Слесарь и выборы

Слесарь и выборы.
Рассказ. Посвящается памяти В. Войновича

      Эта невероятная история началась в мае, когда до выборов было ещё очень далеко. Слесарь Иван Петрович Ивашкин возвращался домой в нетрезвом состоянии, хотел было перейти улицу по пешеходному переходу, как вдруг откуда ни возьмись появился чёрный мерседес и на большой скорости проехал прямо перед носом Ивашкина. Слесарь едва успел сделать шаг назад, чтобы не попасть под колёса. Машину, которая мчалась на большой скорости, трудно было не узнать. Она принадлежала местному миллионеру Мелентьеву, которого Ивашкин знал с детства. В 90-е Мелентьев быстро пошёл вверх, разбогател, а потом ещё и стал депутатом.
      Вмиг протрезвев, слесарь шёл домой и вспоминал о Мелентьеве – о том, как раньше он был нормальным парнем, жившим на  соседней улице (росли вместе!), а теперь зазнался, на людей внимания не обращает. Придя к себе, слесарь выпил ещё для храбрости и принял неожиданное решение написать письмо в Москву. Писал он, жалуясь на жизнь, на власть, на местных политиков: ходишь, голосуешь за них, а им на всё наплевать. И кому нужны такие выборы? Увидев, что на обратной стороне листа ещё осталось место, Ивашкин зачем-то дописал, что директор завода, где он работает, сильно пьёт (как будто у них на заводе кто-то не пил!), назначил свою любовницу секретаршей, а также о том, что в заводской столовой пропал джем, который раньше входил в состав комплексного обеда. И теперь рабочие платят те же деньги за тот же обед, но уже без джема.
      Запечатав письмо, Ивашкин написал на конверте адрес и тут же отнёс его на почту.
      На следующее утро слесарь долго пытался вспомнить, что именно он писал в этом письме. Но каждая попытка воспоминания приводила к тому, что голова шумела ещё сильней. Помнил он только то, что адрес и фамилия получателя на конверте были указаны так неточно, что даже у письма чеховского Ваньки Жукова и то было больше шансов дойти по назначению. На том душа Ивашкина и успокоилась.
      Прошло четыре месяца. Однажды в субботу ненастным сентябрьским утром в квартире Ивашкиных раздался телефонный звонок. Трубку поднял глава семьи.
      - Ивана Петровича будьте добры! – попросил любезный, вежливый, сразу видно – интеллигентный – голос.
      - Что вам надо? – пробурчал сквозь сон слесарь.
      - Вас беспокоят из Москвы, я помощник Виктора Степановича …(тут голос назвал фамилию известного федерального чиновника, которого постоянно показывали по телевизору). Мы получили Ваше письмо, Иван Петрович! И завтра Вы сможете встретиться с Виктором Степановичем, он ответит на все ваши вопросы.
      Слесарь молчал. Он сосредоточенно пытался сообразить, кто его разыгрывает. Кому он говорил о письме? – Да вроде, никому. Но ведь не может же быть, что это правда, что чиновник столь высокого ранга приедет в их богом забытый городишко, чтобы встретиться с ним, с Ивашкиным. Бред какой-то!
      - Встреча завтра в три часа в здании городской администрации. Будьте готовы! – добавил вежливый голос и повесил трубку.
      Весь день слесарь ходил сам не свой. К вечеру он уже готов был поверить, что всё это ему приснилось, и никто к нему завтра не приедет, но в воскресное утро в то же самое время раздался звонок, и тот же вежливый голос напомнил, что его, Ивашкина, ожидают в три часа в здании городской администрации.
