Симплекс лингва. Часть 4. Луи Брайль

По прибытии на берег нас, к великому моему удивлению, разместили в комфортабельной гостинице. Я был безмерно благодарен вьетнамцам! Это был рай после стольких дней в походных условиях на земле, над землёй, под землёй, на воде и даже под водой. Я принял душ, поел натурально выращенных овощей и вышел в Сеть. Но вместо задуманных дел я... нашёл простенький симулятор полётов, который запускался с примитивного оборудования гостиничного номера, и погрузился в компьютерную игру, не забыв врубить фоном жёсткий рок с хищными гитарными переливами.

Я так остро жаждал этого ощущения полёта! Моё воображение дорисовывало и без того реалистичную компьютерную графику. Я так давно не чувствовал себя рулевым, мне этого так не хватало! Чтобы одним движением руки взлететь выше облаков, чтобы лёгким наклоном плеч уйти в плавный поворот, чтобы рывком дёрнуть штурвал и, как птица со сложенными крыльями, спикировать вниз. Ни уходящие вдаль леса и степи, ни упирающиеся в небо скалистые вершины гор, ни пропадающие на горизонте морские просторы меня не пугали из кабины моего самолёта.

Через час я заставил себя выйти из игры. Я успокоился, вернул уверенность в себе. Сейчас я был готов выйти на связь с ребятами своего звена. Первым делом мне хотелось поблагодарить Гитару, который трижды спас нас. Хотя Вардан и Мэлмэл посеяли во мне сомнение в его надёжности. Я даже представить себе не мог человека, который был способен найти брешь в системах глобальной безопасности и перехватить управление чужим боевым летательным аппаратом.

– Гитара, привет, – я открыл новый шифрованный канал связи с ним. Вне групповой переписки нашего звена.

– Привет, Клавиши!

– Спасибо тебе, ты сотворил чудо, сохранив наши жизни!

– Спасибо вам всем за то, что вы привнесли смысл в мою жизнь! – сказал он неожиданную для меня фразу в ответ.

– Нам всем? Ты не расскажешь мне, что имеешь в виду?

– Приезжайте ко мне, ко мне домой в гости, и я вам всё расскажу. Вардан знает, где я живу. Да, я могу совершать хакерские чудеса, я отбелил ваши личные токены, так что смело пользуйтесь общественным транспортом.

Меньше всего мне хотелось выходить за пределы гостиничного номера и пускаться в новое путешествие. Но любопытство перевесило. Я, уже научившись доверять очному общению вместо переписки по сети, вышел из номера и в халате и тапочках дошуршал до соседнего номера посоветоваться с Варданом.

В тот же вечер, попрощавшись с Сурати и её отрядом, я, Отомо и Вардан сели в авиа-вагон поезда до столичного аэропорта. Во время прохождения посадки на вокзале я опасался, что проверка выявит неблагонадёжность кого-то из нас троих (тот сон под наркозом не прошёл бесследно!).

Мы не знали, где и какое устройство проверяет наши токены и их соответствие сетчатке нашего глаза, ДНК капли пота или другой биометрии, указанной в паспорте. А ещё в дополнение к считывателю личных идентификаторов могли работать датчики дистанционного замера температуры или пульсации подкожной вены. Такой вот детектор лжи или волнения.

В школе пилотов нас учили различать три вида страха на примере с акулой. Когда видишь ее плавник над водой – ты знаешь, что это акула. Это «видимая известная опасность». Когда тебе сообщили, что в этих водах водятся акулы, но ты не видишь плавника, тебя охватывает больший страх. Ты знаешь, что тебя подстерегают челюсти, но ты не можешь предсказать, откуда произойдёт атака. Это «невидимая известная опасность». А вот когда ты заплываешь куда-то, где даже представления не имеешь, какие хищники прячутся под толщей воды, то тебя сковывает ужас перед неведомым, которое воображение рисует огромными морскими гадами. Это «невидимая неизвестная опасность».

