Настоящее 151219

13:02   
Успел на мою электричку. Подошёл со спины, потрогал за плечо. Сидели напротив, всё время о чём-то смеялись. Держались за руки, он был весь лохматый, грива, борода, ресницы, гладила его кудри, какие отросли, как у льва, я смеялась. Хотелось невозможно целоваться, он целовал недолго и смотрели в глаза друг другу.
По дороге от Загорянки встретили хозяина хостела Славу.
Он вёз собаку хаски в детской коляске. На нем были очки с толстыми линзами и куртка как у гонщика, я подумала, это та самая, которую он сам сшил. Звал К. на второй тур конкурса караоке, тот обещал, что придет, если сможет.
До чего странный этот хозяин и странноприимный дом его, где снимает Константин.
Я заглянула в комнату на другой стороне, там живёт седой замкнутый человек. Если я с ним сталкиваюсь, он не здоровается. А я не помню по этикету кто должен здороваться первый, я, потому что он старше, или он, потому что я в гостях и женщина, и всегда мне неловко. Его комната вся захламлена под самый потолок вдоль стен каким-то тряпьем и барахлом, почти как у моей матери, только хуже.
Сосед-прокладка, беспрерывно болтает по громкой связи о перевозке всяких животных, и с хриплым женским голосом, наверное с матерью, от которой всё пытается сепарироваться, и параллельно гоняет симулятор гонки на планшете.
Константин, забившийся в свою дальнюю комнату, как в нору.
Напряжённо думает, устает сам от себя.
Я, которая приходит смеяться и плакать одновременно.

Дорога под ногами посыпана снежком, нетронутая. Мы идём и оставляем следы, радуемся друг другу.

Снимаю ботинки и в очередной раз вижу приколотую к двери открытку, на ней ААшная молитва, среди цветов и завитушек: Боже, дай мне разум и душевный покой...

Мы целуемся в тёмном коридоре, в комнате, в одежде и без одежды, волна швыряет нас друг в друга, на пол, на кровать...
Потом мы едим суп, меряем купальные трусы, велики конечно, вот я балда! У него совсем нет жопы и нужно было на размер меньше. Меряем по очереди резиновую шапку, угораем, на нем особенно смешно, кудрявые волосы торчат по бокам и носище сразу виден выдающийся. Так он и идёт на кухню в этой шапке.
Я ржу, что надо сверху ещё из фольги напялить шапку, потом ещё над чем-то ржу, налетаю на него, ушибаю ему нос о свое плечо, переживаю. Я очень неуклюжая, вообще. Сколько раз ушибла его, не сосчитать.

Потом лежу у него на коленях, говорю о том как разочарована в профессии, какая была идеалистка когда училась, верила, что сила закона в исполнении, но в России наверное всегда будет "закон что дышло", исполняется абсурдно, хаотично, непредсказуемо, а чаще не исполняется. О том, что наверное, проиграла процесс. Ладно бы правда накосячила, у меня полно огрехов в работе, так совсем абсурдно, "бездействие", женщина-должник умерла ещё до решения суда о взыскании, куда там действовать? Что можно взыскать с мёртвой женщины?
О том что вот, графомания, с детства потребность есть в этой писанине, но чтобы само шло, писалось, нужен всплеск эмоций, вот нарочно раскачиваю. А чего ради? Так страшно, что бездарность, что не достичь приличного уровня, не сказать ничего нового.
О чем я могу рассказать, о том что променяла на молодой #уй свою несчастную жизнь?
Он спрашивает на что променяла? Я говорю ещё раз, и какой он прекрасный. Он повторяет, что есть факты а есть эмоциональная окраска. Чего ты хотела на самом деле?
Я молчу, потом говорю.
Я хотела, чтобы меня любили, говорю, с трудом сдерживаю слёзы. И сама хотела любить.
Это факты, говорит он серьёзно.

Вдруг говорит про себя. Ему трудно говорить. Через слово блять и очень простая речь, на него не похоже. Обычно он более сложные, порой даже книжные обороты использует.
Говорит, что в пятом классе не понимал, зачем нужно учиться и почти ничего не ел. Прогуливал школу, забросил учебу. Самому научиться готовить не хватило ума. Сбегал в мир компьютерных игр.
В семнадцать лет сбегал из больницы. Оказался там среди узбеков, навалилась депрессия. Сбегал тренироваться, у него была своя система тренировок. Потом ему засунули в почку катетер, пытались поставить диагноз. Занесли инфекцию. Начал умирать. Там в больнице он попросил принести ему тетради, начал рисовать.
О том, как даже во сне девушки отказывали ему, даже подсознание не давало возможности, не пускало в иллюзию удовлетворения.

Как же тебе можно отказать, я недоумеваю, я правда совершенно искренне не понимаю!

Как в парке его приняли ребята, понимали его чёрный юмор,

О том, как в Калининграде за один день заварил четыреста шестьдесят дверей, какая там нечеловеческая была жизнь, работа на пределе возможностей, цинк от сварки, жёсткая койка, он все забыл уже, даже не верится...

Лежим обнявшись, я чувствую, что мы очень-очень друг другу нужны. Почему у кого-то лёгкая жизнь, а мы с тобой вот так, по краю ходим, всё время?

Он вдруг вспоминает, как с другом пили пиво, и о тех, кто на тачке при делах он говорил другу, что их время кончится, а наше ещё впереди, у нас всё будет, больше, круче...

Друг не смог здесь. Вернулся на родину.
Я вспоминаю подругу С., ее липкий скучный дом, ощущаю ее как мёртвую. А я ещё живая.

Мне снова грустно. Я говорю ему, знаешь, я ведь никого не любила так, ни детей, ни родителей, как тебя...

Лезут тяжёлые стремные мысли. Говорю ему, как тяжело, что дети не разговаривают, всю неделю жду, когда с ним буду, только это держит как-то. Абстиняга, говорю, подсовывает тяжёлые мысли, разводит.
Он говорит, что я умница, понимаю про абстинягу, обнимает.

Сплю плохо.

Рано утром, то ли ночью, говорю ему, чтобы никого не спрашивал про глушилки, связь это безопасность, то как он хочет их использовать это незаконно. Вызовет подозрения, что он замышляет, для чего глушит. Магазин где полно народа, не спрашивай... У нас есть, встроена в зал для закрытых процессов. Говорю, что переживаю за него.
Думаю про себя, что эта идея не похожа на него, глупая какая-то.

Сосед утром начинает вещать как радио и меня тоже он бесит. Вспоминаю бабку, которая будила меня радиоприёмником в детстве...

Утром оба не выспались. Слушает Варламова, тот рассказывает как Лужков и Посохин искалечили Москву. Снесли исторические здания и вместо них возвели уёбищные пародии на них.
Идём по снегу. Держит меня за руку, останавливает поцеловать.
Им только живу.