      Всё утро слесарь ходил с глупой улыбкой на лице. Он вспомнил слова своего деда: «Улыбайся, Ваня, улыбайся, все дороги перед тобой будут открыты!» Жена Нюра озабоченно следила за ним, не понимая, что происходит. За обедом Ивашкин отказался от водки, что бывало с ним весьма нечасто. Нюра насторожилась! И только когда слесарь повязал галстук и надел костюм, жена сразу обо всём догадалась:
       - Ты куда это собрался, а? К Ленке Воробьёвой пойдёшь, да? Ах ты сволочь! – с этими словами Нюра, размахнувшись как следует, огрела своего мужа сковородкой по голове…
      В семье Ивашкина часто происходили ссоры. Бывало, что и супруг, рассердившись, воспитывал свою жену отнюдь не добрым словом. Но то, что произошло в следующее мгновение, было слишком необычным. Получив удар по голове, Ивашкин не разозлился, не дал сдачи, не стал оправдываться… нет, всё было по-другому. Улыбавшийся весь день слесарь заулыбался после удара ещё сильней. После этого Нюра отчётливо поняла, что с мужем случилась беда. Нет, он шёл совсем не к Ленке Воробьёвой из третьего подъезда, которая нравилась ему со школы, всё было намного хуже. Но что значило это «хуже», Нюра не знала. Поэтому, после того как за мужем захлопнулась дверь, она не стала ворчать, ругать его, называть рукожопым свином, как она обычно делала…,  – Нюра лишь тяжело вздохнула и зачем-то перекрестила его вослед.
      Дорога до администрации заняла минут 15, но слесарю казалось, что прошла целая вечность. С какой-то неохотой, точно предчувствуя недоброе, он подошёл к рамке металлоискателя, дал осмотреть себя со всех сторон, предъявил документы и пошёл вслед за провожавшим его охранником в актовый зал.
      В тот день в здании администрации царило нездоровое оживление. Чиновники и чинуши бегали как угорелые с папками в руках из кабинета в кабинет, словно пытаясь за максимально короткий промежуток времени сделать что-то архиважное – такое, что не удавалось ранее в течение десятков лет.
      Возле лестницы слесарь неожиданно для себя увидел миллионера Мелентьева. Он, позеленевший от страха, стоял с мобильным устройством, на котором были открыты «Правила дорожного движения», тыкал дрожащим пальцем в телефон и никак не мог попасть в нужное место.
      Проходя мимо буфета, слесарь увидел странных людей в белоснежно-белых костюмах со странными колпаками. «Неужели инопланетяне?» – подумал Ивашкин, готовый теперь поверить во что угодно. Но это были не инопланетяне. Как потом выяснилось, местное начальство, желая срочно переодеть носивших замызганные серые халаты работников буфета, не придумало ничего лучшего, как заимствовать у местной киностудии идеально чистые и светлые костюмы жителей Альфа-Центавра. Беда была в том, что в отличие от обитателей далёких звезд, имевших примерно одинаковый рост и телосложение, жители Земли, особенно женщины пенсионного возраста, отличались богатством фактуры и оригинальностью форм. Поэтому у многих из них из-под белоснежно-белых манишек выглядывала серая кофта отечественного производства.
      В одной из инопланетянок слесарь сразу узнал заведующую заводской столовой Елену Петровну Свинихину. Она, заметив слесаря, подошла к нему с большим подносом. «Угощайтесь!» –  предложила она, протянув поднос слесарю и сопровождающему его охраннику. На подносе большой горкой был выложен джем. Там было очень, очень много джема. Коробочки с джемом выглядывали из кармана Свинихиной, находились зачем-то у неё в рукавах, и даже на инопланетном колпаке примостился тот самый джем, который четыре месяца назад загадочным образом исчез из меню заводской столовой. «Какая сладкая женщина!» – подумал слесарь, глядя на неё. Ему было сейчас не до джема. Ему хотелось выпить. Но он чётко осознавал невозможность это сделать сейчас. И это осознание приводило к тому, что выпить ему хотелось ещё сильней…
      Подходили к залу. «Здравствуйте, Иван Петрович!» – послышался притворно-ласковый голос. Обернувшись, слесарь увидел мэра их города, который ранее с Ивашкиным никогда не встречался. «Откуда он знает мои имя и отчество?» – удивился слесарь. Рядом с мэром стоял директор завода Деев – пожилой мужчина с большим опытом руководящей работы. Деев находился в предынфарктном состоянии и не падал на пол только потому, что одной рукой придерживался за стоящий рядом стенд местной малотиражки с нелепым названием «Честь и польза».
