Звонки

Весенний птичий писк встречал Солнце, восходящее в клубах тумана где-то за деревьями парка. Было холодно. В лужах плавало свежее сало льда. Крупа инея хрустела под ногами.
Хорошо…
Я шел по пустому парку к нашему корпусу, радуясь отсутствию людей. Я всегда приезжаю на работу очень рано, и всегда радуюсь отсутствию встречных-поперечных. Не люблю лишний раз здороваться.
Асфальтированная дорожка тянулась от проходной вверх сквозь парк. И – никого… Голова и душа отдыхают.
Я уже прошёл полсотни шагов вверх к вершине холма, когда услышал шум моторов. К «стакану» проехало три скоропомощные машины. Они проследовали по дороге, до половины скрывшись  в облаках утреннего тумана. И в сумеречной серости показалось, что цвет кузовов сменился с желтого на серый, а полосы и кресты, будто в старом кино, стали черными…
Новый день. Новый понедельник. Новое штатное расписание. Сегодня «стакан» начнёт наполняться. Загорятся полосы окон этажей. Ультрафиолетовая бактерицидная подсветка сменится ярким освещением ламп дневного света…
А мы – тут… На старом месте. По штатному расписанию остаёмся здесь. Мы – резерв. На случай. На какой случай? Да хрен его знает. Где понадобимся, туда и поедем. В общем резерв нашего отдела ГО и ЧС.
Tempora mutantur… Ну и так далее. Что-то всегда меняется. С нашими-то  «оптимизациями»... Кали-Юга. Эпоха перемен. Вот в эту эпоху и живём. Даже по-китайски проклинать не надо. Привыкли! Человек. Он, тварь такая, ко всему привыкает. Даже к проклятой эпохе перемен…
Вздохнул… И почапал навстречу Солнцу за деревьями, хрустя молодым ледком и распугивая веселящихся птах.
Зашел. Переоделся, натянул на морду маску и двинул в свою ординаторскую. К остальным заходить не стал – всё равно илиспят или уже дневники пишут. Не буду мешать.
Зашел в пустую комнату, задублённую за ночь открытой форточкой. Закрыл окно. Опустил штору, передернул плечами от холода и поставил чайник. Сам прилёг. Всё равно ещё рано. Будильник. Надо же! Даже щелчка чайника не слышал. Остыл, небось, уже. Ладно. Фиг с ним. Пойду на обход. Как раз по времени пора.
Темный коридор, только две дежурные лампочки – около лифта и пожарного выхода. Утро. Чего это никто не зажёг? Ерунда. Я за двадцать лет этот коридор на ощупь изучил.
-Привет!
-Привет!
-Ну, как оно?
-Да так… С сегодня обходы отменили. А вчера наших больных в «стакан» перевели…
-А вы чего?
-Да ничего. Весь день кино смотрели.
-А что с разделом?
-Всё уже. Сегодня начинают. Говорят, туда уже очередь.
-А ты?
-А я тоже. Завтра. Сегодня домой. Спать. После сна…Это вы тут дурью маяться остаётесь.
-Ага. А вы в поле… На фронт…
-Халявщики.
-Фронтовики, мля…
-Ладно. Мне пора. Кстати, сегодня с утра какой-то сигнал пришёл. Вроде СМСки.
-То есть?
-То  и есть. Ровно в 04.54. Какой-то сигнал 7646 с номера 991.195.48.98. Я им звонил. Они не отвечают. А тут и первые «скорые» сиренами загудели от проходной… Вроде как война началась. Ладно! Бывай!
-Пока. До связи.
Зря я это сказал… Но знать бы наперёд…
Ушли. Вся вчерашняя смена. А мы тут теперь по одному. В смысле один врач с двумя сестрами. На весь тёмный корпус…
Я вообще-то людей не особо жалую. Могу все стуки молча просидеть. А тут ещё и вся Сеть к моим услугам. И полный холодильник. И шкафчик, который я уже месяц как старательно набиваю всякими вкусняшками. Да ещё из столовой обещают кормить. В общем – живём.
Где-то к полудню позвонили из секретариата главного врача. Узнать, как дела на «резервном». Это так они наш пост успели назвать. Доложился. Предупредили о возможных поступлениях по резервному каналу. И что положение может ухудшиться вплоть до полного запрета ехать домой.
Поблагодарил, гнусно про себя хихикая. Но нервозности персоналу добавил. У одной из сестёр две маленькие дочки дома на мужа остались. Но не прошло и часа, как её у нас забрали на индивидуальный пост. Обещали сменить через восемь часов и вернуть назад.
