Шнурок

                Шнурок
    В детстве я был очень медлительный, настоящий или настоящая копуша. Когда в детской передаче возникали Шустрик и Мямлик, я всегда переживал за неудачи Мямлика, который явно не тянул, был с проколом в голове, и держали его в передаче, очевидно, для морального назидания. Во-первых, что бы было видно, что Мямлику путем психотехники можно внушить правильные социальные установки и сделать его «Счастливым Мямликом». А, во-вторых, ради раннего развития чувства толерантности среди младшего детского возраста.  Но Мямликом я был взаправдашним и из детского сада меня исключили после первого дня. После тихого часа начались какие-то танцы-хороводы и, естественно, все дети, обувшись после сна, принялись что-то хороводить под громкое и веселое фортепьяно. Все, кроме меня, поскольку, как и положено Мямлику, я завязывал шнурки на своих ботинках долго, очень долго. И еще очень долго – все время пока дети плясали в большой зале, который казался огромным, где вдоль стен были расставлены стулья с детскими сумочками, и еще потом, когда они играли в какие-то игры, которые требовали передвижения по желто-красному, натертому воском паркету и еще позже, когда нужно было переместиться в другую комнату, где были уже тихие игры на столах. 
    Ботинки были большие, из красно-коричневой мягкой кожи и шнурков у них было много, даже слишком. И чем больше я старался в них разобраться, тем более бедственным становилось мое положение, поскольку, стремясь распутать я их только все больше запутывал. В общем, с психотехниками работа там велась плохо, да и чувство толерантности они не очень развивали в сообществе, поскольку, когда отец пришел забрать меня вечером, воспитательница детского сада кратко сказала ему: «Не детсадовский. Не получится». Отец был авиационный инженер, двигателист, преподававший в Жуковке, где среди его слушателей были и те самые космонавты, включая «первого», и он привык, что если  говорят, что эта болванка не полетит, даже если ты ее лаком покроешь, значит, не полетит. Мямлики не нужны в детском саду.
     Мямлики вообще нигде не нужны, — это было сообщено со всей решительность ответственного педагога, стоящего между миром детства и взрослым миром. Так, в своей жизни я впервые ощутил привкус изгойства, изгойства из большого мира, сидя с отцом на лавочке на Пушкинской площади, под падающим грустным снегом, подсвеченным фонарями, прямо под поэтом, невозмутимо взирающим на нас со своей высоты.
«И что же мы теперь будем делать?», спросил меня отец, который понял, что изделие нестандартное.  Мы выпили кофе с пончиками в кафетерии, прямо напротив памятника поэту – вот что мы сделали.
   Если ты Мямлик, то и не надо притворяться, ничего хорошего из этого не выйдет. В пятый класс хорошей школы, в новом районе, куда ты переехал из центра, тебя не примут, потому что, «Никогда, никогда в моем классе, не будет учиться человек, который делает двенадцать ошибок в одном предложении и не умеет писать слова «корова» и «скамейка!». «Никогда! - Искра  Андреевна, а она, и правда, была с буйной рыжей копной волос, свесилась через перила и кричала мне вслед, через пару пролетов, пока я, получив очередную карточку Мямлика, бежал по лестнице через две ступеньки от ее всеиспепеляющего гнева, - никогда не видела  такой фанатической неграмотности!». Наверное, она могла бы меня задушить, или четвертовать, думал я, когда ночью просыпался, видя опять перед собой лестницу, уходящую в преисподнюю, в которую меня провожает Искра Андреевна, злорадно наблюдающая через все пролеты мое падение.

   Психотехника, которая должна внушить правильные социальные установки работала и социальные установки начали потихоньку изменяться. Ну, если ты Мямлик, так и получай кулаком по скуле, когда шпанистая группка из района, что у кинотеатра, поджидает тебя вечером у выхода: еще один урок толерантности и солидарности – ходи в кино с приятелями со своего двора, да не забывай тоже что-нибудь в карман. Но Мямлик не отпускал – сочинения, в классе я сдаю последним, когда уже никого нет и учительница проверила все предыдущие, «Ну, Мямлик, что там у тебя, это все - ты уже пишешь четыре часа. Побойся Бога, мне надо домой». Бога я не очень боялся, а если начистоту, то совсем не боялся, учительница была толерантная и, к тому же, красивая и она опять повлияла на мои социальные установки, но мне просто почему-то не хватало времени. Быть Мямликом, это значит двигаться очень быстро или очень медленно? Для птицы, пролетающей через ветви дерева, мы все – стоим на месте так же, как это дерево, а для улитки – летящей птицы или едущей машины, просто не существует. Нужно ли мне было ускориться или, наоборот, замедлится, чтобы совпасть со своим временем, чтобы подойти к финалу вовремя, когда дети одевают ботиночки и становятся в круг?

   Как-то, отвечая на вопрос, «как тебя зовут?», я сказал, как обычно: «Мямлик», и лишился имени. Я пошел к учителю и сказал: «Учитель, я хочу научится быть быстрым» «Каким быстрым?», - спросил учитель. «Быстрым как ртуть» почему-то сказал я, вспомнив не ртуть, а свинчатку, которой шпана била по скуле после фильма.  Хорошо», сказа учитель, я научу тебя быть быстрым как ртуть, и он научил меня быть быстрым как ртуть. Теперь я мог поймать стрелу не лету, видеть большое как малое, а малое как большое, смотреть не мигая,  угадать номер трамвая, появляющегося из-за угла и прочесть мысли собеседника прежде, чем нейроны в его голове, оформят сигналы в соответствующих зонах мозга.
 
  Теперь, когда я бывал Мямликом, я чувствовал себя животным, пред которым простирался величественный, небывалый ландшафт, похожий на последние кадры фильма «Меланхолия», где над миром в абсолютной тишине, неподвижно зависла планета Меланхолия. Фантастическая красота мира в деталях, который наконец остановился, чтобы его разглядеть.  Когда я был Быстрым как ртуть, я был другим животным, которое знало, откуда идет смерть, какие травы полезны и для чего, и в темноте я видел мысли других животных, а мир для меня тоже остановился, но совсем иначе – как у птицы, летящей сквозь ветки.  Во сне я был кем-то еще, кого невозможно описать.  Но Шустриком я так и не стал, повторяя частично путь Форест Гампа. Я все также пишу уже не с двенадцатью, но пятью ошибками на странице или в предложении – как повезет, не успеваю к дедлайну и все никак не могу развязать узлы на шнурках на том самом ботинке. Учитель говорит: «Причем здесь скорость? Его нужно просто развязать, если ты конечно хочешь». А мне становится играть с ним все интереснее и интереснее. Слова «скамейка» и «корова» я выучил, но это единственное, что я знаю твердо.