X 2

Уютно поскрипывал снег под кирзовыми солдатскими сапогами. Мужчина в парадной форме с офицерскими погонами, наклонившись, зачерпнул обеими руками мерцающего в свете фонаря снега и принялся пересыпать его меж пальцев. Отряхнул руки, прикурил, закашлялся, прикрыв лицо рукавом. Поглядел наверх.
В тёплом жёлтом свете фонаря вальсировали снежинки. Офицер, будто вспомнив о чём-то, хлопнул себя по карману, извлёк листок с телеграммой, затрепетавший под зимним морозным ветром. Сверил адрес. Наверное, квартира на последнем этаже. Он поддел снег носком сапога, поддавшись внезапному порыву, смял в руке окурок и медленно направился к подъезду.
–– Добрый вечер.
Консьержка подняла голову, отвлёкшись от журнала и щурясь сквозь очки. При виде молодого офицера глаза её распахнулись.
–– Добрый. Вы…
–– Я здесь впервые. – Мужчина протянул ей помятую телеграмму. – Вот. У меня тут… родственница жила. Судакова, Антонина. Преподаватель музыки.
–– Жила. – Консьержка вернула телеграмму. – Но… как бы вам помягче сказать…
–– Я в курсе, – сказал визитёр.
Женщина нахмурилась, будто вспоминая о чём-то. Затем лицо её просветлело.
–– А! Так вы и есть Володя?
–– Так точно, – улыбнулся мужчина. Консьержка вздохнула.
–– Она всё говорила про вас… что у неё сын есть, и что он в Грузии служит…
–– Представляю, – перебил офицер, и в голосе прозвучала излишняя поспешность, отчего консьержка осеклась и понимающе умолкла, опустив голову.
–– Шестнадцатый этаж, – пробормотала она, затеребив журнал. Люди теряются, когда не знают, как выразить сочувствие чужому горю, не задев при этом рану.
–– Благодарю. – Мужчина развернулся и быстро направился в сторону лифта.
 
 
Музыка послышалась ещё на пятнадцатом, ритмичные басовые удары резонировали от бетонных стен. Офицер чуть улыбнулся – ещё совсем недавно, или, напротив, когда-то невероятно, невообразимо давно, он тоже был подростком. А теперь, вот, шумные компании, ночные посиделки, наивная «дружба навек» – всё это осталось в прошлом. Теперь другие шумят, веселятся, смеются. Настала их весна.
Двери разъехались. Четверо курили на лестнице, двое из них – парень и девушка, сидели, обнявшись, на ступеньках и делили бутылку дешёвого портвейна. Двое постарше – почти его ровесники – стояли чуть поодаль. Все были уже пьяны, но явно настроены продолжать вечеринку до упора.
Офицер прошёл мимо, звякнули в руках ключи.
–– Эй!.. – встрепенулась девушка. – Вы ошиблись квартирой!
Мужчина сверил адрес.
–– Не ошибся. – Он отвернулся было но тут девушка, неверно цокая каблуками, подошла сзади и ухватила его за рукав.
–– Стоять, – невнятно скомандовала она и пошатнулась. – Куда собрался?
–– Уберите, пожалуйста, руки, – спокойно попросил офицер, не оборачиваясь.
–– Чего-о?!.. – возмутилась девица. – Совсем обалдел?!.. Ди-има, он мне хамит!..
–– Дембель, что ли? – Дима вихляющей походкой приблизился и остановился в двух шагах, скрестив руки на тощей груди. Девица нырнула ему за спину. Парень вдруг засмеялся и – затянул дурным голосом, промахиваясь мимо нот: – Как я в армию пошёл, там девчоночку нашёл!.. Лучшая девчонка – правая ручонка!..
Остальные заржали, девица захихикала, повиснув на своём кавалере.
–– А ну, заткнулся, придурок. – Один из молодых людей грубо отодвинул Диму, и тот едва не впечатался в стену. – Твоя фамилия не Селиванов, случайно?
–– Угадал, – прищурился офицер – с этим стоило поговорить ввиду осмысленности диалога. В отличие от пьяного в стельку и явно не блещущего умом Димы, этот казался более-менее адекватным.
–– Точняк! – Девица толкнула молодого человека кулачком в мощный бок. – Селиванов.
–– Это у которого ума откосить не хватило, и он в Грузии оказался? – Дима снова засмеялся. – Ну, и как там, в Грузии? – Он с бульканьем глотнул из бутылки и сообщил: – А мне брательник рассказывал, что в армии деды заставляют зубной щёткой унитазы драить. – Остекленевшие от выпитого чёрные глаза уставились на Селиванова в упор. – Это правда?
–– Нет там унитазов, – снизошёл до ответа офицер. – Это всё, что тебя интересует, или нужна более полезная информация?
–– Нужна, – согласился Дима. – Значит, это тебе старая карга хату завещала?
В зелёных глазах офицера вдруг явственно обозначилась неприкрытая угроза, но он промолчал.
–– Не мне – родному племяннику?! Тебе, собаке подзаборной, значит? Вот, стерва…
–– Осторожнее. – Тихий голос будто обрубил его, и повисла напряжённая, почти звенящая тишина. Чёрные Димины глаза сощурились, пытаясь поймать собеседника в фокус. Между ними нарастало напряжение, казалось, воздух вот-вот начнёт потрескивать электрическими разрядами, как перед грозой.
–– Вали-ка по-хорошему, солдатик. – Здоровяк вторично отодвинул Диму, будто котёнка. – Эта квартира тебе всё равно не светит. Понял?
Владимир неспеша скинул рюкзак. Расстегнул китель, снял и повесил на перила, оставшись в рубахе.
