Приливы, отливы, течения...

ПРИЛИВЫ, ОТЛИВЫ, ТЕЧЕНИЯ...

Дело было во второй половине восьмидесятых. Советский спецтанкер, выполнив свою тайную задачу в районе Японского моря, лежащем куда ближе к Хонсю, чем к нашему Приморью, лёг на курс в базу – бухту Павловского. Японский сторожевик, более суток державшийся параллельно танкеру, убедился, что русские не намерены больше с неизвестными целями ходить туда-сюда посреди пустынного моря и спокойно убираются к себе, тоже двинулся домой.
Если бы потомки самураев знали эти цели, они не были бы так спокойны. – Танкер сливал под винты жидкие радиоактивные отходы – ЖРО.
Конечно, район слива был выбран не случайно. – Его определяли с учётом направлений морских течений, так, чтобы ничего из растворённых в воде радиоактивных веществ не принесло к нашим берегам. И наоборот, подумает читатель. Однако это не так: никогда и никем задача залить побережье Японии радиоактивной отравой не ставилась.
Тысячекратно разбавившиеся морской водой ЖРО должны были через сотню-другую миль бесследно раствориться в колоссальной толще вод, да и течение, проследовав через Корейский пролив, исчезло бы где-то по пути к Индийскому океану. Но кто же учтёт все флуктуации этих течений… Лишь бы не к нам… Опять же, холодная война была в самом разгаре, а в ней всё так и обстоит: всё, что ослабит врага, нам на пользу.
Командир танкера капитан 3 ранга Н. был доволен результатом выхода в море: задачу выполнил точно по приказу. Экипаж в море действовал отлично, техника и связь не подвели и враги не сильно мешали. После первичной дезактивации большая часть экипажа получила разрешение на заслуженный отдых. На постах оставалась только ходовая вахта.
Н. отпустил вахтенного офицера и сам выполнял его обязанности. Обстановка была спокойной: шли вдали от районов судоходства и рыбацкого промысла. Штилевое море блистало в лучах яркого августовского солнца. Мерный далёкий стук машины действовал успокаивающе. Мысли повернулись к берегу.
Н. с улыбкой представил, как, ошвартовавшись в Павловске и проведя окончательную дезактивацию, он высвистает к себе кого-нибудь из находящихся в базе друзей-однокашников, организует баньку. Перед ней под свежую рыбку можно будет слегка употребить из запотевшей бутылочки «шильца» на лимонных или апельсиновых корочках. Начнутся воспоминания о родном училище, однокашниках, зайдут, ясное дело, разговоры о женщинах: о чём же ещё говорить морским офицерам, когда пару-тройку рюмок дёрнешь…
Эх, женщины… – У Н. с ними, точнее сказать, с женой, как-то не очень ладилось последнее время. Какой-то холодок пробежал. И вроде бы не успели надоесть друг другу: корабельная служба не позволяет, и возраст – слегка за тридцать – не даёт к тому повода, а на тебе… Вот и сейчас, строя планы на возвращение в базу, не о доме, о встрече с семьёй, объятиях жены подумал в первую очередь.
Размышления-мечтания-сомнения командира прервали связисты: командный пункт флота приказал изменить план перехода и следовать в бухту Большого Камня для приёма ЖРО от завода «Звезда», после чего планировать новый выход на слив.
Большой Камень – небольшой город на берегу Уссурийского залива, раскинувшийся вокруг бухты, давшей ему название. Вся жизнь горожан сосредоточена вокруг двух заводов и достраивающихся или ремонтирующихся в них подводных лодок.
С подлодками, с их реакторами, и связано было задание спецтанкеру. – Образовавшиеся при замене главной энергетической установки радиоактивные отходы – как жидкие, так и твёрдые – подлежали утилизации, в том числе и путём сброса в море.
Приём ЖРО на борт – операция ответственная, опасная, имеющая много нюансов и жёстко расписанная в руководящих документах. Одно из их требований – во время приёма направление течения в акватории должно быть на выход из неё. – Понятно, чем оно диктовалось: в случае пролива за борт радиоактивная вода должна уходить в море, а не к населённому берегу. В бухте Большого Камня течения были только приливные и отливные и рассчитывались они с помощью «Таблиц приливов».