      Прошли в зал, и сразу Ивашкин увидел его – немолодого лысоватого брюнета невысокого роста и худощавого телосложения. «Какой же он худенький!» – подумал слесарь, по-другому представлявший себе известного политика. Он даже вообразил себе, что мог бы взять его под мышки и переставить с места на место. Но от одной мысли, что он, Ивашкин, может переставить на другое место политика столь высокого ранга, ему сделалось нехорошо.
      Очень скоро всё было готово к съёмкам. «Начинайте, Иван Петрович, Вам слово!» –  скомандовал помощник политика с интеллигентным голосом. Но Ивашкин стоял и молчал. Он не знал, с чего начинать. Камеры, перед которыми он никогда не выступал, все были нацелены на него. Шестым чувством слесарь понимал, что надо что-то сказать – всё лучше, чем стоять как истукан и молчать, но что сказать – он не знал. От безысходности слесарь решил прочитать вслух стихотворение. Из всех стихов наизусть Ивашкин знал только один – «В лесу родилась елочка» – тот самый, который они с дочкой учили, когда она перешла в старшую группу детсада. Но на свою беду он никак не мог вспомнить первый куплет. «Ну как же там!» – вспоминал слесарь. «В лесу родилась елочка, в лесу она росла, Зеленые иголочки как шубу берегла – кажется, так»,  – думал про себя Ивашкин. «Нет, не так! У елочки нет никакой шубы. Шубу просила жена. Перебьется, сволочь, денег нет…»
      «Иван Петрович, ну что же Вы молчите!» – вмешался помощник чиновника. «Вспомните, как хорошо вы написали в письме: нужно ли ходить на эти выборы? Вот и спросите у Виктора Степановича, он вам всё объяснит!»
      «Нужно ли ходить на выборы, Виктор Степанович?» – неожиданно протараторил Ивашкин. 
      «На выборы?» – как будто удивленный, что слесарь умеет говорить, произнёс политик. «Я бы даже сказал, что необходимо ходить на выборы. Выборы – это ответственность, это взгляд в будущее. Это осознанный шаг навстречу стабильности и порядку. Это торжество закона и справедливости. Мы все должны быть примерными гражданами своей страны. Мы должны любить её. Мы должны любить наш город. Мы должны любить наших людей. Мы должны любить…».
     И тут вдруг откуда ни возьмись послышался чистый теноровый голос: «Любиииии, любиииии, пока дано любииииить, пока любииииить ты рад…». «Это сигнал!» – сразу догадался слесарь, никогда ранее не слышавший «Грёзы любви». Ивашкин принял неожиданное решение скрепить поцелуем ту безответную любовь народа к чиновничеству, о которой, как он думал, и пел неизвестный тенор на музыку Ференца Листа. Но проблема была в том, что ранее Ивашкин никогда не целовал мужчин. И он не знал точно, в какое именно место принято целовать чиновников столь высокого ранга. Поэтому, сделав полшага вперед, слесарь в нерешительности остановился. В это время помощник чиновника полез в карман и выключил наконец зазвонивший телефон. Слесарь сделал полшага назад.
     - Виктор Степанович, ну простите ради бога – забыл, совсем забыл», – начал оправдываться помощник.
      Политик нахмурился. Слесарь, поняв свою ошибку, насторожился. «Будь осторожен, Ваня, не лезь на рожон!» – говорил он сам себе. «Ведь тут всё серьёзно: одно неверное движение – всё, конец карьере. Впрочем, какая у меня карьера, я же слесарь, я всю жизнь слесарить буду… А всё равно боязно!» – думал Ивашкин.
      Очень скоро съёмки возобновились. «Нужно ли ходить на выборы, Виктор Степанович?» – задал свой вопрос слесарь.
      На этот раз политик зашёл с другого угла: «Конечно, а как же? Ведь что такое выборы? Это наше будущее! Вот вы – мужчина – можете выбрать себе жену. Выберите одну – и жизнь потечёт так, выберите другую – иначе. Так же и в политике».
      Слесарь задумался. Он вспомнил, как, придя из армии, сразу выбрал Воробьёву. Но отношения не заладились. Она его постоянно «пилила», в конце концов произошла ссора: он в сердцах в неё плюнул, она дала пощёчину…
      «И на кой ляд нужна такая демократия?» – думал Ивашкин. «Неужели не могли придумать что-нибудь попроще и главное эффективней?!»