–– А у вас, я смотрю, ни ключей, ни документов, – спокойно проговорил он. – На что вы рассчитываете?
Здоровяк выпустил дым ему в лицо и подошёл вплотную.
–– Тебе неясно? Гранатой мозги на армейке отшибло? Крути педали, пока ноги не переломали.
–– Сука старая… – подал голос Дима. – Какому-то приблудышу… мамка-то где твоя, сдохла, поди, как моя тупая тётка?
Молниеносное движение – грохот. Дима скатился по ступенькам как мягкая тряпичная кукла. Селиванов невозмутимо оттолкнул ударом ноги скорчившегося на полу здоровяка – тот надсадно кашлял, брызгая алой моросью на клеточки плитки, скулил, ухватившись за лицо. Всё произошло в считанные секунды. Офицер шагнул вперёд, девица и второй молодой человек отшатнулись.
–– Квартира-квартира… я бы на вашем месте поостерегся оскорблять товарища Судакову в моём присутствии. В следующий раз церемониться не буду – убью. – Зелёные глаза сузились, будто перед прицелом. – Чтобы я вас здесь больше не видел.

И зачем только нужна квартира, в которой каждый предмет будет напоминать ему о потере?
Владимир провёл рукой по кружевной скатерти. Вряд ли он сможет подолгу здесь находиться. Но теперь придётся – нельзя допустить, чтобы её вещи, последняя память о ней – так и представляется, как гниёт на помойке созданная её руками узорная кружевная скатерть, белая-белая, как снег за окном – попали в руки этих людей. Нельзя, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы квартира досталась этому отребью.
Ему придётся потерпеть. Ради её памяти.
Память о женщине с изящными руками и чистым голосом, женщине, что заменила ему покойную мать – это всё, что у него осталось.
Володя осторожно, словно боясь повредить, снял с полки простую пластмассовую шкатулку, открыл узорную крышку. Большая брошь с опалами и цитринами, дешёвенькая брошь, вечно скреплявшая её платок, лежала сверху. Лежала и тускло поблёскивала в свете лампы – точно так же, как блестела на её груди, когда она обнимала его.
Память – вот, что, хотя бы иллюзорно, но делает наших близких почти живыми.
Она – единственная – бессмертна.
Её стоит поберечь.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте перезво...»
Владимир резко вдавил кнопку сброса.
— Ты так телефон сломаешь, – тихонько предостерегла Маша, глядя на него снизу вверх. Селиванов нервно завёл руку с трубкой куда-то за ухо и присел на краешек стола.
— Сколько можно игнорировать звонки?.. – проговорил он, глядя в пространство. Зина невозмутимо отхлебнула чай.
— Если бы мне позвонили в такое время пятнадцать раз кряду, я бы взяла, – живо согласилась она, – и непременно послала бы громким матом.
Владимир порывисто обернулся.
— Телефон выключен!
— И что? – Зина пожала плечами. – Разрядился. А может, спит человек! Чего ты распсиховался, красавчик?
Бледная Эндра, прекращая гипнотизировать кружку, которую обхватила обеими руками, будто опасаясь, что та от неё сбежит, подняла запавшие глаза.
— Он прав, – поддержала Лисицина. – Таня всегда берет трубку, даже когда спит.
Зина вздохнула и, обернувшись, отняла одну её ладонь от тёплого кружкиного бока, затем пощёлкала пальцами.
— Она пережила клиническую смерть. Очнись, дорогуша. После такого люди, как правило, не очень-то расположены к беседам. Успокойтесь вы, психи. Я вам вот, что... Стой! Куда?!
— В больницу, – невозмутимо отозвался Владимир из прихожей. Звякнула пряжка ремня. – Проверю.
Зина вскочила.
— Совсем ума лишился, рыцарь? Вернись и успокойся у... – Тут ей пришлось шарахнуться к стене, поскольку мимо вихрем пролетела Лисицина, перемахнув через скамью.
— Я с вами!
— И я! – подхватилась Маша, догоняя Рыжую.
— Меня подождите! – Мишка на ходу сунул в зубы пирожок.
— ...же. – Зина хлопнула ресницами и плюхнулась обратно на скамейку.
Компания возвратилась спустя три часа – нервная и перепуганная. Внешне спокойным оставался один только Владимир, который держал в руках здоровенный букет свеженьких алых тюльпанов. Не утрудившись снять ботинки, генерал-майор быстрым шагом проследовал на кухню и швырнул букет перед носом Зины – цветы рассыпались по столу, яркие и душистые.
— Дарю. – Зелёные глаза сверкали. – Может, объяснишь мне, что всё это значит, товарищ энциклопедия паранормальных явлений?!
— Мой чай! – вместо ответа возмутилась Зина, всплеснув руками. В кухню, на ходу скидывая кроссовок и прыгая на одной ноге, влетела растрёпанная Эндра.
— Вы что?!.. – выдохнула она, уцепившись за Владимира и переводя настороженный взгляд с тюльпанов на него и обратно. – Ну, цветы и цветы...
— Это не просто цветы. – Владимир не двигался, и Зине казалось, будто его взгляд приковал её к месту, и потому она также не может пошевелиться. Девушка неуютно поёжилась. – Я тебя спрашиваю, милая, что это за чертовщина?
— Отстань, – огрызнулась Зина, обхватив себя за плечи. – Это просто цветы. Что на тебя нашло, командир?..
— Опять «командир»? – прошипел Селиванов, подавшись вперёд и опираясь ладонями о столешницу. – Скажи-ка мне, красавица, почему я обо всём узнаю последним?
