным сынком и чуть ли не до десяти лет постоянно держался за юбку донны Ангустиас.
Судьба его матери сложилась драматично. Её первый муж, погибший на корриде, тоже был матадором. С быками сражался и рано умерший отец Маноло. Эта несчастная женщина молилась только о том, чтобы её единственный сын не пошёл по этой дороге. Всё, что связано с быками и корридой, все фотографии и газетные вырезки донна Ангустиас тщательно прятала от глаз постепенно подраставшего сына. Слава Мадонне, робкий и очень болезненный Маноло всегда интересовался только одними книжками. Когда мальчишки в Кордове играли в матадоров, то он даже и не смотрел в их сторону. На радость матери, он любил сидеть дома, наблюдать, как вышивают или дурачатся сёстры. Маноло исполнилось одиннадцать, когда в Кордову приехал знаменитый матадор Хуан Бельмонте и парень совершенно случайно попал на корриду вместе с отцом своего школьного друга. Что в нём вдруг сработало? Гены? Зов крови? Но только после той корриды Маноло понял, что он станет матадором, как и все мужчины в его роду. Теперь ему казалось, что это был не выбор, а обречённость, иначе говоря, судьба.
– Нет! – Выкрикнула мать, которую поразила упрямая интонация сына, когда он сообщил ей о своем решении. – Ты не будешь матадором! Только через мой труп!
Маноло знал, что ему придётся переступить через её сопротивление, да и мать тоже почувствовала это. Случилось то, чего она боялась больше всего на свете. В мальчика словно вселился другой человек. Некоторые потом говорили даже, что это была душа великого матадора Пепете. Может, двоюродный дед Маноло тоже боялся и тоже преодолевал страх?
И начались ежедневные тренировки. Оказалось, что у Маноло врождённый дар лихо управляться с быками. Поначалу он и другие претенденты в тореро упражнялись с механическим быком, лупя по нему деревянными мечами, потом поехали на ферму, где им предстояло впервые встретиться с молодыми бычками. Лучше всех показал себя Маноло, он словно родился со знанием того, как побороть быка. Его сразу заметили журналисты из ведущей столичной газеты и написали, что у юного Манолете есть «стиль, вкус и сноровка». И дело пошло. К семнадцати годам Манолете уже стал «Новильеро» и выходил на арену вместе с другими младшими тореро, чтобы разогреть и раздразнить быков перед началом настоящей смертельной корриды, когда в дело вступит матадор.
В июле 1939 года, в возрасте двадцати двух лет, Маноло и сам удостоился статуса матадора, пройдя обряд посвящения и получив звание от знаменитого мастера Марсиаля Лаланда.
Когда нынешний тренер и менеджер Маноло – Хосе Камара впервые увидел двадцатитрёхлетнего Маноло, он был в ужасе от того, какие рискованные приёмы у юного тореро. Чтобы убить быка, он почти не пользуется «Мулетой», то есть красной тряпкой на деревянной ручке, которой обычно отвлекают животное. Он позволяет быку подойти к себе слишком близко и практически не применяет наиболее безопасные боковые удары шпагой.
К началу 1944 года, только за последние шесть месяцев, Манолете провёл около ста поединков, выходя на смертельную схватку с быками через сутки, а иногда и каждый день. Ему присвоили почётный титул «Матадора номер один», который в Испании присуждается за количество проведённых боев и, соответственно, число убитых быков. Наблюдая, как стремительно карабкается вверх его подопечный, Камара быстро понял, что ему достался настоящий «Золотой телец». Больше никто в Испании не был в состоянии выходить на арену ежедневно в течение сезона, работая без выходных, нервных срывов и болезней. И это при том, что несколько раз Манолете получал очень серьёзные ушибы и травмы. На руках, ногах и лице у него оставались многочисленные шрамы, как свидетельства того, что он всё-таки человек и иногда допускает промахи, хотя испанцы и возвели его в статус божественного героя и в ранг сверхчеловека. Сам Франко вместе с первыми лицами государства нередко являлся на щекочущие нервы «спектакли» Манолете и нередко аплодировал стоя, называя его гордостью нации и символом настоящего испанца. Уже при жизни Манолете поставили не один памятник. Его именем назвали ликер «Anis Manolete», блошиные рынки и сувенирные лавки заполонили куклы с его именем. Если ему вдруг случалось идти по улице пешком, а не ехать на своей обожаемой «Испано-Сюизе», женщины кидали ему под ноги цветы, а он смущённо улыбался и сдержанно махал им рукой.
Камара откровенно «доил» своего подопечного, доходя до того, что включал в его расписание по две корриды за день, да, к тому же, ещё и в разных городах! Справедливости ради, Камаре казалось, что «этот парень» ничего не имеет против. Действительно, Маноло жил только ареной, только борьбой и никаких других интересов в жизни у него не было. Мать научила его бояться женщин, внушив сыну, что женщины и быки несовместимы – либо одно, либо другое. Так и шла жизнь – от одной смертельной схватки до другой, и всё, что помнил Маноло, ложась ночью в постель в очередной гостинице очередного города, это сосущий страх перед выходом на арену и несказанное, эйфорическое облегчение, когда всё заканчивалось и ему торжественно преподносили традиционные трофеи – уши и хвост побеждённого им животного.
Если Маноло что-то и любил, так это хорошо поесть в дорогом ресторане после схватки, заказав много затейливых закусок и дичи, запивая всё это хорошим вином и мысленно благодаря Бога. Ещё бы, ведь всякий раз он праздновал своё чудесное спасение, то, что он снова выжил. Разумеется, щедро угощались все его помощники – его квадрилья, сам Камара, а также хозяева арены и устроители корриды, отцы города, чиновники, политики, актёры, представители местной богемы, все кто сумел прорваться к богоподобному Манолете. В нём, ровным счётом, не было никакого высокомерия и никакой заносчивости. Он попросту не знал, о чём разговаривать с обычными людьми, которые не рисковали каждый день жизнью. Они были словно существами с разных планет.
А ещё Манолете обожал фламенко. И поэтому, чуть ли не единственной женщиной, которой удалось стать его близким другом, была Пастора Империо, выдающаяся танцовщица этого танца. Вот на кого Маноло готов был смотреть без устали до самого утра, так что Камаре приходилось буквально силком вытаскивать его с ночных представлений, чтобы отправить спать.
Пастора и привела в жизнь Маноло роковую красотку – Антонию Брончало Лупесино, которую все знали под актерским псевдонимом – Лупе Сино. Впоследствии Маноло будет ласково называть её Антонитой.
Осенью 1944 года, зайдя после очередной корриды в знаменитый мадридский бар, где в основном отирались звезды, Маноло увидел девушку, чья яркая внешность поразила его, словно удар молнии: роскошные каштановые волосы, кошачьи зелёные глаза, гибкая фигура, высокомерный взгляд и незабываемый мелодичный голос. Пастора Империо представила их друг другу, но Маноло так волновался, что не мог даже выговорить, как его зовут, только пожирал её своими огромными и печальными глазами. С этих пор Камара утратил свою власть над Маноло, безумно его ревновал и страшно бесновался по этому поводу. Вместо отдыха перед схваткой, парень теперь повадился бегать на свидания с этой «подколодной змеей», как Камара прозвал Антониту.
– Ты никогда не пробовал виски? – Хохотала Антонита. – Ни разу не был в театре? Бедняжка! Первый матадор Испании оказался неандертальцем!
Она научила его целоваться, не отрываясь – по часу кряду, танцевать модный мамбо, вместе они выучили горячий пасодобль – танец, имитирующий корриду. Пожалуй, Антонита никогда ещё не встречала раньше такого неутомимого парня!
В дымном, шумном баре «Whip», который, к слову, Хемингуэй считал самым крутым баром Европы, к полуночи собиралась вся мадридская богема и лучшие исполнители фламенко во главе с бесподобной Империо. И тогда Антонита с Маноло исполняли свой коронный номер – пасодобль под бешеные аплодисменты собравшихся. Для стеснительного Маноло кружить и при всех обнимать женщину было, пожалуй, не меньшим подвигом, чем орудовать шпагой перед мордой дикого разъяренного быка. В честь этой красивой пары исполняли серенады, им посвящали романсы. Впервые Маноло осознал, что счастлив, и не просто счастлив, что он – живой. До этого он, оказывается, вообще не знал, что такое жизнь.
– Ты был всего лишь исправной и безотказной машиной для корриды, – дразнила его Антонита, – а теперь ты очеловечиваешься.
Однако Камара придерживался прямо противоположного мнения.
– Ты связался со шлюхой, и она погубит тебя!
Это оскорбительное слово в адрес Антониты эхом повторяло все окружение Камары и Маноло надоело доказывать, что это не так. Тем не менее, «доброжелатели» Маноло постоянно подсовывали ему «проверенные сведения», что она якобы вышла замуж за какого-то военного во время гражданской войны и не развелась, путалась с другими матадорами – Доминго Ортегой и Антонио Маркесом. Опровергать эти слухи Антонита вовсе не собиралась, ей было наплевать на всё, что о ней говорили. Она считала себя свободной женщиной. Вопреки распространенным слухам, она была вовсе не испанкой, а мексиканкой из Гвадалахары, родившейся в очень бедной семье. Из семи сестёр и двух братьев только Антонита сумела выбиться в люди и перебраться в Мадрид. Она мечтала стать киноактрисой и, к моменту знакомства с Манолете, а они были одногодками, двадцатисемилетняя Антонита уже начала сниматься, правда, только лишь в одних второстепенных ролях. Её считали талантливой, хотя и не очень опытной актрисой. Роман с Манолете вскружил голову и ей. Неожиданно оказалось, что любовник готов платить шальные деньги за каждую её прихоть, будь то наряды, драгоценности, дома, но только при одном условии – она постоянно должна находиться рядом с ним.
Никогда не любивший до этого Маноло, привязался к Антоните также накрепко и по-детски, как когда-то он был привязан к матери, и не желал отпускать её от себя ни на шаг. Поначалу она ходила на все его бои, но довольно скоро оказалось, что он больше не может обойтись без того, чтобы не видеть Антониту в первом ряду в самом дорогом секторе «Тень» .
Если Антонита опаздывала, Маноло начинал нервничать, оглядываться, сходить с ума, и точно так же сходил с ума наблюдавший всё это Хосе Камара.
Менеджер Манолете прекрасно понимал, насколько опасно подобное состояние для влюблённого матадора. Но оторвать Маноло от «этой змеи» не было никакой возможности. Даже «тяжелая артиллерия» – мать Манолете Донна Ангустиас, тоже не могла ничего поделать. Она на дух не переносила Антониту, требовала, чтобы Маноло порвал с «этой шлюхой», но добилась только того, что сын стал навещать её в Кордове всё реже и реже. Нет, Маноло пока выступал всё так же превосходно, но Камара осознавал, что если матадор до утра пребывает в пьяном угаре ночных баров и до рассвета развлекается со своей кралей, то срыв возможен в любой самый неподходящий момент.
Понимая существующую опасность, Камара решился пойти на тайную сделку с теми устроителями корриды, с которыми сумел найти общий язык. Теперь быкам, с которыми сражался на арене Манолете, нередко немного подпиливали рога, чтобы, в случае нападения животного, можно было немного смягчить удар. Кому будет хорошо, если вдруг Маноло погибнет? Ведь тогда все лишатся довольно неплохих деньжат, которые они на нём зарабатывают. Но, увы, если речь шла о публичном поединке с другими матадорами, как сейчас, в предстоящей борьбе с Домингином такие манипуляции с быками были невозможны, так как сторона противника тщательно и придирчиво осматривала животных перед тем, как выпустить их на арену.
Ничего этого Манолете, естественно, не знал. В тот день, 27 августа, на который была назначена дуэль с Домингином, он вышел из капеллы около половины третьего пополудни. Маэстро настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, что простоял на коленях около двух часов.
Антонита не приехала! Он сразу понял это, войдя в гостиницу. Может быть, ей всё-таки удастся успеть к началу? Ведь она здесь неподалеку, в андалузской провинции, поехала повидаться со своим братом Эмилио. До Линареса оттуда можно добраться всего за пару часов. А вдруг она отправилась вовсе не к Эмилио, и всё то, что о ней болтают – правда? Стоит Антонии поговорить с другим мужчиной больше минуты, как ему уже начинает мерещиться чёрт знает что. Однажды Маноло в бешенстве схватил за грудки партнёра Пасторы Империо, танцовщика Висенте Эскудеро, требуя, чтобы тот признался, что спит с Антонитой. Тогда Маноло едва привели в чувство, и ему показалось, что он запросто способен убить Эскудеро.
– Всё будет хорошо, – твердил сам себе Манолете, наливая в номере ледяное шампанское. Это была привычка, к которой перед боем приучила его Антонита. Если выпить один бокал часа за полтора до выхода, то шампанское веселит и снимает весь этот отвратительный и неотвязный страх. Решено! Они с Антонитой осенью поженятся, и он навсегда покинет корриду. Он и вправду больше не может. У него начало падать зрение, также как у отца, но пока об этом знает только Камара. Если, не дай Бог, об этом пронюхают газетчики, его тут же затравят, сожрут живьём. Недаром тот самый двоюродный дед, легендарный матадор Пепете, любил повторять, что зрительская публика куда более кровожадный зверь, чем любой, даже самый свирепый бык. Манолете уже чувствует, что его излюбленные приёмы начинают толпе приедаться, ей хочется чего-то посвежее и поострее. Впрочем, правда и то, что едва ли Маноло дозрел бы до этих мыслей, если бы Антонита не показала ему, что такое нормальная человеческая жизнь.
Два сезона подряд, в 1945 и 1946 годах, они вместе с Антонитой провели в Латинской Америке. Она постоянно была рядом, и потому состязание с очень сильным мексиканским матадором Азурой прошло для него легко. Да, он впервые попробовал там кокаин, но быстро понял, что, если регулярно употреблять его перед боем вскоре наступает неминуемое истощение. Хорошо ещё, что не успел подсесть на него по-настоящему, и Антонита, молодец, поддержала его в этом.
Маноло был по-настоящему счастлив той весной, когда они с Антонитой на целые две недели вырвались погостить к её родным в Гвадалахару. Просто удивительно, насколько часто обычные люди не понимают своего счастья. Он делал то, что они могут делать каждый день, гонял с парнями в футбол, а братья и сёстры Антониты научили его играть в домино и карты.
Во время того блаженного отпуска, Манолете торжественно пообещал Антоните, что бросает корриду, вот вернётся в Мадрид, проведёт семь боев, по уже подписанному контракту, и всё, баста! Денег им хватит ещё на десять поколений внуков и правнуков. Ровно в тот момент, когда Манолете собирался объявить об этом решении Камаре, а потом и журналистам, по злому умыслу судьбы и очень некстати, подоспел Домингин с этим своим вызовом, от которого было невозможно отказаться.
Как раскричалась Антонита, узнав, что он согласился участвовать в поединке с Домингином! У нее пылали щёки, она была просто вне себя.