      В это время политик, заметив задумчивость Ивашкина, перешёл «в наступление»: «Вы готовы выбрать своё лучшее будущее?» – спросил он. «Я готов!» – ответил Ивашкин. «Вы готовы сделать правильный, осознанный выбор?» – «Я готов!»  – подтвердил слесарь. «Вы готовы сделать решительный шаг вперед навстречу своей мечте?» – «Я готов, готов, готов!» – с каким-то нездоровым энтузиазмом, как будто желая действительно сбросить гнёт висевших проблем, ответил он и сделал широкий шаг в сторону политика.
      Виктор Степанович еле успел отойти назад, чтобы слесарь не наступил ему на ногу.
      - Ну куда же вы из кадра выходите, Иван Петрович!? – вскрикнул помощник политика.
      - Стойте, ради бога, на одном месте, никуда не двигайтесь! – добавил он.
      Ивашкин был раздосадован и зол на самого себя. Со злости он начал мысленно всё и всех проклинать. «Будьте прокляты вы все, все ваши выборы, ваша политика!» – думал он. И не понимал, что причиной того дурацкого положения, в котором он оказался, были отнюдь не выборы в Государственную думу Федерального собрания Российской Федерации, регулярно проводимые на территории Российской Федерации, во всех субъектах Российской Федерации в соответствии с Конституцией Российской Федерации, законами Российской Федерации и решениями органов власти Российской Федерации…  – нет, причина была в том письме, которое он написал четыре месяца тому назад в Москву, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения.
      Политик был тоже очень зол. «Где они нашли этого идиота?» – думал он. «Что это за люди? Что это за город? Что это за страна?» – досадовал Виктор Степанович и вспоминал, как ещё неделю назад лежал на берегу Средиземного моря, загорал, смотрел на волны и ни о каких проблемах не думал. Ему захотелось вновь туда – пить вино и есть спелые фрукты, но он был здесь – в далёкой холодной России, а на носу были выборы, от которых формально зависело его политическое будущее. Поэтому очень скоро съёмки продолжились.
       - Нужно ли ходить на выборы, Виктор Степанович?.....
      Слесарь ожидал услышать речь про гражданский долг, выбор лучшего будущего, ответственность…, но реальность превзошла все ожидания. Политик выдержал небольшую паузу, которая, как показалось Ивашкину, длилась целую вечность, и с едва заметной ироничной улыбкой сказал: «Да никуда ходить не нужно, всё уже давно проголосовано!»
      Слесарь впал в ступор. Он молчал и улыбался, глядя на политика. Это была странная улыбка растерянного человека, не знавшего, как реагировать на произнесенные слова. «Ну не надо – так не надо, как скажете, мне семью кормить надо», – почему-то подумал Ивашкин. Политик стоял напротив слесаря и тоже улыбался. Но это была другая улыбка – покровительственная, ироничная, самоуверенная…, она принадлежала опытному человеку, стоящему над общепринятыми условностями.
      Сколько они так стояли, слесарь не запомнил. Но очень скоро он осознал, что их фотографируют. Потом на основе этих фото был сделан плакат с надписью «Все на выборы!», имевший оглушительный успех у избирателей, объяснить который не могли никакие политтехнологи. Миллионы людей, посмотрев на этих двух так по-разному улыбающихся мужчин, пришли на выборы, чтобы отдать свой голос за «лучшее будущее».
      То, что произошло после фотосессии, слесарь помнил плохо, сказались перенесенные волнения. Кто-то его похвалил, похлопал по плечу, а иронично улыбавшийся политик произнёс: «Приходите работать к нам, в органы власти Российской Федерации!»… «Нет уж, лучше вы к нам на завод», – ответил слесарь и сразу заметил, как лицо политика помрачнело. Как потом уже догадался Ивашкин, Виктор Степанович мысленно сравнил свою нынешнюю зарплату и ту, которую он будет получать на заводе, что ему явно не понравилось.
      После той истории Ивашкин ушёл в запой и долго не приходил в себя. Он пробовал размышлять о том, что произошло, но мысли в голову не лезли. Но и протрезвев окончательно, он так и не мог найти правильный ответ на мучивший его вопрос: «А нужно ли ходить на такие выборы?»