Черный хан и Белый хан

Было время, когда рога архара упирались в небо, а хвост верблюда заметал пыль от его шагов. Тогда звезды были не звездами, небо — не только крышей мира, а в горах жили могучие духи, иногда спускавшиеся поговорить с людьми. В то самое время, давным-давно или, может быть, совсем недавно, в самой середине зеленой, пахучей, весенней степи сидел у костра человек. За его спиной стояла расписная юрта, густые усы лежали на груди, а в руке дымилась длинная серебряная трубка. Он не был стариком, потому что годы не согнули его стан, но был старым, ведь горные снега уже лежали на его побелевших волосах, заплетенных в длинную косу. Человек сам был похож на утес, чьи морщины высекли за долгие годы ветер и вода, увитый у подножия разнотравьем, а выше – суровой, жесткой травой, цепляющейся корнями за голые камни. Огонь бросал блики на его лицо. Узкие, внимательные глаза следили за игрой искр в потрескивающем воздухе. На низеньком столике рядом с костром стояли пиалы, хлеб, творог, твердый сыр и молоко. Человек сидел почти неподвижно, только несколько раз доставал из-за пазухи маленький светящийся камень, гладил его и прятал обратно в складки одежды. Он ждал гостя.

И вот, когда луна взошла над степью, когда свет и тень начали свой танец, когда ветер дохнул холодом с высоких гор, окруживших по горизонту насколько хватает взгляда, открылась дверь юрты. Из темноты вышла фигура, облаченная в черный халат с золотыми драконами, белые сапоги и отороченный песцом малахай. Качнувшись, эта тень, еще не вполне существо из плоти, но уже и не бесплотный дух проскользнула по границе освещенного костром пространства и встала напротив человека. Они поклонились друг другу. Человек налил в пиалы молоко, одну взял себе, другую пододвинул величественным жестом поближе к тени. Та протянула руку, проникнув в круг отблесков огня. Сначала было видно, что это просто рукав халата с пятном тени вместо кисти, но постепенно, по мере того, как она поднималась, тени и мрак скручивались и обретали плотность. Палец за пальцем из мятущихся теней сложился силуэт изящной, тонкой мужской руки, принадлежащей то ли поэту, то ли каллиграфу, а, может быть, музыканту. Она была бледной, почти белой, как свет звезд, с длинными ногтями, похожими на птичьи когти. Эта рука сделала повелительный жест – пиала с молоком медленно, покачиваясь,перелетела через костер, уронив всего пару капель в огонь, и легла на протянутые пальцы. Остро запахло дымом можжевельника, смешивающимся с холодным ветром, теплом и мерцающим светом. Человек и тень, постепенно обретавшая форму человека, пили молоко, не отводя взгляды друг от друга.

- Луна взошла. Пора в путь, Владыка подземного мира. Надеюсь, ты привел своего скакуна? – допив молоко, спросил человек.

- Конечно, привел, Хан ханов, Хан океана. Я чувствовал, что в этот раз мы отправимся в путешествие. Куда мы направимся в этот раз?

- Ха! Ты стал внимателен к титулам, не так ли? Еще недавно ты звал меня простым кузнецом, а теперь вдруг вспомнил про мои заслуги? С чего такая щедрость? Или ты все-таки решил приступить к пыткам?

- Зачем мне пытать тебя, Хан ханов? – грустно усмехнулась тень, названная Владыкой. – Ты сам справляешься с этим не хуже всех прочих. Я никому никогда намеренно не причинял страданий – это бессмысленно. Более того, в этом нет никакой доблести. Уж про это ты точно знаешь.

- Нет, так нет, Хан преисподней. Хотя иногда мне кажется, что я чувствую твою руку, когда меня охватывают грустные думы. Но, может, это просто игра усталого ума? Не важно… Зови своего скакуна, мы засиделись у огня.