Командир с получением приказа флота вызвал на мостик штурмана и произвёл с ним необходимые расчёты. Выходило, что, следуя экономичным ходом, каковым они в этот момент и шли, швартовка придётся как раз на окончание отлива за два часа до ужина следующего дня.
Приём любых радиоактивных отходов запрещено производить в тёмное время суток, потому Н. приказал старпому и командиру БЧ-5 планировать начало спецмероприятий – а приём ЖРО в полной мере относится к ним – на 10 часов следующего за швартовкой дня.  Этим распоряжением он убивал нескольких зайцев. –  Команда успеет окончательно дезактивировать корабль, нормально отдохнуть, а утром провести полноценные осмотр и проворачивание оружия и технических средств. Офицеры и мичмана успеют сходить на берег – кто знает, как пойдёт приём, будет ли ещё такая возможность.
Себя Н. тоже не забыл и, поскольку старпом был на сходе в ночь перед выходом, решил оставить его на борту, а самому поехать к семье в Тихоокеанск. Он связался с командиром такого же корабля, ошвартованного в бухте Павловского, и попросил как-нибудь организовать перегон его «копейки», оставленной там же, в Павловске, в Большой Камень. Коллега пообещал направить одного из мичманов, проживающих в Большом Камне: тот, дескать, только рад будет доехать на машине, а не на перекладных, а ключи оставит у диспетчера «Звезды».
Всё складывалось наилучшим образом и чувство приподнятости не оставляло командира до самой швартовки. Солнце августа всё так же сияло, воздух слегка охлаждался ветерком с моря, пели птицы, перед заводоуправлением вовсю цвели ярко-оранжевые астры. Синяя «Ласточка», как обычно, завелась с полоборота. Отдалённо щемящая мысль об охлаждении с женой отодвинулась куда-то на задворки. Всё наладится!
Вырулив с заводской стоянки на городскую улицу, Н. застрял у первого же светофора: гаишники помогали вырулить из дворов длиннющей фуре и перекрыли всё движение. Тягач отчаянно дымил и дёргался вперёд-назад, но прицеп не желал вписываться в узкие повороты дворового проезда. И как он туда забрался? Процесс затягивался. «Ну, вот, так хорошо всё начиналось…» – подосадовал Н.
– Командир, почему нос задираем и не замечаем? – окликнул его весёлый женский голос. – Перед открытым окном машины на тротуаре стояла молодая шатенка в облегающем великолепную фигуру открытом тёмно-зелёном платье. Её улыбка и взгляд явно говорили, что она знакома с Н., и совсем не по работе. Тот поначалу не мог сообразить, откуда эта красотка знает его. Хотя…
– Лена? Синицына? – Я что-то и не узнал сходу. Да и не мудрено – так похорошела…
– Не Синицына, а Станицына! Забыли, Александр Викторович, а обещали-то, как обещали помнить, – смеялась молодка.
И она была права: познакомившись с Леной 23 февраля на свадьбе своего штурмана, командир попал под её обаяние. Девчонка звонко и весело пела, здорово танцевала, неизменно побеждала в шутливых конкурсах и подчас отвлекала внимание гостей от жениха с невестой, хотя они были прекрасной во всех отношениях парой. Не мудрено, что, когда невеста обратилась к Н. с просьбой помочь своей подруге с устройством на военную службу, он искренне пообещал сделать это: Лена, по его словам, украсит любой строй.
Правда, дальше этого разговора дело не пошло. – Вскоре штурман сообщил командиру, что по настоянию мужа планы Лены изменились. За прошедшие полгода встреча с ней почти стёрлась из памяти и вот, она опять перед ним…
– Я не забыл, Лена. Просто давно в Большом Камне не был. Да и встреча неожиданная. Что же ты стоишь? – Садись, подвезу.
Фура наконец выбралась на улицу и Н., вполуха слушая Лену, развернулся в сторону Андреевки – рыбацкой деревушки у самой окраины города. Пока Лена рассказывала об изменениях в своей жизни – она перешла из школы, где работала учительницей географии, в библиотеку завода, о чём, как пояснила, абсолютно не жалеет, они доехали до небольшого дома, где жила её подруга.
– Вот, сшила платье, хочу перед подругой похвастать.
– Платье замечательное. Подруга, наверное, обзавидуется. Но дома ли она? – На калитке замок-то.