— Отвали! – неожиданно взорвалась Зина, резко толкая его в плечо. – Чего ты пристал ко мне, дознаватель хренов?! Ты сам всё знаешь!
— Да ну. – Владимир холодно прищурился. Зина осеклась, отступила к стене, задыхаясь, нервно отвела за ухо прядь волос.
— Да, сам, – уже спокойнее повторила она. – Тебе просто нужно вспомнить.
Селиванов вздохнул и, выкопав из-под тюльпанов её чашку, прикончил остатки чая.
— Что я должен вспомнить? – уточнил он. – Что именно?
Зина смотрела на цветы.
— Тебе название «Constanta» ни о чём не говорит?
— Константа?.. – Владимир задумчиво повернул чашку, разглядывая рисунок на ней. – Говорит. Это термин в математике. Слушай, я серьёзно.
— Я тоже. Ты должен вспомнить, вот и всё.
Владимир усмехнулся.
— И ты мне, разумеется, не подскажешь, в силу врождённой зловредности и для всеобщего блага. Ну да, как это я мог забыть. Ладно, убедила, опустим это. Что означают эти цветы? И куда подевалась Таня?
Зина порывисто обернулась.
— Что ты сказал?..
Эндра шагнула вперёд.
— Ну, наконец-то вы закончили с цветочками, и мы можем поговорить о пустяках! – саркастически проговорила она, заставив Владимира прикусить язык. – Таня исчезла!
— Давно?
— Сегодня утром. – На Владимира страшно было смотреть. – В палате пусто, в стене дырка от пули, две гильзы на полу, повсюду кровь. И букет цветов вместо неё на кровати.
Зина распахнула глаза. Кровь отхлынула от лица так резко, что казалось, будто и у неё начинается сердечный приступ.
— Тюльпаны!.. – прошептала она. – А я, дура...
— Что?! – Владимир невольно ухватил её за руку. – Что – тюльпаны?!
— Я... я не знаю, кто мог их оставить, но, кажется, понимаю, зачем. Это ориентир.
— К-какой ориентир?.. – хлопнула ресницами Анька, опираясь о стол. Остальные молча уставились на Зину, но та как-то потерянно передёрнула плечами, глядя вниз.
— Может, я и ошибаюсь... – медленно произнесла она, и вдруг вскинула голову. – Были ещё тюльпаны?
— Что?.. – растерялся байкер.
— Были или не были?
Владимир кивнул.
— Да. Трижды. Первый раз я... – Он коротко вздохнул и оглядел товарищей. – Ребята, только не нужно вопросов, времени нет. Хорошо?.. – Поскольку все молчали, ожидая продолжения, байкер кивнул в знак благодарности и ответил Зине: – Первый раз – вчерашним утром, я встретил у проходной женщину, которой давно нет в живых, мать моего однополчанина. Она попросила купить ей цветы, пояснив, что они для её сестры, затем сказала, что сестре они больше не нужны...
— Что ещё? – Зина напряжённо ловила каждое его слово. – Что ещё она говорила?
— Да ничего. – Владимир пожал плечами. – Сказала, что я себя не берегу, и что я нужен живым, что рано умирать, и всё в том же ключе. Больше ничего...
— А у тебя были суицидальные мысли? – перебила девушка. Владимир скривился.
— Ну... были. Но недолго были, да и... какое это имеет значение?
— Имеет. Дальше.
— Ну, я ненадолго отключился, а она... ушла, наверное. Второй раз цветы стояли на тумбочке у кровати Тани, а я их утащил. Затем подвозил девочку до лицея, и она мне вручила ещё один букет – вроде как, в благодарность за помощь. Но с девочкой всё в порядке, она живая. На обратном пути ничего не дарила. – Владимир усмехнулся.
— И куда ты их дел?
— Кого?
— Цветы.
— Да никуда. Подарил соседке. И в четвёртый раз – ты знаешь. Они мне даже снились сегодня, тюльпаны эти, – зачем-то поделился Владимир. Зина прищурилась, крепко задумавшись.
— Да ну. И что конкретно тебе снилось?
— Э-э... поле с тюльпанами. Летний вечер. Серая лошадь и женщина со шрамом.
— Женщина? – Зина вскинула голову, взгляд по-прежнему оставался отрешённым, будто она смотрела сквозь Владимира. – Как её звали?
Селиванов пожал плечами.
— Какое это имеет значение?
— Заткнись и отвечай на вопрос.
— Кажется, Валей. При чём тут...
— А того твоего однополчанина как звали?
— Витя. Виктор Мещеряков.
— И где служил этот Витя Мещеряков?
Владимир уже набрал воздуха в лёгкие чтобы ответить – да так и замер, распахнув зелёные глаза.
Действительно, а где служил Витя?.. В каком полку каких войск?.. Его не было в Цхинвале. Но и сам Владимир не принимал участия в каких-либо других вооружённых конфликтах. Или...
В наступившей тишине голос Зины прозвучал странно-резко.
— Витя Мещеряков и Валя Росновски служили в твоём полку, и даже в твоём взводе. Более того, они находились под твоим командованием, но оба погибли. Точнее, Валя до сего момента считалась без вести пропавшей.
Владимир порывисто обернулся.
— Откуда...
— Из твоей памяти. Я ведь тоже телепат, не забывай об этом. Фельдшер Джеймс Декстер, немец британского происхождения – единственный, кто отделался легче других. Погиб практически весь взвод. – Зина говорила негромко и ровно, будто машина. – Валя Росновски пыталась вывести вас из ловушки и отвлекла на себя внимание врага, чтобы дать вам возможность уйти. Её последними словами перед тем, как вы расстались, было «Не нужно мне долгов, товарищ командир. Отплатите мне победой». Её искали. – Зина, наконец, прямо смотрела в глаза Владимиру. – Вы и отплатили. Все вы. И на обелиске под Сталинградом всегда лежали свежие красные тюльпаны. Она их очень любила.