Вот так система контроля пассажиров может стать для злоумышленника подводным чудищем. А ведь когда-то всё начиналось во благо людей, всех вместе и каждого в отдельности. Борьба с бытовой преступностью. Борьба с организованной преступностью. Борьба с терроризмом. Борьба с государственным и промышленным шпионажем.  Борьба с эпидемиями и пандемиями. И так далее. Каждый раз система слежения и тестирования населения приводила к ограничениями и регулированию не только общественного пространства, но и вторжения в личную жизнь. В итоге все дружно пожертвовали свободой частной жизни во благо общественной полезности и личной безопасности. Теперь мы боимся только одного – неведомого чудовища с зорким глазом, чутким ухом и невероятной способностью (хотелось бы сказать, предсказывать или угадывать, но нет) просчитывать наши шаги. Это новый вид страха, страх перед «невидимой неизвестной опасностью», которую представляешь ты сам. Чувство вины перед Большим Братом возникает, даже если ты не совершаешь ничего предосудительного. Потому что единственный, кто может нарушить правила, это ты сам, пусть даже грешными мыслями про себя.

Нам повезло, мы благополучно вошли в вагон, а через три часа его отцепили от состава и подогнали к платформе внутри здания аэропорта. И вновь мы волновались, вдруг полиция ворвётся в салон задерживать нас, но среди входящих были только пассажиры. Только когда наш вагон вместе с другими был прикреплён к основной части фюзеляжа с крыльями, и сборный самолёт выкатился на взлётную полосу, мы выдохнули. Нам предстоял полёт с одной пересадкой до Цюриха. Пусть и не в шикарном ханойском отеле, но всё равно в достаточно комфортабельных (после мешков-то в трюме!) креслах на борту нам удалось выспаться.

В Швейцарии, сохранившей многовековой уклад жизни и внешне мало подверженной технологическим новшествам, вновь возникло ощущение, что мы вернулись в прошлое. Однако такое прошлое мне было больше по нраву. Уютные маленькие улочки, ухоженные палисаднички, игрушечные домишки. После походных условий всё это умиротворяло. Я расслабился и откинулся на спинку сидения, чтобы сквозь прозрачный купол такси наслаждаться видами настоящего старинного городка. Правда, то и дело попадались нововедения современности, особенно явно бросались в глаза автономные роботы и машины: дворник усердно стирал пятно на тротуаре, горничная, напоминавшая силуэтом девушку, заходила в магазин, наверняка с поручением от хозяйки, а мимо спешил блестящий оранжевым корпусом курьер с доставкой заказа, скрытого в его нагрудном багажничке или стилизованном под рюкзак грузовом отделении на спине.

Мы доехали до площади, где дома были поновее, наверное, прошлого века, простые по своей архитектуре в сравнении со средневековым центром. Экран в такси показал название площади на симплексе Bel Visu Kare и на местном Bellevueplatz. Только я обратил на это внимание, как прозвучал комментарий Вардана:

– Забавно, как в оригинальном названии площади совместились два языка, которые используются в Швейцарии: французский и немецкий. «белле вью» – это «прекрасный вид», а «плац»...

– «Площадь», надо полагать, – не без иронии завершил я.

– И, что интересно, что в симплекс попали слова с латинскими корнями «бел» - «красивый» и «визу» - вид, а вот «площадь» - от французского «каре». Когда мы прибудем на нашу учебную базу, тебе надо будет брать уроки латинского и греческого, – казалось, что Вардан закончил мысль, но вдруг решил продолжить: – Швейцария – это страна, которая своим существованием доказала, что несколько языков могут сосуществовать и их носители прекрасно понимают друг друга и живут добрососедски. И им не нужен никакой симплекс для этого.

В этот момент такси остановилось, и голос с табло озвучил пункт назначения, время прибытия, стоимость, токен Отомо, с которого будет списаны средства, и пожелал нам хорошего дня.

