Настоящее 160120

01:37 
Я пришла домой намазала краску на волосы.
О. и Катя изображали радость. Сюсюкали с маленькой.
Семён молча в смартфоне лежал.

Я стала говорить что бак был пустой и что так нельзя.

О. начал говорить, что ага, конечно, и сарай сгорел от короткого замыкания (он считает, что сарай сгорел от того, что я сигарету бросила).
И Катя не верила, что бак был пустой, поддакивала ему, что Лена заболеет из-за меня.
Потребовал жрать, я спросила, дети хоть едят, второй день я не вижу, что они ужинают.
Мы начали скандалить. Снова он начал Кате говорить гадость, что я бросила, предала, шлюха, я кричала, что отношений давно не было и я ему давно сказала, что мы живём как соседи ради детей. И штамп ничего не значил для меня.

Кричала, что жить с ним невозможно, уродливый, вонючий, не моется, тупой и злобный, бухал и бил меня, что он мне никто и чтобы убирался. Он угрожал, что продаст долю в квартире матери, которую мы ему подарили для прописки. Угрожал, что сейчас мне мало не покажется.

Кате сказал, что не люблю ее, хотела сделать аборт.
Я сказала, потому что не хотела с ним жить, с ним с самого начала было мне плохо, Катя начала плакать, что я её не хотела и не люблю, убежала, я пошла за ней, пыталась с ней говорить, но она кричала, что ненавидит меня.
Прибежал О., рванул меня за футболку, на мне была старая футболка, она вся разорвалась.
Я снова пыталась с Катей говорить и она раздетая убежала на улицу. О. за ней наверное, звал её.
Потом прибежал обратно в комнату
Начал угрожать, что убьёт, бежал на меня, я брызнула газ в него. Попала в лицо. Сама стала кашлять, Семён убежал из комнаты.
О. бежал через кухню с ножом, но увидел что газ у меня наготове снова и захлопнул дверь. Я задыхалась и кашляла от газа, открыла окно, написала Константину.

Сразу позвонил, сказал вызвать полицию, газ держать наготове, забаррикадировать дверь, быть готовой уйти в окно, бежать и кричать на улицу, где люди.
Я повторила, что мне нужно делать. Два раза.
Я позвонила в полицию. Открыла окно, завернулась в одеяло.

Потом я ждала полицию и всё это время я говорила с Константином.
Не помню о чем.
Я снова позвонила в полицию.
Они сказали, чтобы я ждала.

Они долго не ехали. Я замёрзла, меня трясло, я кое-как завязала на себе порванную одежду.
О. отправил детей к Конопле, соседке.

Из полиции приехали, и не поняли, почему кровать придвинута к двери.
Я была в очень плохом состоянии, голова вся плыла, меня трясло от холода или от стресса я не знаю.

В объяснении снова написали, что конфликт урегулировали самостоятельно. Теперь снова будет работать кдн.
Про газ сказали, если напишу, баллончик они изымут.
А если про нож напишу, нас обоих увезут в отдел, детей заберёт опека и нас обоих ограничат в правах. Мне стало жаль детей, а нож кухонный, я понимала, что ничего не докажу. Брал хлеб резать. Повреждений он не нанёс.

Я жаловалась на О. Говорила много и бестолково, что никто не может помочь, что я в своём доме не могу жить по человечески, что дети страдают, полицейский сказал, чтобы я перестала говорить, сравнил меня с трындычихой из свадьбы в малиновке. Предложил отдохнуть, в отпуск сходить, а то я нервная. Всё это было унизительно. Я показала удостоверение, мне кажется, он вообще с презрением отнёсся, я и сама не знала, куда деться от стыда.

О. говорил что изменила предала, свой собачий бред про Ленинградку, я говорила, что бред, что я госслужащий, 10 лет летом как служу... Беспомощная я была, тряслась. Жалкая.
Голова намазана краской и в полотенце, одежда рваная, в одеяле.

Полицейский сказал, по хорошему или по плохому. О. рассказал, что он знает, я когда его ткнула ножом в руку, и наложили швы, он тоже написал, что стеклом порезался. Он всё время перед ними заискивал.
Я сказала, что прошло много лет. Лучше бы я побольше молчала и научилась хоть иногда врать!

Это было, когда Семён был малыш ещё. Оба были пьяные, он душил меня и ломился в окно, и я ткнула ему в руку.
Написали по-хорошему, что я ни при чём. Может он мне намекал так, а может как всегда меня топил, чтобы себя выгородить.

Пришла Катя защищать О. но её слушать не стали.
Полицейский сфотографировал дом, все комнаты.
Мы подписали объяснение. О. пошёл их провожать, хвастался зарплатой, показывал свой расчётный листок. Мне показалось, эти из полиции на его стороне. Я их вызвала, добавила им работы, а он мужик, как они. Может им тоже баба изменила, но он подлизывался и они были добродушны с ним, не как со мной.

К. требовал, чтобы я ехала к нему.
Я вымыла голову от краски, хотела ехать. Но потом увидела, что все спят и не поехала. Я была измучена, болела голова.
К. переживал за меня, хотел чтобы я ехала.
Я уговорила его, что не опасно. Плакала, что вела себя глупо, что слабая и отягощаю его, что не хочу жить. Что снова этот дурной фарс и никто не поможет.

Уговаривал, чтобы ехала, что оплатит такси. Но я знала, что денег у него мало, да и мне деньги тратить лучше не нужно... Нет сил идти, голова мокрая.

Я не вижу выхода. Он сказал, чтобы я жила, что я нужна ему и он любит меня. Мне показалось, что он тоже эмоционально вымотан, несколько часов мы говорили, он разгрузил меня и ему совсем плохо.

Не знаю зачем я здесь пишу. Мне так легче.

Это я начала конфликт, не нужно было говорить про насос.
Наверное я приревновала девчонок к О., что начала цепляться к нему. Выбесила эта его показуха, игра в радость, фальшивая насквозь. И Катя подыгрывала изо всех сил.

Когда мы ругались, маленькая подошла и стукнула меня зонтиком.

Я хочу чтобы закончился этот ад.
К. предлагал снять комнату. Нет у меня денег, я ему кричала. Говорил, вопрос выживания. Не хочу снимать. Хочу с детьми быть, может я смогу поговорить с ними. Не могу я уйти, сдача дома, крайний срок, 31 марта, так О. сказал полиции. Мне осталось с детьми совсем мало времени. Нужно успеть объяснить Кате, что я не понимала, что такое дети, а потом, когда родилась, я сразу любила её, разве она не чувствовала, что я её люблю, и сейчас, разве она не чувствует, нужно успеть им сказать, что я их люблю. Им нужно знать.