Похоже, я знаю, где Таня.
— Где?.. Откуда ты... Почему я этого не помню – а ты прочла?..
Зина, дотянувшись, включила чайник.
— Потому что амнезия у тебя, а не у меня. Ты не можешь вспомнить, но память твоя хранит всё, всё до мельчайших деталей. Не считая, конечно, тех миллиардов несчастных нейронов, которые ты вытравил никотином и алкоголем.
— Так где Таня? – нетерпеливо уточнила Эндра. Зина покачала головой.
— Не спеши. Если я верно прочла подсказки покойных товарищей Владимира, то она дальше, чем ты думаешь.
— А что такое «Константа?» – всё же уточнил упомянутый Владимир. – Её следует искать там?
— Не совсем.
— С чего бы им меня предупреждать? В какой войне они погибли?
— Вот с этого и надо было начинать. Им нужна победа, и они, похоже, крайне обеспокоены грубым вмешательством в ход времени вашего друга Котова. Мёртвые и живые находятся в двух разных мирах, и им очень непросто говорить с нами. Более того – практически невозможно достучаться до нас. Если только во сне, да и то – изредка и, как правило, на несколько секунд – если, конечно, адресат сам явится на границу. Для этого требуется приложить такую массу усилий, что по пустякам обычно контакт не устанавливают – нужно что-то действительно глобальное. Как правило, проснувшись, люди ничего не помнят. Но ты, красавчик, немного особенный, и до тебя возможно доораться наяву.
— Ты увлеклась, – напомнил Владимир. Зина внимательно на него поглядела.
— Ты совсем ничего не помнишь?.. Поле с красными тюльпанами, серая лошадь. Совсем?
Селиванов ненадолго задумался.
— Нет, – наконец, ответил он. – Ничего.
— Простите, что прерываю вашу дружескую беседу, – не выдержал тут Мишка, – но Таню нужно спасать, вам не кажется?
— Пока мы не разработаем план проникновения к Котову, мы её не спасём. – Зина сняла закипевший чайник и налила себе чай. Владимир, который стоял к ней ближе всех, машинально отмахнулся от пара.
— Зачем нам Котов? – уточнил он.
— Тюльпанчики-цветочки, – сладко пропела Зина. – Украина. Лето сорок первого.
 

Часа два обошлись без происшествий. В подвале было прохладно, но определить, какова температура снаружи, никакой возможности, разумеется, не было. Также оставалось неясным и время суток – Танины часы отчего-то встали. Фёдор тихонько похрапывал, свернувшись на полу, Карина притулилась в противоположном углу. Георгий нервно постукивал пальцами по столешнице. Герда упёрлась взглядом в стену. Что же касается Тани, то ей было холодно и скучно.
Андрюха широко зевнул.
— Слышь, Ласточка, – позвал он. – А рыжий хотя бы приблизительно знает, куда нас упёрли?
— Не-а. – Таня вздохнула и обхватила руками колени. – Как он может знать – когда мы и сами не знаем?..
— Странно, что мобильники нам оставили, – буркнул байкер, ковыряя ногтем голый бетонный пол.
— Не странно, – подала голос Герда. – Здесь связи нет. И подозреваю, что нет её и выше.
— В подвале связи нет, так больше в ритм впишется, – невольно хихикнула Таня. Она решительно встала – учитывая холод это было неприятно, поскольку пришлось скинуть куртку – и обошла подвал по периметру. Разумеется, ничего не обнаружила. Правда, в дальней стене, под самым потолком, обозначился квадратик отдушки.
— Глядите, вентиляция, – сообщила остальным Ласточка, привстав на носки и старательно нюхая струю воздуха.
— И что? – уточнил Андрюха, равнодушно покосившись в её сторону. Таня удивлённо моргнула.
— Тюльпанами пахнет.
Андрюха глубоко вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
— Ну, всё, – печально резюмировал он. – Спятила ты, подруга.
Таня порывисто обернулась.
— Фью-уит-ть, – пояснил байкер, характерным жестом крутанув у виска.
— А ты сам понюхай, – предложила Ласточка.
Андрюха отмахнулся.
— С-чаз-з. Стану я почём зря нюхать...
— Да я не вру! – разозлилась Таня, которую и без Андрюхиного скептицизма раздражала вся эта ситуация. Вместо байкера к ней подошла Герда и потянула носом.
— Точно! – подтвердила девушка. – Тюльпаны. Странно.
— Да у вас коллективное помешательство! – сказал Андрюха.
— Тогда и меня в психи запиши, – меланхолично попросил младший лейтенант. – Я тоже цветы чую.
— Фёдор! – Андрюха возмущённо толкнул спящего в бок. – Проснись, они тут с ума сходят. Я их боюсь.
— Тихо! – шикнула Герда. Она как-то вся подобралась, насторожилась, словно хищник. – Кто-то идёт.
Таня на всякий случай подошла к столу.
Снаружи зазвенели ключи, затем дверь отворилась. Не резко, но и не медленно. Вполне буднично. Заключённые – те, кто бодрствовал – замерли, напряжённо глядя на вошедших. Тане показалось, что она действительно сходит с ума.
Вошедших было двое – двое солдат в форме Рейха с железными орлами на фуражках. Ласточка даже головой помотала. Солдаты остановились в дверях, перешёптываясь, затем оглядели помещение.
