XI

— Стой!.. Куда ты?!.. – Зина безуспешно пыталась хоть немного затормозить Владимира, но с тем же успехом она могла останавливать руками разогнавшийся поезд. По сути, генерал-майор в довольно быстром темпе перемещался по квартире в поисках собственных ботинок, а Зина висела на его руке, отчего ей оставалось только перебирать ногами, но ботинки были надёжно спрятаны. Владимир же не обращал на неё ни малейшего внимания.
— Остановись!! – взвыла девушка, после чего её деликатно отцепили и чуть менее деликатно швырнули на кровать. Зина шлёпнулась, матрас отозвался жалобным скрипом, а Владимир вылетел в коридор и захлопнул за собой дверь, на которую девушка с разбегу налетела и тут же отчаянно забарабанила кулаками. Щёлкнул замок. – Прекрати дурить! – почти жалобно выдала Зина полминуты спустя.
— А ты оставь меня в покое, – невозмутимо отозвались из коридора. Зина бессильно повернулась к двери спиной и от души её лягнула.
— Ты всё равно свои ботинки не найдёшь! – сообщила девушка, пытаясь отдышаться. – Я хорошо спрятала.
— Вот и прекрасно, – по-прежнему спокойно произнёс Владимир. – Так поеду.
Зина аж подпрыгнула, и на несчастную дверь обрушилась новая серия ударов.
— Стой!! – заорала девушка. – Пропадёшь!! Стой, псих ненормальный!!
— Счастливо оставаться. – Приглушенный голос из-за двери сменил резкий визг застёжки-«молнии» – по всей видимости, байкер застегнул куртку.
— Послушай меня, идиот!! – Зина усилила натиск, однако дверь держалась стойко. – Ты не сможешь... выпусти меня!!.
— Лисицина выпустит. Вот, вернётся с учёбы, и выпустит. Или нет, есть идея получше. Позвони Мишке, у него есть ключи. Как только он будет свободен – обязательно тебе поможет. До встречи.
— Мне нужно в туалет!
— А врать нехорошо.
— Нехорошо людей запирать, – обиженно выдохнула Зина, обессилено сползая по двери на пол. Спустя некоторое время, в прихожей щёлкнул выключатель.
— Ты что, правда, без обуви собрался ехать? – поинтересовалась Зина. – Там снег.
За синим прямоугольником окна, в самом деле, кружились мокрые колючие снежинки.
— Не-а. С обувью. – Слышно было, как Владимир усмехнулся. – Хреновый из тебя Флинт.
Зина тихонько зарычала.
— Ты не сможешь вот так вот, просто, воспользоваться машиной времени.
— А мне плевать.
— Да Котов тебя как собаку пристрелит!
— Посмотрим.
Зина в сердцах стукнула кулаками об пол и вздрогнула от боли.
— Ты её не спасёшь!
— Увидим.
Зина порывисто обернулась к двери, зачем-то прижав к ней ладонь.
— А если я расскажу тебе, кто ты на самом деле, ты останешься? – в отчаянии выкрикнула она. За дверью помолчали. Зина сообразила, что наделала, и испуганно зажала себе рот, но было, разумеется, уже поздно. За дверью послышались лёгкие, едва уловимые шаги, затем скрип кожаной куртки и шелест одежды – девушка догадалась, что Владимир устроился на полу по ту сторону. Молчание становилось невыносимым, Зина лихорадочно соображала, что теперь делать. Наконец, услышала голос, только в нём не осталось и тени того уверенного спокойствия, что так раздражало её всего минуту назад. Голос Владимира теперь обжигал холодом.
— Говори.
Зина нервно сглотнула – и вдруг разозлилась.
— Ты кого угодно доведёшь! – крикнула она. – Тебе всё надо вот, сию секунду и немедленно! Вынь тебе да положь!.. Ты никогда не думаешь о других, никогда! Ты вообще никогда не думаешь!..
Слова вырывались будто сами собой, не спрашивая на то разрешения у самой Зины, и девушка чувствовала, как горят щёки от стыда. В люстре один за другим, лопнули три плафона. Звонко треснуло оконное стекло. Стеклянные предметы оказались наименее стойкими к резкому выбросу негативной энергии. А Зина выговорилась и затихла, стискивая кулаки и тяжело дыша.
