Глава 19. Навстречу мечте

               
                предыдущая глава - http://proza.ru/2018/07/31/1117


                Не надо рвать приросшие бинты,
                Когда их можно снять почти без боли.
                Я это поняла, поймешь и ты…
                Как жалко, что науке доброты
                Нельзя по книжкам научиться в школе!

               
                Юлия Друнина, советская поэтесса (1924–1991), "Бинты", 1943 г.
 

 Спустя год, Марийка сдала государственные экзамены, получив диплом с отличием и направление на учёбу в Ашхабадский мединститут. До начала учебного года оставалось несколько месяцев, и девушка решила в это время поработать в городской больнице, в Гори, где по-прежнему жила с матерью. Проходя привычной дорогой по булыжной мостовой, она часто останавливалась в том месте, где был ранен Максимилиан, когда бежал к ней под дулами автоматов.
В памяти всплывало его бледное лицо, лихорадочно блестящие глаза, вспоминалось отчаянное, едва слышное:
— Мария!

 После расставания с Максимилианом девушка стала задумчивой и грустной. Мать видела состояние дочери, но из деликатности не допытывалась, почему та перестала улыбаться, редко стала ходить в кинотеатр и на танцы в парк. Ведь причина радоваться у Марийки была: исполнялась её заветная мечта - она едет учиться в медицинский! Во все времена профессия врача была востребованной и престижной, особенно она ценилась в Грузии.
 Все чаще Любомира заставала дочь за чтением книг об Австрии, с самоучителем немецкого языка, или что-то записывающей в толстую тетрадь. Не допытывалась ни о чём и не расспрашивала. Захочет — сама расскажет. Но Марийка молчала, поверяя свои мысли только дневнику, на страницах которого постоянно рисовала Максимилиана, укладывающего камень, катящего тележку, идущего в строю. Особенно точно девушке удавалось изобразить лицо любимого. Она делала это бесчисленное количество раз, пока наконец-то не удалось нарисовать портрет юноши так, что он едва бы уступил фотографии. На рисунке Максимилиан был как живой! Там же писала ему письма на немецком, сознавая, что наверняка делает множество ошибок.

 Понимала, — он никогда не прочитает эти письма, но так было легче пережить разлуку. Думала она и о том, почему Максимилиан на жетоне написал приставку «фон» к своей фамилии, ведь дворянские титулы в Австрии были упразднены задолго до начала Второй мировой войны, как когда-то им сказал учитель истории.
«Неужели для того, чтобы показать своё превосходство в происхождении? Нет, это не похоже на него!» — была уверена Марийка.
«Тогда для чего? Видимо, чтобы легче было его найти, поскольку у аристократов  есть родовые поместья?» — спрашивала себя девушка, не находя ответа.
И усмехалась с горькой иронией:
«Сколько лет я в своей стране не могу поехать на север повидаться с отцом, а уж за рубеж, в капиталистическую страну, меня,  дочь врага народа, никогда не выпустят. Даже когда откроют границы и у людей появится возможность увидеть мир».

  Луиза получила обычный диплом, не особенно расстраиваясь по этому поводу. Она понимала, что не поедет поступать в институт, потому что семья не сможет помогать ей материально.
Перед отъездом домой, где её ждала работа в фельдшерском пункте, девушка шутливо пригрозила Марийке:
— Напрасно, подруга, ты мечтаешь о заграничном принце — его все равно никогда не пустят в Союз! Не мечтать надо, а действовать, в наше время только дурочки о любви думают. Тебе надо реального жениха искать. Я своего не упущу, отхвачу лучшего. Ещё посмотрим, кто из нас будет счастливее, — ты со своей привлекательной внешностью и романтическими чувствами, или я с точным расчётом.
— И в чём же заключается твой расчёт?
— Отхвачу себе самого богатого жениха! Сына председателя колхоза или учёного агронома, к примеру.

 Марийка пожала плечами в ответ на такое заявление:
— А как же любовь? Ты уверена, что без неё можно стать счастливой?
— Любовь не имеет никакого значения! Захочу, — полюблю! А его чувства для меня совсем не обязательны.
— Мне кажется, что, если суждено в семье любить кому-то одному, пусть лучше это будет мужчина!
— Ничего, для жизни важнее средства, а не чувства!
— Как можно создать семью без любви?
— А хоть бы и так! Что в том плохого? Сколько счастливых браков, где семьи создаются по расчёту!
— Поступай, как велит тебе совесть.
— Эх, и непрактичная же ты, Марийка! Да с твоим личиком и фигурой я бы не сохла за книгами, а оторвала бы себе самого завидного жениха в Ашхабаде, тем более название города  символично*(1).
— Луиза, я ведь учиться туда еду!

