Рассказы АнтИфа. Кот и Пончик

   
    И чем заняться двум малолетним оболтусам на каникулах? Да чем угодно! Можно пойти воровать яблоки. Сначала к Коту, потом к Пончику. Нет, их сады рядом, как и дома, более того, и растут совершенно одинаковые яблони. Мало того, даже забора нет между ними. Мало того, и слова никто не скажет, даже и не посмотрит, если зайдёшь к соседу и будешь рвать яблоки. Нет, может и удивятся, но слова не скажут! Только задницы надерут. Если ветки ломать будешь. Но только за это! Только яблок ещё нет, не поспели.
    Можно помидоры воровать, или кукурузу, ну, на худой конец подсолнухи. Только опять же, ещё нет помидоров, нет кукурузы, нет подсолнухов. Рано. Есть огурцы. Первые! А вот тут нельзя, задницу надерут, точно и больно. Совесть иметь надо! А что совесть говорит? Она говорит — не бери нужного! Другим. А первые огурцы-то всем нужны! Вот наедятся, насолят на зиму, тогда иди и воруй! Сколько хочешь. Пончик вместе с Котом, друг у друга.
    И что - что можно? Всё равно, как упоительно красться, припадая к земле, вздрагивать от каждого шороха, бежать, не касаясь земли, на какой-нибудь окрик, не бросая добычи! Главное — не бросить! А потом сидеть где-нибудь в тенёчке и расписывать свою подтверждённую добычей ловкость и храбрость.
Кот старше Пончика на два года, по его словам, хоть всего на класс старше — так пошёл поздно. Болел сильно, вот и пошёл позже. А так старше на два года! А потому… Ну, старший. А как старший, то значит умней! А раз умней, то обеспечь, вот кровь из носа, а обеспечь дружбу совместными играми. Вот и сидел Кот, поглядывает по сторонам, на деревья, ещё без яблок, на небо, безоблачное, значит без лошадок и прочей живности, на которых покататься можно. В степь не пойдёшь, сенокос ещё не начался, нельзя траву мять. В горы тоже, да и жара. Купаться? Да сколько можно, и посинели уже. Посматривает, глазами зелёными посверкивает, думу думает. Даже песню завёл — Шёл отряд по берегу, шёл издалека.. - про Щорса, ну, у которого голова перевязана, а кровь, соответственно, на рукаве. Противно так, бубнит, а не поёт. Ну, огромадный медведище ухи оттоптал.
- А давай ночью пойдём на парники. Огурцы воровать. Ночи безлунные, сторож и не увидит. Наверное.
     Кровь закипела от восторга — ночь, сторож, мертвецы. Ну, огороды упирались в овраг, глубокий такой, по нему арык бежит, обрывистый, в немногих местах и перейти можно. На дне камни, вымытые водой, за может и столетия. Точно столетия, глубина у него ого какая! Дома два, с крышей, спрячутся. За оврагом поле, в теплицах. Ну, такие дуги металлические, на них плёнка натянута, а вот под плёнкой и огурцы растут. Ранние! А вот уже за полем и кладбище. То есть, между нашими домами и кладбищем жилья нет. Доступ свободный! Что их, и не только их, естественно напрягало. Пугали друг друга всякими рассказами.
- И куда мы денем огурцы? - задал резонный вопрос Пончик. Очень резонный. Задницы помнили, как их драли за охоту до государственного имущества. Тут никакого баловства, или скажем скидки на возраст. Нельзя! Китайскими кровавыми иероглифами, на задницах. Но хочется…
     Да, за огурцы надерут по любому. Ранние! По любому или у своих, или в совхозе. Нельзя.
Кот закряхтел, ворочая думу, потом просиял:
- А давай плёнку! Спрячем её, а позже, когда её с поля снимут, достанем! Домики построим!
Участь плёнки была одобрена, глаза разгорелись, смакование будущих приключений заняло время до вечера.
     По условному свисту, негромкому, мелодичному даже у Кота, встретились в конце огородов, у одного из переходов через овраг. Ночь глубокая, тёмная, только звёзды поблёскивали на листве, да высвечивали белую цель великого похода на ощупь. Ну, не видать ничего, особенно в овраге. Так что и получается — на ощупь.