— Ты там живая?.. – наконец, уточнил Владимир с оттенком лёгкой тревоги в голосе. – Не порезалась?
Зина снова сглотнула пересохшим горлом. Злость прошла, но отступать было уже некуда.
— И Таню тебе вынь да положь – плевать, из какого такого измерения, – уже спокойнее прибавила она. Владимир снова помолчал.
— Верно, – согласился он. За дверью чиркнула кремнём зажигалка. – Совершенно верно – сию секунду. Потому что я не знаю, что с ней сейчас происходит, и что произойдёт минутой позднее...
— Да ты сам под пули лезешь! – рявкнула Зина, на этот раз, уничтожая второе стекло – в форточке. – Какой ей прок от трупа, Тане?!.. Что, с того света спасать её кинешься?! Давай, Кентервилльское привидение, жду не дождусь этого шоу!..
— Я здесь не для того, чтобы служить психологом для истеричных девиц, – безжалостно спокойно прервали из-за двери. – Помни о своём обещании – или я уйду. Лезть под пули. Считаю до трёх.
Зина взвыла – с жалобным звоном брызнула внутренняя форточка, и девушка рефлекторно прикрыла лицо рукавом. Комнату усыпали осколки, погасла разбитая люстра, и теперь единственным источником освещения служил тусклый прямоугольник окна, щедро заливающий помещение сырым холодным воздухом. Владимир её не выпустит. Это раз. Сейчас точно поедет к Котову – и пиши, пропало. Это – два. Деваться ей некуда – это три. Зина глубоко вздохнула и тихо проговорила охрипшим голосом:
— Забери видеокассету. Просмотри её внимательно, от начала и до конца. Ты всё поймёшь.
— Эксперименты Маркова? – удивился Владимир. – При чём тут они?
Зина прижалась щекой к двери, невольно обхватив себя за плечи. Она чувствовала его эмоции – тревога, страх, отчаяние, стальное упрямство, и холодную, тёмную пропасть где-то там, где бьётся сердце. Страшную, затягивающую пропасть, о которой в жизни бы не догадался ни один, даже самый близкий друг. А она чувствовала. Для неё необязательно было видеть человека, чтобы потрогать его душу. Эта вязкая пустота у него в груди пугала её. Такое встречается очень редко. Потому что редко душевная рана превращается с годами в душевный свищ.
Зина тряхнула головой, но жуткий холод никуда не исчез. Хватит его мучить, решила она.
— Твои данные были написаны на табличке возле твоей камеры. – Голос зазвучал тихо, монотонно, будто говорила машина. – Ты не был участником эксперимента. Ты был пленником. Тебя допрашивали, а не ставили опыты. И твоя память не повреждена. Она заблокирована.
— Допрашивали?.. О чём?
Зина стиснула зубы.
— Ты должен разоблачить Маркова и Котова, и помешать их планам. Таково твоё задание.
Воцарилась пауза.
— Кто-то из нас тут точно съехал с катушек, – медленно проговорил Владимир.
— Я читаю твою память, – возразила Зина.
— Значит, рехнулся я, – сказал байкер. – Или нет?.. Как можно прочесть память?
Зина шумно выдохнула сквозь стиснутые зубы.
— Красавчик, здравый смысл и косность убеждений не есть синонимы, – уведомила она. – Разве тебе мало портала в морге?.. Людей из снов?.. Оживших мертвецов, красных тюльпанов, видений, монстров?.. После всего этого ты утверждаешь, что спятила я? Ты переутомился, умник.
Владимир прикурил ещё одну сигарету. Тянулись вязкие минуты. Зина начала дрожать от холода. Казалось, прошла целая вечность прежде, чем Владимир снова заговорил.
— Предположим, ты действительно телепат. Но как можно заблокировать память? Хотя бы в теории можешь представить?
— Я не специалист.
— Такое только в фантастических романах возможно.
— ...Или в жизни одного упёртого рыжего скептика.
— Упёртый рыжий скептик, при всём своём сумасшествии, ещё не лишился способности логически мыслить. Я могу обосновать теорию множественности миров, реинкарнаций человека, материализации мысли – но не блокировку памяти. Память хранят нейроны, и их можно уничтожить, но не заблокировать, как ты утверждаешь!
