Кризис

Сегодня Нюру уволили. Как-то даже, особо, в объяснения не вдаваясь. Пришла она утром на работу, надела фартук, к плите направилась, а Иван Пантелеевич ей и говорит:

- О, Нюра, ты знаешь, а ты домой идти можешь. Уволена ты.
И посмотрел так вопросительно, мол, поняла - нет?

Ну, она поняла, конечно, не дура, вроде. Раз начальник сказал, что уволена, значит надо идти, фартук снимать и по обратному маршруту. Дверь, маршрутка, дом. Ну да. Дом. А куда идти-то?

Видя, что Нюра послушно снимает фартук и движется к выходу, Пантелеевич решил смягчить:

- Ты это, не расстраивайся. Кризис у нас. Вон ещё пятерых уволили, вчера. Один я, да Зинаида Петровна остались, да и то на пол зарплаты.

- Угу, - сказала Нюра и, переобув уличную обувь, вышла за дверь.

А через час зашла домой. Дома работал телевизор. Муж давно был на пенсии и днём сидел дома и, иногда, убирал и готовил борщ, или суп, или котлеты. Это он, не то чтобы любил, но умел.

- Ты чего это? - удивился он - Ты ж на работе сегодня вроде?

- Угу, - сказала Нюра и, зайдя в спальню, легла на кровать.
И пролежала там до вечера.

Муж забеспокоился часа через два, зашёл, лоб потрогал, но она притворилась, что спит и он вышел, дверь закрыл и больше не заходил.

А потом она, действительно, уснула.

И приснился ей сон, что гонится за ней какой-то монстр, а она всё бежать хочет в ужасе, и пытается ногу поднять и сдвинуть её хоть на чуточку, хоть на миллиметр … и не может, будто одеяло свинцовое на ней лежит, и она тогда крикнуть пытается, и рот открывает, а оттуда только тишина, будто воздух выходит, а голоса нет. И так она, беззвучно, кажется, полночи кричала, пока, наконец, не проснулась и воды не попила. Ну и потом уже попустило, вроде, и так она до утра проспала, без снов уже, слава богу.

Утром проснулась, опять воды попила и в кровать вернулась. А куда идти? Муж зашел.

- Ты чего? - говорит, - Заболела, что ли?

- Угу, - сказала Нюра и отвернулась к стенке.

И так до вечера и лежала опять. В обед муж зашёл, принес котлеты. Она съела одну, не вставая с кровати, и опять легла.

Наступил вечер. Нюра лежала и смотрела в тёмное окно. Так долго, что даже глаза слезиться начали. Или это она просто плакала. Не знаю. Но могла и плакать, конечно, потому как ощутила себя Нюра какой-то вещью ненужной, которую взяли и выбросили. Как будто и не было этих последних пяти лет её жизни, будто и они, туда же, в мусорку вместе с ней полетели.

И лежала вот так она недели две, наверное, а может и дольше, а потом вдруг говорит мужу:

- Слышь, Вася, а ты ж котлеты жарить умеешь?

Он удивился, конечно, но ответил, что-то типа, а что, мол, ты ела последние пять лет? Конечно, умею.

- А борщ? - спросила Нюра.

- И борщ умею, и суп ещё из курицы, с клёцками.

- А помнишь, - говорит Нюра, - как Светка нам предлагала кафе открыть, когда-то?

- Ну, помню, - говорит, - ты тогда ещё в этот свой ресторан пошла работать и сказала, что ерунда всё это.

- Угу, - сказала Нюра.

И задумалась. И ещё неделю пролежала, но уже на листике что-то там писала всё время, калькуляции, как оказалось, составляла. А потом Светке позвонила, встала с кровати и …теперь у них кафе в центре города с домашней едой. Да такой, что пальчики оближешь.

Потому как кризис не кризис, а кушать, как им тогда Светка сказала, люди всегда будут. И права оказалась. Вот только не всё, да не всеми приготовленное.

А Пантелеевича, кстати, потом тоже уволили. Через месяц примерно. Он у них в кафе теперь сторожем работает. Нюрка, вообще-то, баба не злопамятная была, помнила, как он ей тогда кризис смягчал. Может потому и пережила.

Наталия Побоженская