22 апреля 1971 года. К 150-летию В. И. Ленина

Есть дата, которая  всегда  для  меня  праздник.

 Как  получилось,  не  знаю,   может быть, просто  совпадение, но  первые  стихи,  которые  я  выучила  для  "публичного  выступления", были  стихи  о Ленине. Не  поверите, наверное, мне  было тогда года три. А  стихотворение  было,  всем   тогда  известное - "Ленин  родился в апреле, когда  расцветает земля,  когда  позабыты метели И в рощах цветут тополя ...»  Не  помню, чтобы у меня возникал  вопрос, кто такой Ленин, значит,  я хорошо  знала это, но помню,  спрашивала, что такое "метели". Дело в том,  что  жили  мы  в Туркмении, и о  метелях  я не  слышала.  Стихи предполагалось  читать на  новогодней  ёлке. Не  очень уместно,  может быть,  но мне хотелось рассказать  именно  о  Ленине.  Я была  первым  ребенком в семье, первой внучкой у бабушки, первой племянницей у дяди, потому  меня   любили, учили, баловали, с  моим выбором  считались  даже  в три  года.   Когда   впервые  о  Ленине  услышала,  я точно  не  помню.   Ну, коли  в три  года  эти знания  уже были, значит, пришли  как-то сами-собой.Разумеется, по  временным  полочками  в моей  голове   долго  не было  расставлено  все  правильно, поэтому  помню, лет в пять  я со  слезами  доказывала  маме , что она  не права,  и  именно  Ленин  победил  Гитлера; он вел Красную армию в бой, был самым главным   "буденовцем". Мама, видимо, не  хотела еще  говорить мне о том, что люди  умирают ,  потому  просто  говорила: Ленин уже был  старенький,  тогда  не  воевал  с Гитлером. Я знала, что была права, потому  что это  совершенно  просто: Ленин за бедных, Гитлер - за богатых. Победили бедные, значит, Всё сходилось  - Ленин  победил  Гитлера.

Мне  было четыре  года,  когда  мама повела  меня  к Дому офицеров, где проходил торжественный  прием  в пионеры.   На аллее  у Дома офицеров, который  у нас  называли клубом,  стоял бюст Ленина.   По обе  стороны  его я увидела изумительно красивых  людей  -  школьники в белых блузках с  яркими красными  галстуками.  Они были  серьезные, очень серьезные,   их  руки были  наискось подняты   над головой. 

 - Мама, это  кто?

-Пионеры.


- Почему  они руку  так держат?

- Это  торжественный  салют. Такой  знак
.
- Салют  зачем?

- Зачем?  ..  Это как  привет.  Например.  И клятва.  Что они всегда будут справедливыми и честными, хорошо  будут  учиться.
 
-  Клятва - это как?

-  Такое  обещание, очень твердое.

-Кому обещание?

-  Ленину сначала, а потом  всем.
 
- И они хорошо  учатся?

- Ну, конечно,  иначе бы  их не  приняли  в пионеры  и не  разрешили  бы  здесь  сегодня  стоять.

 Я все  поняла. Я должна  стать  пионеркой.

- И я хочу.

 Мама  сказала:

-  В пионеры  принимают  в десять лет.

Это  удар!  Я должна  прожить  на  свете больше,  чем уже  прожила, чтобы  стать  пионером.  И только  тогда  мне  разрешат  носить такой  галстук и тогда  я  смогу  вот так красиво  держать  руку и гордо  смотреть  вперед.
Теперь у меня  появилась  цель.
 
Мы видели, как  ребятам  повязывали  галстуки на  ветру, слышали  бой барабанов,  а потом  заиграл  духовой оркестр  на  крыльце  клуба,  но барабан  продолжал  выстукивать дробь, и ребята в  новых  галстуках  все  вместе подняли  руку  в этом  салюте и хором  ответили: «Всегда  готов!"  толстой  тетеньке, которая  им  что-то  сказала.  А  те  двое,  у бюста,  так  и  стояли  - рука  над  головой.   
События моей  жизни   получили  направление.   Я ходила  в садик, ссорилась со Светкой,  читала  книги,   решала,  что  хорошо,  что  плохо  -  все  было  подчинено   задаче одной  -  я должна  подготовить  себя  в пионеры.

Наверное,  маме  стало  со  мной  проще.  Когда я не хотела  доедать, мама  говорила  мне:  пионеры так  себя  не  ведут.  Когда  я спрашивала, зачем  перед  садиком  заправлять постель, а вечером  её  разбирать,  мама  говорила: пионер  -  всем  ребятам  пример.  Только   одно  не  смогла  мама  провернуть  под  "пионерскую"  мечту  - заставить меня принимать  рыбий жир. 