Владыка мертвых аккуратно поставил пиалу на землю и пронзительно засвистел. Ему отозвался рев и топот. Из темноты, наклонив голову к земле, дробной поступью мчался иссиня-черный бык с золотым кольцом в носу. Его глаза были красными, как угли, а рога – серебряными, как гладь горного озера при полной луне. Хан ханов поморщился от грохота, когда зверь промчался мимо него и, заложив короткий вираж, встал рядом с Владыкой мертвых. Потом он встал,подозвал своего коня,легко взлетел в седло, привычно развалившись в богато украшенном седле.

- Поедем к мосту. Этой ночью я хочу смотреть на него.

Луна висела в небе, освещая степь и двух всадников. Они ехали шагом, продолжая беседовать. Сквозь шелест трав, через мягкую поступь копыт доносились два тихих, как полет совы, и мягких, как шелк, голоса.

- Мне всегда было интересно – каково это, стать богом?

- Спрашивает у меня могучий Эрлик-хан, бог подземного мира. Ты думаешь, моя история, мои думы и чувства так отличны от твоих?

- Весьма. Видишь ли, я всегда был таким. Точнее, ты меня таким видишь, когда призываешь в эти ночи.

- А ты другой?

- Вот видишь, потому и спрашиваю. Я – разный, всегда не совсем то, чем кажусь, и в то же время всегда больше чем то, чем являюсь. Как во сне – ты можешь узнать человека, даже если он выглядит и ведет себя совсем по-другому, чем в обычной жизни. Это не он, но в то же время это он и есть. Так что же с моим вопросом?

- Я отвечу тебе – мне одиноко. Когда я был человеком, то мог делать многое. Мои армии сокрушали врагов, по моей стране могла проехать девушка, облаченная в золото, и никто не смел тронуть её. Да! Я создал могучую державу, я основал большой род, построил великий город. Я сделал все, что может сделать мужчина. Но вот мой век закончился. Некоторые племена меня провозгласили богом, а другие просто помнили меня, и этого оказалось довольно. Я не смог вступить на мост из конского волоса, но и вернуться назад, в мир живых, чтобы стать не просто Белым ханом, но небесным, не вышло. Меня же помнят до сих пор! Мои дети, мои внуки и правнуки уже давно обратились в пыль и пируют где-то в твоем царстве. Их потомки возносят мне хвалу и чтят мою память, но что толку? Моя держава многие столетия как разрушена, мои потомки больше не разрушают чужие царства и не создают свои. Они, они…они стали другими, и мир стал другим. А я здесь, между ними и тобой, между явью и навью…

- Подожди, а эти слова ты откуда знаешь?

- Ну! Может я и застрял здесь, но я все-таки в своем уме. Ко мне приходят люди. Разные. Раньше больше приходили шаманы – в горах, тайге и степи мое имя кое-что да значило! Они искали меня по запутанным дорогам между мирами, шли за советом, и сильные могли его получить. Теперь, правда, стало все путано. Приходят все подряд, да говорят странное. Нет ну ты скажи! Кто бы мог подумать, что мою империю в итоге добьют эти западные …. как их … оросы, да! Да еще построят такую же большую державу. А теперь еще советоваться приходят. Ээээ….как не стыдно. Хотя мне то что – говорю с ними, все ж развлечение. Правда спрашивают всякие глупости, которые я часто не понимаю, но бывают и ничего, умные. Один намедни долго терзал меня, скажи да покажи как ему дите чье-то вылечить. Я рад бы помочь, да не знаю – из меня лекарь так себе. Вот как конников в атаку вести или как налог собрать я знаю. Жалко его… Ну да что там, пошел дальше искать лекарство. А мне не дает покоя. Великое небо, как же так-то… Стар я стал, душа дырявая стала – жалость лезет… Так вот, про яви, нави, реальности и прочие штуки они мне рассказывают. А я слушаю. Иногда подарки приносят. Вот трубку видел? Это мне подарили, да пользоваться научили. Теперь покойнее стало.

- Шаманов нынче развелось много… - пробурчал Владыка.

