Третье путешествие по Оке. Глава 2

Глава 2. Отплытие. "Соль поэзии".

Отплывали днём. Местом отплытия послужил общественный пляж у деревни Велегож, в которой проживал Павел в весенне-летнюю пору. Лодка была надувная, для двоих довольно просторная и предусмотрительно нагруженная всем необходимым для двухдневного существования.
Вот они завели её в воду по колено, толчок – и, волнительный момент! – плавание началось. Первые пять-десять минут  - молчание, наслаждение созерцанием неспешного течения реки, окружённой с обеих сторон густым лесом.
Затем предложение принять по пятьдесят грамм, их принятие и вновь молчание – и вновь наслаждение природой, рекой, тишиной, одиночеством…
Вскоре ещё одно принятие по пятьдесят грамм – и ещё раз созерцание и наслаждение. Водка, однако, начинает действовать – а это требует уже какого-то разговора. Пётр достаёт смартфон, находит на стихотворном сайте страничку Павла, читает его стихотворение:
“Лодчонку, оттолкнув от дна шестом, и тут же замочив по щиколотки ноги, оставив на досуг все дальние дороги, плывёшь на свет ютящийся костром. Идёшь - так правильней, как посуху водой. Гребёшь - точней, оставив шест свой посох. Лицом к луне теперь, - на вёслах. И ко всему, что у костра, – спиной. Под скрип уключины под облачным мостом ты слышишь крохи крик, зашедшейся от горя, и видишь свой, и тот, московский дворик, и всех друзей, и часть кота с хвостом. Очнёшься, - плеск, а может, птичий стон, и ты в возвратный обратишься путь. И будешь рад, но не в земле же суть, а в том, что сам своей душе Харон”.
Пётр с удовольствием декламирует, а Павел с удовольствием слушает, - “что скажешь?”, спрашивает. “Подожди”, - Пётр ищет в интернете кто такой Харон, затем какое-то время молчит, обдумывает. “Звучит хорошо, но, что значит “сам своей душе Харон?”. “А что тут непонятного?” – улыбается Павел, - “что именно тебе непонятно?”.
Вместо ответа Пётр начинает читать рецензии на это стихотворение с сайта: “Плыть и верить”, “Есть в Ваших стихах некая японская миниатюрность, шкатулочная лаковость и пауза при открывании крышки”, “Мы у Харона, одолжив ладью, гребем, насколько хватит сил. Но Стикс силен, не справимся: для всех, увы, причал один”, “ С Хароном погутарим. Ночь длинна. Видения встают на грани сна. Перевезёшь ли ты меня, Харон, В ту местность, где не виден небосклон. Ну, а пока - видения. Стихи.
Наклон к реке макаберной ольхи...”
“Судя по всему, не только мне непонятно”, - теперь уже улыбается Пётр, - “хотя, нет, вот кому понятно”, - и он читает: ”Представила картину и подумала, что люблю ваши слова за ощущение реальности, выглядывающее из-за них. А оказывается, это тройное, если не четвёрное преломление реальности (жизнь-художник- картина-зритель-стихи).”
“Ощущение реальности, выглядывающее из-за них!” “Тройное, если не четвёрное преломление реальности!” – он смеётся. “Вот где преломление реальности!” – булькает из бутылки в пластиковые стаканчики, и они пьют.
- А что тебе не нравится?- Павел недоволен, - что тут не так?
- Тут-то как раз всё и нравится, особенно твоя реплика на рецензию, - “не сугубое, тройное вам спасибо!” Вот где идиллия автора и читателя: тройное преломление реальности – тройное спасибо! А раз так, то твой “сам себе Харон” и есть “тройное, если не четверное преломление”, то бишь, думай как хочешь – сам себе Харон, сам себе Платон, сам себе Ньютон…
- Совсем не так! - запротестовал Павел, - преломление реальности это преломление именно реальности, так же, как и преломление света через призму. Как белый свет распадается на множество ярких красок, так и поэт извлекает из обыденности необычные сюжеты. Другое дело, если ты дальтоник, то есть, если не различаешь цветов или не понимаешь замысел автора.
- Тогда объясни мне, - сказал Петр, - почему нельзя найти такую реальность, которая была бы сама по себе насыщена яркими красками и которую бы не нужно было разлагать на составляющие?
- Почему нельзя? – можно, - ответил Павел, - это, например, описания природы, но что касается души, здесь лучше прибегнуть к метафорам, именно в этом и есть соль поэзии.