— Одно другому не мешает. Закадри доцента или профессора, выйди замуж, роди ребёнка. И не нужно будет горбатиться над операционным столом и дышать вредным эфиром. Жизнь-то одна, и не надо потом раскаиваться за бесцельно прожитые годы!
— Вот именно! Нужно достойно её прожить! Только мы по-разному это понимаем.
Фантазия Луизы неслась вскачь дальше:
— Представь себе: шикарная квартира, роскошная мебель, ковры, хрусталь, на кухне прислуга, с ребёнком няня! А ты в роскошном пеньюаре, лежишь на шёлковом покрывале и накручиваешь пальчиком номер телефона любовника. Договариваешься с ним о встрече, пока муж читает лекции в институте. Бежишь на свидание, а вечером с законным супругом идёшь в театр или в ресторан, он целует руки, дарит бриллианты, не подозревая, что у него на лбу давно ветвистые рога!
— Фу, Луиза! Хватит дурачиться! Ты не только мещанскую картинку нарисовала, но и пошлую. Откуда ты этого набралась, фантазёрка? Из заграничных фильмов? Зачем ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле?
— Жаль, что у меня нет ни единого шанса пожить шикарной жизнью, пусть даже в столице азиатской республики, куда ты едешь! Завтра уезжаю в село…
 — Поехали со мной, попробуй поступить в институт на общих основаниях. Ты же способная и память у тебя отличная. Будем работать и учиться!

— А я давно уже передумала учиться на врача. Если бы у меня были средства, неужели пошла бы учиться на мастера по клизмам? Я мечтала о ВГИКе*(2) или о Щуке*(3) на худой конец, и о жизни в Москве. Мечтала стать актрисой, сниматься в кино. У меня получилось бы! Не все актрисы красавицы вроде тебя. Я стала бы комедийной актрисой, как Раневская, к примеру.
— Да, у тебя бы точно получилось стать актрисой, с твоими способностями перевоплощаться и смелостью. Жаль, что ты не можешь осуществить свою заветную мечту! — Марийка понимала, что своей бравадой Луиза пыталась приглушить зависть к ней.
— Мне нужно матери помогать, нарожали с отчимом детей, как кролики, теперь едва сводят концы с концами. А Москва — жестокий город, любящий деньги. В ней без поддержки не выживешь. Да и Тбилиси мне не по карману.
 Разговоры с подругой заставляли Марийку задумываться о женском счастье, о браке и любви. Думала она и о Луизе, о её стремлении устроить себе обеспеченную жизнь любой ценой, во что бы то ни стало. Но Марийка чувствовала, что материальный расчёт, — не её путь к счастью.
    
 Отца тем временем перевели из лагеря в спец поселение, в посёлок Ягодный Магаданской области, и наконец-то разрешили выписать семью. Он радовался поступлению дочери в институт и звал жену к себе. В конце лета Марийка стала собираться на учёбу. Благословив дочь, Люба проводила её в дальнюю дорогу. Но уехать к мужу женщине не было суждено: за день до отъезда её сбил грузовик с отказавшими тормозами. Любомира получила множество переломов и черепно-мозговую травму, но осталась жива. Придя в сознание, она с трудом узнавала родственников. Не помнила прошлую жизнь и мужа, которого не видела более десяти лет.
 Когда у Любы спрашивали, поедет ли она к нему, когда снимут гипс, изумлялась:
— А разве моего мужа не расстреляли много лет назад?

 Вспоминала лишь дочь, с которой рассталась недавно, о ней беспокоилась, её звала в минуты сильнейших головных болей, когда не помогали обезболивающие. Сёстры и племянницы скрыли происшедшее от мужа Любомиры и дочери, по очереди ухаживали за больной, надеясь на скорое выздоровление.
 Тем временем ничего не подозревающая Марийка училась, жила в общежитии, а в свободное время гуляла с подругами по Ашхабаду, который полюбила с первой минуты. Город поразил её древними дворцами и минаретами, великолепными фонтанами, величественными храмами-усыпальницами и бесчисленными памятниками. Девушка устроилась работать дежурной медсестрой в ближайшей больнице, и работала там в ночные смены и воскресные дни. В первом же письме матери кратко описала институт, общежитие, новых подруг, работу, а главное - впечатления о туркменской столице и её гостеприимных жителях. Ей все здесь нравилось, она была счастлива тем, что сбывается заветная мечта - она станет хирургом!