Одели её в комбинезон, респиратор, выкатили к машине укладку. Все вроде как при деле: кто укладку тащит, кто покурить, кто просто подышать. И нова что-то то ли с освещением, то ли с моими глазами: вроде бы всё вокруг в цвете,  а наша желтая машина серого цвета, как в старом кино. А полоса и кресс на ней  - черные. Вышел  водитель, сел за руль. Мы её погрузили. Попросили  позвонить, если что… Зря просили… Знать бы заранее…
Я потом специально проверял: изменился ли цвет у машины? Даже на телефоне выводи изображение жёлтого  и серого показывал рядом с кузовом. Все про цвет машины и в телефоне называли правильно – жёлтый. А про серый цвет, что серый. А полосу и крест красными называли… Может, это у меня с глазами чего? Хотя, вроде бы дальтонизма такого не бывает…
Потом приехали ещё двое докторов и три сестры. Больше найти не смогли. Через пару часов их из резерва в «стакан» перебросили. И двоих сестёр. К утру опять остались в прежнем составе.
А в шесть утра над парком взвыла сирена и истошно ревела  без остановки минут десять без перерыва. Оборвавшись внезапно возникшей жуткой тишиной. Зашёл водитель. Сообщил, что его вызывают на перевозки. Вызвали в гараж. «Скорые» не справляются.
Потом обрубило связь. Всю. И не только телефоны, интернет и мобильники, но и радиостанции, которые мы использовали для внутренней связи.  Ни помех. Ни разряда аккумуляторов. Полная тишина в эфире. И отсутствие связи между станциями в одной комнате… Это физически невозможно. Но  - факт…
А потом, около восьми, раздался тяжёлый рёв моторов и молчаливые рабочие без объяснений стали перекрывать все двери и окна решетками. С ними было несколько полицейских с автоматами. И они отгоняли выстрелами в воздух тех, кто пытался хотя бы заговорить…
Потом из соседнего корпуса, так же в сопровождении вооруженных полицейских, заявился завхоз больницы и велел мне расписаться в ведомости на получение сухих пайков  - армейских ИРП. Меня ещё удивило их число  - десять тысяч… Я удивлённо посмотрел на завхоза и он ответил:»В переходе». После чего мы поехали наверх к переходу между корпусами. Там коридор был завален коробками  с ИРП, через которую перебралась к дверям «административная группа» и скрылась за свежеустановленной решёткой. С треском полыхнула сварка. Нас даже не на замок закрыли, а заварили наглухо. В коридоре за решёткой погас свет…
Мы остались одни.
Мы потеряли счёт времени.
Мы умотались, перетаскивая ИРП в наше отделение, завалив коробками полкоридора и вход к лифтовым шахтам. Их всё равно отключили. И коробки пришлось таскать по лестнице вручную.
Было уже совсем темно, когда мы свалились на диван в ординаторской.
Телефоны молчали, мобильники молчали, интернет не грузился, телевизор и тот не работал. На окнах и дверях воняли свежей окалиной решётки. Начиналась новая жизнь…
Спасибо, хоть электричество с водой не отрубили. Пока. Иначе кранты бы нам пришли очень быстро.
Но вода была. Свет был, хотя и мигал. Жить можно. С утра попробовал подняться на крышу корпуса через вышибленную дверь. Фиг в нос! Её тоже заварили. И когда успели? Попробовал прорваться через пожарный выход в подвале, но и он оказался завален сброшенной на дверь легковушкой. Колёса пробиты, днищем к двери – не пролезешь.
Плюнул. Вернулся к себе. Поел. Хлопнул запасённого коньяку. Лёг спать.
Так прошла неделя…
Потом ещё одна…
Можете себе представить степень нашего охренения в блокированном здании!
ИРП уже не лез в глотку. Коньяк закончился. Наиболее тошно становилось на закате, когда наступали сумерки. В темноте единственной подсветкой парка остались горящие окна «стакана», но и там постепенно стали гаснуть целые этажи…
Из окна на дорожках парка начали мерещиться какие-то тени, которые не определялись при прямом взгляде, только при боковом зрении на периферии отмечались какие-то мерзкие невнятные шевеления. Создавалось впечатление, будто из теней парка на тебя смотрят жаждущие, злобные глаза. Поэтому в преддверии сумерек мы старались быстрее закрывать окна, чтобы не чувствовать этого каннибальского взгляда…
Погас свет.