Вардан дал знать местному представителю Матенадарана о нашем приезде. Я ожидал, что этот человек нас встретит в аэропорту, однако он подошёл к нам в скверике, что на краю площади. Мужчина кивнул нам с Отомо прежде чем подать руку Вардану. Они говорили на симплексе. Складывалось ощущение, что встретились двое старых друзей, которые давно не виделись. Последовали вопросы о том, как доехали, какая погода была в Ханое, как мы там отдохнули. Вардан спросил, как обстоят дела с научной работой. И тот начал рассказывать о том, как много работ импрессионистов и экспрессионистов хранится в цюрихских музеях. Мы с Отомо недоумённо переглядывались, но не вмешивались. Они ещё немного поговорили об искусстве, после чего все вместе направились к дому.

– Я вас познакомлю с большим любителем импрессионизма, который живёт в этом доме, – на этой фразе знакомый Вардана открыл дверь. Как только мы вошли в подъезд, он остался внизу. А мы пошли по лестнице наверх. В доме не было лифта. Поднявшись на полпролёта наверх, Вардан остановился, приложил к уху наушник от своего персонального устройства, прослушал что-то, а потом шёпотом сказал нам:

– По сведениям, которыми коллега со мной поделился, в доме два выхода, но лестница одна. Есть ещё пожарная лестница снаружи с торца здания. Если что, бегите вниз, он попробует нас прикрыть. Во дворе и на улице дежурят ещё двое наших.

Я понял, что пока они вели светскую беседу, заранее записанная информация передавалась с устройства на устройство. Её-то и прослушал сейчас Вардан. Да уж, мне ещё придётся учиться конспирации.

Дверь на последнем этаже открылась автоматически. Голос Гитары пригласил нас войти в квартиру. Мы сделали несколько шагов, дверь за нами закрылась. Но хозяин не объявился. Только лишь голос.

– Ребята, проходите дальше по коридору и налево, открывайте дверь в комнату.

Следуя этим нехитрим указаниям, мы оказались вместо обещанной комнаты в холле лифта. Раздвинулись двери маленькой тесной кабинки. Мне было не по себе втискиваться туда, но голос Гитары нас подбадривал. Лифт спустился вниз. Выйдя из него, мы оказались в белом длинном переходе. Я предположил, что мы на уровне подвала, и что этот путь ведёт в одно из соседних зданий. Если нас и хотели заманить в ловушку, то это им удалось. Голос Гитары прозвучал из дальнего края коридора, он звал нас. Когда мы дошли до конца, увидели нишу и в ней двери другого лифта. На нём мы поднялись наверх.

Когда мы вышли из лифта, перед нами открылся просторный светлый зал с одним сплошным панорамным окном. Мебели практически не было, только низкие мягкие пуфики. К нам направлялся молодой паренёк в винтажных солнечных очках с маленькими круглыми линзами. Поначалу мне даже показалось, что это робот. Когда он остановился напротив нас и протянул нам руку, я вновь подумал о том, что он не совсем человек. Если бы он был без очков, было бы проще. Настоящие глаза не подделать. Почему создавалось ощущение, что он – искусственный? Его движения были немного натянутыми. Так перемещаются роботы или... слепые, пришла ещё мысль. Зрячий бы дал руку не то, чтобы небрежно, но, наверное, не настолько аккуратно и точно. Гитара же явно управлял руками и ногами через внутреннее зрение, всякие встроенные сенсоры и компьютерное воспроизведение. Такими бывают перемещения и жесты игроков в виртуальных компьютерных играх, даже после длительных тренировок.

– Привет, командир! Рад тебя... если так можно сказать, видеть воочию, – и он хрипло рассмеялся. Его голос не совпадал с тем, который был в наших переговорах во время тренировочных и боевых вылетов, на разборах полётов. Выходит, и он пользовался генератором речи.

– Привет, Гитара! – я крепко пожал ему руку.

– Привет, Гитара! – следующим протянул руку Отомо. И вновь контролируемое движение. Поворот головы с задержкой на какие-то сотые доли секунды. Так ведут себя глухие, которые пользуются слуховыми аппаратами или же компьютерные игроки.

– Привет, Барабаны! – ответил хозяин квартиры, после чего обратился к Вардану: – Здравствуй, Учитель!

