Как никто другой ты умела ждать

Во время войны моей бабушке пришло письмо с казённой печатью, обычно в деревне их называли похоронками. Сама бабушка была неграмотной и поэтому письмо ей прочитали дети, когда пришли со школы. Это было официальное извещение, что в 1943 году её муж пропал без вести. Такое неопределённое положение считалось хуже всего. Если была бы похоронка, то оплакала бы и всё, но если без вести, то оставалась какая-то неопределённость.
Когда закончилась война, стало понятно, что ждать ей больше некого, и она решила уехать из деревни к брату в небольшой городок, расположенный возле крупной железнодорожной узловой станции. Продала дом и скотину посадила  детей на сани и уехала. Брат продал бабушке половину своей избы, и она вместе со своей семьей стала обустраиваться на новом месте. К тому времени моя мама, старшая дочь бабушки уехала в город и работала там, на военном заводе, а меня, ей пришлось оставить у матери.
Через нашу станцию проходили поезда с арестантскими вагонами, в них везли солдат, которые попали в плен. И время от времени среди женщин нашего городка проходил слух, что их мужей пропавших без вести должны везти через станцию в Сибирь. Откуда были эти слухи, никто не знал, но женщины заранее готовились к этому дню. Каждая надеялась увидеть своего мужа или хотя бы спросить про него. Они пекли пироги, где-то доставали сало, старались приготовить вкусную и сытную еду.
На всю улицу был один грамотный человек, звали его Иван Петрович. И вот неграмотные женщины шли к нему на поклон, чтобы он написал письмо для мужа. Было голодное послевоенное время, и женщины несли последнее, лишь бы Иван Петрович написал про их жизнь и про то, как они любят и ждут своих мужей. Иван Петрович никому не отказывал и с достоинством принимал подношения. И наступал день, когда эшелон должен был проследовать через станцию. Женщины, надев самые лучшие платья и красивые платки, собирались на вокзале. Поезда ходили редко,  и порою так и не дождавшись, они опечаленные возвращались домой.
На некоторое время всё забывалось, но когда снова приходило известие об эшелоне, в котором везут их мужей - снова всё повторялось. После долгого ожидания эшелон всё-таки проходил через нашу станцию. Мимо вокзала в составе эшелона на малом ходу проезжали арестантские вагоны. И женщины, плача и выкрикивая фамилии своих мужей, бежали по ходу поезда и старались передать гостинцы и письма в протянутые через решётки руки арестантов. Эшелон следовал дальше, а женщины ещё долго не могли успокоиться. Кому-то из них казалось, что они видели среди арестантов мужа, а кому-то привиделся отец или брат. На перроне в такие дни слышались рыдания и даже милиция, уважая их горе, не разгоняла, а уговаривала разойтись по-хорошему.
В один из таких дней эшелон отправили на запасной путь, а паровоз отцепили и перевели в тупик для заправки топливом и водой. Узнав об этом, женщины с вокзала по рельсам устремились к эшелону. Но охрана с винтовками не подпускала их к вагонам. Женщины умоляли солдат из охраны, но в ответ слышали только одно:
- Не положено!
Издали женщины выкрикивали фамилии, спрашивая арестантов, не встречали ли они их мужей и арестанты кричали в ответ:
- Нет, не знаем такого!
Но когда начальник уходил в головной вагон, то охранники разрешали передать продукты. И женщины, передавая продукты и письма, пристально вглядывались в лица, стараясь увидеть знакомого. И не найдя никого просили передать письма если встретят человека с такой фамилией. Арестанты обещали, и женщины успокоенные уходили от вагонов. После таких встреч ещё долго среди них шли разговоры. И моя бабушка ходила в такие дни  на станцию, но так никого и не увидела. Про тех, кто пропал без вести или был в плену ходили слухи, что такие люди предатели, что они сдались немцам. Но бабушка никогда не верила таким слухам и переживала в одиночку, ни с кем не делилась своим горем. Бывало, соседки ей выговаривали:
- Прасковья, ты как каменная. Никогда ничего не скажешь!
- А что зря языком то молоть? – отвечала она.
Зато по ночам плакала в подушку, но днём по её лицу ничего не было заметно.
После войны прошло уже много лет, и уже никто не ждал своих мужей. Но время от времени проходил слух, что где-то в деревне пришёл чей-то муж, что он был в плену, отсидел срок и вернулся домой. Женщины собирались и ехали к такому человеку, они расспрашивали его о своих мужьях. Частенько такие люди говорили, что видели на фронте их мужей, а дальше фронтовые дороги разошлись. И матери и жены снова надеялись, что их мужья вернутся и ждали их с верностью и любовью. И в трудные послевоенные  годы растили одни своих детей. Вот так и проходила их жизнь, а в день Победы, выпив немного беленькой, они пели фронтовые песни, и каждая такая встреча заканчивалась слезами. Иногда они просили спеть меня, и я детским голосом пела совсем не детские песни.
За это они одаривали меня яблоками и конфетами и, гладя по голове, приговаривали:
 - Эх, сирота ты, сирота! - и по их щекам катились крупные слезы.