Минут пятнадцать подождали в разговорах на общие темы – прекрасная погода, дефицит бензина и колбасы, несносные дети в школе… Подруга не появлялась. Когда Н. в очередной раз взглянул на часы, Лена решительно заявила, что ждать больше не стоит: подруга никогда не отличалась обязательностью и хорошей памятью и точно же забыла недавний уговор о встрече. Менее решительно осведомилась, нет ли у командира желания выпить на берегу вина, приготовленного для «обмывания» платья.
– Отчего же не выпить в компании с красавицей… У меня, вон, и десерт имеется – в бардачке шоколадка дождалась своего часа.
В последующем разговоре о перипетиях насаждаемого Горбачёвым сухого закона и путях его преодоления они и не заметили, как оказались у моря. Берег был низок, тёмный песок влажен и плотен и доехать прямо до воды не составило труда.
Бухточку подковой охватывали далеко выдвинувшиеся вперёд мысы – один,  возвышающийся над местностью, поросший леском, скрывал её от близкого города, второй же, напротив, был так низок, что невозможно было увидеть, где зелень его невысокой травы переходит в морскую синеву. За ним открывалась гладь Уссурийского залива – до самого Владивостока. Далее, на линии горизонта, среди колышущегося  марева нагретого воздуха, залив сливался с Японским морем. Тёплый воздух был неподвижен, на высоком мысу пели птицы, в траве стрекотали кузнечики. Зеркало бухты изредка нарушалось всплесками рыбы.
Царящее в природе умиротворение погасило прежние волны сомнений и колебаний в душе командира, а близость молодой красавицы пробудила некое подобие гусарства, дистанцию с которым он держал уже лет десять, с курсантских пор, со времени знакомства с будущей женой.
Бутылка сухого вина без труда открылась при помощи отвёртки – штопора в машине отродясь не водилось. В бардачке нашёлся складной стаканчик. Багажник был застелен газетой и шоколадка украсила импровизированное застолье.
Слово за слово, улыбка за улыбкой, шутка за шуткой… Смех Лены становился всё более волнующим, изгибы её тела – всё привлекательнее. И кровь по венам быстрее побежала. И мысли греховные, ещё задавливаемые, всё чаще стали пробиваться из подсознания. Да и как им было не пробиваться: Елена действительно была прекрасной. Хорошее вино тоже делало своё дело и стремительно размывало все преграды.
И вот парочка уже в машине: лёгкая морось, неизвестно откуда, но так вовремя, взявшаяся в этот солнечный вечер, заставила перебраться с вином под крышу. А «Жигуль» – он тесноват, и рука в руке – это так естественно. Сокращалась и нефизическая дистанция: стало возможным поделиться наболевшим – о ревнивом – беспричинно! – муже, о придирающейся – куда как беспричиннее! – свекрови, о том, что некому и рассказать всё об этом наболевшем…
И так вдруг захотелось заглушить эту боль, так потянуло к этим искренним глазам! И никак уже не оторваться от сладких губ! И рука уверенно тянет рычажок сиденья, а спинка неожиданно легко и плавно откидывается! И тугой галстук уже срывается, и руки скользят по скользкому шёлку и нежному телу! И тёплые женские руки обвивают твою шею, и…
  Приподнявшись, чтобы скинуть уже расстёгнутую рубашку, Александр мельком увидел какое-то несоответствие в недавно виденном пейзаже. Через долю секунды понял, какое: почти газонная трава пологого мыса вся была в воде и только короткая зелёная щетинка выглядывала из-под неё. Ещё не осознавая причину столь разительной перемены, он вырвался из объятий Лены, изрядно её испугав, и выскочил из машины.
Выскочил прямо в воду: «ласточка» была ею окружена. Правда, всего на пару-тройку метров, и глубина не более двух-трёх сантиметров…
– Лена, это же прилив! И как я о нём забыл! Уезжаем!
Легко сказать, уезжаем… – Песок, совсем недавно такой плотный, стал вязким и не желал расставаться с машиной. Раскачка вперёд-назад не помогала: удалось продвинуться назад всего на какие-то полметра. Газовать было бесполезно: колёса только увязали.
– Лена, садись за руль, а я буду толкать.
– Я же не умею! – взмолилась растрёпанная, испуганная, но всё равно красивая Лена.
- Тут ничего не надо уметь, только держи руль прямо и дави на газ по моей команде.