— Таня, – позвал один. – Кто здесь Таня?
— Я. – Ласточка прошла вперёд.
— Цюрик! – велел пехотинец, выхватив пистолет и щелкая предохранителем.
— Ладно, ладно, – миролюбиво согласилась Таня, отступая на шаг. – А чего это за маскарад, граждане фашисты?
— Молчать. – И солдат махнул рукой: «следуй за мной». Видимо, языковой барьер помешал ему отдать приказ вслух.
— Ну, пошли, – согласилась Таня. – А вы русского совсем не знаете? Да ладно, кончайте реконструкцию.
— Молчать! – повторил второй немец.
— Они не похожи на приблудных ролевиков, – пробормотал Андрюха, провожая троицу совершенно ошалевшим взглядом.
Таня и солдаты вышли. Покинув камеру, они оказались в широком коридоре с такими же небелёными бетонными стенами. По бокам тянулись трубы, пол усыпала бетонная крошка и клочья отсыревшего войлока. Идущий впереди немец включил фонарик, озаряя тусклую подвальную картину, и Таня завертела головой, пытаясь понять, отчего коридор ей так знаком. Мелькнула очень знакомая дверь, выкрашенная белой водоэмульсионной эмалью, следом под ногами побежали вверх ещё более знакомые ступени, и путь преградила уж совсем знакомая решётка. Пока Таня ломала голову, лестница кончилась, и в глаза ударил яркий дневной свет. Перед ней открылся следующий коридор. И он тоже смутно всплыл откуда-то из глубин памяти, только немножко другой. Сырой, грязный, обшарпанный. Покинутый.
— Шнелля! – Один из солдат дёрнул зазевавшуюся Таню, и они быстрым шагом направились дальше. По правую руку тянулись пустые палаты, в распахнутые настежь окна светило яркое летнее солнце. Солдаты Вермахта в представлении Тани плохо соотносились с бетонным зданием больницы, построенным, навскидку, в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого столетия. Впрочем, они и с самой Таней плохо соотносились.
— А почему никого нет? – поинтересовалась Ласточка у немцев, но те вопрос проигнорировали. Таня принялась разглядывать их, после чего у неё рассеялись последние сомнения в подлинности солдат. Выглядели они, во всяком случае, вполне настоящими, пахли кожей, железом и давно не мытыми истинными арийцами, глядели на Таню как на существо второго сорта, причём, абсолютно искренне – но вот откуда они здесь взялись – этого Ласточка себе представить не могла никак. А, впрочем, где это – «здесь»? И каким образом она сама-то здесь очутилась?..
За всеми этими размышлениями Таня не заметила, как они миновали коридор и остановились перед дверью. Опомнилась она только, когда её втолкнули в комнату.
Здесь обстановка уже мало походила на больничную. Похоже, раньше это был врачебный кабинет, о чём говорили стеллажи с документами, печатная машинка, белый халат на вешалке, кресло да тяжёлый стол-бюро посередине. Сейчас машинка печатала явно не истории болезни, стеллажи сдвинули в угол, а за столом сидел никто иной, как Марков собственной персоной. Плечо у него было перебинтовано, и Таня ощутила, как губы помимо её воли растягиваются в довольной ухмылке – пуля Георгия ещё напоминала о себе.
— Данке, – буркнул генерал, не поднимая головы. Он тоже был одет в форму Вермахта. Солдаты что-то ответили (Таня не успела перевести их слова), неохотно отдали честь и вышли, закрыв за собой дверь. Марков, наконец, поднял голову и изучающе оглядел Таню. Ласточка обхватила себя за пояс. Она постоянно опасалась, что халат распахнётся в самый неподходящий момент.
— Они не очень-то вам симпатизируют, – заметила девушка, кивая в сторону двери. Марков скривился.
— Безмозглые собаки.
— Ага, и вы им тоже, – фыркнула Таня. – С чего бы это они слушают чужого хозяина? Что вы с ними сделали?
— Вопросы здесь задаю я, – лениво оборвал генерал, отчего Ласточка мгновенно сменила тон и выпрямилась. Хоть она и была в плену – а хамства не спускала никому. Таня шагнула вперёд и медленно отчеканила:
— Значит, так, подонок. Не знаю, что у вас там за шашни с фашистами, но могу поспорить на что угодно: при первой же возможности эти «безмозглые собаки» вцепятся в чью-то обнаглевшую глотку. А я подожду. И я ничего не скажу до тех пор, пока не узнаю, какого чёрта меня сюда притащили. И про Селиванова вы от меня ничего не узнаете. Ферштейн?
Марков некоторое время смотрел на Таню в упор, затем вздохнул и соизволил пояснить:
— Я и не ожидал, что ты что-то скажешь. Мне не нужен Селиванов, и уж, тем более, не нужна ваша несчастная кассета. Эта карта сыграна. У меня другие цели. А узнавать мне от тебя нечего, не надейся. Ферштейн?
— В таком случае, для чего я вам нужна? – осведомилась Таня.
— А вот это, девочка, ты узнаешь позже. Не хочу тебя заранее пугать.
— Да нет, – усмехнулась Таня, – не мне здесь надо бояться. Ох, и злые у вас немцы, Марков. Ох, и злые они на вас. Уж я-то знаю, на что они способны, когда злятся. Берегитесь. А у солдат есть командиры. Что они скажут, когда узнают об этом?.. Или, нет, что они сделают?
— Болтай, сколько хочешь. – Генерал спокойно пожал внушительными плечами. Затем нажал на кнопку селектора и сказал что-то по-немецки. «В пятую... – с трудом переводила Таня, – срочно... – нет, видимо, «быстро...» – удвоить охрану... осторожнее с ним... как понял?»