 Пятого октября тысяча девятьсот сорок восьмого года Ашхабад жил обычной жизнью. Тёплым звёздным вечером, закончив подготовку к занятиям, Марийка с соседкой по комнате вышли прогуляться и подышать свежим воздухом. В парках и на танцплощадках играла музыка, всюду бродили влюблённые парочки, горожане наслаждались вечерней прохладой. Некоторые, готовясь ко сну, стелили постели на плоских крышах глинобитных домиков, не подозревая, что совсем скоро такой ночлег спасёт им жизнь. Город постепенно затихал. Уже возвращаясь с прогулки, в сквере под кустом девушки нашли маленького скулящего щенка со сломанной задней лапкой. Было видно, что щенок голоден, ему страшно и больно. Сердобольные девушки подхватили щенка и, тайком пронеся мимо вахтёра  — инвалида войны в свою комнату, напоили молоком, наложили на лапку маленькую шину из обломка деревянной линейки, и уложили спать.

 Около часа ночи щенок разбудил девушек, начав громко скулить, а потом ковыляя и волоча больную лапку с шиной, толкнул неплотно прикрытую дверь их комнаты и выбежал в коридор. Наспех накинув халат, Марийка выбежала вслед за ним на улицу, увидела на небе непонятные вспышки и отблески света, услышала вой собак.
 Неожиданно возник грозный гул, потом грохот и треск, земля задрожала и заколыхалась. Из здания общежития выбежали вахтёр и стайка перепуганных студенток.         
— Неужели опять война, —  закричал бывший солдат,  — ложись на землю, сейчас  начнётся бомбёжка!
— Это, наверное, американцы сбрасывают на нас атомные бомбы, как в Японии! —  подхватила его мысль одна из девушек дрожащим от страха голосом.
Подхватив испуганного щенка, Марийка побежала к большому теннисному столу, стоящему недалеко от общежития, на спортивной площадке.
— Спрячемся здесь! —  закричала она на ходу и залезла под стол. Девушки последовали её примеру.

 В этот время стали рушиться здания, рухнуло общежитие. Клубы взметнувшейся пыли, качающиеся деревья и падающие дома были освещены странным желтоватым светом. Затем наступил мрак, со всех сторон раздались крики, плач; засветилось  пламя вспыхнувших пожаров, а земля продолжала подрагивать. То тут, то там сыпались кирпичи, падали целые стены.  Всё пришло в движение. Привычная, прочная и неподвижная ранее земля качалась, как палуба корабля в шторм. Слышался глухой подземный гул. Погасли ночные огни, зашумела листва на уцелевших деревьях, словно порыв ветра пронёсся в садах. Густые клубы пыли окутали город, трудно было дышать. Это продолжалось недолго, не более пары минут, но показалось Марийке вечностью.

Затем все успокоилось. Девушки вылезли из-под чудом уцелевшего стола, с поваленным на него молодым деревцем и с ужасом осмотрелись. Им предстала страшная картина: все здания были разрушены, везде завалы, пыль стояла столбом. Вместо прозрачной звёздной ночи над Ашхабадом стояла непроницаемая молочно-белая стена, а за ней ужасные стоны, вопли, крики о помощи. Раздумывать было некогда. В кромешной тьме и в плотной завесе пыли студентки принялись голыми руками судорожно откапывать сокурсниц, помогать соседям разбирать завалы и вытаскивать из-под обломков их домочадцев. Кое-где появились костры, их слабый свет помогал оказывать помощь раненым, но под руками ничего из медикаментов не было. Те, кого удалось выкопать в первые несколько часов – были спасены, остальным не повезло: перед рассветом новый толчок окончательно погреб их под развалинами.
 Когда рассвело, Марийка вместе с другими выжившими студентами из общежития пришла на площадь Карла Маркса, где спасшиеся профессора их института организовали импровизированный госпиталь. Студенты вместе с младшим медицинским персоналом клиники в её развалинах откопали хирургические инструменты и нити для операций. Кое-что из перевязочного материала собрали на месте разрушенной аптеки.