– Из тебя сделали раба! Зачем тебе доказывать этому мальчишке, что ты лучший матадор?!
Напрасно он мямлил, что это, дескать, дело чести, что он не может теперь так просто уйти, потому что Домингин и все вокруг сочтут его трусом и это перечеркнёт всю его карьеру. Антонита ничего не хотела слышать. Не исключено, что сегодня она специально опаздывает или вообще не приедет, чтобы проучить его.
– Антонита, ты мне нужна! Где ты? – Безумным голосом выкрикнул безмятежно улыбающейся фотографии отчаявшийся Манолете…
При виде Манолете публика повскакивала с мест, взревела и стала бешено аплодировать. Впрочем, Манолете послышалось, что, когда появился улыбающийся Луис Домингин, люди захлопали и засвистели ещё восторженнее и неистовее. Все участники корриды по традиции обошли арену и поприветствовали председателя сегодняшнего зрелища, которым оказался мэр Линареса. Трубы возвестили о начале боев. Пока пикадор дразнил быка, Манолете, стоя у ограждения, украдкой бросал взгляды на первые ряды, не появилась ли Антонита. Нет, её не было. Первые бои вел Домингин, и Маноло отметил, что он действует с быком ловко, красиво и по-цирковому акробатично, срывая овации эффектными пируэтами и посылаемыми толпе воздушными поцелуями.
– Неужели они купятся на эту дешёвку? – Опытный глаз Маноло тотчас заметил, что его молодой соперник только имитирует опасные выпады, на самом же деле в каждой позиции он очень надёжно защищен и не подпускает к себе быка на расстояние ближе, чем тридцать сантиметров.
– Почему нет Антониты? Как она могла бросить его в такой момент?
Маноло был уже на арене. Один на один с быком в последней, самой опасной терции боев. По жребию ему выпал шестисоткилограммовый бык с фермы Миуро по кличке «Ислеро». Несколько элегантных пассов, которые Маноло произвел мулетой, чтобы раззадорить быка, явно не произвели на публику должного впечатления. А ведь победа в поединке с Домингином достанется тому из них, кто сумеет раздразнить не быка, а публику, пощекотав ей нервы опасным зрелищем. Пока толпа явно готова вынести на руках Домингина. Такую честь традиционно оказывают победителю. Нет, Манолете сейчас им докажет, кто есть кто!
…Манолете не слышал, как ревела и рыдала публика, наблюдавшая за его действиями.
Перед закрытыми глазами Маэстро застыл последний, остекленевший взгляд испустившего дух быка, который, в свою очередь, умирая, успел в агонии на последнем издыхании смертельно ранить своего убийцу.
На трибунах в течение несколько секунд стояла гробовая тишина, потом начались вопли, рыдания и истерические выкрики, которые тотчас заглушили звуки труб.
Но шоу должно было продолжаться. И вот, на арену на белом коне гордо выехал победитель, который теперь стал законным матадором номер один. С этого дня это был Луис Мигель Домингин...
В ближайшей больнице Линареса Манолете сделали операцию, пытаясь спасти повреждённые в бою артерии. Он пришёл в себя только к вечеру, и врачи никого к нему не пускали. Камара, члены квадрильи и ещё множество людей стояли под дверьми его палаты и молились. Никто и не заметил, как в коридор влетела обезумевшая темноволосая женщина. Камара поднял голову и сразу же узнал её. Это была Антония Брончало. Она с силой оттолкнула мужчин и попыталась войти, но Камара перегородил ей дорогу и, теряя остатки самообладания, заорал:
– Нет, сучка, нет! Это ты убила его!
Антония вся затряслась и кинулась с кулаками на Камару. Казалось, что сейчас она выцарапает ему глаза своими длинными ногтями, словно дикая кошка. Тем не менее, Камара убедил врачей не пускать Антонию к раненному Манолете под предлогом того, что визит этой женщины окончательно убьёт его. На самом деле, как много лет спустя признался Камара, он боялся, что Маноло пожелает жениться на Антонии прямо в больнице и она отхватит все его баснословные миллионы. В том, что Манолете умирает, ни у кого уже не было никаких сомнений. Врачи сразу предупредили, что надежды нет.
– Мне дали уши и хвост? – Слабым голосом проговорил Манолете.
– Дали, дали, Маноло, не волнуйся. Ты победил, – с трудом удерживаясь от слез, проговорил Камара.
– Позови Антониту... – Попросил умирающий.
– Её здесь нет, – солгал Камара и перекрестился.
На следующее утро, 29 августа 1947 года, Манолете не стало. Антония кинулась на остывающее тело своего возлюбленного и пролежала на его груди около пяти часов, не обращая никакого внимания на бесконечную вереницу входящих и выходящих людей. До конца жизни в смерти Манолете она винила только себя одну. Она действительно опоздала на корриду, потому что, как нарочно, машина, на которой она ехала с братом, по дороге сломалась…
Похоронили Манолете, Троян, в его родном городе, Кордове. За гробом выдающегося матадора шла вся Испания, включая даже самого Франко. Диктатор объявил трёхдневный траур по всей Испании.
Фирменные пассы Манолете с быком назвали потом его именем – манолетины, или пассы смерти. До сих пор в день смерти Манолете, 29 августа, на всех Пласа дель Торос Испании перед началом корриды современные тореро молча совершают на арене ритуальный круг почёта, посвящая его памяти непревзойдённого Манолете.
Закончив свой рассказ, Мати тяжело вздохнул, откинул голову на изголовье кресла и полуприкрыл глаза. Смотревший в это время в окно Парис не заметил, как в этот момент по правой щеке его партнера по команде медленно сползала небольшая прозрачная капелька.
– Занимательная история, Мати! – Отозвался, наконец, Парис, лениво потягиваясь в кресле. – К чему скрывать очевидное? Прямо, как в романе! Тебе бы не педали жать, парень, а книжки писать: завораживающая коррида, бесстрашные тореро, прекрасные женщины… Это же настоящий триллер! Готовый сценарий для романтической голливудской мелодрамы! Но, я всё-таки не догоняю, какая связь между этой душераздирающей историей и твоим теперешним погонялом?
– Всё очень просто, Троян, – тихим и равнодушным голосом ответил испанец. Моя фамилия – Родригес.
– Подумаешь, открыл Америку через форточку! – Недоумённо воскликнул Парис. – Ты, вероятно, сочтешь меня тупицей, но ведь твоя фамилия, в принципе, мне хорошо известна. Но, чёрт меня побери, Мати, где же во всём этом прослеживается какая-нибудь, хотя бы даже женская логика или, как говорят у нас в Латинском квартале, слабая, но очевидная причинно-следственная связь?
– Прости, но я действительно забыл сказать тебе самое главное. Мануэль Лауреано Родригес Санчес, известный всему миру под именем «Манолете», – мой двоюродный дед.
От такого неожиданного поворота остросюжетной линии только что услышанного, Парис непроизвольно подскочил на своём кресле, причём как раз в тот момент, когда автобус неожиданно резко притормозил. В результате одновременного совпадения этих двух событий, Парис стукнулся головой о подвесную багажную полку и тут же снова оказался сидящим в собственном сиденье.
– Чёрт, предупреждать нужно! Я бы заранее пристегнулся. Ну ты даешь, Мати! Чего ж ты раньше то молчал? – Энергично растирая ладонью ушибленную макушку, искренне удивлялся Парис. – Команда же обязана знать своих героев! – Кипящей лавой извергались чувства Париса из внезапно проснувшегося вулкана его бурлящих и клокочущих эмоций.
– Да какой я герой?! – Разведя руки в стороны и безразлично отмахнувшись в начало салона, – грустно возразил испанец, – когда ради памяти собственного деда, ради всех знаменитых предков своей семьи, я не в состоянии выиграть ни одного даже самого простого этапа! Я не достоин своего рода, не достоин называться Родригесом и носить эту великую фамилию! Если и теперь, когда гонка будет проходить на моей родной земле я не сумею этого сделать, моё имя навсегда покроется несмываемым позором.
Парис задумался. Он понял, что выиграть один из «испанских» этапов велогонки для Мати – это, конечно же, дело чести. По его венам, несомненно, течёт кровь прославленного «Манолете». От такой же матадор, как и все его былые предшественники и, конечно же, стремится стать продолжателем великих исторических традиций этой славной семейной династии.
Очевидно, что сотни тысяч испанцев по всему Пиренейскому полуострову и уж, тем более, в его родной Кордове, будут всецело повсеместно его поддерживать, сильно переживать и безудержно болеть за него.
И, наконец, в голове у Париса родился простой и гениальный план.
* * *
Накануне десятого, «Пиренейского» этапа велогонки, достоянием гласности стали сразу несколько экстраординарных, из ряда вон выходящих событий.
Как стало известно, арестованный ирландской полицией Майк Саймон дал признательные показания и рассказал, что он действовал не самостоятельно, а по инструкции, полученной им от менеджеров команды «Фиеста».
Директор «Фиесты», Филиппо Бруно, при повторном вызове на допрос в полицию после предъявления ему изъятой служебной документации, а также других неопровержимых улик и доказательств, был вынужден признать факт систематического употребления допинга гонщиками возглавляемой им команды.
По распоряжению главы «A.S.A» – Жан-Жака Эффиаля, команда «Фиеста» в полном составе была исключена из числа участников «Тур де Пранк», а все ранее достигнутые результаты её спортсменов – аннулированы.
Вскоре после этого, в прессе появились шокирующие общественность сенсационные сообщения, что Международный Союз Велосипедистов отстранил Филиппо Бруно от должности директора «Фиесты».
В действительности, это «соломоново решение» далось мсье Эффиалю отнюдь нелегко. Последние двое суток некто Зейдельман, неофициальный представитель зарегистрированной на территории BVI, базирующейся в Андорре «The Golden Time Company» – главной спонсорской компании команды «Фиеста», производителя эксклюзивных и коллекционных часов, всеми правдами и неправдами старался оказать влияние на мсье Эффиаля, негласно и настойчиво предлагая ему весьма солидное вознаграждение за сохранение команды и возможность дальнейшего её участия в соревновании.
Однако вслед за этим последовал короткий телефонный разговор с неустановленным абонентом, звонившим из-за второго по величине и глубине Атлантического океана, который настоятельно рекомендовал господину Эффиалю принять в сложившейся ситуации единственно возможное, правильное, «взвешенное и продуктивное решение».
Несколько спортсменов, включая одного из лидеров велогонки швейцарца Лукаса Хубера, который потерял больше всех, так как нацеливался на борьбу за самые высокие места в генеральной классификации, созвали международную пресс-конференцию, где заявили о своей невиновности и просили разрешения дать им возможность продолжить гонку «под нейтральным флагом».
Несмотря на это, решение уже было принято и дальнейшие этапы «Тур де Пранк» продолжились в сокращённом урезанном варианте и уже без дисквалифицированных лидеров «Фиесты». В результате всей этой скандальной истории и последовавших вслед за ней административных санкций, пять ни в чём не повинных велогонщиков были вычеркнуты из списка претендентов на попадание в призовые места и по этой причине выбыли из борьбы.
Большинство болельщиков были в шоке. Они не могли поверить в то, что их любимые велогонщики в чём-то замешаны и виновны и публично возмущались несправедливым и предвзятым отношением к абсолютно «чистым спортсменам» команды со стороны организаторов «Тур де Пранк».
И всё-таки, наиболее пристальное внимание неотрывно следящих за развитием гонки любителей велоспорта всего мира, было полностью сконцентрировано на самой гонке, а не на сопровождающем её скандале, поскольку предстоящий этап обещал долгожданное сражение двух лидеров и главных фаворитов – «Боша» (Йенса Кейтеля) и «Пирата» (Марио Конте).
* * *
Известно, что холодная и дождливая погода отнимает у велогонщиков силы на горном этапе ничуть не меньше, чем изнуряющая жара и нещадно палящее солнце. Учитывая затрудняющий дыхание высокогорный разреженный воздух, любые экстремальные климатические условия требуют от спортсмена оптимальной формы, отменного здоровья, а также максимальной функциональной готовности всего организма. Вследствие понижения парциального давления кислорода во вдыхаемом воздухе, в неподготовленном или плохо подготовленном к этому человеческом организме повышается риск наступления высотной гипоксии, разновидностью которой является так называемая «горная болезнь». Её возникновение, наряду с недостатком кислорода, обуславливают самые различные усугубляющие факторы, например, физическое утомление, переохлаждение или обезвоживание организма, ультрафиолетовая радиация, колебания интенсивности солнечного излучения, внезапная перемена погоды, резкие перепады температур в течение дня и многие другие причины. Резкое похолодание в принципе небезопасно для сердца, поскольку увеличивает риск инфаркта. Кроме этого, при стремительной перемене погоды у многих болят старые травмы (например, места переломов) или повреждения суставов, а также могут напоминать о себе абсолютно любые хронические или скрытые заболевания. Но основным патологическим фактором горной болезни является всё-таки именно гипоксия. Различное сочетание нескольких из вышеперечисленных факторов является причиной того, что приступы «горной болезни» для разных людей могут сильно отличаться, а некоторые начинают страдать уже на высоте до двух тысяч метров над уровнем моря.
Большинство здоровых неакклиматизированных жителей равнин начинают ощущать действие высоты в районе 2500;3000 метров, а при напряжённой физической работе и на меньших высотах. На высоте около 4000 метров даже у абсолютно здоровых людей появляется лёгкое недомогание, а острая горная болезнь регистрируется у 15;20% участников восхождения .
Человеческое тело функционирует лучше всего на высоте уровня моря, где концентрация кислорода в воздухе на составляет около 21%. У здоровых людей, при этом, происходит насыщение гемоглобина кислородом, который связывается с красными кровяными тельцами. После того, как человек поднимается на высоту около 2100 метров, насыщенность организма оксигемоглобином (белком гемоглобина, связанным с кислородом) начинает падать. В результате гипервентиляции лёгких, в крови снижается содержание углекислого газа, в результате чего развивается дыхательный алкалоз (плазма крови и жидкости организма приобретают щелочную реакцию).
Вследствие «вымывания» кислорода нарушается регуляция дыхания, так как избыток углекислого газа в крови возбуждает дыхательный центр. Это ведёт к нарушениям дыхания, из-за подавления активности дыхательной нервной подсистемы организма при низких концентрациях кислорода. Однако, отдышавшись, человек приходит в себя и может дальше спокойно дышать. Несмотря на неприятные ощущения, это нормальная реакция организма на высоту.
Конечно, любой здоровый человек может адаптироваться к проявлениям высотной гипоксии, и все спортсмены уделяют этому пристальное внимание. Они специально тренируют свою способность к подобной адаптации для того, чтобы повысить спортивные достижения и улучшить результаты.
* * *
Как и предполагали многие специалисты и комментаторы, главные события «Королевского» или «Пиренейского» этапа начали разворачиваться при подъёме на Коль де Пейресурд, где лидировавший в этот момент нидерландский гонщик Рональд Стамп из команды «Las Vegas», находился впереди всех в солидном отрыве от преследовавшей его группы.