— Владимир, – тихо произнесла Зина. – А если бы ты жил пятьсот лет назад, и я сказала бы тебе, что могу разговаривать с человеком через океан при помощи маленькой трубки – ты бы поверил мне на слово?..
— Я бы обвинил тебя в колдовстве и сдал Инквизиции. – Владимир вздохнул. – Ладно, ты так и не сказала, что обещала.
— Спасибо, друг, – фыркнула Зина. – Я сказала. Всё на кассете.
— Ах, вот, как. В таком случае, сиди в комнате, пока я не вернусь.
— Эй! – вскочила Зина. – Я замёрзну!
— На кровати есть одеяло.
— Тут темно!
— Свечи в ящике стола.
— У меня нет спичек!
— Зато есть зажигалка.
В щель скользнула ярко-зелёная одноразовая китайская зажигалочка. Зина стукнула в дверь.
— Ты погибнешь!
— Опять старая песня.
Входная дверь затворилась. Зина ещё разок пнула, достала из кармана сотовый телефон, но обнаружила, что он безнадёжно разрядился.
— Похоже, ты начинаешь много болтать.
Девушка вздрогнула и отступила назад. Голос прозвучал резко и неожиданно, холодно и угрожающе. А секунду спустя его обладатель тенью обрисовался на подоконнике, хрустя стеклом.
— Владими-и-и-ир!!. – не своим голосом завопила Зина, но чёрный силуэт только досадливо отмахнулся.
— Не травмируй мои уши, – недовольно велел он. – Я всё равно не войду сюда. Квартира защищена.
Зина хлопнула ресницами, хватанула ртом и немного пришла в себя.
— Ч-что?.. – осипшим голосом выдавила она. Незваный гость опять хрустнул осколками.
— Огонь, камень, дерево, железо, соль, серебро. – Слова падали тяжёлыми горошинами. – Над входом спрятана лошадиная подкова. Углы закляты огнём и железом. На пороге и в подоконниках соляные полосы. На раме вырезаны руны и свастики. В квартире полным-полно мерзости, вроде серебра, пентаграмм и вербены. Каждая комната очерчена мелом и заговорённым ножом. Оконная коробка сделана из дуба и можжевельника... мне продолжать?
Зина несколько осмелела.
— Не вижу рун, – осторожно сказала она.
— А их без направленного ультрафиолета и не увидишь, – любезно уведомил незваный гость. – Кто-то очень постарался защитить твоего рыжего друга.


Владимир вышел под мокрый снег и сразу же увидел знакомый тонкий силуэт. Силуэт зябко хохлился, придерживая одной рукой лямку рюкзака, и целеустремлённо шагал мимо подъезда.
— Эй! – Владимир догнал Лисицину и зашагал рядом. – Студентка. Дом в другой стороне.
— Ой. – Эндра остановилась и улыбнулась. В сумерках её зелёные глаза казались ещё больше, мокрые кудри прилипли ко лбу, а лицо совсем побледнело, ярко выделяя веснушки. Она казалась совсем-совсем юной и трогательно-хрупкой. – Привет. А вы разве не дома?
— Мой дом – вся Россия, – пошутил Владимир. – Ты тоже не дома. Опять решила героически сбежать не попрощавшись, Анька?
— Нет! – вспыхнула Лисицина. – Я… я за… за сигаретами.
— Один такой уже сходил – три дня искали. – Владимир, как всегда, появился в самый подходящий – или неподходящий – момент.
Анька одарила его возмущённым взглядом и вздохнула.
— Что, мне и погулять нельзя? – как-то жалобно-оскорблённо пискнула она.
— Одной – нет. У тебя, кстати, шнурок развязался. – Владимир расстегнул куртку, остановившись. Эндра насупилась, завязывая шнурок, но спорить не стала. Снег попритих, и сделалось немного светлее.
Они вышли во двор. Рыжая пинала камешек, Селиванов закурил.
— Ну, – спросил он, – куда пойдём?
— За сигаретами, – отозвалась Эндра. – Правда, за сигаретами.
— Да? – Владимир затянулся и прищурился. Выпустил сизое облачко дыма. – А я уж было решил, что ты снова тайком рвёшься к своему обожаемому отчиму.