Ласточка равнодушно отвернулась. Селектор ответил, резко, грубо и недовольно. Таня смотрела в окно, а сама напряжённо ловила каждое слово. Солдат здесь немного. Почему немцы?.. Всё это начинало походить на некий странный сон. Подвал, запах тюльпанов, больница, солнечный день и – фашистская пехота, Марков за столом врачебного кабинета. Он что-то пообещал им?.. Нехитрая логическая цепочка – машина времени – Котов – немцы – выстроилась сама собой. Разумеется, они как-то связаны, две машины времени зараз – это уже чересчур. А как тут оказался Лебедев? А если, мелькнула холодной иголочкой безумная мысль, если Сашка подсадная утка? Разведчик? Или, что ещё более вероятно, приманка для Эндры и Владимира?
Нет, это было бы нелогично. Хотя и знают эти двое слишком много, при чём тут Лебедев? Таня сообразила, что воображение слишком разыгралось и несёт черт-те куда, и прекратила строить безумные версии. Одновременно с тем вернулись знакомые солдаты. Ласточка отметила, сколь недружелюбно они косились на Маркова, и вышла, пока её не начали тыкать прикладом. Немцы ведь могли и отыграться на пленнице.
На этот раз шли немного дольше. Когда миновали знакомую дверь в подвале, Таня недоуменно обернулась и позвала:
— Эй, арийцы, нам, вроде как, сюда, нет?
— Молчать, – оборвал идущий впереди конвоир, не сбавляя шага.
— Скудный словарный запас, – фыркнула Ласточка. – А как же мои друзья, им ничего не сделают?
— Молчать!
— И кто вас манерам учил?.. – пробурчала Таня. Спустя некоторое время трое остановились перед крепкой, обшитой листовым железом, дверью, совсем непохожей на первую Танину тюрьму. Здесь даже охрана была – двое немцев постарше возрастом, но не званием. Таню молча толкнули вперёд, кто-то пошутил в адрес «фройляйн», остальные засмеялись. Ласточка решила гордо молчать, поскольку языковой барьер не позволял ей отпускать ответные колкости. Её второй раз за день невежливо втолкнули в дверной проём, она сделала шаг вперёд и – едва не полетела с ведущей куда-то вниз лестницы.
— Быстро, – сказали сзади.
— Отстань, – огрызнулась Таня, нащупывая рукой стену, а ногой – следующую ступеньку. Получилось. Дверь захлопнулась за спиной, а лестница, сделав ещё три пролёта, вывела её в обширное помещение, затянутое трубами и слабо освещённое тусклыми лампочками. Откуда-то из полутьмы натужно гудел здоровенный пыльный агрегат. Котельная, отметила Таня. У неё должно быть два выхода.
— Вр-рагу не сдаё-отся наш гордый Варя-а-аг! Поща-ады никто-о не жела-ает!
Таня аж подпрыгнула, едва не кувыркнувшись с последней ступеньки.
— Все вымпелы вьются, и цепи гремят, Наверх якоря поднимая, – не очень уверенно подхватила она.
— Готовые к бою орудия в ряд На солнце зловеще сверкают!.. Ты кто?
— А... я Таня. – Ласточка огляделась, но никого не увидела.
— Проходи, Таня, гостем будешь.
— Благодарю, – растерянно отозвалась Ласточка. Голос доносился откуда-то снизу. Таня прошла ещё несколько гулких металлических ступеней, ступила на покрытый слоем слежавшейся пыли волглый пол и огляделась вторично.
— Я здесь, – подсказал невидимый собеседник.
— Ага. – Наконец, Таня догадалась обойти ближайший котёл, за которым обнаружился человек.
— Привет, – улыбнулся он окровавленными губами. Таня невольно охнула.
От котла вела толстая труба – к ней-то и был примотан за руки прочной капроновой верёвкой Танин сокамерник. Помимо прочего, он был грязен и избит до неузнаваемости. Ласточка кинулась развязывать узлы.
— Да ладно, – немедленно скривился пленник, – всё равно обратно привяжут.
Таня не сдавалась.
— За что они тебя?
— Не за что, а для чего. – Пленник легонько потянулся, поудобнее откинувшись на трубу. – Оставь, говорю тебе.
— Изверги! – с чувством резюмировала Таня, оставляя в покое верёвки и усаживаясь рядом. – А в сортир как же?..
Пленник выразительно фыркнул. Таня сочувственно вздохнула. Ей хотелось убрать с лица волосы, которые спутались и слиплись, но из солидарности она терпела – её новому знакомому ведь было намного хуже. Тот покосился на неё, усмехнулся и устроился поудобнее.
— Я Декстер. Джейми Декстер.
Ласточка уселась рядом.
— Немец, что ли?
— Не совсем. А у тебя сигарет нет, случайно?
— Зачем напомнил, – завозилась Таня, которой тоже зверски хотелось курить. – А по-русски без акцента разговариваешь.
— Я и по-испански без акцента могу.
— Лингвист?
— Не-а. – Джейми скривился. – Руки затекли... – пояснил он.
— А кто же тогда? – полюбопытствовала Таня. – Все здесь такие загадочные, не знаешь, что и думать.
Пленник обернулся.
— Кто загадочный? – уточнил он.
— Ты, солдаты, Марков. Герда.
— Герда?..
— Ну, да, Герда. – Таня логично рассудила, что её враги, хоть и сволочи, а со своими так обращаться не станут, следовательно – перед ней не враг, а союзник, а значит, можно говорить свободно. – Ты её знаешь?