На этом подъёме, немецкий велогонщик Йенс Кейтель предпринял несколько попыток задергать своими взрывными атаками тех, кто находился в плотной группе его многочисленных преследователей. Марио Конте ответил на брошенный вызов и сам перешёл в контратаку, которая, в конечном счёте, оказалась гораздо более успешной. «Пират» сумел оторваться от немца на спуске и постепенно отыграл большую часть того преимущества, что вёз ему до этого лидирующий Стамп.
Интрига закручивалась по полной программе, страсти накалялись. В предвкушении непредсказуемой драматической развязки, весь цивилизованный велосипедный мир вплотную прильнув к голубым экранам, неотрывно следил за этим захватывающим, разворачивавшимся прямо на их глазах в режиме реального времени противостоянием, по платным каналам цифрового спутникового телевидения.
Одновременно с описанными выше событиями, не менее принципиальная дуэль происходила также и в другой группе, отстающей от лидирующей на несколько минут и поэтому выпадавшей из прямого эфира телетрансляции гонки. Да и соперничество это привлекало внимание совсем немногих, разве что узкопрофильных специалистов, а также поклонников, симпатизирующих и переживающих за находящимися на вторых ролях их кумиров.
Группа эта была совсем маленькая. Да и правильно ли будет называть группой всего лишь пару велосипедистов? Но, в данном случае, для нашего повествования это не принципиально. Для нас важнее другое, кто же именно находился в этой группе. А в ней свои собственные спортивные отношения на трассе выясняли наши главные действующие лица этой главы – Парис и его друг – Мати.
На 133-м километре после старта, в начале подъёма по восточному склону перевала первой категории – Коль де Менте, Мати вдруг резко взвинтил темп и бросился в атаку. Вскоре, он начал понемногу отрываться от Париса, для которого этот внезапный рывок оказался полной неожиданностью, поскольку это являлось грубым и произвольным нарушением тактических установок, сделанных тренерами перед стартом.
До этого момента ребята успешно придерживались разработанного сценария, который, вкратце, заключался в следующем. Оба велогонщика, поочередно меняясь местами, должны были придерживаться друг друга и вместе спуститься с Коль де Менте. Потом им разрешалось немного передохнуть на протяжении примерно девятикилометрового участка равнины, не позволяя, вместе с тем, пелотону преследователей приближаться к ним на опасное расстояние. После чего, когда дорога вновь пойдёт в подъём на гору высшей категории – Пор де Бале, Мати должен был пропустить Париса вперед и не обгонять его уже до самого финиша в предместье уже известной нам испанской деревушки Вьелья.
Это гарантировало бы Парису сохранение белой майки лидера в молодежной классификации и одновременно давало ему возможность заработать очень солидные премиальные – персональные призовые деньги, которые выплачивались испанскими спонсорами непосредственному победителю «Королевского» этапа «Тур де Пранк» в возрастной категории до двадцати трёх лет.
Нужно отметить, что, в этом случае, не оставалась в накладе и вся команда. При победе Париса, «Эдельвейс» становился богаче на довольно внушительную сумму, точный размер которой держался в строгом секрете, поскольку не подлежал разглашению и составлял коммерческую тайну.
Неожиданно рванув вперед, Мати поставил под угрозу весь план.
– Не может же быть, чтобы он забыл установку! – Подумал Парис и бросился вдогонку за другом. По обеим сторонам трассы замелькали пёстрые рекламные вывески, прямоугольные указатели и дорожные знаки, а живописные горные пейзажи сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Однако несмотря на то, что Парис налегал на педали всем корпусом, прилагая максимум усилий, расстояние между ним и испанцем не только не сокращалось, а, напротив, медленно, но неумолимо продолжало расти. Он вёз Парису уже почти целую «автобусную остановку».
Становилось очевидным, что ещё немного и Мати за очередным витком спирали петляющего горного серпантина совсем скроется из виду, а там, вскоре, начнётся затяжной и последний спуск. Для Париса было очевидно, что на равнине испанца будет практически невозможно достать. А пульс на его руке уже и так непомерно зашкаливал.
Тут, как назло, к семи бедам добавилась восьмая. Внезапно небо заволокло лиловыми грозовыми облаками и тут же налетел пронизывающий шквалистый ветер, порывы которого достигали до тридцати метров в секунду. Словно во время солнечного затмения, беспокойная ночь мгновенно и неожиданно пришла на смену ясному жаркому дню.
– Что ни говори, что ни думай, а момент для атаки он выбрал самый подходящий! – Признался самому себе Парис, изо всех сил продолжая погоню. – Но почему это Мати ни с того, ни с сего, вдруг решился на этот безрассудный поступок? Ради чего он поставил на карту своё законное место в команде? Ведь он же прекрасно знает установленное в «Эдельвейсе» правило, которое гласит, что за своевольное нарушение предписанных тактических установок последует единственное и неотвратимое дисциплинарное наказание – снятие с соревнований и отчисление из команды. Ему же сегодняшняя победа всё равно ничего не дает, кроме небольших, достаточно скромных по меркам гонки призовых? Зачем же он тогда решился на подобную «самоволку»? Это же несусветная глупость! А вдруг Мастер специально дал ему тайное указание на этот рывок? Получается некий непроизвольный каламбур. Мастер – непревзойденный на выдумки мастер! Всё равно ничего не узнаешь, пока не догонишь! Поэтому Мати придётся достать, ничего другого не остаётся. – Подумал Парис и с удвоенной энергией припустился вдогонку за своим неугомонным другом.
От немыслимого темпа и бешеной скорости, встречный колючий ветер беспощадно обжигал Парису лицо, а его щёки сильно врезались в скулы. От сдуваемой порывами ветра цветочной пыльцы произраставших по обе стороны трассы неизвестных растений, начали слезиться глаза. Их заволокло туманом – застило мутной и влажной пеленой. Дыхание ещё более участилось, немного не хватало воздуха. Становилось трудно дышать. Несмотря на это, Парис прекрасно знал, что нужно рвать и метать, причём именно здесь и сейчас, иначе может оказаться поздно. Если Мати оторвется от него ещё, тогда всё будет кончено.
Разверзлись с треском небеса и началось грандиозное грозовое шоу. Смывая всё на своём пути, косой тропический ливень хлынул на землю, как из безразмерного перевёрнутого ведра. Картечь стальных ледяных капель хаотично и звонко забарабанила по шлему, раме и колёсам.
Собрав волю в кулак, Парис немного приподнялся над седлом, дугой изогнул спину и заработал ногами на полную мощь, так что руль вместе с передним колесом байка заходил ходуном из стороны в сторону.
Через пару километров этой спонтанной гонки преследования, расстояние между друзьями понемногу стало сокращаться. Превозмогая сильное мышечное напряжение всего тела, Парис развил удивительную, просто запредельную, скорость. По вискам и спине текли смешивающиеся с дождевыми быстро остывающие струйки, смываемые бурными ручьями на одеревеневшие плечи и руки.
От резкого торможения на одном из поворотов даже запахло палёной резиной велосипедной покрышки. Плотно облегающая белая майка буквально приросла к телу. При каждом новом резком движении ощущалась нестерпимая боль, характерная при отрывании намертво присохшего к больному месту дешёвого лейкопластыря вместе с прилипшими к нему волосами.
По обыкновению, велосипедная майка или велоджерси, никакого дискомфорта не доставляет, но только в том случае, если она выбрана точно по размеру. В данной же ситуации, её размер немного не совпадал. При спокойном течении гонки это никак не ощущалось. Когда же вдруг от Париса потребовалось задействовать все мышечные группы, различие даже всего-навсего в каких-то полразмера прилично сказывалось.
Гоночные майки пошиты из такого материла, который позволяет испарять пот, пропуская его через себя. Форма джерси заточена под движение на велосипеде: спина майки не задирается в полусогнутой посадке велосипедиста, что достигается за счет мягких силиконовых фиксаторов. У классических моделей рукава удлинены, а шея снабжается воротником как защита от ветра и пыли. Но Парис, не предполагая сегодняшнего развития событий, надел на этот раз не свою обычную майку, в которой он успешно преодолевал все предыдущие этапы, а врученную ему после пролога белую майку – символ лидерства в молодежной классификации.
Начинали покалывать ноги и неметь руки. Мышцы спины в области поясницы периодически сводило от перенапряжения. Однако Парис не обращал на это никакого внимания.
– О, Господи, только бы байк не подкачал, – взмолился Парис, – а то пока техпомощь провозится, Мати финиширует в одиночестве! – Ни о чём другом, кроме погони, он уже и не помышлял.
Наконец, за очередным виражом, показались размытые жёлто-красные очертания фигуры неистового испанского велогонщика. Чтобы поравняться, Парису оставалось «съесть» всего лишь каких-нибудь сорок-пятьдесят метров.
– Мати, стой! Притормози! – Не вытерпев, закричал Парис, но ответа не последовало. Испанец, что есть мочи крутя педали, поддерживал до предела им же взвинченный темп, не оборачивался и по-прежнему работал с максимальной самоотдачей. И всё-таки, через пару километров, правда, ценой невероятных усилий и на пределе возможностей, Парису на некоторое мгновение удалось с ним поравняться. Это произошло на вершине подъёма, практически в самой верхней точке Пор де Бале, на высоте 1755 местов над уровнем моря, прямо перед сужением дороги и стрелки дорожного указателя опасного поворота, после которого начинался затяжной спуск и многокилометровый равнинный участок в долине Департамента Верхние Пиренеи.
Последнее, что успел заметить Парис, бросив удивлённый взгляд на своего друга и непримиримого соперника, было странное и непонятное движение мимики на его лице, словно у главного героя «Джокера», блестяще сыгранного американским актёром Хоакином Феликсом. Этот образ с поразительной детализацией фотографически точно отпечатался и навечно сохранился в одиноком нейронном кластере памяти Париса.
Точнее, то, что осталось от выражения на лице, было уже совсем не лицо, а нечто полностью ему противоположное – невообразимое, звериное и страшное. Ужасная искривлённая и перекошенная гримаса неподвижно застыла на нём. Расширенные остекленевшие зрачки юного испанского велосипедиста одновременно смотрели и прямо и в никуда: странным, отрешённым и потерянным взглядом они буравили и сверлили какую-то неопределённую точку где-то вдали на периферии, сквозь мелькающую пелену пролетающего мимо пространства.
Наверное, именно таким взглядом смотрит матадор в глаза своего беспощадного убийцы – огромного и разъярённого быка за тысячную долю секунды перед тем, как быть поддетым на рога, за одно единственное неосязаемое и мимолетное мгновение перед осознанием наступления неумолимой и неотвратимой смерти.
Что-то ещё кричал своему партнеру по команде Парис, призывая его незамедлительно сбросить скорость, глядя на смуглые жилистые предплечья испанского велогонщика, стальным зажимом вцепившиеся в прорезиненные грипсы руля, но каким-то десятым чувством он подсознательно понимал, что его уже не слышат.
– Ничего, сейчас обгоню его, а потом подожду внизу на равнине и тогда обо всём расспрошу. Ну и достанется там ему от меня на орехи за все эти фортели! – Подумал Парис и ещё сильнее налёг на педали.
Оставив Мати позади себя и резко взяв на повороте влево, Парис, на его счастье, не видел, как пробив передним колесом невысокое барьерное ограждение, его неуступчивый и упрямый соперник, на полной скорости совершил свой первый и последний в жизни неосознанный и роковой полёт в безмолвную, одинокую вечность.
Дальнейшая гонка продолжалась для Париса, словно в застившей сознание дымчато-серой замыленной пелене. Закончив спуск и выехав на шоссе, он принял позу «богомола» и крутил педали уже «на автомате», совсем не следя ни за дорогой, ни за оставшимися до финиша километрами дистанции. В отчаянной надежде увидеть преследовавшего его друга, Парис постоянно оглядывался, но тщетно. Позади него испанца не было. Нужному и важному разговору не суждено было состояться.
Парис финишировал в одиночестве. На равнинном участке трассы погода снова переменилась. Тучи быстро рассеивались. Из-за растаявших облаков на лазурную небесную гладь неторопливо и самоуверенно выплывала звезда по имени Солнце. Благодаря насыщенности озона и утренней свежести, дыхание Париса постепенно возвращалось к норме и, наконец, полностью стабилизировалось.
– Конечно же Мати «сдох» и поэтому безнадёжно отстал, – успокаивал свой изрядно помутневший разум Парис. – Но что же мне оставалось делать, если он с катушек съехал и ломанулся, ни с того, ни с сего, как в губу ужаленный! Нужно было догнать его во что бы то ни стало! И ведь я же его сделал! Всё закончилось именно так, как и должно было закончиться.
Однако какое-то необъяснимое инстинктивное ощущение предательски нашёптывало ему, что с Мати случилось что-то не то, нечто страшное и непоправимое. Это ощущение только усилилось, когда Парис услышал над собой рокочущий раскат лопастей набирающего высоту двухместного жёлто-красного «Еврокоптера», который с небольшим наклоном вперёд и вбок пролетел ему навстречу прямо над головой, а следом за ним ещё один – чёрно-белый.
Дурные вести всегда распространяются молниеносно, особенно в современном технократическом мире. Когда Парис пересёк финишную черту, то по страшному смятению растерявшейся толпы он сразу же догадался о том, что с Мати случилось что-то непоправимое, хотя и отказывался до конца в это поверить. Никто не размахивал флагами, никто ни кричал восторженных фраз. Напротив, по обе стороны от пестревших спонсорскими логотипами створок надувных финишных ворот, царила неестественная для такого количества людей странная безжизненная и нелепая тишина. Никто не поздравлял его с победой, да и вообще, никто не обращал на него никакого внимания, словно он и не финишировал вовсе. Парис сначала даже решил, что по какой-нибудь неизвестной причине его могли дисквалифицировать и, что именно поэтому он сейчас никому неинтересен и всем глубоко безразличен.
Услыхав периодически раздававшееся по громкоговорителю, попеременно, то на испанском, то на английском языке, экстренное сообщение, извещавшее присутствующих об отмене торжественной части и цветочной церемонии, Парис поставил велосипед в отведённый организаторами гонки для нужд обслуживающего персонала «Эдельвейса» сектор, и, обессилевший физически и морально, еле передвигая отёкшие ноги, медленно поплёлся сам не зная куда. Через несколько сотен метров, в изнеможении от усталости и переживаний, он, словно подкошенный, рухнул на влажное и зелёное травянистое покрывало газона неподалёку от временно установленных оцинкованных металлических ограждений технической зоны.