– Когда ты заговорил, я сразу узнал твой голос. Здравствуй, Луиджи! – под наши ничего понимающие взгляды Вардан приблизился к нему и бережно приобнял за плечи.

– Я думал, каким голосом начать разговор с вами: тем, что знают ребята, или тем, которым я пользовался, пока учился у тебя, Вардан.

– Этот лучше, – рассмеялся Отомо, – не такой грубый. Мы тебя представляли эдаким крутым...

– Ты никогда не отличался деликатностью, – захохотал Гитара.

– Луиджи, – повторил я, привыкая к его имени, – итальянское, должно быть, имя.

– Да, только оно не моё. Я выбрал его для Учителя. Оно означает «Блистательный Воин».

– Скорее, «Знаменитый Воин», – поправил Вардан.

– Так вот кто был третьим учеником! – воскликнул я.

– Луиджи уже давно не ученик, он – наш давний выпускник, заочно окончил наши курсы и сдал все экзамены по языкам, истории, географии и литературе.

– А есть ещё экзамены?! – удивился я.

– Конечно. И это был единственный раз, когда я встречался с Луиджи. Правда, он выглядел по-другому...

– Лучше не вспоминать, – Гитара повернулся ко мне и Отомо, и пояснил:  – я тогда был прикован к инвалидному креслу. Только-только завершилась череда послеперационных реабилитаций. От боли лез на стену. Мне надо было что-то сделать, чтобы не сойти с ума.

– Да, это даже вообразить страшно, потерять и слух, и зрение, – покачал головой Вардан.

– И половину кожанного покрова, – довершил картину Луиджи, – меня собирали по кускам. Когда я очнулся после первых операций, было ощущение, что меня вживую похоронили. Я ничего не видел и не слышал. Я даже кричать не мог, пламя сожгло моё горло и обожгло лёгкие. Врачи не сразу сообразили, что я ещё и не слышу. Слуховой сенсор установили позже. Ладно, давайте лучше о чём-то более приятном.

– Так вот почему ты до сих пор не выходишь из своей квартиры, тебе сложно ориентироваться в пространстве снаружи, – предположил Вардан.

– Нет, Учитель, я вполне освоил свою внешнюю оболочку. Проблема в другом, мой иммунитет так и не оправился, и любая инфекция может стать летальной для меня. Слабые лёгкие, мне нужен обогащённый кислородом воздух – чувствуете, как вам легко здесь дышится? Кстати, простите, что я не предупредил заранее: пока вы ехали в двух лифтах, вы прошли бактерецидную чистку...

– Нет худа без добра, – попробовал смягчить прошлое наш наставник, – благодаря полнейшей тьме, которая тебя окутала после аварии, ты пришёл к нам в школу.

– Да уж, хорошая игра слов, тьма привела к просвещению, – улыбнулся Луиджи. Он жестом пригласил нас сесть на диваны и начал свой рассказ, но прежде предложил поужинать с ним: – у меня органического происхождения еда, которую можно видеть, нюхать, трогать, пробовать языком на вкус прежде, чем жевать... да, её можно жевать, грызть... Пусть из меня и сделали киборга, но органическое начало во мне осталось гурманом, ха-ха. Я отвлёкся. Хотел рассказать вам, как тьма привела меня к просвещению!

Луиджи (он пока не открыл нам своё имя) экстерном заканчивал школу. Он был вундеркиндом, поражавшим всех своими способностями как в точных науках, так и в гуманитарных дисциплинах. Он участвовал в школьных олимпиадах и во всех сетевых конкурсах и викторинах. Жажда знаний не давала ему покоя.

И вдруг авария по причине сбоя в системе управления транспортом. Микромобиль, в котором он ехал в музей естествознания, чтобы вживую провести эксперимент, потерял управление, вылетел с эстакады и упал на рельсы именно в тот момент, когда появился грузовой железнодорожный состав. Выжить после такого столкновения было невероятно. Мало того, что мчавшийся локомотив сшиб крохотную машинку, он ещё подмял её корпус под себя. Когда спасатели прибыли на место, на рельсах валялось нечто, напоминающее помятую консервную банку, из которой извлекли что-то, напоминавшее тело подростка.

