В. Глава 52

52


     Должен отдать нашим чиновникам должное: они подготовились к моему приезду. Не так-то часто о них это можно сказать. Однако в данном случае были продуманы даже некоторые мелочи. Например, подвезли меня к зданию комитета сзади, с так называемого чёрного хода. Хотя на самом деле он был вовсе не чёрным, а вполне себе комфортабельным. Ясное дело почему: им регулярно пользовались сами чинуши, не исключая и Вернидуба. Раньше я нередко удивлялся этому обстоятельству. Но потом понял: им лишнее внимание тоже ни к чему. Они не политики и не актёры.
Меня встретил на редкость вежливый молодой человек в галстучке и с модным пробором. Он весь так и дышал подобострастием.
     – Владимир Леонидович! – были первые его слова. – Мы очень рады видеть вас снова!
     Меня так и подмывало спросить, кто это “мы”, но я не спросил. Я вообще не был настроен вступать в разговор. Передо мной стояла ясная, чётко формулируемая задача. Мне необходимо было её решить. Отвлекаться на всякие мелочи в такой ситуации непозволительно. Нервы у меня и так были на пределе, не хватало ещё растрачивать их на всякую ерунду. А в моём состоянии даже обычный, ни к чему не обязывающий разговор забрал бы чёрт знает сколько энергии. Поэтому я лишь кивнул этому юнцу и отдал себя в его полное распоряжение.
     – Заседание состоится на втором этаже, – сообщил он таким тоном, как будто это было самое важное. – Сейчас я вас отвезу. Тут недалеко.
     Я хотел было запротестовать, но сдержался. Спокойно, нужно быть как можно более спокойным. Принимать всё так, как оно есть. Пусть этот молодой человек делает то, что ему сказали. В конце концов, на что-нибудь он да годен.
     Оказалось, что очень даже. Не знаю, учился ли он специально возить инвалидные кресла, но справился с этой задачей на ура. Меня ещё никогда не возили так плавно и в то же время быстро. Меня вообще мало возили, потому что я предпочитаю передвигаться сам. Однако предупредительный молодой человек действительно делал это хорошо. Он ни разу не встряхнул меня, ни разу не допустил резкого торможения, поворачивал кресло мягко, словно укутывал младенца. И при этом, поняв моё настроение, не произнёс за всё время пути ни слова. Только уже доставив меня к нужной двери, он протянул мне руку, которую я не без удовольствия пожал.
     – Удачи вам, Владимир Леонидович, – с чувством сказал он. – Я буду за вас переживать.
     Я искренне поблагодарил его. Моральная поддержка мне в этот момент была очень нужна. И пусть даже он сказал это потому, что так полагалось (такое нельзя исключать). Всё равно, мне его слова помогли, а значит, они были сказаны не зря.
Молодой человек (я даже не спросил его имени) распахнул передо мной узкую дверь, в которую я протиснулся только впритирку. Дверь вела на небольшую огороженную площадку почти в самом центре зала заседаний. Вообще, переход этот состоялся слишком быстро, у меня даже немного закружилась голова. Зал был уже почти полон. Все взоры в тот же момент устремились на меня.
     Я и раньше никогда не любил пристального внимания. Особенно если это внимание толпы. Известность известностью, но своё личное пространство нужно оберегать. Мне нравилось, когда обо мне говорили в прессе, чего уж скрывать. Но когда меня начинали вот так вот рассматривать, словно под микроскопом… Аж дрожь пробирает при одной мысли.
     Но делать было нечего. Небольшое пространство за оградой (круглые деревянные столбики, перехваченные перилами) было моей клеткой. Оно отлично просматривалось с любой точки зала. Испытание предстояло выдержать до конца. И если сейчас я чувствую себя весьма скверно, то что будет, когда мне предоставят слово? Не думать, только не думать об этом! Тогда, может быть, всё получится само собой.
     – Володя! – услышал я откуда-то сбоку Витин голос. – У тебя всё в порядке?
     Я повернул голову. Слева от моего “загончика” располагался одиночный ряд кресел (штук пять или шесть). На ближайшем ко мне месте сидел Витя и делал мне какие-то знаки, смысл которых я не понял. Возможно, он хотел меня подбодрить. Но вопрос, признаться, задал на редкость дурацкий.