;
ГЛАВА 5
Корпорация монстров
Самая дорогая вещь на свете – это человеческая глупость, поскольку именно за неё дороже всего приходится платить. Нет, можно с уверенностью сказать – эра милосердия на планете Земля ещё очень нескоро наступит, если вообще такое случится в обозримом будущем когда-нибудь…
Однако даже если не сумеешь своевременно сделать паузу и вовремя остановиться, однажды свернув с предначертанного тебе судьбою пути на неверную дорогу, никогда не поздно вернуться обратно. Но для этого требуется изрядная доля мужества, а также сила воли, чтобы признаться в этом и перестать обманывать себя. А это, подчас, намного сложнее осознания масштабов и границ собственной глупости.
* * *
Несмотря на то, что со времени описанных в предыдущей главе событий минуло уже более двух недель, Парис до сих пор не мог выбросить их из головы и, вследствие перенесённых им сильных нервных потрясений, по-прежнему пребывал в полнейшей прострации. Не помогло ни то, что гонка закончилась для него полным триумфом, ни осознание того, что он стал первым в многолетней истории «Тур де Пранк» восемнадцатилетним её дебютантом, выигравшим «Большую петлю» в этой престижнейшей номинации.
Торжественно врученная, после подведения оргкомитетом итоговых результатов, главой «Amour Sport Association» – Жан-Жаком Эффиалем белая майка победителя гонки в молодёжной классификации с легко узнаваемой во всём мире чёрно-жёлтой надписью – логотипом «Тур де Пранк-1998», висела теперь над изголовьем его кровати, постоянно напоминая Парису, как о приятных и волнительных мгновениях, так и, увы, обо всём остальном. Несколько раз он, в порыве необъяснимой ярости, срывал её со стены, зашвыривая на самую дальнюю полку раздвижного шкафа-купе, но через какое-то время снова доставал её оттуда и, с любовью и заботой, аккуратно вешал на прежнее место.
Получив две недели заслуженного отпуска, Парис постоянно размышлял о той страшной роковой трагедии, которая произошла там, в Пиренейских горах, и задавал себе один и тот же вопрос, а мог ли он предотвратить катастрофу и спасти своего погибшего друга? Он прокручивал в памяти кадры последней погони и пытался понять, реально ли было в тех погодных условиях что-нибудь сделать, что помогло бы избежать всего того, что случилось. И не находил ответа. Однако, где-то в самых потаённых уголках души, извивающийся ленточный червь сомнений, время от времени, выгрызал от чувства вины в его воспоминаниях длинные и витиеватые коридоры.
В очередной раз не придя ни к какому окончательному выводу, Парис направился в уже известную нам клинику на плановое медицинское обследование. По вполне объяснимым причинам идти туда, на этот раз, не хотелось совершенно.
– Ведь встречи с той самой лаборанткой, скорее всего, избежать не получится. – Думал Парис. Он поймал себя на мысли, что, даже спустя два с половиной месяца, встретиться с ней хотя бы случайным мимолётным взглядом, было бы для него крайне неприятно и нежелательно. Снова вспомнил он и тот вечер, и всё то, что произошло тогда у него дома. Правда, теперь Парис смотрел на всё это уже немного иначе, сквозь небольшую призму зарождающегося пофигизма и безразличия.
Но вот уже показалось знакомое трёхэтажное здание – серая клиника Доктора Аманды Видаль. Равнодушно сплюнув от безысходности и припарковав свой байк на том же самом месте, что и всегда, Парис быстрым и уверенным шагом направился ко входу.
На этот раз звонить нужды не было, поскольку он знал несложный четырёхзначный код. Быстро набрав в правильной последовательности цифры 6-9-2 и букву Z, Парис услышал слабое шипение пневматического привода раздвигающейся входной двери, и через несколько секунд он уже оказался внутри. Как и в прошлый раз, в клинике царила абсолютная тишина. Теперь никого не было даже на ресепшн.
– Вероятно, дежурная лаборантка (хорошо бы, чтобы это была не она) куда-нибудь вышла и скоро вернётся на свой боевой пост, – подумал Парис. В конечном счёте, он не стал её дожидаться и, поскольку дорожка до нужного кабинета была уже проторена, направился в сторону лифта, чтобы подняться на нём на второй этаж.
Пройдя до конца коридора и завернув за угол, Парис вдруг почувствовал, как чьи-то холодные пальцы сильно схватили его за предплечье, а другая такая же ледяная ладонь полностью заслонила рот. Кто-то проворный и расторопный мгновенно затащил его в темноту и характерным в подобной ситуации цыканьем дал понять, что кричать бессмысленно и не нужно.
Он неожиданности Парис даже не попытался сопротивляться. Не успев во мраке ничего понять и прийти в себя, Парис почувствовал, что его крепко обняли, стиснули в объятиях и, вслед за этим, сквозь его губы проник влажный и проворный язычок.
Слившись в затяжном поцелуе, назовём его по национальному признаку «французским», Парис и его таинственная незнакомка, не отрывались друг друга в течение несколько минут. Разумеется, наш герой сразу же узнал её, поскольку спутать Софи ни с какой другой девушкой было решительно невозможно и, к тому же, он по-прежнему безумно любил её.
Когда, наконец, рука Софи дотянулась до выключателя и приглушённый аварийный свет набросал вокруг влюблённой парочки контуры и слабые очертания непонятных предметов, Парис догадался, что они оказались в каком-то подсобном помещении, захламлённым разнообразным хозяйственным инвентарём. А на него, в этот момент, снизу вверх с искренней преданностью смотрели влажные от размазанной по лицу косметики и слёз внезапного счастья большие и выразительные голубые глаза.
– Ну здравствуй, Чемпион! – Ласково прошептала Софи, – и тут же опять страстно обхватила ладонями лицо Париса, и они снова забыли обо всём на свете.
– Значит, ты меня простила, Принцесса? – Едва переведя дух и немного отдышавшись, сразу же спросил Парис.
– Какой же ты у меня дурашка, – усмехнулась Софи, – неужели тебе всё нужно объяснять словами?
– Да я был абсолютно уверен, что ты меня бросила! Ведь ты даже ни разу не позвонила мне после того случая!
– На то были довольно веские причины и обстоятельства, любимый! – Улыбалась Софи, глядя прямо в глаза Париса.
– Опять загадки. Расскажешь?
– Конечно. Ты ведь даже не представляешь, во что мы вляпались!
– В каком смысле?
– В прямом. Именно поэтому я и была вынуждена временно прервать с тобой какие-бы то ни было отношения и контакты. Да и предлог для этого был неплохой. Вместе с тем, я неоднократно порывалась позвонить тебе, чтобы всё объяснить, однако каждый раз останавливалась, поскольку меня не покидала уверенность в том, что твои глубокие чувства ко мне выдадут наши подлинные отношения.
– А почему это мы должны их от кого-то скрывать? – Удивился Парис.
– Чтобы они думали, что мы с тобой расстались.
– Кто? – Ещё больше удивился Парис.
– Очаровательная кампания, глава которой постоянно вешает тебе лапшу на уши!
– Слушай, Софи, объясни ты мне всё нормальным человеческим языком, без всяких там недомолвок и шарад! А то я не врубаюсь, о чём идёт речь?
– Не мудрено. Умом и сообразительностью в этом мире отличается только одна единственная птица, имя которой – Говорун! – Съехидничала Софи.
– Да, кстати, Софи, Мастер мне сказал, что у тебя есть другой парень и вообще, что вся та кошмарная история – она была тобой подстроена и разыграна по заранее спланированному сценарию!
– Это только лишний раз подтверждает мои слова!
– Какие именно? – Поинтересовался Парис.
– Что тебе всё время вешают лапшу на уши!
– Но ведь помимо слов, он мне ещё и фотки твои показывал, на которых ты с этим, как его… – Парис запнулся на полуслове. Он же не знал ровным счётом ничего: ни с кем именно была Софи, ни как его зовут, ни что она делала в этом исследовательском центре.
– А что, собственно, непристойного или провокационного было изображено на тех фотках? Ну да, Софи там вдвоём с каким-то долговязым доходягой-ботаником в какой-то лаборатории и вовсе ничего компрометирующего или предосудительного на них не было…
– Чё за фотки? – Настал черёд удивиться Софи.
– Ну как ты в лаборатории какой-то флиртуешь с каким-то лохматым додиком, как его там…
– Во кретин! – Залилась громким хохотом Софи. – Это же наша научно-исследовательская университетская лаборатория при кафедре общей химии и биологии! А в ней всем как раз и рулит этот аспирант Франсик, по прозвищу гладиатор! Он и был со мной на фотках. Да я и разыгрывала перед ним спектакль, чтобы обвести его вокруг пальца, и чтобы он мне сделал химический анализ тех самых твоих «витаминок»! Ты же меня знаешь, если очень надо, я запросто любому без мыла с чёрного хода в душу влезу! Эх, залепила бы тебе сейчас хорошую затрещину, увесистую и звонкую, да ради такого веселья не стоит даже руки марать! Вот насмешил! Нашёл к кому меня ревновать! Да он же совершенно не в моём вкусе, пора бы уже начать хоть немного разбираться! Как можно быть таким отъявленным тупицей?
– Какой же я осёл! – Воскликнул Парис, – поскольку уже и сам понял, что проявил отъявленную глупость, когда повёлся на хорошо спланированный развод Мастера. – Да, но зачем ему это могло понадобиться? – Промелькнула у него в голове эта новая мысль, правда, тут же вылетела.
– К тому же наивный и длинноухий! – Широко улыбаясь, с изрядной долей иронии, перебила Софи его внезапные размышления.
– Ладно, хорош ржать! Давай перейдём к делу. Расскажи мне обо всём по порядку. Начнём с того, что ты здесь делаешь, и что это ещё за коморка папы Карло?
– А я теперь пашу на этой плантации рассадника медленной смерти, как французская рабыня Изаура!
– Не понял?! – В очередной раз удивился Парис.
– Ну, разумеется, куда уж нам! – Разводя руки в стороны, снова съехидничала Софи.
– Объясни, уж, наконец, всё толком! Я не в силах всё время разгадывать твои загадки! – В отчаянье взмолился Парис.
– Разумеется, особой проницательностью мы никогда не отличались! Хорошо, Чемпион, тогда запасись терпением, слушай внимательно и постарайся уяснить себе всю ситуацию. Начнём с того, что после моего шпионского блокбастера, в результате которого, как ты помнишь, я узнала, что под прикрытием заботы о твоём драгоценном здоровье, тебя, вместо этого, втихаря подкармливают анаболиками, я, в добровольно-принудительном порядке, трудоустроилась лаборанткой в эту злосчастную клинику, повсеместно прикидываясь «дурочкой из переулочка». Но мне здесь не очень-то верят, и я нахожусь, мягко говоря, под постоянным присмотром. Вот уже больше двух месяцев я живу здесь, в этом здании. Утром меня отвозят в универ, а после окончания лекций забирают и привозят обратно. Живём мы вдвоём с Мари в одной комнате. Причём, она следит за мной, а я – за ней. Таковы правила игры. Мы, естественно, между собой условились не стучать друг на друга. Но для отвода глаз, я периодически информирую Аманду обо всём, что мне кажется подозрительным в словах, мыслях и действиях Мари. И она, естественно, делает тоже самое. Разумеется, что мы говорим Аманде только то, что никоим образом не компрометирует наши истинные замыслы и намерения.
Эта подсобка – единственное помещение в этой клинике, где можно говорить, не опасаясь быть услышанным. У лифта, где я тебя сегодня перехватила, нет видеокамер, поэтому никто не знает, что мы сейчас здесь. И у меня ещё есть минут пятнадцать-двадцать, чтобы ввести тебя в курс дела.
– Но ведь те, кто следят за камерами, они же увидят, что я пропал с экранов и меня нигде нет! – Возразил Парис.
– Риск, конечно, есть, но самый минимальный. – Спокойным тоном ответила Софи. – У охранников сейчас смена пажеского караула и развод, им сейчас не до камер. Да и вообще, они больше осматривают наружный периметр здания, нежели коридоры и места общего пользования, потому что для них, ровным счётом, здесь нет ничего интересного.
– Но откуда тебе это известно? – Спросил Парис.
– Угадаешь эту мелодию с трёх нот?
– Я её и с семи вряд ли угадаю, мне же ведь пьяный медведь в детстве на ухо наступил!
– И зачем я только это спросила? – Усмехнулась Софи, разводя руки в стороны. – Когда и так понятно, не хочешь получить лживый ответ, не задавай глупый вопрос! Короче, я познакомилась с Люком, – дежурным охранником одной из смен, состроила ему глазки и в результате побывала пару раз в комнате видеонаблюдения, куда посторонним вход, естественно, запрещён. Там-то, под прикрытием известного тебе моего искреннего и безграничного любопытства, я и выяснила абсолютно всё меня интересовавшее и об устройстве системы расположения видеокамер, и об алгоритме осуществления записи, времени хранения видеоматериалов на сервере и многое другое, но, на данный момент, это неважно.
– И что тебе это дало?
– Например, возможность без опасений быть увиденной и услышанной, спокойно разговаривать с тобой – здесь и сейчас! Но давай вернёмся, всё-таки, к нашей главной теме, не сбивай меня с мыслей, я и сама собьюсь! Итак, когда мы с Мари обо всём условились и договорились, то решили на пару собирать на наших хозяев всю компрометирующую их информацию. И, не поверишь, почти за целых два месяца совсем ничего не смогли нарыть! Вообще! Ни-че-го!
– Следовало ожидать! – Совершенно не удивился Парис.
– Мы с Мари уже практически отчаялись, как вдруг, к нам в клинику привезли большой прямоугольный деревянный ящик, который оставили, как это следовало из сопроводительных документов, в холодильной камере при температуре -24 градуса. На следующее утро нас с Мари вызвала Аманда. Пока мы с Мари стояли по стойке «смирно», она нам долго втирала, насчёт какого-то очень срочного исследования, а также насчёт того, что вся процедура предстоящего исследования, не говоря уже о полученных результатах, составляет строжайшую тайну. Мы дали подписки о неразглашении, хотя, по-моему, это было лишнее, так как мы и так по несколько раз предупреждены уже обо всём, что только можно: шаг влево, шаг вправо, попытка к бегству и расстрел на месте. Причём я почему-то уверена, что в случае нарушения нами условий контракта, никакого суда не будет.
– Ты меня пугаешь, Софи, – еле слышно прошептал Парис одними губами.
– Тогда слабонервных попрошу удалиться! – Рассердилась Софи. – Или ты со мной, или, короче, сам понимаешь!
– С тобой, естественно, Принцесса!
– Тогда слушай дальше. Через два дня мы втроём, я, Мари и Аманда, спустились на лифте на минус первый этаж и пошли в исследовательскую лабораторию, в которой ни я ни Мари никогда раньше не были. Комната, в которую мы в итоге пришли, оказалась оборудованным по последнему слову техники патологоанатомическим отделением.