С бьющимися до стука в рёбра сердцами, с глазами Мадагаскарского ай-ай, исцарапанные ветками, ползком, начали сматывать плёнку. Ну как сматывать, собирать в охапку. Выбрали самые маленькие куски, и всё равно, если у Кота хоть как-то глаза остались свободными, то Пончик видел только верх охапки, что тащил Кот. Быстро-быстро, бегом-бегом, до лесополосы, что росла шириной метров тридцать по берегу оврага. Быстро, чтобы спрятаться в почти непроходимой гуще деревьев и кустов. Бегом с поля, где сотни недружелюбных глаз прям сверлили насквозь. А что прячется в темноте… Впереди Кот, за ним Пончик, видящий только верх охапки плёнки. Вот, вот уже спасительная лесополоса, вот сейчас спуск в овраг, вот уже безопасность, почти…
     Вдруг, именно вдруг, как кролик в шляпе исчезает Кот. Раз — и нет его. Пончик растерялся, замер, повернулся боком, плёнку не бросишь, внимательно ворочает в темноте глазами — Кота нет! Вот, ровная, без деревьев площадка, деревья клином, в сторонке, а Кота нет! Осторожно, щупая ногами землю, шаг, другой, нога зависла в воздухе. Блин! Промоина, про которую не то чтобы забыли, страшная она, не забыть, но она должна быть в стороне от маршрута! Совсем в стороне. Поливальщики упустили, а может по лени, воду в прошлом году, и она вымыла в склоне оврага промоину глубиной как овраг, с отвесными, ещё ничем не обросшими склонами, с большими камнями на дне, вымытыми водой. Блин… Кот промазал, и свалился в промоину, прям на эти страшные камни?
- Кот… Кот… - негромким, дрожащим, от испуга вероятного голосом, проверещал Пончик. Тишина!
     Пончик на ощупь подлез к самому краю промоины, стал заглядывать в её трехметровую, чёрную глубину, пытаясь рассмотреть если не Кота, то хоть его шевеление. Нет, только белая груда плёнки. В голове Пончика всплыли ужасные рассказы, про утягивающих под землю мертвецов, спина захолодела, волосы зашевелились…
- Кот… Кот… Ты живой?
     Раздался дикий визг, из глубин промоины выскочило тело, не касаясь стенок, взмыло до середины деревьев, грохнулось на край оврага, и с визгом:
- Пончик! Бежим! Бежим! - рухнуло в овраг, и с шумом ломая кусты пропало из глаз. Пончик от ужаса потерял сознание. Ну, может кто помнит, как он убегал, скажем от собак, и перемахивал пятиметровые заборы? А потом не помнил, и сильно удивлялся своей прыти? Вот так и Пончик, впал в бессознательное состояние, и совершенно не помнил, как он оказался у Кота в саду, под навесом, где тускло горела лампочка. С плёнкой, плёнкой! В руках.
     На скамеечке сидел Кот, с остекленевшими глазами, с мокрыми в подозрительном месте штанами, и тихо икал. С каждым иком вздрагивали плотно прижатые, с побелевшими костяшками, сжатые в кулаки руки, и непрерывно мелко дрожала голова. Пончик, уже немного пришедший в себя, взял со стола алюминиевую кружку и начал поить Кота. Кот жадно сделав несколько судорожных глотков, начал приходить в себя. Прерывистым голосом, не отнимая от груди рук, рассказал немому от страха Пончику:
- Под ногами земля раз, и пропала. Я прямо на плёнку свалился, мягко так. Темно! Под землю провалился! Щупаю — а кругом кости! Кости, кости, а подо мной кто-то как заворочается… Дальше не помню…
Пончик с испугу начал икать, вырвал у Кота кружку, жадно попил воды, и Кот с Пончиком уставились друг на друга, ещё больше пугаясь от вида друг друга.
     В жёлтый круг света затащился Тузик, собака-брехунок, принадлежащая Пончику. В зубах у него была огромная кость. И очень нехорошие глаза, которыми он страшно поблёскивал на Кота. Кот, уже почти совсем пришедший в себя, внимательно оглядел Тузика, особенно кость, разжал руки, а в них было по клочку Тузикиной шерсти.
Ржачки было! Вспомнили, что в промоину нерадивые повара, или ещё кто, выбрасывали кости. Тузик, как честный пёс, грыз там кость, не мешая никому. А тут сверху Кот, прямо на него. Ржачки было!
     Только Тузик промолчал. И молчал долго. Ну никак он не ожидал такой подлости — нападения, под покровом темноты, с целью изъятия его, его, честно найденной косточки! И от кого?