В общем, годы  шли.  Не  скажу,  что  я больше  вообще  ни  о  чем  не  мечтала. Например, я мечтала о брате  или  сестренке. Уговаривая  маму, я  рассказывала ей:

 - Ты только  представь!  Если  родится  у меня  братик, я назову  его Володей, как Ленина.  А если  сестренка  - Надей, как  Крупскую! . .. Мамочка, ну,  пожалуйста!

Были  два  великих  человека, которые  как  будто   еще  в колыбели  стали мне  известны. Потому  что  момента,  когда  впервые  услышала их  имена,  я просто не помнила  - Ленин и Пушкин.
 Но вот интересно, Пушкин представлялся мне  другом  Ленина.  Просто иногда, между боями красной  конницы, Пушкин писал  сказки.

Случились кое-какие  важные  события в нашей  семейной жизни, и мы переехали из  Средней Азии в Россию.


Здесь я попала  в такой  великолепный  детский садик, буквально  на один  год  перед школой,  который  летом  выезжал на  дачу. О! Это сказка!
Мне уже семь, скоро я буду пионеркой. Это я рассказала всем. Ребята  тоже  захотели быть пионерами. Я сказала,  что  принимают туда  только  тех, кто  не  дерется, много  читает, не обзывает никого  и.......умеет  долго-долго, целый час держать руку ВОТ ТАК!.   Желающих вступить  в пионеры  сразу убавилось.  Нас  осталось трое. Все девочки.
 
Мы  упросили  нянечку  по  вечерам, после отбоя,  разрешать нам  не  сразу засыпать, а только  когда  мы тихо, никому  не  мешая, лежа, выдержим  руку в салюте целый час.  Нянечка разрешила . И даже давала  нам  сигнал,  когда  проходил  этот  час.  Но, как  сейчас  понимаю,  тот  час  был равен  минутам пятнадцати-двадцати на деле.

Извините за долгое вступление!

А теперь расскажу о том самом солнечном, теплом, самом радостном,   огромном  дне – 22 апреля 1971 года.    Этот  день  должен  был случиться  на год раньше, но так вышло, что в школу я пошла  на  год позже  Травма.   Операция. Столичные больницы.  И день приема  в пионеры случился  на  целый год позже!  Представляете  моё  нетерпение,  когда  счет  шел  уже  на дни?
 
В  классе  прошло  октябрятское собрание,  мы решили, что в нашем  классе нет  недостойных ребят. Что Саша  подтянется  в учебе,  а Сережа  перестанет драться,  и мы  им  доверяем,  потому  22 апреля  всем классом будем  вступать  в пионеры. 
О!  Эта  пионерская  синяя  юбка  с желтым  ремешком  и пионерским  костром  на  пряжке,  белая блузка с металлическими  пуговками  со  звездочками!  Но  самое  главное  -  мой  пионерский галстук!   Разумеется, он  давно  приготовлен!  Уже  скоро-скоро  мне  повяжут  его, я  отвечу  на  призыв « К борьбе  за  дело  Коммунистической  партии  Советского  Союза будь готов!»    Я  готова!  И я клянусь!  Ведь эта  борьба  - за  бедных  всего  мира!   «Всегда  готов!», - скажу  я, не  солгав  ни  на  один  миг.


И вдруг……  За  неделю до  22-го  я заболеваю.  Моё слабое горло, эта  противная  температура, эти ингаляции  над  картошкой и компрессы….  Самое  ужасное  - день выписки именно 22 апреля.  И никак  не  раньше! Это самое  раннее, что мне обещала  врач!  Но она  зато  сказала, что я могу  прийти самая  первая, она  будет  меня  ждать,  она  примет  меня без очереди, и, если я  буду здорова,  то  в этот  же  день  смогу  пойти в школу.   Я пила  молоко  с маслом  и содой,  над картошкой  дышала без капризов, полоскала горло, спала по часам, принимала лекарства.
 
Накануне, 21-го вечером, мама  погладила   блузку, юбку, галстук. Все  было  приготовлено,  а галстук перекинут через спинку  стула. Засыпая, я смотрела  на  него  и  повторяла: «Он ведь с нашим знаменем  цвета одного»…
Не  думайте,  что  мама  или  папа  с утра  до  ночи  проводили  со мной политзанятия.  Я не могу  объяснить,   почему  Пушкин, Некрасов, Короленко -  все  они  говорили  мне :   будет  Ленин, и бедные  люди  вздохнут свободно и перестанут быть обижаемы.  Не  знаю.  И  теперь  я этого  не  знаю. Но  даже  русские  народные  сказки говорили  мне  то  же  самое.