Это тело со слабым сердцебиением, с хрипом пытающееся дышать, и практически неподвижное, не реагирующее ни на свет, ни на звуки, врачи взялись спасти.

Он этого не знал. Он ничего не понимал. Время от времени включалось сознание. Полнейшая темнота. Полнейшая тишина. И адская боль. В мозг поступала только информация о боли. Он силился кричать. Внешне это выглядело как стон. Ему давали наркотическое средство, чтобы притупить боль. Когда врачи поняли, что он не только не видит, но и не слышит, то первым делом имплантировали ему слуховые аппараты. Восстановить зрительную функцию было куда сложнее и дольше. Поэтому длительное время Луиджи оставался слепым.

С этого и начался его путь в Матенадаран.

Несмотря на то, что слепые пользовались речевыми функциями компьютеров, Луиджи решил изучить шрифт Брайля, а заодно (травмы не смогли заглушить врождённую любознательность) узнать историю его изобретения. Так он узнал о том, что в 1784 году некто Валентин Гаюи, получивший великолепное образование, владевший несколькими языками и сделавший прекрасную карьеру дипломата, вдруг решил вложить все свои средства в открытие школы для слепых детей в Париже. Именно он придумал первый рельефно-точечный шрифт, взяв за основу унциал из латинских и греческих рукописией предшественников («унциал – это каллиграфический шрифт, когда все буквы пишутся прописью и таким образом, чтобы они помещались в строго разлинованные строки и даже клетки», – растолковал нам слово Вардан). Гаюи издал первые книги для незрячих. Примерно в те же годы офицер армии Наполеона, Шарль Барбье, занимавшийся шифрованием сообщением, нашёл бесшумный способ передачи военных донесений в темноте, так называемую «ночную азбуку». Закодированные таким образом сообщения можно было «прочесть вслепую». Спустя два десятка лет он догадался продемонстрировать свою азбуку в той самой школе для слепых. Гаюи не оценил его рвение. Однако среди слушателей оказался двенадцатилетний ученик школы, Луи Брайль. Мальчик сделал ряд предложений по улучшению осязаемости шрифта. Теперь уже Барбье неприязненно отнёсся к идеям школьника. Но Брайл оказался настойчивым, и самостоятельно к пятнадцати годам разработал собственный шрифт.

– Мне захотелось создать что-то такое же, чтобы помочь слепым, использовав последние достижения науки и техники, – заключил свою историю Луиджи, – я начал изучать историю алфавитов, принципы создания азбук, шрифтов и кодировок. Поступок юного Брайля воодушевлял меня.

Оказалось, что данная тематика практически не была освещена в доступных источниках. Даже обретя искуственное зрение, он не мог найти что-то большее, чем популярные статьи и обрывки информации в различных изданиях. Тогда он вышел в «Тёмную Сеть». С тех пор, как «Большая Сеть» стала всё больше и больше подвергаться контролю и цензуре различными государственными и международными структурами, активное развитие получили «Тёмная Сеть», «Теневая Сеть», «Зазеркалье» и другие подпольные сети. Поначалу правительствами преследовались администраторы, модераторы, координаторы и все те, кто способствовал организации и функционированию подобных сетей, а потом стали отслеживаться и те, кто пользовался нелегальным интернетом. Даже случайный посетитель мог получить обвинение в распространении и потреблении общественно-опасного контента. Но это не остановило Луиджи. И именно в «Тёмной Сети» он познакомился с ребятами из Матенадарана, а позже стал учеником Вардана.

– Я уже подозреваю, что всё моё звено было тайными агентами партизан, – хмыкнул я.

– Пока не все, но мы над этим работаем, – задиристо заверил меня Вардан, – если без шуток, то я сам удивляюсь, как мы удачно вышли на вас, ребята, и какими отзывчивыми вы оказались.