Эндра вдруг рассердилась, зло пнула камешек. Он брызнул в сторону, звонко ударился об урну и отскочил.
— Никакой он мне не отчим. И никакой не обожаемый. Он мразь! – отрезала она.
Владимир вздохнул. Его крепкая ладонь теплом улеглась на плечо рыжей.
— Хорошо, – сказал он. – Идём?
Они вышли из дворов на улицу, перебежали дорогу до табачного киоска, где Эндра выгребла из кармана мелочь и купила пачку сигарет.
— Мама, гляди! – Светловолосый мальчик, проходя мимо, потянул мать за руку. – Девочка курит?!
Эндра вдруг озорно показала ребёнку язык и сунула сигареты в карман.
— Давайте посидим немного во дворе? – попросила она Владимира. – Мы ведь не спешим?
Во дворе, невзирая на погоду, было шумно и многолюдно; дети играли и катались с горки, мамы тут же, на скамейке, обсуждали новости. Рыжая и Селиванов уселись поодаль. Эндра прикурила и глядела, как дым тает в осеннем воздухе.
— Вы устали? – спросила она, скосив глаза на Владимира, который невозмутимо разглядывал играющую детвору.
— Нет, – заверил он.
Эндра вздохнула и почему-то не поверила. Ей захотелось подвинуться поближе к Владимиру, обнять его, утешить и погладить тёмно-рыжие волосы. Но тут к ним подкатился цветной полосатый мячик. Эндра наклонилась и подхватила его. Подбежал кудрявый светло-русый мальчишка, попросил:
— Отдайте.
— Лови, – Эндра перекинула ему мяч. Мальчик поймал и побежал играть дальше.
Рыжая обернулась к Селиванову, хотела что-то ему сказать, но почему-то замерла. Владимир поднёс сигарету к губам, затянулся, опустил руку. Потом снова поднял. Точно таким же жестом. Мячик отлетел, ударился о сиденье качелей, и тот же мальчишка побежал его взять и снова вернулся к товарищам. Владимир опять поднял руку. Его сигарета тлела, но не уменьшалась. Мячик снова стукнулся о качели и отлетел.
Анька вскинула руки, едва не обожгла висок собственным окурком и в панике оглянулась. Это что, всё ещё после уколов? Быть не может…
Звуки и движения ритмично повторялись, будто мир сделался огромной заводной игрушкой. Крик птицы, детский голос «Андрей, лови!», стук каблуков по асфальту, шум мотора – и опять всё заново. Лисициной стало жутко. Очень жутко, как бывает в кошмарных снах. Куда бежать, что делать, если весь мир вдруг остановился, превратился в постоянно заедающую плёнку.
Эндра отчаянно помотала головой и протянула руку, чтобы тронуть Владимира за плечо, но тут за спиной кто-то произнёс:
— Не старайся, он тебя всё равно не слышит.
Анька подскочила от неожиданности и обернулась. За спиной стоял незнакомый низенький человек, напоминавший чем-то крысу. Эндре показалось, что она где-то его уже видела.
— Почему? – уцепилась за разговор Лисицина. – Почему не слышит?
Незнакомец пожевал сигарету, которая торчала у него в зубах, и ухмыльнулся:
— Ну, посмотри, – дозволил он. Эндра невольно покосилась на Владимира, который сидел в той же позе, глядя куда-то на противоположный подъезд, и всё же жестом курил, и поспешно отвернулась. – Думаешь, он способен тебя слышать?
— Если это всё, что вы собирались мне сообщить, то не удивили, – отрезала она, рассердившись.
— Не торопись, девочка, – крысообразный незнакомец шагнул вперёд и наклонился к ней. Под его ботинками зашуршал песок – и это был единственный звук, нарушавший жуткую, ритмично повторяющуюся какофонию заевшего мирового механизма. – Ты всё знаешь сама, если дашь себе труд поразмыслить.
— Не всё, – Эндра ошалело тряхнула головой. – Я не знаю, сколько притоков у Дуная.
Но незнакомец, видимо, не был расположен шутить.
— Меня к тебе послал твой господин.
— Кто?! – на этот раз зелёные глаза Эндры так удивлённо распахнулись, что Крыс недоверчиво глянул на неё.