В центре комнаты, на изготовленном из нержавеющей стали препарационном прозекторском столе, на белой простыне лежал труп, сверху также накрытый белой простынёй. Ну мертвяками меня особо не удивишь, в универе нас несколько раз всей группой в морг водили. Но тут мне вдруг стало жутко. Нет, не от вида покойника, тем более что тело было полностью скрыто под простынёй, а от неожиданности. Уже потом, когда я раскрутила Люка, я узнала, как труп оказался в нашей лаборатории. Накануне нашего визита, тот самый деревянный ящик, о котором я тебе уже говорила, забрали из холодильника два рабочих и перенесли его ко входу в патологоанатомическую. Здесь он был вскрыт, а внутри него оказался другой ящик меньшего размера, стальной и оцинкованный. Свободное пространство между этими двумя ящиками было засыпано плотно утрамбованными опилками.
– Второй ящик, тот, который оцинкованный, это был гроб? – Тихо спросил Парис.
– Конечно. Из него те двое неторопливо извлекли труп, аккуратно положили на носилки и перенесли в прозекторскую. Это был совсем молодой парень, как говорят наши коллеги патологоанатомы, «гуттаперчевый мальчик», лет двадцати, может чуть больше.
– В смысле? – Не понял, Парис. – Что значит гуттаперчевый мальчик?
– Это у врачей-патологоанатомов сленг такой. Например, утопленник на этом языке это – «водолаз», погорелец – «шашлык», а «гуттаперчевый» – означает труп человека, причиной смерти которого стало его падения с большой высоты. Короче, пока Аманда делала вскрытие, не стану тебе описывать всю эту не самую приятную хирургическую процедуру (она не предназначена для впечатлительных особ, навроде тебя), мы с Мари выступали в качестве ассистентов и помогали ей.
– А на фига нужно было производить вскрытие, если причина смерти этого пацана и так очевидна, раз он разбился при падении с высоты? – Удивился Парис.
– А вот с этого момента и начинается, как раз, самое интересное! Опознать труп было совершенно нереально, поскольку он был обезображен многочисленными переломами и гематомами. Его смуглая от природы кожа была ободрана на многих участках тела и свисала клочьями, включая лицо, причём оно было изуродовано настолько сильно, что его вряд ли узнала бы даже родная мать. Уже потом, когда мы заполняли бумаги, я взглянула в его досье и…
На этом месте Софи внезапно запнулась и приостановила свой рассказ.
– Что-то не так? – Прислушался Парис. Он решил, что Софи услышала чьи-то шаги в коридоре и поэтому замолчала.
– Да нет, всё нормально, просто я была в глубочайшем шоке, когда узнала кто это и то, как именно он погиб и почему мы должны были срочно всем этим заниматься. Это был… это был… парень из твоего «Эдельвейса», и ты должен был, наверное, его знать. Короче, им оказался молодой испанец по фамилии Родригес…
– Мати?! – Громко вскрикнул ошеломлённый этой невероятной новостью, Парис.
– Тише ты, не ори, спалимся! – Сильно прижимая ладонь к губам Париса, резко остановила его Софи, и тут же спросила в ответ – Какой ещё Мати? Его звали, по-моему, Мануэль Санчес.
– Всё правильно… – Удручённо проговорил Парис. – По паспорту он Мануэль Санчес Родригес, но для всех нас он навсегда останется в памяти, как Мати.
– Почему? – Пришёл черёд удивляться уже Софи.
– Это длинная история… Его дед был известным на весь мир великим Тореро. Вот мы его все и звали «Мати», сокращённо от «Матадор».
– Теперь поняла. Ты знал его?
– Это мой друг, Софи. – Парис не сразу смог сказать «был». – Мы с ним вместе жили… В тот день, когда он погиб… Одним словом, мы ехали вмести. Согласно тренерской установке, я должен был выиграть этот «Пиренейский» (первый испанский) этап, а Мати финишировать следом. Не стану вдаваться в технические подробности, скажу только, что так было нужно.
– Тебе или «Эдельвейсу»?
– Команде, разумеется. – Ответил Парис и после небольшой паузы добавил, – да и мне тоже…
– И что же случилось там, в горах?
– Внезапно испортилась погода, налетел ветер и началась гроза. Вдруг, ни с того, ни с сего, нарушая все данные нам инструкции, Мати рванулся вперёд и скрылся за поворотом. Я во весь дух припустился за ним. Через какое-то время я нагнал его и вскоре даже сумел обойти, решив с ним переговорить и выяснять отношения уже там, внизу после спуска, когда мы окажемся на равнине. На серпантине не очень-то поговоришь, приходится постоянно за дорогой смотреть, особенно когда перед тобой поднимаемые ветром столбы пыли, брызги и потоки воды…
– А дальше, что было?
– Ничего… Когда я перевёл дух после затяжного спуска и малость отдышался на шоссе, а я всё время оглядывался, позади меня никого не было…
– Поняла. А не замечал ли ты каких-либо странностей в его поведении во время гонки?! – Каким-то неестественным и непонятным голосом спросила Софи.
– Я же говорил тебе, что он сорвался «с места в карьер» и ломанулся, как сумасшедший. Пойми, Принцесса, плевать на тактику во время соревнований – себе дороже: грозит огромный штраф и другие серьёзные санкции, вплоть до отчисления из команды! Никто из спортсменов, будучи в твёрдом уме и здравом рассудке, никогда сознательно на такое не пойдёт! В один момент можно лишиться всего и поставить крест на всей своей дальнейшей карьере! И ради чего всё это? «Пиренейский» этап один из тех, на которых ничего не решается. Ну есть там индивидуальные спонсорские призы за победу на этапе, но ради этого никто рисковать не станет.
– Чтобы ради победы поставить на карту свою собственную жизнь, должны быть очень-очень веские причины, Чемпион, – возразила Софи.
– Так ты думаешь…
– Я не думаю, дорогой мой, я знаю! Мы же вскрытие делали… Он тебе точно ничего такого не говорил? Ведь вы же были друзья!
– И что показало вскрытие? – Почувствовав необъяснимую тревогу, настороженно спросил Парис.
– Ну, если коротко, то в его крови был обнаружен амфетамин – синтетический стимулятор нервной системы, к тому же, ещё и на пару с алкоголем.
– Не может быть! – Снова вскрикнул Парис и Софи опять пришлось закрывать ему рот рукой.
– Может, может…
– Но зачем, для чего??? – Говоря почти шёпотом, но всё так же взволнованно, не переставал удивляться Парис.
– На этот вопрос я могу тебе ответить – он очень хотел выиграть. Причём выиграть именно этот заезд. Ты точно ничего странного не замечал в его поведении ни во время гонки, ни накануне её?
– Я не знаю, имеет ли это какое-нибудь отношение к этому, но ночью, что была непосредственно перед стартом, я проснулся и пошёл в сортир по малой нужде, а когда ложился обратно в постель, то обратил внимание, что Мати не было в номере. Я лёг, однако сразу заснуть не получилось. Я просто тихо лежал под одеялом с закрытыми глазами. Через какое-то время пришёл Мати, весь мокрый и потный. Душ он принимать не стал, а тихо забрался в кровать, вот, собственно, и всё. Его поведение действительно мне показалось довольно странным, поскольку он никогда раньше не бегал по ночам, да и вообще не тренировался перед сном. Но, откровенно говоря, я не придал этому никакого значения. Мало ли что, вдруг бессонница замучила…
– Теперь мне практически всё ясно. – Утвердительно ответила Софи. – По всей видимости, он совершал какие-то манипуляции с кровью! Да, мой дорогой, дело здесь совсем не в его фанатичной подготовке к предстоящей гонке, а в том, что любые манипуляции с кровью могут привести к тромбозу. Чтобы его избежать, необходимо достаточно много и постоянно двигаться. Поэтому то, что произошло на трассе во время гонки – это, не причина, а следствие. Причина в другом – у него просто не выдержало сердце.
– То есть, ты хочешь сказать…
– Да, Чемпион, ты правильно меня понял. Он умер вовсе не от падения с высоты, и не от травм и переломов, а от внезапной остановки сердца. Когда он, пробив дорожное ограждение летел со скалы, он был уже мёртв.
Парис сразу же вспомнил окоченевшую, страшную «маску Джокера» на лице Мати: остекленевшие зрачки и отрешённый взгляд «в никуда». Его продрало насквозь и даже немного передёрнуло от поразительной реальности всех этих воспоминаний – он понял, что в том последнем кадре было застывшее навсегда лицо – уже его мёртвого друга.
И тут Парис, наконец-то, окончательно «прозрел». Он вспомнил, как Мати говорил ему тогда, сидя рядом с ним в автобусе, что «ради памяти собственного деда, ради всех знаменитых предков его семьи» он во что бы то ни стало должен выиграть первый «испанский» этап «Тур де Пранк» на своей родной земле. О том, что иначе он будет «не достоин своего рода, не достоин называться Родригесом и носить эту великую фамилию, а также о том, что его имя навсегда покроется несмываемым позором».
Парис в ужасе обхватил голову руками и заплакал, чем вызвал огромное удивление Софи.
– Первый раз в жизни такое с тобой… Никогда раньше не видела, чтобы ты ревел… Не зная, что ещё можно здесь добавить, она замолчала.
– Это я во всём виноват! – Начал исповедоваться Парис. – Из-за меня Мати погиб…
– Ты чего, совсем звезданулся?! – Резко одёрнула его за рукав майки Софи. – Причём здесь ты?! Ты что ли его амфетаминами накачивал перед стартом или насильно вливал в него сотку вискаря?
– Он хотел победить. Победить ради памяти предков, ради собственной семьи, за гордое право называться Родригесом, ради того, чтобы избежать позора… И я, зная обо всём заранее, вместо того, чтобы помочь ему выиграть, а для этого и нужно то было всего ничего – просто его не догонять, бросился, идиот, за ним в погоню, в результате которой его сердце и остановилось. Остановилось навсегда…
На это Софи ничего не ответила. Вместо этого, она постаралась сменить тему.
– Не знаешь, случайно, откуда он эту дрянь мог взять? У нас всей этой гадости, в принципе, нет. Здесь действуют намного тоньше, но об этом после поговорим.
– Могу только догадываться, я ведь его за руку не ловил. Был у нас в команде один громила бельгийский – лось сохатый, по прозвищу «Каннибал». Здоровый, как сволочь и наглый, как танк. Не поверишь, жрал всё подряд и хоть бы хны. Я уверен, он бы даже говно регулярно ел, если бы знал, что это поможет ему победить. Я с ним в Дублине в одном номере жил, до тех пор, пока он не загулял и его не выперли из «Эдельвейса». Перед прологом, просыпаюсь рано утром от его матерного крика из уборной. Думаю, что там ещё за фигня? Через минуту выходит из ванной с намыленной мордой и помазком в руках – весь бледный, как смерть.
– Что случилось? – Спрашиваю.
– Всё, завязываю бухать! – Он мне в ответ.
– С чего это вдруг?
– Я только что посмотрелся в зеркало и в нём себя не увидел!
Странно мне это показалось. Вскакиваю с кровати, иду в ванную. Смотрю, а там никакого зеркала вовсе и нет, только одна пустая рамка от него. А потом вспомнил, что он же это зеркало накануне вечером по пьяни сам же и трахнул. Я ещё осколки за ним собирал. Покатился я со смеху, короче. Так ржал, что он даже обиделся.
– Чего же его раньше не выгнали, раз он так бухал? – Изумилась Софи.
– Да выигрывал много, скотина, поэтому и закрывали глаза на все его загулы. До поры, до времени, пока команде пользу приносил и деньги зарабатывал. Мы все над ним прикалывались, что, если у него по дороге байк вдруг сломается, он его на спину забросит и с ним на плечах бегом всё равно всех сделает! А потом, когда он начал меня склонять ко всему этому, ну в смысле подбивать на нарушение режима, у Мастера уже закончилось терпение…
– Скорее всего, ты прав, – кивнула Софи, – от такого типа чего хочешь можно ожидать. Только ты зря на себя напраслину навёл, в смерти Родригеса ты не виноват, просто твой несчастный «Матадор» не учёл очень многих факторов, которые на равнине могли бы и прокатить, а в горах – нет.
– Что ты имеешь ввиду, Софи?
– Даже «чистому» крепкому и здоровому спортсмену невозможно заранее просчитать и предугадать реакцию организма, как на резкие перепады температуры и атмосферного давления, так и на постепенное изменение количества кислорода в воздухе. А неполностью окрепшему пацану, вкупе с амфетаминами и алкоголем – и подавно!
– А я ведь собирался ему проиграть на этом этапе, Софи. – Тихо сказал Парис.
– Чтобы удовлетворить его самолюбие… – Догадалась она.
– Да, именно так. Только Мати никогда бы не согласился, если бы я ему заранее об этом сказал. Добровольно такую жертву он бы никогда не принял. Поэтому я решил действовать втихаря и дать ему обойти себя незадолго перед финишем на последних километрах, чтобы его победа была видна всем испанцам в прямом эфире. Тогда он стал бы в их глазах национальным героем. Потом можно было бы запросто сослаться на внезапные мышечные спазмы в икрах или на резкую боль в спине. Да и вообще, если я проигрывал ему не больше минуты, то всё равно остался бы лидером в общем зачёте в молодежной классификации, так что всё было бы шито крыто. И волки сыты и овцы целы. Досталось бы, конечно, нам от Мастера по самые помидоры, но никаких серьёзных последствий это бы не повлекло, тем более что мы с ним вместе из одной команды и дополнительные спонсорские призовые за победу на этом этапе всё равно получил бы «Эдельвейс». Только я не думал, что он решит меня сделать один на один в честном бою и открытом поединке. Теперь-то я, конечно, понимаю, что такая «читерская» победа его бы всё равно не устроила, потому что это шло вразрез его амбициям. В нём бурлила кровь потомственного тореадора – нам с тобой этого не понять…
В знак согласия, Софи молча кивнула в ответ.
– Но что же нам теперь со всем этим делать? – Спросил Парис.
– Сама не знаю… Но мы обязательно что-нибудь придумаем! Мы же теперь вместе! А это самое главное!
– Но как мы будем встречаться, когда за нами обоими слежка?
– Об этом я уже думала. Вот что. Мы можем видеться только в универе, там они за мною не следят. Пока, по крайней мере. По вторникам у меня перерыв между парами, примерно с двенадцати до двух. Времени вполне достаточно и для того, чтобы спокойно перекусить и для того, чтобы обмениваться информацией. Поэтому подгребай в следующий вторник в нашу студенческую кафешку, которая на втором этаже в седьмом корпусе, ну ты помнишь, мы с тобой там пару раз завтракали, там и обсудим все наши дальнейшие планы. А сейчас мне надо срочно рвать когти в универ, иначе они могут заподозрить что-нибудь неладное, я слышала, как только что машина подъехала.
;
* * *
В назначенный день, во вторник, Парис, хорошенько выспавшись и плотно позавтракав, отправился в Парижский Университет, на запланированную явку с Софи, как и было условлено. Ему очень не нравилась её затея со всеми этими шпионскими играми, поскольку Парис практически не сомневался, что вся эта партизанщина добром точно не кончится. И сегодня он решил серьёзно поговорить с Софи, чтобы она полностью отказалась от подпольной и бесполезной средневековой борьбы с окружающими её ветряными мельницами.