– "Мы вышли на вас»? – вопросительно повторил Луиджи.

– А что не так?

– Это не вы вышли, это я вас вывел. Мне так захотелось, чтобы... Нет, давайте я с другого начну эту историю. Клавиши, помнишь, – Гитара обратился ко мне, – я говорил тебе о том, что вы внесли смысл в мою жизнь?

– Да, конечно, именно эта фраза привела нас  сюда к тебе в Цюрих.

– Так вот после аварии, когда меня перестали пичкать болеутоляющими наркотиками и я стал более-менее соображать, в голову полезли мысли о тщетности всего вокруг. Возвращаться к научным исследованиям не было ни возможностей, ни желания. Вся история с алфавитами начиналась просто как интерес, кто и как придумал азбуку для слепых. Дальше мне захотелось разобраться с алфавитами... Это вы уже знаете. Встреча с Варданом всё изменила. Я увидел огонь в твоих глазах, Учитель, я увидел ребят, которые готовы идти за тобой, забыв об опасностях. Поэтому я присоединился к вам. Я обрёл цель, ради которой стоило возродиться и жить.

– Спасибо, Ученик.

– Я поставил себе ещё одну цель, – продолжил Луиджи, – восстановить своё тело, чтобы жить наравне со здоровыми людьми, даже быть сильнее и быстрее большинства. Хотя нынешнее большинство проводит весь день в кресле напротив визуализаторов развлечени. Тут я говорил про крутых ребят, которые после полученных ранений или травм длительными тренировками и волевым характером достигали невиданных другими высот. Вот я и наметил себе, что сначала добьюсь призовых мест в виртуальных видах спорта, а потом переключусь на живые соревнования.

– Первую планку ты одолел, – подтвердил я, – я проводил тщательный отбор в свой отряд, и ты прошёл, оставив позади многих крутых пилотов.

– Мне приятно это слышать, Командир. Когда я увидел виртуальные бои, я сразу понял, что они круче любого спорта. Я благим матом орал во время многочасовых тренировок. Атрофированные мышцы жутко болели. Мне предлагали заменять их на культивированные волокна, а конечности целиком оборачивать в экзокожу. Но я упорно продолжал восстанавливать и развивать свою мускулатуру, борясь с многомесячными пролежнями. Меня и без того напичкали фемтопротезами. Я всё это рассказываю не для того, чтобы вы подумали, какой я суперский...

– Я только начал верить в то, что ты – супергерой, – пошутил Ударник. Гитара улыбнулся ему и продолжил, глядя мне в глаза:

– Я был очень благодарен тебе, Клавиши, что ты меня выбрал. Я ведь понимал, что на какие-то доли секунды я опоздал на повороте, и ты прикрыл меня.

– Ты мыслишь нестандартно, тот ловкий манёвр, с помощью которого ты заманил флагмана «Безумных Максов» наверх, я не мог не оценить. Этот «Макс» даже не понял, как он подставил мне брюхо для атаки. Мне нужен был такой сообразительный и находчивый боец – без ложной лести я отдал должное боевому товарищу.

– О да! Гитара, ты всегда действуешь неожиданно для всех, – востороженно признался Барабаны, – я не всегда успевал догадаться, что ты делаешь. Тут вы с Клавишами нашли друг друга! Один с полуслова улавливал задумку другого.

– Вардан, теперь ты понимаешь, что это не твои ребята нашли наше звено? Это я подстроил, чтобы вы обнаружили нашу группу в Сети. Мне очень хотелось, чтобы два самых важных для меня человека, ты и Джордж, стали одной командой! Чтобы мне не надо было разрываться между моей страстью летать на истребителях и моим желанием делать что-то стоящее...

Гитара замолчал. Наступила пауза. Каждый ушёл в свои мысли. Я думал о том, как Гитара мог одновременно стрелять в повстанцев и при этом знать, что среди них находится Вардан, который сам не принимал участия в боевых действиях, но был сторонником сопротивления глобализации.

 июль-август 2018, апрель 2020