— Твой лорд. Не делай вид, что ничего не помнишь. Всё равно не поверю.
Псих? Лисицина в ужасе отодвинулась, но он схватил её за плечо. Несмотря на невысокий рост, ручищи у него были внушительные. Анька пискнула от неожиданности и дёрнулась.
— Не ясно?! – рявкнул незнакомец. – Приказ лорда Кеттера!
— Кого? – Эндра рванулась снова, но он больно и крепко вывернул ей руку и вкрадчиво шепнул в ухо:
— Лорда Кеттера. Он велел передать, что даёт тебе неделю, чтобы ты вернула все свои долги.
— Какие? – Лисицина притихла, сообразив, что сопротивляться бесполезно. – Говорите толком, дядя…
— Так-то лучше, – Крыс отпустил её, и Эндра посторонилась, растирая вывернутое плечо. – Твои долги. Сама не помнишь? Отдай то, что прячешь, и вернись добром. Лорд скучает – без тебя ему некому петь. Тогда ничего не будет – ни с тобой, ни с твоими дружками, которые тебе так полюбились.
— Их не трогать, – мрачно сказала Рыжая. – Иначе ничего не стану возвращать, хоть убейте…
Огонёк сигареты Владимира описал уже известную дугу. «Андрей, лови!» – крикнул мальчишка, подбрасывая цветастый мячик. На Эндру вдруг навалился такой ужас, что предыдущий страх показался ничего не значащим. Точнее – показался бы, если б Рыжая в тот момент могла думать. Но она не могла. Животная паника рванулась, ударила куда-то в солнечное сплетение, Анька вскинула ладони к вискам, закрывая голову неведомо, от чего. Захотелось взвыть. Мир вздрогнул, потёк куда-то в сторону, отодвинулся. Прозвучали чьи-то чёткие шаги по плитам, отдающиеся под каменными сводами. Какие своды, откуда здесь, во дворе, своды?! Чьи-то жёсткие руки отцепили ладони, сжали до синяков, и чей-то голос почти ласково шепнул над ухом:
— Спой мне, спой… Это же твоя обязанность…
Анька не выдержала, рванулась, что было сил, и взвыла.
И ощутила, как её трясут за плечи.
Мир навалился обратно ожившим многообразием звуков. Успевший стать привычным жуткий повтор сбился, и время побежало так, как ему и следовало, словно промотав, как магнитофон, повреждённый кусок плёнки. Эндра распахнула глаза, неведомо, когда успевшие повлажнеть от слёз, и увидела Владимира. Он был уже без сигареты и обеспокоенно разглядывал Аньку.
— Что с тобой? – Байкер выпустил её плечи. – То в обморок падаешь, то кричишь. Опять кошмары? Эндра?
Анька ухватила его за куртку и сжала. Слёзы всё ещё текли из глаз.
— Аня?..
— Владимир! Я знаю, откуда у Котова машина времени! – Проходившая мимо женщина с пакетом продуктов покосилась на них, но ничего не сказала, продолжив свой путь к подъезду. – Я вспомнила! Это я виновата, что она у него… Я!
— Что?!.. Откуда ты... с чего ты... почему... Какого чёрта?! – отчаявшись внятно сформулировать вопрос и поймать разбегающиеся мысли, выдал Владимир.
Эндра ещё какое-то время судорожно вдыхала, но быстро взяла себя в руки и облизнула пересохшие губы.
— Понимаете… Я не сошла с ума, послушайте, – выпалила Рыжая. Она говорила поспешно, будто боясь, что Владимир её прервёт, или что она потеряет решимость. Или позабудет, что должна сказать. – Я думала, что у меня кошмары, но это не кошмары, а что-то вроде воспоминаний… Раньше, не знаю, когда, давно, Котов был не Котовым и даже не фашистом, а лордом. А я – у него в услужении. Ну, знаете, как раньше. Я только что об этом вспомнила. А я… Ну, не знаю, как объяснить, но я помнила такое заклинание – оно как песня, пока её поёшь, можно загадать любое желание и всё исполнится. Ну, Песня Желания, знаете? – она как-то болезненно всхлипнула. – Только не думайте… я бы никогда ему не спела эту песню. Он долго заставлял… и заставил. Не выдержала, понимаете?! Вот он и загадал. – Она выпустила рукава Владимира и отвела взгляд. – Это я виновата.