– Зачем воевать с системой, которая тебя раздавит при первом, даже самом слабом подозрении на возможную угрозу её собственной безопасности? Вот доработаю свой годовой контракт, а потом свалю нафиг, спокойная жизнь дороже. Жизнь, она в принципе дороже любых, даже самых огромных денег. Закончу универ, устроюсь на работу по специальности, на велоспорте же свет клином не сошёлся! Нужно ещё как-нибудь постараться, чтобы Софи из всего этого дерьма вытащить. Вместе с тем, сделать это будет ох как непросто. – Примерно в таком ключе размышлял Парис, когда, словно в типовом сериале про шпионов и разведчиков, вдруг заметил за собой «хвост».
Действительно, за ним на блестящей на солнце спортивной «Хонде» неотрывно следовал одетый во всё чёрное мотоциклист: куртку «моточерепаху» и матовый мотошлем «интеграл». Парис сразу узнал этот байк по его квадратной фаре, переднему обтекателю, серебристым колёсным дискам и однотонным крышкам двигателя. – От четырёхсот кубиков на прямой не оторвёшься, – резонно заключил Парис, делая вид, что не замечает слежки. – Да, но с какого хрена кому-то приспичило меня пасти? А может показалось? Нужно проверить.
Когда Парис убедился, что не ошибается, чтобы оторваться от своего преследователя, он решил использовать все имеющиеся в его распоряжении преимущества велосипеда по полной программе, благо всё-таки опыт за плечами имелся колоссальный.
– Главное – не паниковать и всё получится. – Успокаивал себя Парис. – Нужно как можно больше импровизировать и маневрировать на дороге, чтобы сбить «хвост» с толку. Не следует пытаться все свои усилия вложить в скорость, поскольку единственным результатом будет только бесполезный расход сил.
Используя повышенную манёвренность велосипеда, понимая, что любые попытки уйти от погони по прямой заранее обречены на провал, Парису захотелось поскорее свернуть с трассы на дорогу, где было бы множество разнообразных поворотов. Поскольку такой возможности у него не оказалось, Парис решил действовать иначе. Он незамедлительно развернулся и начал движение в противоположном направлении, а потом внезапно свернул во дворы многоэтажек в хорошо знакомый ему рабочий квартал.
Другим преимуществом велосипеда был его небольшой вес. В конке одного из переулков, Парис резко затормозил, быстро соскочил с велосипеда, взял его в руки и перенёс через небольшой овраг на другую сторону. Не останавливаясь ни на секунду, он сноровисто протиснулся между деревьями, потом ловко проскочил через тротуарные ограждения и прошмыгнул через проходной подъезд, запрыгнул на велосипед и выехал на тихий пешеходный сквер. Далее он, не слезая с велосипеда перепрыгнул через бордюр и съехал в длинный подземный переход и вскоре скрылся из поля зрения.
Никакой даже самый облегченный скутер не смог бы повторить эти замысловатые манёвры. Выполнить подобные трюки на мотоцикле было совершенно нереально. Двигающемуся по проезжей части байкеру требовалось значительное время, чтобы развернуться и продолжить преследование.
К тому же, Парис не видел, что его преследователь, пытаясь развернуться и продолжить погоню попал в автомобильную пробку и, хотя он решительно пробирался между стоящих автомобилей и даже ехал по распределительной полосе, догнать Париса было уже невозможно. Хвост, если, конечно, это был хвост, безнадёжно отстал.
* * *
В университете Париса поджидала ещё одна неожиданность. Он около часа безуспешно прождал Софи в оговоренном месте – студенческом кафе. Но она не пришла. Это было странно, поскольку для Софи это было совсем не свойственно и она, если договаривались, приходила на рандеву вовремя, всегда отличаясь особой пунктуальностью. Сперва Парис подумал, что она могла задержаться на какой-нибудь лекции, но вскоре отмёл эту идею по причине её несостоятельности. Он вспомнил, как Софи говорила ему, что у неё в это время «окно».
Тогда Парис решил во что бы то ни стало разыскать Софи. Он направился в пятый учебный корпус, где, по его расчётам, должна была заниматься группа с первого медицинского курса. Быстрой походкой, он стремительно пронёсся по нескольким коридорам, поочерёдно заглядывая во все подряд опустевшие аудитории, пока, наконец, какая-то сердобольная пожилая женщина-уборщица не сообщила ему, что сегодняшние занятия у «сестричек», (так она ласково называла студенток с медицинского) уже закончились и Парис напрасно тратит время на поиски своей забывчивой драгоценной крали.
Время лекций могло быть спонтанно скорректировано, а у Софи не было возможности его заранее об этом предупредить. Поэтому Парис поспешил подняться в деканат, чтобы уточнить сегодняшнее расписание начинающих эскулапок. Здесь, однако, его ждало очередное разочарование. Дверь в Деканат была закрыта из-за перерыва на обед, с 13 до 14, как это было указано на привинченной латунной табличке.
Медленно спустившись по лестнице на первый этаж, Парис, просто так, без какой-либо надежды, машинально заглянул в библиотеку и вдруг увидел там… Мари. Да-да, ту самую девушку-лаборантку, что училась вместе с Софи на одном курсе и с которой Парис, по известным причинам, если и желал бы встретиться, то в самую последнюю очередь. Она сидела за стопкой разноцветных учебников и ровным аккуратным почерком что-то выписывала в свой конспект.
Поскольку текущая ситуация не оставляла иного выбора, а время суток велело стрелять в упор, Парис, как бы случайно подсел к столу и как бы небрежно повёл разговор.
– Привет, Мари! – Тихо поздоровался он и тут же добавил бессмысленное и стереотипное, – как дела?
Мари подняла глаза и равнодушно взглянула на Париса.
– Здравствуй, Чемпион! Мои дела, как сажа – бела! Взяла неделю за свой счёт. Мне нужно срочно сдать язык, пока меня не выкинули за хвост! Поэтому и сижу сейчас здесь, запустила, теперь приходится над букварями корпеть. – А ты, что здесь делаешь, Софи, небось, ищешь?
– Откуда ты знаешь?
– Ну не меня же?! – То ли ехидно, то ли печально усмехнулась Мари и тут же сама ответила на свой вопрос. – А её сегодня нет.
– А мы с ней договаривались на сегодня…
– Я в курсе. – С полным безразличием и, одновременно, знанием дела и владением ситуацией, проговорила Мари.
– Почему её нет, и где она? – Удивился Парис.
– В наш офис поезжай, там тебе всё объяснят, если такой любопытный!
– Не злись, Мари, я правда не хотел, в тот раз… – Парис запнулся на полуслове.
– Я злюсь? На тебя? Ещё чего! Нужно больно! – Отодвигая в сторону учебники и монографии, яростно воскликнула Мари. – Проехали!
Как ни стремился Парис сегодня избежать выяснения отношений, разговор всё равно непроизвольно сам собой свёлся к этому.
– Прости дурака… – Вновь запнулся Парис.
– Нет, не ты дурак, это я – дура. Я на себя злюсь. – Тихо ответила Мари и, выждав небольшую паузу, продолжила. – Ты совсем ни причём. Ну, или почти. Если тебе интересно, конечно, знать, то твоё тогдашнее состояние описывается в научной медицинской литературе, примерно, как «абсолютная пубертатная гиперандрогения», хотя, рискну предположить, что подобных исследований, которые бы точно охарактеризовали все происходящие в тот момент в твоём организме и головном мозге процессы до настоящего времени ещё не проводилось. Хотя, кто знает, может Аманда и строчит по ночам что-нибудь подобное, она у нас большая любительница всяческой заумной писанины.
– Чего это за хрень такая, я это даже выговорить не смогу?
– Если перевести с медицинского на французский, то это означает – гипертрофированный и неконтролируемый спермотоксикоз.
– Всё равно ни фига не понятно. Можешь перевести с французского медицинского на французский разговорный?
– Попробую. Сделаю это с помощью одной довольно избитой фразы из серии бородатых анекдотов про Вовочку.
– Какие у тебя, Вовочка, возникают в голове ассоциации, когда ты смотришь на кирпич? – Спрашивает его учительница. – О чём ты думаешь в этот момент?
– О сексе!
– Почему???
– Да я всегда о нём думаю!
– Надеюсь, теперь понял?! – Уставшим и немного сонливым голосом спросила Мари.
– Ага, вроде бы... – Парис слабо улыбнулся и кивнул в ответ.
– Тебя за те две недели порядочно накачали тестостероном. Да ещё и я круто облажалась: по ошибке тебе не тот пластырь выдала… В нём завышенная концентрация этого препарата была… Я ведь «рецепт» Аманды неправильно поняла, решила, что у тебя какие-то проблемы с потенцией… Вот и получила потом по полной, то, что мне причиталось. Расплатилась за свою собственную ошибку. Теорема стала аксиомой. Так что, это ты меня прости…
– Слушай, Мари, хочу задать тебе нескромный вопрос, но мне Мастер говорил про какие-то там феромоны, которыми ты тогда якобы надушилась, это правда или нет?
– Не обижайся на меня, Чемпион, но я тебе правду скажу, ты, похоже, напрочь лишился разума от всех этих анаболиков! Какие ещё феромоны?! Мне Софи тоже об этом говорила. Нечего сказать, красиво тебя развели…
– А как насчёт твоей обязаловки носить медицинскую одежду при посещении на дому пациентов? Это что, тоже развод или как? – Всё ещё сомневался Парис.
– Нет, это, как раз, чистая правда. Просто в тот вечер я была дома, когда мне позвонила Аманда и сказала, что нужно начинать тебе делать уколы. Препарат и шприцы у меня дома были, а вот формы – нет. Ну не ехать же за ней было в клинику через весь город? Вот я за ней и не поехала… Говорю же, дура!
Теперь, когда у Париса окончательно развеялся в голове горький пепел его последних сомнений, он понял, что доверчивость в нашем жестоком мире, далеко не самая лучшая черта, из тех, которые присущи его характеру.
Попрощавшись с Мари, Парис сразу же отправился в офис.
;
* * *
В штаб-квартире Европейского подразделения Международного фонда поддержки и развития велосипедного спорта всё было по-прежнему, безмолвно и умиротворённо, словно в выходной день. К своей глубокой радости, Парис застал Мастера на рабочем месте, который, как вскоре выяснилась, сам с нетерпением ожидал его визита. Когда Парис зашёл в кабинет, Мастер ходил по офису и разговаривал с кем-то по беспроводному телефону по-английски. Парис решил было выйти, чтобы не мешать, однако Мастер характерным пригласительным жестом показал ему проходить и присаживаться.
– Здравствуй, Парис! – Улыбаясь, поздоровался Мастер, протягивая вперед свою правую руку.
– Здравствуйте, Мастер. – Полуофициальным тоном ответил Парис, неуверенно пожимая протянутую ему руку. Хоть он и предвосхищал сегодняшнюю беседу и даже неоднократно проигрывал её в своём сознании, никакой окончательной стратегии разговора с Мастером у него в голове так и не складывалось. Разрозненные и противоречивые чувства складывались в непонятную неопределенность его отношения к своему боссу.
– Рад тебя видеть, я ждал тебя! – Продолжал Мастер, садясь, при этом, не в кресло руководителя, а в обычное кресло за переговорный стол, прямо напротив Париса.
– Я тоже рад. – Неуверенно ответил Парис, сам не зная, рад ли он в действительности видеть Мастера или нет?
– Тут, дружище, данные твоих последних анализов пришли сегодня утром, на основании которых наша уважаемая Аманда сделала относительно тебя некоторые рекомендации, с которыми мы полностью согласились, – сказал Мастер.
– Что-нибудь не так? – Насторожился Парис. Он вдруг подумал, что провалил свой последний допинг-тест и у него теперь отберут завоёванную им на «Тур де Пранк» его любимую белую майку.
– Нет-нет, не беспокойся, всё хорошо. Просто тебе придётся ненадолго продлить твой отпуск, а точнее, ещё на десять дней. – Одновременно с этими словами, Мастер вытащил из внутреннего кармана своего пиджака и протянул Парису запечатанный почтовый конверт с золотистым логотипом Фонда.
Парис судорожно схватил его и, с необъяснимым волнением, просунув указательный палец под заклеенный треугольный клапан, нервно разрывая верхушку. Внутри конверта лежали сложенные пополам документы: ваучер на проживание в пятизвёздочном отеле по системе всё включено и авиабилеты на чартерный рейс Париж-Мале и обратно.
Причём вылет, согласно билетам, был назначен на ближайшую среду, то есть на завтра. Однако самое удивительное и неожиданное было не в этом. Дело в том, что и ваучер, и авиабилеты были оформлены… на два лица.
На первом из них было напечатано:
Имя: Парис Фамилия: Нуар,
а на втором:
Имя: Софи Фамилия: Керуаль.
Разумеется, со всеми необходимыми для этого паспортными данными обоих пассажиров. Парис застыл на месте, словно изваяние, не в силах даже открыть рот.
– Только, пожалуйста, не задавай лишних вопросов. – Сказал Мастер оторопевшему Парису и тут же продолжил, – мне уже пора уезжать, поэтому у нас с тобой совсем мало времени.
– Но за мной сегодня утром был хвост, и я бы хотел выяснить... – Осмелел, наконец, Парис.
– Интересно! – Дружелюбно улыбнулся Мастер. – И что же произошло сегодня утром?
– А вот что. – И Парис, захлёбываясь от волнения, во всех подробностях и с неподдельной гордостью рассказал, как он сумел оторваться и уйти от преследования.
– Из всего этого ты, разумеется, решил, что это я за тобой филёра приставил?
– А разве это не так? – Не поверил Парис.
– Ну, а ты подумал, зачем мне это могло понадобиться, когда ты и так у всех нас на виду, как на ладони? – Вопросом на вопрос, спокойно ответил Мастер.
– Не знаю… А что мне остаётся думать?
– Пойми, чудак-человек, если за тобой увязался шпион, которого ты в момент раскусил, да ещё и так легко ушёл от его погони, значит, что цель у него совсем другая. Судя по твоему описанию, это был, так называемый, открытый вид слежки, цель которой – вывести человека из равновесия, заставить его совершать необдуманные поступки. Вот ты, например, решил ни с того, ни с сего, драпануть…
– Но зачем кому-то понадобилось следить за мной? – Удивился Парис. Он хотел добавить словосочетание кроме Вас, но вовремя остановился.
– На этот вопрос я постараюсь тебе ответить. До недавнего времени, мы располагали некой информацией, что на тебя собираются открыть охоту скауты немецкого «Ренессанса» – нашего основного соперника и конкурента. И вот теперь я вижу, что это чистая правда. Очевидно, они хотят сбить тебя с толку, чтобы ты считал, что это мы за тобой следим.
– Это ещё зачем? – В очередной раз сильно удивился Парис.
Вместо ответа, Мастер открыл лежащую перед ним кожаную папку и протянул Парису несколько прошитых и пронумерованных листов бумаги формата А4, скрепленных цветастыми узорными вензелями.