 Из-под обломков какого-то учреждения вытащили канцелярские столы и, составив их попарно, начали делать операции. Наркоза хватило лишь на нескольких пациентов. Остальных пострадавших медики и студенты крепко удерживали руками, страдая, что больше ничем не могли облегчить их боль. Некоторые не выдерживали и умирали от болевого шока. Часто раненым приходилось ампутировать руки и ноги, которые можно было спасти в нормальных условиях. Тяжелее всего было сортировать пострадавших. Марийка записывала под диктовку профессора фамилии тех раненных, которых можно было ещё спасти, старалась не смотреть в глаза остальным. После таких обходов она уже ничего не видела сквозь пелену слёз. Студенток, работающих в операционном блоке, приводил в чувство суровый окрик хирурга, бывшего фронтовика:
— Отставить слёзы! Здесь вам не институт благородных девиц, а считайте, что линия фронта. От нашей с вами слаженной работы зависит жизнь людей!
 На следующий день, во время небольшого перерыва после смены, Марийка побежала к бывшему общежитию. Ей повезло — среди завалов удалось найти свой чемоданчик. Девушка с трудом открыла его смятую крышку и, порывшись в вещах, облегчённо вздохнула: сохранился её дневник, а в конверте среди документов лежал памятный жетон Максимилиана… 
 
На обратном пути к госпиталю она увидела страшную картину: военные раскопали засыпанный вход в полуподвальный этаж соседнего общежития, где жили работницы ткацкой фабрики. После первого подземного толчка дверь на улицу заблокировалась обломками рухнувшей стены, а огонь из разрушенной печки распространился по всем помещениям. Сгорели заживо все шестьдесят работниц, молодых цветущих девушек. В тот же день Марийка увидела маленького ребёнка в уцелевшей кроватке, чудом зацепившейся за крюк полуразрушенного дома на высоте четвёртого этажа. Онемевший от страха ребёнок таращил глазёнки на военных внизу, которые растягивали одеяло, чтобы поймать его. Один из солдат с трудом влез на стену и уже протянул руку, чтобы вытащить ребёнка, как именно в этот момент стена рухнула, похоронив под собой всех...

 Марийка вновь работала операционной сестрой, пригодились навыки работы в больнице. Испытав сильнейший эмоциональный шок в первые сутки после землетрясения, видя невыносимые мучения множества людей, ощущая огромную потребность помочь, облегчить их телесную и душевную боль, она страдала, что в числе других медиков не могла оказать помощь всем нуждающимся.
 Площадь постоянно была полна кричащих и стонущих раненых. Ашхабадские медики работали все дни до темноты без перерывов. Врачи отходили от операционных столов и падали с ног от усталости, мгновенно засыпая прямо в развалинах. Операции продолжались при свете автомобильных фар и самодельных факелов. В Ашхабад прибыли тысячи врачей и медицинских работников из Москвы, Баку, Алма-Аты, Ташкента и других городов страны. Везли оборудование и медикаменты для оснащения разворачивающихся повсюду полевых госпиталей.

 От чудовищных потрясений и усталости, в голове у Марийки  уже не было никаких мыслей, кроме одной —  помочь пострадавшим. Она быстро повзрослела за это время. Студентка впервые увидела стихийное бедствие грандиозного масштаба и настоящую военно-полевую хирургию не из учебников, а в условиях, приближенных к военным. Единственное, с чем Марийка не могла смириться  со смертью, особенно когда она забирала детей и молодых здоровых людей. Марийка знала, что врачи, особенно хирурги, с годами привыкают к ней. Неужели и она привыкнет? Ведь со временем девушка сама стала походить на робота, автоматически выполняющего команды. После суточной смены разрешалось поспать совсем недолго, а потом нужно было вновь помогать хирургам на операциях или работать в перевязочной.

 Марийка потеряла счёт дням, неделям. Казалось, это не закончится никогда. Получив телеграмму, что мать серьёзна больна и нуждается в её помощи, она с трудом отпросилась у декана лечебного факультета и сразу же выехала домой.



                http://proza.ru/2020/04/21/883



*(1)Ашхабад - название города в переводе с персидского означает «Город любви».
*(2)ВГИК - Всесоюзный Государственный институт кинематографии имени С.А. Герасимова.
*(3)Щука - театральный институт имени Бориса Щукина.
В этой главе приведены воспоминания члена ЦК партии Д.В.Наливкина, ставшего свидетелем землетрясения.

Фотография из свободного доступа в интернете - памятник жертвам землетрясения 1948 г. в современном Ашхабаде.