В нашем состоянии «анабиоза» мы поняли это, когда из холодильника потянуло тухлятиной. Испорченные продукты выкинули наружу через решётки дверей. Через полчаса их уже не было. И куда девалась эта тухлая дрянь?
И тут начались звонки…
Три телефона зазвонили одновременно. Звонил заведующий.
-Алло?
На том конце линии была полная тишина. Никакой реакции на обращение.
-Алло!
Ни малейшей реакции.
Медсестра Настя:
-А мой был разряжен…
После звонки продолжились. Они были от разных абонентов – от тех, кто был в наших телефонных списках. Звонили даже на телефоны с вытащенным аккумулятором и пустым счётом. На обратный звонок они не отвечали: или «неправильно набран номер» или «абон  .ент находится вне зоны доступа». А потом мы поняли, что из списков телефонов исчезают и сами номера и фамилии наших абонентов…
Чуть позже телефоны начали голосом Алисы объявлять звонки от тех знакомых, кто никогда не был  в списке абонентов.
И до нас стало доходить. Что они звонят в последний раз.
Проскочили и те фамилии, с кем мы распрощались в первый день дежурства… И зачем только мы просили их звонить? Уж не лучше ли было оставаться в неведении?
Затем  пришла СМС-ка от неизвестного абонента: «Не смейте с ней разговаривать!»
Пожали плечами и отправились спать. По нынешним временам не то, что заговорить, приблизиться к решётке – дураков нет. Но наутро от входной двери раздался требовательный звонок. У ворот стояла машина со знаком биологической опасности на борту. Ниже эмблемы грязью была заляпана какая-то надпись. Около звонка стояла толстая бабища в защитном комбинезоне и противогазной маске с запотёвшими стёклами. На звонок она нажимала пальцем руки без перчатки. А с самой руки отваливались куски гниющего мяса…
Спасибо СМСке. Бабища то звонила, то пыталась орать, трясти прутья решётки. Но мы уткнулись лицами друг в друга и, закрыв глаза,  старались не реагировать на её визгливые вопли…
Потом она уехала, но мы ещё несколько раз видели её машину то во главе кавалькады «скорых» с черными крестами на серых кузовах, то просто объезжающей по дорожкам вокруг больницы. Пару раз она учиняла свои «концерты» около наших дверей или под окнами. И с каждым разом становилось всё тяжелее не отзываться на её зов… Будто что-то тянуло к тому месту, откуда она ЗВАЛА…
Каждый раз, после концерта, мы обнаруживали себя всё ближе к её машине. Пока не додумались привязывать себя к чему-нибудь тяжелому и неподъёмному. Но надолго ли нас хвати?
А потом появились ОНИ.
Точнее, похоже, что были-то они всегда. Но если раньше  они скрывались  в тени на периферии зрения, то теперь, скорее всего, настало их время. Стало возможным их видеть. Но если и видишь… То и описывать-то нечего. Да и не хочется. Клыки, ухмыляющиеся рожи, гнусное хихиканье, когти, слизь, гной, вонь невероятная… Правильно мы делали, когда закрывали окна, чтобы не смотреть на ЭТО…
Но зато теперь их было много. И они были везде. Бродили по улице. Болтались на решётках окон. Раскачивались на ветвях деревьев в парке. Ехали в качестве водителей в кабинах «скорых». С грохотом трясли легковушку, закрывающую пожарный выход… И постоянно что-то ЖРАЛИ…
Из новостей - полностью погасли окна в "стакане". Ночь стала черной...
А как-то раз я проснулся от отвратительного чавканья. Эта тварь сидела на моем столе и жрала мой утренний ИРП прямо с упаковкой. Я заорал…
И проснулся…
Тварь была. Но не в комнате. Она висела на решётке снаружи и гнусно ухмылялась.
ИРП на столе, кстати, не было…
С тех пор они прочно обосновались в наших снах. Попутно пожирая пайки из наших запасов.
Через неделю на завтрак в ординаторскую никто не вышел. А через пару дней по коридору пополз сладковатый запах мертвечины.  В сестринской я обнаружил два трупа, пустые блистеры от снотворного и пустые бутылки из-под виски…
Давясь от смрада. Я дотащил тела к решетке у выходной двери. Твари завопили, толпой ринувшись в моём направлении. Достаточно было подпихнуть трупы поближе к решётке.
Ушёл, не оборачиваясь.
В эту ночь телефон звонил дважды…
Те самые фамилии. И почему не звонил раньше?
Извилины заплетаются.
Окружающий мир окрасился сепией.
А потом зазвонил телефон, в котором не осталось ни одного абонента.