- Ага. К тебе то они приходят небось толпами, Отец шаманов?

- Мало кто доходит и еще меньше могут вернуться назад. Мое царство - не место для живых, а быть наполовину мертвым значит быть больше чем человеком. На такое способен далеко не каждый. Но…вот мы и на месте. Что ты собрался тут делать?

Белый хан осадил коня. Перед всадниками заканчивалась степь, обрываясь вниз, будто отсеченная каким-то огромным раскаленным ножом. Там, в невозможной глубине бурлило озеро из слез, скрываясь за ядовитыми испарениями. Над ним, видный только отчасти, был протянут мост, сделанный из одного конского волоса. Тонкий, невесомый, он слабо колыхался от ветра. Хан океана прищурился, затем резко засунул руку в складки халата и, размахнувшись, бросил светящийся камень прямо на середину моста. Владыка мертвых было попытался схватить его за руку, но не успел. Камень летел, брошенный сильной рукой, и лунный свет сплетался с его внутренним сиянием. Казалось, он рухнет в озеро и канет в бездонной мгле, но прошло не более мгновения и конский волос дернулся, будто на него встала нога. Ханы, один с удивлением, а другой с гордостью, смотрели, как по мосту бежит молодой шаман, часто перебирая ногами. Он не смотрел вниз или вверх, он крепко зажмурился, а полы его халата были похожи на крылья коршуна. Волос дернулся и снова ослаб, а фигура скрылась вдали.

- И зачем ты это сделал? – спросил, подняв тонкую бровь, Владыка мертвых – Он же погибнет. В моем царстве нет места живым. Зачем ему туда?

- Ээээ… Это он пришел искать лекарство для ребенка – ответил Хан океана - Молодой, сильный. Пусть попытает счастья, может, найдет его душу. Тебе жалко?

- Нет, пускай. Хотя… Вряд ли ему повезет, заблудится сам и душу не найдет. Ты вот что скажи, тебе - то оно зачем? Ты же пролил реки крови, убил сотни и тысячи тысяч и вдруг помогаешь спасать чьего-то ребенка? Он ведь даже не из твоего народа. Почему? Я не верю, что из воина ты превратился в монаха за жалкие восемь сотен лет .

- Как знать, как знать… Вся эта кровь, все то железо и смерть, что я посеял – всего лишь эхо времени. Я был частью колеса истории, и многое сделал, чтобы смазать его ход жизнями других. Наверное, выбора у меня не было, а если и был – я его не сделал. Но сейчас я хочу другого. Я хочу, чтобы мир стал добрее к людям при жизни, а не в смерти. Тот парень, что убежал по мосту – он ведь искренний. Он тронул мое сердце, даром что орос. Пусть попробует…

- Да-а-а. Ты стал богом Великой Империи, покровителем Царства Царств и его ханов, Белый хан, чтобы помогать спасать детишек?

- Только в этом я теперь и вижу смысл. Все остальное мне уже не интересно, Черный хан. Так ты поможешь этому юноше?

- Помогу. Он, кажется, чист сердцем, а это встречается сейчас ой как редко. До встречи, Кузнец.

- Прощай Костяной. Скоро свидимся.

Бык всхрапнул и растворился в тенях вместе со своим седоком. Белый хан устроился поудобнее в седле и достал трубку. Не спеша распустил развязки вышитого кисета, заправил серебряную, чеканную чашку с хитрыми орнаментами и зажал в крепких зубах чубук. Затем нахмурился, насупился и сверкнул глазами. В них вспыхнул огонь пожаров, в которых сгорали города и народы, на секунду раздались предсмертный вой и хохот, звуки сабель, с тугим чмоканьем извлекаемых из тел и пахнуло сладковатой гарью. От этого пламени выскочила искра, попавшая прямо в чашку его трубки. Белый хан раскурил её и стал смотреть на мост. Его лицо было неподвижно и спокойно, как океан в штиль, как луна, шествовавшая по небосводу и ветер, качавший травы у копыт его коня.