     – Нет, – ответил я по возможности тихо, – у меня не всё в порядке. Уже потому хотя бы, что я тут сижу.
     Витя недоумённо взглянул на меня и пожал плечами. Что ж, неудивительно, есть вещи, которые ему никогда не будут доступны.
     Я оглядел зал. Народу было не так много, как мне показалось сначала. Но странный момент: я почти не видел лиц. Это была просто толпа, в которой мой мозг отказывался выделять отдельных людей. В рядах, предназначенных для зрителей, сидело человек тридцать. Среди них ярким пятном выделялась только… Маргарита.
     Вот уж не ожидал, что она придёт! Хотя почему бы ей было не появиться? Кому как не Маргарите известно,  ч т о  сегодня произойдёт! На моей дочери (надо же, даже сейчас назвал её дочерью) было платье небесно-голубого цвета, которое мне так нравилось. Да, её лучшее платье. Которое она купила пять лет назад… Неужели… неужели она захочет вмешаться? Рассказать о том, что… Да нет, разве это возможно? Разве  т а к и е  люди смогут понять? Да и бред это, самый настоящий бред.
     Я поспешил отвести глаза от Маргариты. Её-то лицо я видел слишком даже ясно. Вплоть до выражения глаз – сочувственного, внимательного. Может быть, она единственная в этом зале, кому моя судьба небезразлична. Только что толку? Чем Маргарита может мне помочь?
     По рядам пронёсся шелест – дверь в задней части зала открылась, и на сцену (да-да, на сцену!) вышли трое. Одного из них – главу комитета Вернидуба я давно и хорошо знал. Двое других – очевидно, его заместители, – были мне незнакомы. Видимо, назначили их в течение этих пресловутых пяти лет. Впрочем, на фоне самого Вениамина Всеволодовича они смотрелись бледно.
     Троица заняла места за длинным массивным столом, стоявшим по правую руку от меня. Он находился на возвышении, поэтому, когда они сели, я мог видеть только их головы и плечи. Круглая, сильно полысевшая с нашей с ним последней встречи голова Вернидуба была похожа на промасленный блин.
     – Попрошу внимания! – произнёс Вениамин Всеволодович негромким, но внушительным голосом. – Наше заседание объявляется открытым.
     Я почувствовал, как что-то запульсировало у меня в области желудка. Как будто туда провалилось сердце. Глупость, конечно, никуда оно не может провалиться. Просто так бывает при нервном напряжении, помню, я читал об этом. Ощущаешь пульс в самых неожиданных местах. И в самые неподходящие моменты, надо заметить.
     Тем временем Вернидуб продолжал:
     – Думаю, все вы понимаете, по какому поводу мы собрались. В моей практике – а она у меня достаточно большая – подобная ситуация возникает не впервые. Однако раньше подобные заседания проводились в закрытом режиме. Для сегодняшнего случая решено было сделать исключение. В связи с этим я хотел бы обратиться к зрителям с убедительной просьбой не вмешиваться в ход заседания. Решения, которые сегодня будут приняты, обладают полной юридической силой. Если у кого-нибудь из присутствующих есть возражения или замечания, прошу высказать их сейчас.
     Наступило молчание. Никто не выражал желания что-либо высказать. А меня уже начинала порядком бесить важная неторопливость главы комитета. Сколько я его помнил, он всегда был таким. Мнил себя настоящим пупом земли. Хотя, по большому счёту, выдвинуться ему удалось благодаря стечению обстоятельств. Никакого таланта, равно как и особых знаний, у него не было.
     – Если возражений и замечаний нет, – сказал Вернидуб, усиленно растягивая слова, – то я передаю слово представителю подрядчика, выигравшего тендер на строительство комплекса «Золотой город».
     Ну уж, выигравшего, подумал я. Известно, каким образом “выигрываются” подобные подряды. Но всё равно любопытно было взглянуть на этого человека. Ему непременно придётся что-нибудь да соврать, интересно только, что именно.
     На свидетельское место, расположенное слева от стола, за которым устроились представители комитета, взобрался невесть откуда взявшийся человечек. Он был совсем небольшого роста, метр шестьдесят, не более. Лет пятидесяти, хотя точный его возраст я определить бы затруднился. Бывают такие люди, на которых время не оставляет определённой печати. Ему вполне могло оказаться и сорок, и даже шестьдесят пять. Одет он был строго, но некрасиво. Так случается, когда хотят произвести впечатление.