Владимир даже зажмурился на секундочку. Не помогло. Ему упорно казалось, что с ума сходит вовсе не Лисицина, а он сам. И что, как бы его ни настораживала внезапно обрушившаяся на голову мистика – она так и не прекратится, до тех пор, пока он не решит эту задачу. Нет, он не спит, нет, он не бредит, всё реально. Пора смириться, пора привыкнуть, пора взять ситуацию под свой контроль, пора уже не дать ситуации контролировать его самого. Потому что довольно уже выдумывать всему происходящему дурацкие оправдания, он мог, он должен был сделать это раньше. Тогда, когда появилась в его жизни Ласточка, или ранее, тогда, когда появились сны. Ему следовало не записывать себя в психи, а встать у штурвала.
Потому что Ласточка – чёрт возьми, её руки, её губы, вот и сейчас кружится голова – она самая, что ни на есть, настоящая. И монстры были настоящими. И низкорослый парень, здорово чем-то смахивающий на облезлого крысёнка, который только что хитро подмигнул ему и словно бы растаял в прозрачном холодном воздухе – он тоже настоящий.
Все они – реальны. Просто существуют такие вещи, которые человеческий разум, пока что, не в силах объяснить. Или в силах?.. Или мог – когда-то невообразимо давно, когда корабли ещё были вёсельными, а дома деревянными?.. Мог, а теперь забыл?.. Куда ушли индейцы?.. Анька, кажется, упоминала индейцев... точно, упоминала... очень кстати...
Но паниковать нельзя. Если он запаникует – они все в опасности. Надо успокоить девочку.
— Ничего. – Владимир непринуждённо улыбнулся и, развернувшись, обхватил Эндру за хрупкие плечи. – Ничего, малышка. Уверен, ты ни в чём не виновата. Знаешь, иногда случается так, что события происходят не по нашей воле... – Он вдруг замолк на полуслове и стиснул зубы. – А ты потом винишь себя... долгие, долгие годы растишь, культивируешь в себе чувство вины. Потому что это единственный способ заткнуть твою совесть. Год за годом сам себя наказываешь, хотя разумом осознаёшь, что ничего-то не мог поделать, но к чёрту тебе все доводы разума, когда такое творится!.. Или творилось... – Владимир тряхнул головой. – Расскажи всё по порядку. Хочешь кофе?..
— Лучше водки, – с чувством отозвалась Эндра, доверчиво расслабляясь в его руках. Она зажмурилась на секундочку и снова открыла глаза. – Вы мне верите? Не думаете, что я сошла с ума? Как же не по нашей, когда я сама не выдержала, сама согласилась, сама, своими руками… в общем, сама спела. Понимаете, сдалась, как… как… – она рванулась, изо всех сил врезала кулаком по спинке скамейки. Рука неловко соскользнула, на коже осталась ссадина. – Если бы не я, может быть, и… Великой Отечественной Войны бы не было!
— Ну, это вряд ли. – Владимир легонько встряхнул её и крепко прижал к себе. – Глобальные исторические события просто так не убрать – на то они и глобальные. Помнишь, как у Рэя Брэдбери, с его мотыльком?.. Или, нет, есть такой фильм, зарубежный. Там герой пытался изменить прошлое, но, сколько бы он ни старался, на место плохих событий вставали всё более и более плохие... Всё хорошо, парень, не надо бояться. – Он улыбнулся двухлетнему малышу, который от жеста Лисициной вздрогнул, насупился и приготовился зареветь. Тут, к счастью, подоспела мать и оттащила ребёнка подальше от подозрительной скамейки, на прощание окинув Владимира взглядом сурового НКВДшника. Селиванов любезно улыбнулся в ответ и продолжал:
— Не надо. Знаешь... люди ведь не железные. Вот, ты, например, можешь представить, чтобы я ревел как маленький ребёнок?.. Я тоже до войны как-то не мог... до тех пор, пока... ну, неважно, в общем, сейчас не об этом.
Водка потом, я предлагал хороший кофе, а не растворимую баланду. – И Владимир взглядом указал на празднично сверкающую в ранних предзимних сумерках неоновую вывеску кафе в здании напротив. – Ну как, убедил?