— Возможно. Как она выглядит?
— Брюнетка со шрамом.
— Точно.
— А что?
— Да так... может, ты и Чёрного Волка знаешь? Маэстро?
— Кого?..
— Проехали.
— Нет уж. – Таня подобралась. – Кто такой маэстро?
— Да говорю же, проехали. Не знаешь – так не знаешь, чего теперь.
Но Таня уже упёрлась.
— Он с Гердой работает?
Джейми покосился на неё.
— Ну, работает.
— А он нас отсюда не вытащит, случаем? – упавшим голосом поинтересовалась Таня.
— Его самого бы кто вытащил.
— Жалко. Давай я тебя всё-таки развяжу.
— А смысл?
— Попробуем сбежать.
— Куда?
— Куда-нибудь! – разозлилась Таня. – Ты всегда такой зануда?
— Почти. А ты всегда такая непоседа?
— Всегда. – Ласточка, отчаявшись распутать узел при помощи рук, принялась дёргать его зубами. Пленник завозился.
— Э-эй, полегче, – смешливо предостерёг он. – Интим потом.
— Я б тебе двинула хорошенько, да вижу, с тебя уже достаточно, – огрызнулась Таня. Узел, наконец, начал поддаваться. – Не дёргайся. И молчи, не отвлекай меня.
— Молчу, – смиренно согласился почти развязанный. Прошло минуты две прежде, чем Тане удалось, наконец, вытянуть первую петлю. А дальше скользкий капрон подался сам собой.
— Свободен! – победно провозгласила Ласточка. – Встать сможешь?
Пленник стряхнул верёвки и покосился на свои ноги.
— Не уверен, – честно ответил он. – Но попробую.
— Держись. – Таня, наклонившись, привычным движением перекинула его руку через своё плечо, крепко сжав запястье. Джейми уцепился второй рукой за трубу, но руки его пока не слушались, и пальцы соскользнули.
— Нет, – после нескольких минут мучительной возни, резюмировал он. – Не вариант.
— Заткнись. – Таня стиснула зубы. Сердце нещадно кололо раскалённой иглой. Декстер глухо застонал и свалился обратно. Таня, задыхаясь, плюхнулась рядышком. Так они и сидели, каждый пытаясь отдышаться и хоть немного прийти в себя. Джейми прохрипел, обернувшись:
— Вообще-то, я не вижу смысла во всех этих манипуляциях. Идти нам всё равно некуда.
— Должен быть аварийный выход, – мотнула головой измученная Таня машинально разглядывая противоположную стену. Джейми пожал плечами.
— Должен. Но, скорее всего, он охраняется.
— А мы с тобой сейчас ни фига не бойцы, – расстроилась Ласточка и предложила: – А может, я их отвлеку, а ты сбежишь?
— Ага, размечталась. Кого? Немцев?.. Их Марков крепко держит. Да и к тому же, ты как их отвлекать собралась?..
— А я к ним попристаю немного, – Таня скривилась, – они расслабятся, а ты их стукнешь.
— Ты что, издеваешься?! – Декстер распахнул глаза. – Ты себя со стороны видела?
— А что? – заинтересовалась Таня, оглядев свои руки – грязные, посиневшие и распухшие.
— Типичная славянка, – отрезал Декстер. – Грязная, растрёпанная, бледно-зелёная типичная славянка в старом халате. Да ты в таком виде даже нашего Маэстро не соблазнишь, чего уж говорить об этих. Они уж полбольницы перенасиловали, стоят тут, довольные. Да и как я их стукать буду – я даже подняться не могу, ты сама видела.
— Придумай свой план, – сказала тогда Таня.
— Да не может тут быть никакого плана! Некуда нам идти. – Он подумал немного и прибавил: – Да и незачем.
Таня встала и прошлась вдоль помещения. Котельная представляла собой длинную и узкую комнату, вмещающую четыре нагревательных котла, соответственно, трубы и забранный в подобие бетонной «коробки» агрегат. Пульт управления ни о чём Тане не сообщал, и она решила его не трогать. В дальнем углу обнаружилась дверь с надписью «ОПАСНО: высокое напряжение!» Таня задумчиво постучала по ней согнутым пальцем.
— Слу-ушай... а давай им свет отключим. И отопление.
Джейми завозился в темноте.
— Ты сумеешь? Я нет.
— Тут чёрный ход! – через некоторое время сообщила Таня. – Если я открою – ты пойдёшь, или так и будешь об трубы греться?
— Погоди...
Таня обернулась, терпеливо дожидаясь его. Хотелось помочь – да ведь оттолкнёт. Гордый.
Наконец, Декстер добрался до неё, тяжело облокотившись о стену.
— Ну? – спросил он.
— Дверь. – Таня потянула ручку. – Закрыто. Попробуем открыть как-нибудь...
— Ты чего?
— Погоди...
В глазах предательски темнело, не то от усталости, не то от духоты и сырости. Таня упрямо сцепила зубы и дёрнула сильнее – на этот раз дверь неожиданно поддалась, с грохотом, от которого оба невольно вздрогнули. За ней оказался узкий освещённый подвальный коридор.
— Ну, вот. Открыто, – радостно улыбнулась Таня и – без сознания свалилась на пол.
 

Пахло тюльпанами. Навязчивый, сладкий аромат упрямо щекотал ноздри, и Таня зашевелилась, медленно возвращаясь в сознание.
— Т-с-с-с!.. – шикнули справа, и Ласточка пришла в себя окончательно. Декстер обернулся. – Живая?
— Ага. – Ласточка, болезненно скривившись, приняла полусидячее положение. – А где мы?