     Человечек, представившийся Ковалёвым, начал долго и нудно рассказывать об истории «Золотого города». Ну как об истории – о том, кому впервые пришла идея создания такого центра, как проект претворялся в жизнь, на какой стадии он находится сейчас. В общем, полная муть, никому в зале, уверен, не интересная. Однако Вернидуб и двое его заместителей слушали этого плюгавенького представителя с неослабевающим вниманием. Ещё бы, подумалось мне, ведь от таких людей зависит их благосостояние. И они просто не могли не дать ему выступить.
     Представитель подрядчика начал, наконец, подбираться к главному в своём спиче. Вскользь коснулся проблемы выбора подходящей кандидатуры на роль архитектора (я использую его собственные слова). Затем, сделав, как ему казалось, торжественную паузу, объявил имена конструкторов, которых в итоге “привлекли к проектированию” (ну и выраженьице!) Особенный упор, разумеется, он сделал на Войнове.
     И тут я впервые подумал о том, что Войнов здесь, в этом помещении. Раньше эта простая, в общем-то, мысль, мне в голову как-то не пришла. Но где он может быть? Я снова оглядел зрительный зал, но это было бесполезно. Перед глазами у меня всё расплывалось, лица были похожи на неясные размытые овалы. Только яркое платье Маргариты по-прежнему было опорной точкой. Но нет, вряд ли Войнов сидит там, среди них. Слишком важная персона, ха-ха. Наверняка для него приготовили отдельное место. Как для меня. Эта мысль заставила меня посмотреть в противоположную сторону. И точно – он был там!
     Теперь я уже не слушал, что там долдонил человечек на месте свидетеля. Весь мир вдруг сжался до одной-единственной точки – и в этой точке находился Войнов. Да, вон он сидит, в таком же точно огороженном загончике, грузный, большой, неподвижный. Я почувствовал, как руки мои непроизвольно сжались. Да, я был готов накинуться на него с кулаками… если бы мог вообще на кого-то накинуться. Но увы, чтобы дать волю рукам, нужны ноги. Такой вот печальный каламбур.
     Только, конечно, зря я так разгорячился. Мы с Войновым никогда не были в хороших отношениях, но это отнюдь не повод беситься. У меня сегодня совсем другая задача, напомнил я себе. Да и он вряд ли настроен выяснять отношения прилюдно. По крайней мере, выглядел он так себе. Судя по всему, тоже не спал этой ночью.
     – Благодарю вас, Сергей Степанович, – услышал я голос Вернидуба, обращённый к представителю подрядчика. – Теперь, думаю, обстоятельства данного дела всем нам предельно ясны.
     Как будто они не были ясны раньше, зло подумал я. Да, раздражение, несмотря на все мои попытки его сдержать, начинало расти. Зачем затягивать весь этот балаган? Вопрос ведь чрезвычайно простой и понятный.
     – Слово предоставляется Аркадию Сергеевичу Высокову! – важным голосом объявил один из заместителей Вернидуба, высокий худосочный блондин с гладко прилизанными волосами.
     По залу пронёсся лёгкий ропот, из чего я заключил, что большинству это имя знакомо. Что ж, ничего удивительного. При всей благости своих намерений этот юнец сумел уже заработать себе очков. То ли ещё будет!
     Аркадий не замедлил занять место оратора, как я этот насест про себя окрестил. Смотрелся он как-то уж чересчур франтовато. Песочный костюм, белый галстук! Что за дурацкое сочетание! При такой гамме его особенно бледное сегодня лицо просто сливалось с одеждой. Хотя, кто его знает, может, так и было задумано. Типа защитная маскировка. Ему ведь тоже, наверно, несладко приходится. Но тут уж жалеть не приходится. Сам заварил эту кашу, сам её теперь и расхлёбывай.
     Аркадий положил перед собой уже хорошо знакомую мне папку и окинул взглядом зал. Даже с моего места было видно, что он сильно нервничает. Руки его дрожали, он вынул платок и начал отирать им лоб. Ему потребовалось немало усилий, чтобы начать говорить. И первое, что он из себя выдавил (и я не шучу, ей-богу), было:
     – Дамы и господа! Сегодня особенный день…