……Рано  утром я теребила  маму:
 
-  Уже  пора, надо выписываться.

 Мама  просила  поспать  еще  часик,  но  уговаривать  было  бесполезно,  потому вся  семья  поднялась, и великий день начался.

 В поликлинике  все  вышло,  как  врач  и обещала. Она  приняла  меня  самой  первой! Да  я и  была  первой!  Она  даже  выписала  меня,  хотя,  сказала,  горло  придется  еще  полоскать, и я  обещала,  и пожалела,  что не  могу еще  сказать: «Честное  пионерское»!

Поликлиника  находилась  не очень далеко  от нашего  дома.  И  школа  тоже  рядом с домом. Если идти  от поликлиники  спокойным  шагом домой, то можно  дойти  минут  за  двадцать.  Но  я  бегу.   Бегу, потому  что  слышу,  как  где-то  у школы стучат  уже  изредка барабаны. Это значит, что  ребята собираются  у крыльца,  строятся,  а мне  нужно  еще  до дома добежать,  взлететь  на третий этаж надеть все, что  дожидается   меня  со  вчерашнего  дня,  галстук  мой взять  и успеть  на школьный  двор,  пока  все  не  уехали  без  меня.  Мама  осталась  где-то  позади,  у меня  горло  пересохло, сердце   громко  стучит  в грудную  клетку,  я его  слышу.   Бегу  по  узкой  тропинке, ветки  с набухшими  почками то и дело задевают  меня  за  руки. Я пробежала  только  полпути,  а уже  не  могу  дышать. И тут мне  становится  радостно от того,  что  только  чуточку  потрудиться, просто перебежать  через дорогу,  а потом  до школы – и я смогу носить на  груди  пионерский  галстук!  Оставшийся  путь   буквально  кто-то  нёс  меня,  так  стало  легко.  И  легко – на  третий  этаж.  И быстро-быстро переодеться  легко,  и галстук  в пакетик!  Пальто, шапка  - вперед.  Барабаны  стучат   громче, потому  что я  уже   совсем  близко.  Огибаю угол дома, отделяющего  меня  от школы, и вижу  во  дворе толпу наших  ребят,  знамя  дружины, вижу,  что  ребята  уже  начинают  строиться.  Ног  не чую.  Вдруг  навстречу  мама!  Она, оказывается,  пока  я неслась  к дому, пошла  в школу и попросила  чуточку,  несколько  минут  подождать  меня!  И  меня  ждут.  Мама  кричит  мне: «Иди  шагом,  тебя  ждут!»  Но я ведь  уже  не  могу  остановиться.  Влетаю  в  ворота, бегу  по аллее под тополями, и у меня ощущение,  что  если  я сейчас  разведу  в стороны  руки, то  взлечу!
 
На  такой  самолетной  скорости и  упираюсь  в Валентину  Михайловну.  Я  к ней и рулила!  Валентина  Михайловна спокойно  говорит:
 
-  У нас  теперь  все!, -  берет меня за  руку, и мы  впереди  нашего  класса  начинаем  движение.

У  меня  грудная  клетка  ходит  ходуном,  я пытаюсь перевести  дыхание.  Валентина Михайловна  остановилась,  все  остановились  тоже,  и я наконец  сделал огромный,  спасительный  глоток  воздуха.
 
_ Хорошо? -  спрашивает  Валентина  Михайловна.

- Да, - говорю.
 
Наши  четыре  класса,  впереди  знамя  дружины, несколько  барабанщиков и два  горниста – мы   выходим  строем  со  школьного  двора  в  другие  ворота,  где  у обочины дороги  нас  ждут автобусы.

В  автобусе  Светка  кричит  мне:

-Иди  сюда,  я заняла, -  и она боком  спихивает  с сиденья пытающегося  усесться  Олега:

- Обнаглел!  Тут  люди  после болезни!

А Олег ржет  и продолжает свою попу  пристраивать. Валентина  Михайловна громко объявляет:  «Сажаем  девочек.  Мальчики – на  оставшиеся  места».  И я  сажусь  к окошку,  а  Света  с  краю,  немного  подвинувшись,  показывает  Олегу  полосочку  сиденья  -  вот  тебе!