— Всё там же.
Таня обнаружила, что лежит на больничной койке, укрытая одеялом, и что в вене торчит игла.
— Капельница?.. – Ласточка вопросительно поглядела на товарища.
— А что мне ещё оставалось делать? – пробурчал тот. – Не боись, не отравлю.
— «Натрия хлорид», – прочла Таня и усмехнулась: – Точно, не отравишь. Как мы здесь оказались?
— Лично я – пешком, – улыбнулся Декстер. При дневном свете Таня смогла, наконец, разглядеть его более подробно. Джейми оказался молодым, – на вид ему было лет двадцать восемь-тридцать, – крепким и жилистым. Ласточка оглядела фигуру под грязной рубашкой – такое сложение бывает либо у того, кто регулярно ходит в спортзал, либо у опытного бойца, и, судя по резким, скупым движениям, Декстер относился ко второй категории.
— Ты солдат, – констатировала Таня, и молодой человек недоуменно обернулся. У него были удивительного, фиалкового, оттенка глаза.
— Ну, да. А ты – офицер. Младший.
— С чего это ты взял?
— Больно любишь приказы раздавать, – снова улыбнулся Декстер. – А для старшего состава командования ты слишком молодая. Хотя, всякое бывает. Да ладно тебе, думаешь, я товарища по цеху не отличу?
— Логично, – признала Таня. – А нас, наверное, ищут...
Декстер вздохнул.
— Ну, не мог я тебя дальше тащить, – сказал он. – Сам еле живой. Они ж меня три дня пытали.
Таня насторожилась.
— Пытали?.. И что спрашивали?
— Неважно, – увернулся Джейми. – С тобой-то что?
— Сердечная недостаточность. На днях едва не откинулась, меня же из больницы вытащили. – Таня вздохнула, а Декстер распахнул глаза.
— Ого. И как ты ещё бегаешь?..
— Стараюсь. – Ласточка покосилась на опустевшую бутылочку, перекрыла капельницу и вытащила иглу. Ладно, идём, пока нас тут с тобой не накрыли.
— Идём. – Декстер протянул ей руку, помогая подняться.
— А что, у вас в части разрешается длинные волосы носить? – полюбопытствовала Таня уже в дверях. Декстер тряхнул головой.
— Да разве ж это длинные... даже до плеч не достают. Отросли, в общем.
— Да откуда тюльпаны-то?! – Таня вдруг нервно обернулась и пожаловалась: – Они меня словно преследуют!
— Да вот же они, на тумбочке стоят. – Джейми дёрнул её за руку. – Идём.
Двигались с трудом: у Декстера сказывались побои, у Ласточки – перебивалось сердце. Оба пленника спотыкались и непроизвольно цеплялись за стены. Но, как и любой тяжёлый путь, больничный коридор вскоре кончился, и они оказались в просторном холле.
Здесь было так же пусто, как и во всей больнице, однако двое на всякий случай остановились в простенке.
— Даже солдат нет, – прошептала Таня, осторожно выглядывая. По просторному помещению вольно гулял сквозняк. За распахнутой настежь дверью сладко пахла сирень, и под тяжёлыми лиловыми гроздьями алели тюльпаны.
— Идём? – всё так же шёпотом предложил Декстер, Таня согласно кивнула, и беглецы оказались под ласковым майским солнышком, которое составило для Тани резкий контраст с тёплой сыростью подвала.
— Надо освободить моих друзей. – Таня остановилась, Джейми дёрнул её за руку, увлекая под ближайший куст сирени. Ласточка плюхнулась в сочную траву и обернулась. Декстер молча указал взглядом на здание больницы. Таня вздрогнула и зажала рот руками.
— Не двигайся, – одними губами велел Декстер, прищурившись куда-то на окна второго этажа, в одном из которых мелькнула голова в чёрной фуражке. Тянулись долгие минуты. Где-то вверху щебетала птица.
— Я знаю этот дом, – прошептала Таня, когда немец скрылся. – Я знаю эту больницу! Там, в подвале, есть портал. Мы в прошлом! Там море в морге...
— Я переходник посеял в подвале этом... – пробормотал молодой человек вместо ответа. Вздрогнул, моргнул и обернулся к Тане. – Что?.. Какое море?.. Где?..
— Я говорю, портал там есть, – не унималась Ласточка. – Там дверь морга открываешь – и море за ней. Мне Владимир показывал...
— Портал? Фиксированный?
— Чего?..
— Портал, говорю, фиксированный, или хаотичный?
— Э-э... а чем они отличаются?.. – осторожно уточнила Ласточка.
— Стой... так ты не местная?
— Местная я! – зашипела Таня. – Из Москвы! А в подвале – портал, и ведёт он всегда в одно и то же место, если ты это имеешь в виду.
— Ты же сказала, ты из больницы.
— Из другой больницы! – шёпотом «заорала» Таня. – А эта больница там, в будущем, заброшенная стоит.
— Так... – Декстер потёр ладонями виски. – Погоди. Я ничего не понимаю. В твоей реальности Москва на каких координатах?
— Ну, ты загнул, – удивилась Таня. – Я не топограф. Откуда мне знать координаты Москвы?.. К тому же, Москва большая, а ты говоришь, координаты.
— Ага... а основные исторические события?
— Слушай. – Ласточка оглянулась. – Предлагаю провести викторину в более безопасном месте. Как ты на это смотришь?
— Но это важно, – возразил Декстер.
— Вот, сейчас Марков нас тут поймает – он тебе и объяснит, что важно, а что не важно, – окончательно взъярилась Таня. – Пошли отсюда!
Джейми, наконец, подчинился.