Лисицина наконец улыбнулась сквозь ещё блестевшие на глазах слёзы.
— Убедили, – кивнула она.
Они поднялись со скамейки – Владимир всё ещё надёжно держал Эндру за плечи.
Кафе оказалось полупустым и довольно уютным. Рыжая и Владимир заняли столик подальше, в углу. Эндра было смущённо опустила глаза – денег у неё не было, но Селиванов заказал две чашки кофе. Анька снова закурила, придвинув поближе пепельницу. Руки у неё ещё слегка дрожали.
— Знаете, я, когда была в обмороке… – заговорила она, – мне казалось, что время замерло, как большой механизм, который заело… В общем, неважно. Так вот, ко мне приходил какой-то противный, от моего отчима. Сказал, что у меня есть неделя – а потом он с вами и со мной что-то сделает. Я думаю… – Рыжая вздохнула, затянулась. Сигарета смотрелась у неё в руке неуместно, слишком уж она казалось маленькой. – Я, наверное, вернусь к нему. Отвлеку. А вы успеете за неделю всех победить – он тогда вас не тронет.
— Стоп, машина, – спокойно возразил Селиванов, подвинув ей вторую чашку. – Не гони лошадей. Давай-ка по порядку. Итак, что мы имеем?.. – Он вытянул салфетку, развернул, и, достав из кармана ручку, красиво вывел в левом верхнем углу цифру «один». Котов помогает фашистам, так?.. На его стороне, возможно, Марков. Пропала Таня (а я торчу тут как последняя дрянь, со связанными руками). У них есть машина времени... – Чёрная паста расползалась по мягкой салфетке, обрисовывая основные пункты, стремительно и легко выводимые рукой Владимира. Ему так легче думалось. – Вот наша диспозиция.
Эндра наблюдала за ним, машинально помешивая кофе ложечкой и подперев голову рукой.
— Угу, – сказала она. – А у нас что есть, помимо храбрости?
Селиванов распрямился и улыбнулся.
— На нашей стороне правда.
— Убедительно, – признала Анька, всё-таки отхлёбывая ароматный напиток. – Вот только это нам мало поможет.
— Разумеется, – фыркнул Владимир, поджигая салфетку и прикуривая от неё очередную сигарету. Он откинулся на спинку стула и снова улыбнулся. – Расскажи с самого начала, что там с машиной времени.
— Когда-то давно, наверное, в прошлой – или даже позапрошлой – жизни, – послушно взялась рассказывать Рыжая, на удивление связно, – Котов с моей помощью получил машину времени. Потом – уже теперь – он снова меня разыскал в приюте. Теперь я понимаю, почему он не взял ребёнка помладше, как обычно делают – ему нужна было именно я. Не знаю, как он меня нашёл. И держал при себе, наверное, боялся, что я всё вспомню – но я не помнила. Потом я заново узнала про машину и украла… блокнот, там были какие-то цифры, технические характеристики. Что-то вроде кодов к машине. Ну, чтобы перемещаться. Потом я сбежала, а блокнот спрятала. – Лисицина отпила кофе и непроизвольно вдохнула сквозь зубы – кофе был вкусный, но горячий. – Потом я пряталась, а потом встретила вас. А он хочет заставить вернуть блокнот и вернуться самой. Я не знаю, зачем я ему теперь.
— Не ты ему зачем, а блокнот, вероятно. – Владимир прищурился. – А скажи... он помнит, что он лорд, как ты считаешь?.. Чёрный кофе, пожалуйста, – улыбнулся он подошедшей официантке, во взгляде которой удивление медленно смешивалось с жалостью. – Записался в психи – следует поддерживать сценический образ, – сказал Владимир Эндре.
— По-моему, он всё помнит. Как-то умеет, – отозвалась Рыжая, бесцельно поворачивая на столе пепельницу. – Но если, – Эндра вскинула глаза, – если он помнит, и если желание, загаданное в прошлой жизни, ещё действует, может и Песня Желания действует?
— Талант, – заметил Владимир, отрешённо глядя сквозь прошедшую мимо официантку. – Мне б всё помнить.