– Что это? – Спросил Парис, поглядывая на первый лист с заглавием «КОНТРАКТ».
– Это твой новый трёхлетний контракт, Парис. – Хладнокровно ответил Мастер. – Прочти его и, если нет вопросов, а, я уверен – их быть не должно, подписывай и отправляйся собирать чемоданы.
Парис принялся листать договор, который стал теперь намного объёмнее и толще, нежели тот, первый, который он подписывал в кафе у Люксембургского сада, в день своего знакомства с Мастером. И, как и раньше, из этой затеи у него ровным счётом опять ничего не вышло. Дойдя до пункта, в котором было указано: «вознаграждение, без учёта премиальных и спонсорских выплат, за три года составит пятьсот тысяч долларов США», Парис вновь оторопел.
С этого момента всякие мысли о том, что можно доработать контракт, а потом бросить большой спорт у него мгновенно вылетели из головы. Больше для вида и приличия, делая вид, что внимательно изучает содержание, Парис листал его, судорожно пробегая глазами, однако мыслями был уже далеко. Он думал уже совсем о другом. О том, что этих денег им с Софи надолго хватит, может, даже на всю жизнь. Ни слова не говоря, Парис взял со стола ручку и, без лишних и ненужных разговоров, хладнокровно подписал оба экземпляра.
– Молодец, Парис. Ты снова поступил правильно. Мы все будем рады видеть тебя членом нашего сплочённого коллектива на протяжении трёх предстоящих сезонов.
Мастер в очередной раз не открыл Парису правду и не стал говорить, зачем это вдруг скаутам «Ренессанса» потребовалось за ним следить. На самом же деле, ларчик открывался очень просто. Дело в том, что за полгода до истечения срока контракта, если спортсмену от его команды не поступает никаких предложений о заключении нового контракта или продления действующего, любым другим интересантам разрешается вступать и вести с ним переговоры по поводу потенциального трудоустройства в другой коллектив. Мастер прекрасно понимал, что в «Ренессансе» Парису могут предложить более выгодный контракт, поэтому он тут же отреагировал на сложившуюся ситуацию и снова сыграл на опережение, решив Парису, ровным счётом, ничего не объяснять. Зачем пацану наши вникать во все эти подковёрные игры?
– А чтобы ты оставался всегда на связи, вот возьми, – Мастер передал Парису небольшую коробочку с мобильным телефоном Сименс С25 и добавил, что это корпоративный номер с подключенным международным роумингом и тарифом «24/7/365», который полностью оплачивается Фондом, поэтому никаких дополнительных расходов для него это не повлечёт.
– А сейчас дуй прямо сейчас в Лион за своей кралей, а то вам ещё вещи нужно успеть собрать. – Скомандовал Мастер. – Водитель тебя уже ждёт внизу, в холле.
Парис, ошарашенный всеми известиями и событиями, даже не поинтересовался, ни тем, почему это Софи вдруг оказалась в Лионе и что она вообще там делает, ни тем, что это за тариф такой странный – «24/7/365». Да и если быть откровенным, Парис, и так никогда не отличавшийся особенным красноречием, совсем растерялся и, словно зомбированный, послушно зашагал в заданном ему направлении.
Уже потом, сидя в самолёте и читая свой новый контракт, Парис нашёл в нём пункт о том, что, за исключением периода соревнований, он постоянно должен быть на связи – двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и триста шестьдесят пять дней в году.
* * *
В Лионе машина подъехала к суперсовременному частному медицинскому центру. На облицованном красно-зелёной керамогранитной плиткой фасаде этого здания ярким светом переливался логотип компании – большая белая таблетка с красным ободком и надписью, выполненной крупными красными буквами: A N A L G I N, расположенными полукругом с равномерными интервалами между ними, словно на большой печати или монете. Причём, если кому-нибудь захотелось бы специально заострить на этом внимание, можно было бы без особого труда визуально разделись надпись на два слова, что придавало вывески некую саркастическую двусмысленность.
– Здесь, наверное, несколько сотен сотрудников трудится, а может и больше тысячи! Интересно, как же мне тут найти Софи? – Вслух спросил сам себя Парис.
– Нет ничего проще, парень! – Внезапно ответил молчавший всю дорогу водитель. – Нужно только ей позвонить. Ведь у тебя же есть мобила.
– Но откуда мне знать её номер? И вообще, я даже не знаю, как этой штуковиной пользоваться?
– Элементарно. В этой трубе есть записная книжка, давай покажу. – Водитель взял в руки телефон, нажал на кнопку меню и вывел на дисплей какой-то неизвестный Парису телефонный номер, длиннее обычного. – Вот, нажимаешь на зелёную кнопку и ждёшь, когда вызываемый абонент тебе ответит.
И действительно, через несколько гудков из динамика отозвался знакомый и желанный голосом с его характерным и жизнерадостным – «Алло».
– Привет, Софи! – Радостно закричал в трубку Парис, выскочил из машины и тут же побежал в сторону центрального входа.
– Чемпион, это ты? Откуда ты знаешь этот номер? Ты где? – Удивилась Софи, забрасывая Париса кавалькадой дежурных вопросов.
– Я здесь, в Лионе, около входа в какой-то госпиталь с огромной таблеткой анальгина наверху. Мне сказали, что ты теперь здесь работаешь. В общем, я приехал за тобой, жду тебя внизу!
– Но как ты узнал, где я? И как ты меня нашёл? Впрочем, я уже догадываюсь… Но я же на дежурстве. Мне нельзя сейчас, подожди до конца смены, примерно полтора часа. – В расстроенных чувствах, отвечала Софи.
– Не переживай, с этого момента ты – в отпуске! Так что, бросай всё, собирайся и спускайся! Мы с тобой едем в Париж. Прямо сейчас. Машина ждёт. По дороге всё объясню!
Через тридцать минут машина с обоими пассажирами уже на полной скорости неслась по скоростному автобану на север.
* * *
На следующее утро Парис и Софи уже летели на Мальдивы первым классом регулярного рейса авиакомпании «Эйр Франс». Наконец-то они были вдвоём и могли спокойно обсудить все последние новости, не боясь быть услышанными. Битый час отчитывала Париса Софи за то, что он так быстро подписал свой новый контракт, без согласования с ней. Немного успокоившись, она рассказала Парису о том, что их Фонд, через сложную юридическую процедуру слияния и поглощения, стал владельцем контрольного пакета акций крупной транснациональной фармацевтической компании «Ферботен», в связи с чем старая парижская клиника закрылась и переехала со всем персоналом в Лион – в специально созданное для решения самых разных задач обособленное структурное подразделение. В связи с этим, её перевели в Лионский филиал Парижского университета, и она теперь будет жить неподалёку от госпиталя, вместе с Мари, в съёмной двушке.
– И чем ты теперь будешь заниматься? – Поинтересовался Парис.
– Здесь, как раз, начинается самое интересное, Чемпион. Я тебе сейчас такое расскажу, хоть стой, хоть падай! Смотри только, чтобы ты всей этой информацией не отравился, часом, иначе вырвет! Вот пакетик приготовь, на всякий пожарный случай!
– Я весь внимание, Принцесса! – Ответил Парис, откидываясь на сиденье и вытягиваясь в горизонтальное положении.
– Короче, слушай. Компания эта, в самом её недалёком прошлом, представляла собой конгломерат немецких компаний химической промышленности, который сформировал финансовое ядро немецкого нацистского режима времён гитлеровской Германии. Концерн этот занимался исследованиями в области промышленного получения химикатов, необходимых для производства взрывчатых веществ (аммиака, нитратов). Всеми исследованиями руководил Фриц Габер, лауреат Нобелевской Премии 1918 года, между прочим. А знаешь, за что ему её присудили?
– Откуда?
– Официальная формулировка Нобелевского комитета была такая: «За синтез аммиака из составляющих его элементов». А по факту он получил её за создание химического оружия массового поражения.
С самого начала Первой мировой войны, Фриц Габер работал в Военно-химическом департаменте. Ему поручили создать отравляющий газ для военного применения. Говорят, что Габер на самом деле не был монстром, войну ненавидел и хотел всего лишь, чтобы она закончилась быстрее, ведь в траншеях гибло неимоверное количество солдат. Причем не столько от пуль и снарядов, сколько от антисанитарии и сопутствующих ей болезней. Но, как и в случае с изобретателями ядерного оружия, благими намерениями оказалась вымощена дорога в ад. Габер со своими сотрудниками разработал метод производства хлора в качестве отравляющего вещества, которое немцы решили испытать под Ипром. Одним из главных преимуществ хлора была его дешевизна и доступность (газа было много в отходах немецкой промышленности), а также то, что газ был достаточно тяжел: он не поднимался вверх, а стлался по земле, как раз над окопами, где засели вражеские солдаты. 22 апреля 1915 года Габер лично контролировал первое удачное применение оружия массового поражения на фронте. Ветер дул в сторону французских позиций и началась газовая атака.
– Лица, руки людей были глянцевого серо-черного цвета, рты открыты, глаза покрыты свинцовой глазурью, все вокруг металось, кружилось, борясь за жизнь. Зрелище было пугающим, все эти ужасные почерневшие лица, стенавшие и молящие о помощи – вспоминали очевидцы событий.
Воздействие газа заключается в заполнении легких водянистой слизистой жидкостью, которая постепенно заполняет все легкие, из-за этого происходит удушение, вследствие чего люди умирали в течение одного или двух дней.
Позднее, уже в период правления национал-социалистов, «Ферботен» выполняя указания фашистов, производил газ Циклон Б – соединение, использовавшееся в газовых камерах Аушвица (Освенцима), Майданека, Бухенвальда и других лагерей смерти для чудовищного уничтожения людей.
В течение Второй мировой войны эта компания активно использовала рабский труд заключённых больших трудовых лагерей, особенно филиалов концлагеря Маутхаузен. «Ферботен» заказывала из концентрационных лагерях узников для проведения опытов, часто со смертельными исходами. На женщинах еврейского происхождения проводили испытания неизвестных гормональных препаратов. Когда союзники разделили компанию после Второй мировой войны за участие в организованных военных преступлениях нацистов, она вскоре снова возродилась вроде бы как новое и независимое предприятие.
Бывший директор «Ферботен», признанный виновным на Нюрнбергском процессе «по разделу второму, за грабеж и присвоение чужого имущества, по разделу третьему за использование рабского труда и массовые убийства» за участие в экспериментах над людьми в Освенциме и приговоренный к семи годам тюрьмы, становится главой наблюдательного совета воссозданной компании в 1956 году, сразу после своего выхода на свободу.
– Ни хрена себе! – Воскликнул Парис. – Это же просто фабрика ужаса – «Корпорация монстров»! – Мы считаем, что они страшные, но на самом деле их пугаем мы! – Помнишь мультик? Да, такие ни перед чем не остановятся!
– Не перебивай, слушай дальше! Дальше будет ещё интересней! – Продолжала Софи.
– Вскоре после этого, компания «Ферботен» получает патент на синтезированное ими вещество под названием диацетилморфин, более известное широкой общественности, как героин. Это запрещённое ныне во всём мире наркотическое вещество, вызывающее привыкание, долгое время безнаказанно и свободно продавалось концерном в качестве средства от кашля. Не поверишь, Чемпион, но героин одно время был даже логотипом этой компании!
– Сказать, что я в шоке, значит не сказать ничего! – Тихо прошептал себе под нос изумлённый Парис.
– В последние двадцать лет, – продолжала Софи, – компания «Ферботен» занималась самыми разнообразными исследованиями, в частности, одно из которых – это изучение факторов свёртывания крови и всё, что с этим связано. Компания производила и продавала продукты переработки человеческой крови как полезные «лекарства», которые с большой долей вероятностью или почти наверняка оказывались зараженными вирусом иммунодефицита человека или вирусом гепатита C, а иногда и тем и другим одновременно. Это привело к массовому инфицированию и смертям тысяч больных гемофилией по всему миру. Но это, как ты понимаешь, закрытая информация.
Для нужд компании, в нескольких филиалах, «Ферботен» привлекали за плату доноров из так называемых групп повышенного риска, включая заключённых (например, для создания «тюремных коллекций»), потребителей наркотиков, вводимых внутривенно, и плазму из центров с преимущественно гомосексуальными донорами, особенно в городах, где доля гомосексуалистов велика, чтобы получить плазму крови и использовать её для выделения определённых факторов. Компания «Ферботен» не отказывалась, вопреки требованию федерального закона, от привлечения в качестве доноров лиц, когда-либо болевших вирусными гепатитами. Такой отбор мог бы значительно уменьшить вероятность попадания плазмы, содержащей ВИЧ или гепатит C, в создаваемые ими банки плазмы.
После того, как недавно было зафиксировано пятьдесят два смертельных случая, возникшими из-за побочного эффекта одного противохолестеринового препарата, разработанного специалистами компании «Ферботен», его производство и продажа были приостановлены. Побочным эффектом оказался, всего-навсего, острый некроз скелетных мышц, приводивший впоследствии к почечной недостаточности. У людей, применявших этот препарат, это наблюдалось гораздо чаще, чем у пациентов, которым был прописан альтернативный препарат статинового класса.
А в прошлом месяце в отношении компании «Ферботен» началось судебное разбирательство в связи со смертью двадцати четырёх и тяжелым отравлением восемнадцати детей в удаленной андской деревне Тауккамарка в Перу. Эти дети пили, разработанный специалистами «Ферботен» порошковый заменитель молока, загрязненный инсектицидом метилпаратионом. Перуанская парламентская комиссия по расследованию инцидента нашла значительные доказательства вины компании «Ферботен», действующей в сговоре с чиновниками перуанского министерства сельского хозяйства.
– Но ведь это палево, Софи! Я этого не понимаю! Зачем же нужно покупать компанию с такой, мягко говоря, сомнительной репутацией? – Недоумённо спросил Парис у своей попутчицы.
– Всё очень просто. Им нужны их наработки, лабораторные и клинические исследования, одним словом, всё, что может быть использовано для налаживания производства самых разных препаратов. Например, стимулирующих синтез мышечных белков после воздействия нагрузок на мышцы. Или для разработки веществ и субстанций, которые временно усиливают физическую или психологическую деятельность, включая самые разнообразные биологически активные вещества, способы и методы для принудительного повышения спортивной работоспособности человеческого организма, а также специальные методы для их обнаружения и сокрытия. И этот перечень далеко не исчерпывающий, как ты понимаешь.
– Может, ты преувеличиваешь? Перестроят они работу в нужном направлении и всё будет хорошо!
Вместо ответа, Софи тихо пропела:
Перестроиться несложно,
Только вот ведь в чём беда,
Перестроить площадь можно,
Ну а сущность – никогда!
– Жесть какая-то! – Проговорил Парис.
