Царь Борис. 10. Обман

Бояре   верные  Борису  донесли:
Победа над Лжедмитрием – обманна.
Дружины  ляхские, набравшись сил,
Идут к Москве, то мирно, а то бранно.

И с ними, непокорных всех карая,
Идёт  Корела - атаман известный.
Народ же русский, Северского края,   
Расстриге присягает  повсеместно.

Доклад  Царю   Семёна  Годунова,
(Борис Семёну  верил,  как себе),
Корявою  безжалостностью слова,
Открыл всю купность набежавших бед.

Русь взбунтовалась в городах и сёлах,
В монастырях,  станицах,   хуторах.
В крови, слезах, разгульности весёлой,
Творит   грехи  и   кается в  грехах.

С обидной болью, горькою досадой
Всё это в голове  всплывёт потом:
Когда в карете,  улицей   Посада,
Царь проезжал погожим, синим  днём.

Сияло солнце.  Было воскресенье.
Народ,  после заутрени,  толпясь,
Глуша округу общим возбужденьем,
Схватился в потасовках, горячась.

Люд оголялся в чувствах несусветных:
Всем стало не до звонов  и молений.
Не до роскошной  расписной  кареты,
Пред коей ранее валились на колени.

Отосланный для выясненья Кравчий,
Вернулся с видом плутовато-хитрым:
«Не спор,- донёс Царю, - а вой собачий.
Про Гришку да какого-то  Димитрия».

В Царя пахнуло, словно из гробницы.
Свет  белый   загустился  чернотой.
Пытается  во тьме  перекреститься -
Не  может  даже  шевельнуть рукой.
               *          *          *
Вернувшись в Царские свои покои,
Борис, убитый этим днём весенним,
Себя на благость кое-как настроив,
Зашёл в светлицу дочки своей Ксении:

«Ну что, горлинушка моя, скучаешь,
Вдовством невесты, не побыв женой?
О женихе покойном всё вздыхаешь?
Знай: горе мыкать вместе нам с тобой…»

«Тоскую , батюшка, печалюсь глубко»,-
Сказала  дочь, сроня слезу на пяльцы:
Ткут-вышивают  голубя с голубкой
Царевны ловкие, изнеженные пальцы.

«И-и, милая,  да будет свет в оконце!-
Вскочила нянька,  глядя  в  образа.-
Взойдёт опять твоё  златое  солнце,
Иссушит слёзоньки  в  твоих  глазах…».
 
«То правда, - тихо  поддержал  Борис.-
Твою печаль  приемлю   как отец.
Молюсь  за  нас.  И ты, дитя, молись…
Ох, как же тяжек Царский мой венец!»
               *          *          *
Под вечер, о дневных переживаньях,
Поведал он   жене  своей Марии,
Упомянув  и  дочери страданья,
И  смуту,  угрожавшую   России.

«По воле Бога, всё к летАм и к месту, -
Нахмурилась жена. – Да, жизнь  лиха!
Но сыну Фёдору  сыскать бы нам невесту.
Для  дочери  найти б вновь   жениха».
               *          *          *
В опочивальню  заселилась ночь.
Явилась,  как обычно,  не стучась, -
Её  не  отменить,  не  превозмочь.
В  помин по дню горит уже свеча.

Взлетая,  светит пламя всем в ночИ
И,  добровольно  обжигая  воск,
Приносит в жертву плоть своей свечи…
Не  тут  ли  сути жизненной вопрос?

Ведь человек,  сгорая во страданьи,
С молитвой Небу,   искупляет  грех,
Чтоб в вечно чистом и нетленном пламени, 
Искрою Божьей устремляться вверх.
 
«Возможно, так.  Но   это не по мне.
Вздохнул Борис. – Нет для меня поруки!
В   земном  горю  я  адовом огне.
Не в пору ль прекратить все эти муки?»