 
 Памятник Ленину  в нашем городе стоит на  площади,  по углам которой  растут голубые ели.  А  по  периметру  - кусты  сирени.   Сирень и без того  раньше  всех становится  зеленой.  А  в этом  году  весна  ранняя,  и сирень  почти  вся  в листьях.  Жаль, не  цветет  еще.   Здесь  нас  строят  по  этому  периметру,  но  в один  ряд  четыре  класса  разместить здесь  трудно, и нас ставят  в три  ряда.  Я  ведь  самая  старшая  в классе,  ростом тоже  почти выше  всех, и меня  ставят в третий ряд,  к сирени.

Галстуки мы держим расправленными  на вытянутых руках.  Рядом с памятником проходит   главная дорога  города,  на  ней  шумит транспорт,  и я плохо  слышу,  что  говорит  старшая  пионервожатая,  как рапортует  ей  председатель  совета  дружины.  Я только  вижу  знамя,  вижу,  что  старшие классы уже  повязывают галстуки  первым  рядам.  И первые ряды,  ставшие  пионерами,  начинают крутиться  и показывать галстуки  друг  другу,  как  будто никто  до  этого  их  не  видел или как  будто они у всех  разные. Начинается уже   радостная  возня,  а  меня  еще  не  принял  в пионеры, меня  никто  не  видит..   Горло  сжимает безжалостная  рука, и я не  могу  проглотить  ком,  чтобы  позвать кого-нибудь.  И  снова непонятно  откуда, сквозь стиснутое горло вырывается чужой какой-то голос: « А я?!».  И  какая-то девочка-пионерка  вдруг  останавливает  на мне  взгляд  и спрашивает:  «и ты?» 

Ну,  как же,  разве  не  видно -  вот  мой галстук! 

Она  раздвигает ребят передо  мной,  проталкивается  ко мне, берет  с руки  галстук,  и я  чувствую,  что  сейчас  заплачу, если   моргну.  Я широко  выпучиваю  глаза,  а девочке  смешно.

И вот  он, тот миг,  которого  я ждала столько  лет!  «Пионер, к борьбе  за  дело  Коммунистической  партии Советского  Союза  будь готов!».  «Всегда готов!» -   в  салюте почти  сто  новых пионеров  впервые  клянутся быть готовыми  к борьбе  за  справедливость.

Под стук барабанов  мы  строем  уходим  с площади.   В этой части  города  всегда  ветрено: рядом Волга.  Но  мы  не  запахиваем  свои пальтишки .  Все  прохожие  нам улыбаются,  у всех  хорошее настроение.  Небо голубое,  солнце бьет  в глаза,  больно  смотреть. Мы  щуримся,  скачем  к автобусам, учителя  нас  даже  не  пытаются  утихомирить.  Это  бесполезно,  потому  что  в нас  столько  счастья,  что  если   мы  не  будем галдеть, мы лопнем!
 
В  автобусах   теперь  все  стараются  пролезть  к окну,  чтобы  его  галстук  видел  весь город. Мы  открываем  окна  и  стараемся так разместиться, чтобы галстук развивался от вера. 

Это ощущение переполненной  счастьем души я больше, наверное, никогда  не  испытывала. 

Были  счастливые  минуты, но они были  вполне  материальные.  А  в тот день душа была совершенно свободна  от  того, что  можно  объяснить и потрогать.   Полное, настоящее, всемирное какое-то счастье  занимало  все внутреннее пространство, выливалось в мир  и  освещало  все  кругом   солнечным  светом и обдувало  легким ветром. 
¬¬

Автобусы  подвезли  нас к школе.  Мы  никак  не  могли разойтись  по  домам.  Кучковались, крутились  друг  перед  другом,  как гусаки. Кто-то уже  застегнул пальтишки,  но  выправил  поверх  концы  галстука. Мы  все  красногрудые  и крикливые.

Я, Ира, Света, Рита  - мы  идем вместе,  потому  что   нам по пути.  Пальто  распахнуты. Идем шеренгой, заняв тротуар.  Но  никто  на  нас не сердится.  Нам дорогу уступают  и  даже  поздравляют нас! 

….В те годы  редко  запирали  двери,  если  кто-то  дома.  И, зная,  что дома  меня ждут,  я  толкаю дверь, вхожу  и  попадаю в мамины объятия!  Папа просто  говорит:

-  Поздравляю!  Давайте  праздновать!

На столе  стоит пирог.  Будет праздник!
 
Я иду  в спальню, и вдруг чувствую, что сильно-сильно  хочу  спать!  В пионерской форме,  как  есть, и даже  в пилотке,  я  ложусь  на  бочок,  подтягиваю  коленки к груди  и сладко  засыпаю.