– Вот именно. Теперь ты понимаешь, почему я на тебя всех собак спустила за то, что ты новый контракт подписал…
– У меня просто не было другого выбора, Принцесса…
– У меня, если честно, тоже… Моим мнением тоже ведь никто не поинтересовался, когда меня в Лион перевели. Просто погрузили в машину, как мебель, вместе с вещами и перевезли. Причём, так молниеносно всё произошло, что я даже тебя предупредить не успела.
– И что мы теперь будем делать, Софи?
– Греть свои задницы, лёжа вдвоём в обнимку на золотом песке! – Раздражённо ответила Софи.
– Неужели ты так до сих пор ничего и не понял? За нас давно уже всё решено. Мы с тобой, всего-навсего, два мелких и бесправных винтика, накрепко закрученных в отлаженный и вращающийся механизм интересов транснационального бизнеса. Два бессильных элемента огромной системы планетарного масштаба, финансовый оборот которой не уступает общемировому обороту наркотических средств, а может даже и превосходит его. У них в самых ближайших планах знаешь что? Никогда не догадаешься!
– И что же?
– Создание на базе Международного олимпийского комитета легальной и официальной организации по борьбе с распространением и применением допинга по всему миру!
– Так ведь это же здорово!
– Да пойми ты, наконец, чудак-человек, что эта организация нужна им совсем для других целей! Представь себе ту самую корпорацию монстров из города Монстрополиса, о которой ты вспоминал ранее. Так вот, если папа – монстр и мама – монстр, то кто, как ты думаешь, у них родится? Правильно, пускай он будет крохотный, пускай розовый и пушистый, но всё равно это будет маленький монстрик. А когда он подрастёт, то кем он станет? Неужели домашним котёнком? Если мать – Ехидна, а отец – Тифон, то у них рождаются только одни Химеры! И чтобы это понять, совсем не нужно быть семи пядей во лбу!
Они хотят, разумеется, под прикрытием провозглашаемых ими самых благовидных целей и намерений, фактически узаконить существующую сейчас во всём мире процедуру. Сделать так, чтобы можно было безнаказанно распространять эту заразу, всё многообразие того, что понимается под термином «допинг » по всему миру, продавать терапевтические исключения (индульгенции), разрабатывать и реализовывать новые препараты, которые потом они же сами будут выявлять в своих лабораториях и запрещать. Разрабатывать и внедрять новые препараты, снова продавая их всему зависимому от этого цивилизованному спортивному миру и, так далее, до бесконечности. А если кто-то вдруг окажется против этой системы, или вне её, тех будут брать в самый жёсткий и крутой оборот – показательно и публично ставить их всех, оптом и в розницу, в пассивную коленно-локтевую позу речного членистоногого, чтоб другим неповадно было. И так на всех уровнях этой системы: начиная от несговорчивых спортсменов или отдельных федераций, скажем, легкой атлетики или в игровых видах спорта, вплоть до полного исключения из числа участников летних и зимних олимпийских игр, равно как и любых других крупных международных соревнований, целых, даже самых великих и передовых спортивных держав. И для этого будут задействованы все имеющиеся в распоряжении прогрессивного человечества ресурсы: политические силы, экономические рычаги, проплаченная пропаганда с помощью средств массовой информации и т.д.
– Страшную картину ты нарисовала, Принцесса. Как бы я хотел, чтобы ты ошибалась… – Прошептал Парис.
– Я бы сама очень-очень этого хотела… Но как представлю себе, что вырастет из этого розового и пушистого детёныша, скажем, лет через 15-20, то мне самой становится не по себе. – Прошептала Софи в ответ.
В этот момент по громкой связи командир экипажа жизнерадостно и деловито объявил всем пассажирам, что погода в Мале ясная и солнечная, температура воздуха сейчас +32 градуса, что разница во времени составляет +3 часа, а также о том, что самолёт приступил к снижению и через двадцать минут совершит посадку в Международном аэропорту Мале.
Одновременно с этим, на информационной строчке над головами впередисидящих пассажиров загорелись две надписи: «не курить» и «пристегните ремни».
;
«Ложь во спасенье – истина трусливых.
Жестокой правды страх – он сам жесток».
(«Голубь в Сантьяго», поэма,
Е. Евтушенко, 1972-1978 гг.)
ЭПИЛОГ
Немногие отели могут предложить своим гостям опыт проведения времени в спальных покоях истинного лорда, окруженных горгульями, историческими деревянными панелями, яркими витражами, старинными гобеленами и великолепным высоким деревянным потолком. Этой ночью мсье Эффиаль спал просто замечательно и выспался на славу. И хотя торопиться сегодня было некуда, поскольку обратный рейс на Париж только в двенадцать, а добираться до женевского аэропорта на такси займет совсем немного времени, минут сорок, не больше, он проснулся довольно рано, где-то около семи утра. Мсье Эффиаль свесил свои худые костлявые ноги с кровати и суетливо запихнул их в белые отельные тапки. Просидев в этом положении пару минут, он встал, накинул на себя тёплый мохеровый халат, туго затянул пояс и вышел на балкон своих роскошных апартаментов «Grand Knight’s Suite». Постояв в раздумье, он, нервно чиркнув ветроустойчивой турбозажигалкой, поднёс ярко-бордовое пламя к сигарете и неторопливо закурил. С высоты пятого этажа мсье Эффиаль долго любовался прекрасным видом Женевского озера Леман, время от времени, аккуратно стряхивая пепел в портативную серебряную пепельницу, которую он крепко сжимал пальцами левой руки.
Мимолетно бросив взгляд на мадемуазель Жаннетт, которая оставалась лежать на просторах огромной двуспальной кровати в неподвижном одиночестве и бледно-розовом неглиже, мсье Эффиаль затянулся и, на мгновение задержав дыхание, медленно выпустил узкую серую струйку дыма себе под ноги. Несмотря на то, что за окном было плюс два градуса и ярко светило солнце, из-за непрерывно дующего в сторону озера пронизывающего «Биза» , складывалось ощущение, что на улице никак не меньше минус семи.
Однако мсье Эффиаль поначалу вовсе не чувствовал холода, поскольку, для поправки здоровья, сделал из серебряной портативной фляжки пару глотков своего любимого аквитанского коньяка, в слабой надежде, что это сумеет отвлечь его от событий вчерашнего вечера, которые мутным бельмом непрестанно маячили у него перед глазами…
…В аудитории «Кубертен» Олимпийского музея Лозанны, больше напоминавшей рассчитанный на двести посадочных мест с персональными столиками современный 4D кинотеатр, нежели конференц-зал, свободных белых откидных кресел практически не осталось. Когда освещение потускнело, а лучи софитов сосредоточили внимание всех приглашённых в направлении стоявшей справа от огромного жидкокристаллического экрана трибуны, к ней бодрой походкой подошёл довольно известный в околоспортивном мире пожилой человек невысокого роста в строгом костюме, но без галстука, и атмосфера зала мгновенно взорвалась бурными аплодисментами.
Произнеся несколько дежурных и приветственных фраз, поблагодарив всех присутствующих в зале официальных лиц, почётных гостей и глав делегаций, он торжественно провозгласил считать учредительную конференцию Глобального Антидопингового Департамента открытой. И, как и было предусмотрено регламентом, право первого слова было предоставлено ему, Президенту Французского Олимпийского Комитета, господину Жан-Жаку Эффиалю.
Пока мсье Эффиаль медленно спускался на негнущихся ногах к сцене, его душу и внутренности раздирали самые противоречивые чувства. С одной стороны, он был полностью согласен с тем, что нельзя оставаться в стороне равнодушным и безучастным к тем событиям, которые произошли прошлым летом во время многодневной велогонки «Тур де Пранк», когда из стартовавших 189 спортсменов до финиша «доехали» менее половины, и что необходимо, в этой связи, принимать радикальные, срочные и неотложные меры, чтобы противостоять этому злу. Одновременно с этим, он также прекрасно понимал, что после произнесённой им речи, обратного пути для всего мирового спортивного мира уже никогда не будет, поскольку все полномочия по борьбе с допингом будут переданы в создаваемую независимую структуру, которая, будучи закрытой и непрозрачной и, следовательно, бесконтрольной, начнёт действовать решительно и стремительно в своих собственных интересах, а если быть точнее, в интересах создающего её сейчас глобального бизнеса, заинтересованного в функционировании подобной организации больше, чем кто бы то ни было.
Несмотря ни на что, заранее заготовленная спичрайтерами для его выступления десятиминутная речь была произнесена и Президент Французского Олимпийского Комитета, господин Жан-Жак Эффиаль под громогласные овации зрительского зала вернулся на своё законное место.
Как-то глупо прозвучала с трибуны тирада о том, что «нужно незамедлительно срубить головы этой Лернейской гидре, причём быстро и все до одной», поскольку он ещё со школьной скамьи помнил о том, что стоило этой твари отрубить одну голову, как на её месте сразу вырастали две новые.
Потом были выступления других специально приглашённых для этого гостей конференции, а, по окончании, разумеется, состоялся фуршет, на котором мсье Эффиаль, обмениваясь ничего не значившими бессодержательными фразами, смакуя шампанское, неторопливо жевал канапе. Он поочередно стоял то за одним, то за другим круглым столиком, будучи всё время в окружении известных спортсменов, бизнесменов и официальных лиц, которые травили анекдоты и байки. Одним словом, все уважаемые гости учредительной конференции ГАДа делали всё то же самое…
…Около восьми уже основательно продрогший мсье Эффиаль вышел с балкона, неторопливо оделся и, поскольку мадемуазель Жаннетт по-прежнему не просыпалась, спустился один в фойе отеля «Ch;teau d'Ouchy» на первый этаж, где плотно позавтракал на застеклённой террасе шикарного ресторана, интерьер которого был оформлен в средневековом стиле ампир.
Скорее машинально, нежели из-за постоянно терзавших его непонятных треволнений, мсье Эффиаль осторожно просунул руку во внутренний карман своего тёмно-зеленого твидового пиджака и тут же успокоился. Лежавший в нём со вчерашнего вечера конверт с выписанным на его имя банковским чеком – на сумму один миллион американских долларов – был на месте…
(февраль 2018 – апрель 2020 гг.)
Троянский конь
© Copyright: Александр Мурасеев, 2020
Свидетельство о публикации №220042000792
Свидетельство о публикации №220042000792
Рецензии
После прочтения произведение вызывает очень противоречивые чувства.. Но не забегая далеко вперёд если оценивать рассказанную историю с самого начала, хочется сказать что уже с первой главы становилось понятно и очевидно, куда идёт эта история и в какое русло, но насколько глубоко будет вскрыта та неумолимая правда, о которой повествует автор, становится понятно лишь последовательно переходя от одной главы к другой, постепенно по кирпичику выстраивая масштабы и степень гнусности, открывая бездну безысходности и апогея порочности современного общества. Отвлекаясь от главной цели произведения нельзя не отметить своеобразный стиль автора отходить от главной сюжетной линии и вставлять в своё повествование совершенно иные истории, по своей содержательности и художественному образу достойными отдельной книги. И если на первый взгляд эти отдельные истории могут показаться совершенно чуждыми главной линии сюжета, на самом деле являются ключами к тайным дверям, открывающим глубинные причины тех казалось бы необъяснимых поступков персонажей этой истории. Художественные обороты, многочисленные сравнения и недвусмысленные намёки на исторические и реальные события, внимание к деталям и глубина познаний автора не оставляют равнодушным и безусловно заслуживают внимания читателя. Но финал безжалостно перечёркивает всё полученное в процессе прочтения впечатление.
Так уж повелось что читатель привык ожидать наличия главного героя произведения или даже нескольких героев. Но подобные ожидания на сей раз будут тщетны. До самого конца этой истории хочется увидеть персонажа, который и окажется в итоге тем самым спасителем человеческих душ в этой истории, но этого так и не происходит. Тут нет героев и нет личностей. В отличии от Содома и Гоморры тут не найдётся хотя бы одного праведника, пусть даже второстепенного персонажа, который хотя бы в мыслях осудил всю порочность и алчность окружающего мира. Даже сам автор сохраняет молчание, оставаясь в стороне лишь беспристрастным наблюдателем описываемых событий. И вот это абсолютное единодушие рассказчика и участников событий приводит к ужасающей до самой глубины сознания мысли, что окружающий мир людей бесповоротно несётся с бешенной скоростью к своей неминуемой гибели. У общества, где за деньги можно закрыть глаза на любое даже самое гнусное и отвратительное деяние и назвать преступление обыкновенной оплошностью или нелепой случайностью, где за деньги любого, даже самого добродушного, отзывчивого и порядочного человека могут назвать подлецом, вором и убийцей, у такого общества нет права на существование. Разумеется такое общество уверено в обратном, и в этом заключена вся трагичность существования всего человечества, которое не видит и не хочет видеть ту пропасть, в которую само себя устремляет неотвратимо и бесповоротно. Финал книги даёт впечатление, что безучастный автор тем самым говорит "что всё так и должно быть и иначе быть не может", с чем категорически нельзя согласиться и возникает желание просто сжечь только что прочитанную книгу, дабы её моралью не прониклись те, кто так же наподобие персонажей книги готов оправдать свои гнусные поступки бесполезностью борьбы с системой и ничтожностью человека перед глобальными и всесильными корпорациями зла.
Тарквиний 02.08.2020 23:48 • Заявить о нарушении
Так уж повелось что читатель привык ожидать наличия главного героя произведения или даже нескольких героев. Но подобные ожидания на сей раз будут тщетны. До самого конца этой истории хочется увидеть персонажа, который и окажется в итоге тем самым спасителем человеческих душ в этой истории, но этого так и не происходит. Тут нет героев и нет личностей. В отличии от Содома и Гоморры тут не найдётся хотя бы одного праведника, пусть даже второстепенного персонажа, который хотя бы в мыслях осудил всю порочность и алчность окружающего мира. Даже сам автор сохраняет молчание, оставаясь в стороне лишь беспристрастным наблюдателем описываемых событий. И вот это абсолютное единодушие рассказчика и участников событий приводит к ужасающей до самой глубины сознания мысли, что окружающий мир людей бесповоротно несётся с бешенной скоростью к своей неминуемой гибели. У общества, где за деньги можно закрыть глаза на любое даже самое гнусное и отвратительное деяние и назвать преступление обыкновенной оплошностью или нелепой случайностью, где за деньги любого, даже самого добродушного, отзывчивого и порядочного человека могут назвать подлецом, вором и убийцей, у такого общества нет права на существование. Разумеется такое общество уверено в обратном, и в этом заключена вся трагичность существования всего человечества, которое не видит и не хочет видеть ту пропасть, в которую само себя устремляет неотвратимо и бесповоротно. Финал книги даёт впечатление, что безучастный автор тем самым говорит "что всё так и должно быть и иначе быть не может", с чем категорически нельзя согласиться и возникает желание просто сжечь только что прочитанную книгу, дабы её моралью не прониклись те, кто так же наподобие персонажей книги готов оправдать свои гнусные поступки бесполезностью борьбы с системой и ничтожностью человека перед глобальными и всесильными корпорациями зла.
Тарквиний 02.08.2020 23:48 • Заявить о нарушении