Перебравшаяся с пассажирского сиденья за руль Лена и взаправду не умела: газанула так, что колёса стали зарываться. Александру пришлось посадить её назад – для улучшения сцепления колёс с почвой, а самому избрать другую тактику. – После небольшой раскачки он двинулся вперёд, не обращая внимания на крик Лены, что они едут прямо в море, и поворотом вправо вывел машину на только что залитый пляж. Маневр длился всего-то несколько секунд, но тянулись они долго, особенно когда брызги стали долетать до лобового стекла: была опасность залить свечи.
- Ура! Вырвались! А я так испугалась!
Увы, радость Лены была преждевременной. – На выезде с пляжа, перед самым подъёмом к подъездной дороге, даже в сухую погоду машины ожидала огромная и довольно глубокая лужа, в которой запросто застревали легковушки. Сейчас же она слилась с подошедшей водой и край, по которому её обычно объезжали, определить было невозможно. Александр забыл о ней и был за забывчивость наказан: застрял, и никакие попытки выбраться не помогли.
Тогда Лена, понимая свою никчемность за рулём, сделала именно то, что надлежало: сняв свои модные туфли, она выбралась из машины и стала её толкать, упершись в багажник. На удивление, помощь её оказалась эффективна – сначала нехотя, на малом газу, а потом всё увереннее, машина пошла вперёд и скоро легко выскочила на сухой подъём.
Остановившись на подъездной дороге, Александр, улыбаясь, вышел благодарить свою помощницу и понял, что «дурацкая улыбка» – это о нём. Да и как ещё можно назвать улыбку при виде забрызганной грязью – по самую макушку! – женщины. –Струйки грязной воды стекали по её лицу и груди, цвета платья разглядеть не было никакой возможности, ничто не напоминало об элегантной причёске. И только весёлые глаза выдавали прежнюю Лену.
– Ну, Александр Викторович, придётся вам покупать мне новое платье! А что я мужу скажу…
Имя-отчество, упоминание о муже… – Прошло волшебство, осталась тыква… И хрустальная туфелька утонула в грязной луже…
Лена попросила отвезти её к сестре: не пойдёт же она в таком виде домой. Ехали, со смехом вспоминая своё несуразное приключение, но не было в разговоре прежней лёгкости, радости. Так и расстались – с разочарованием и без обещаний.
Н. вернулся на корабль. – После произошедшего он ощущал себя не то чтобы обманщиком – ничего непоправимого ведь и не случилось, но чувство вины перед женой уже настигло его: он не смог бы этим вечером смотреть в её честные глаза – глаза любящей и любимой – конечно же, любимой – женщины.
Время было не позднее и старпом вполне успевал на автобус до Тихоокеанска, чем он с разрешения командира с удовольствием и воспользовался. Командир же, обойдя корабль и убедившись, что всё идёт, как надо, взялся решить мучавший его вопрос о приливе на пляже.
«В Уссурийском заливе приливы незначительные, неправильные, полусуточные» – прочитал он в лоции. Что неправильные, это точно… Со всех точек зрения. С полусуточными можно согласиться. Но «незначительные» – это явно не про сегодняшний прилив. «Средняя высота сизигийного прилива 0,15 – 0,25 м» – ну, нет, 15 сантиметров не залили бы пляж, а вот 25 до него вполне достали бы. «При наибольших склонениях Луны (тропический прилив) 0,24 – 0,33 м» – это уже ближе к нам. «Наибольшая возможная не превышает 0,4-0,5 м» – ну, полуметра-то там точно не было.
Получив от дежурного по кораблю «Таблицы приливов», Н. рассчитал высоту прилива в 32 см. Для верности взял ТВА-57 – «Таблицы высот и азимутов светил» – и убедился, что всё сходится: Луна была в наибольшем склонении. Правда, её не было видно, но Солнце-то как ярко светило. В общем, тропический прилив, будь он неладен!
Следующий день прошёл без приключений – как на корабле, так и дома. Семья встретила Александра радостно, а он постарался ответить любовью и вниманием. Но чувство вины перед женой долго не оставляло его. Может, и полезным оно было: больше ничто и никогда не омрачало его отношений с женой.
Только вот «Таблицы приливов» с тех пор Н. ни разу не брал в руки. Штурман считал, что это от доверия командира к его знаниям и опыту…

21.04.2020.