Он отвернулся, глядя в окно, впрочем, тут же возвратился в исходное положение. Эндра могла бы поклясться, что ещё пара часов, и его придётся пристегнуть наручниками, иначе он всё-таки поедет спасать Ласточку, без малейшего представления о том, как именно её следует спасать. Владимира выдала левая рука, которая вдруг согнула пополам чайную ложку. Байкер вздрогнул от неожиданности и принялся осторожно её распрямлять, при этом руки его ощутимо дрожали.
Рыжая вздрогнула и, протянув руку, сжала ладонь Владимира. Ему-то хуже, чем ей.
— Владимир… – Эндра замолчала, подбирая слова. Чем тут утешишь… – А знаете, фамилию мне дали уже в приюте, потому что я рыжая. Ну, Лисицина. А у матери была другая фамилия. Селиванова. Честное слово.
Она ободряюще улыбнулась.
— В самом деле?.. – Владимир честно постарался улыбнуться, и Анька ощутила, как его пальцы ответно сжали её ладошку. – А мне фамилия от отца досталась... мать была Русакова... – Он, как и Эндра, надеялся, что болтовня о разных отстранённых вещах отвлечёт его, хоть немного удержит, и, как и Эндра, понимал, что надежда эта ложная, но всё равно надеялся. – А потом они поженились, и взяли его фамилию... странно, у нас с тобой и судьбы схожие, и фамилия, и даже отчество одно... может, ты моя сестра?.. А здорово было бы, правда?.. Я был бы рад обнаружить, что у меня есть сестрёнка... Анька. – Он неожиданно замолчал и закрыл глаза свободной рукой. – Я не могу больше. Прости меня.
Владимир поднялся, положил на стол четыре сотни за кофе и принялся натягивать куртку.
— Я тоже была бы рада…. – Эндра вскочила следом, едва не опрокинув чашку, и обхватила Владимира за плечи. Официантка покосилась на них, потом переглянулась со скучающим у входа охранником. – Идёмте домой или куда хотите… Вам отдохнуть нужно, хоть немного. Вы же не железный!
Владимир тряхнул головой.
— Нет. Не могу я отдыхать. А если её там пытают?.. Отпусти. Я поеду.
— Тогда я с вами!
— Тебе нельзя! – неожиданно грозно рявкнул Владимир, и прибавил, ухватив Лисицину за плечи, так, словно бы она собиралась в любую секунду исчезнуть: – Вдруг я... я и тебя... не смогу уберечь...
Последние слова он произнёс почти шёпотом, продолжая сжимать Анькины плечи. Впрочем, весь этот фантастический бред, что его окружал, давал ему разумные (если это слово здесь вообще уместно) основания всерьёз опасаться её внезапного исчезновения.
— А вы и не должны! Это Таня не при чём, а я виновата во всём! – зашипела Эндра. – И я хочу исправить... хоть что-нибудь!
— А я не хочу, чтобы ты умерла, не достигнув хотя бы совершеннолетия! – в тон ей отпарировал Владимир и развернул подругу в направлении двери. – Всё, хватит. Домой. Я и без того слишком заболтался.
Эндра сникла и послушно шагнула к выходу.
Владимир крепко взял её за руку для верности и принялся размышлять вслух.
— На кого бы вас всех оставить, чтобы вы не геройствовали?..
Они вышли в мокро-снежную, шумную уличную синь.
— Ты не обижайся, – сказал Селиванов. – Я понимаю, невыносимо сидеть и ждать у моря погоды, но и ты меня тоже постарайся понять: не могу я взять тебя с собой. Одно дело я или Лебедев, и совершенно другое – юные девчонки. Ласточка уже попалась, я не могу ещё и тебя потерять.
— Я понимаю, – кивнула Эндра. – Вы или Лебедев от нас выгодно отличаетесь. Вам можно делать то, что вы считаете нужным.
— А ты не можешь? – заинтересовался Владимир, притормаживая, чтобы пропустить поперечный автомобиль.
— Судя по вашим словам – нет, я даже за свои ошибки ответить не могу, – глухо сказала Лисицина. – Как... сумасшедшая.
— Ну, вот, опять, – вздохнул Селиванов. – Почему ты всё воспринимаешь как критику в свой адрес? Я имел в виду всего-навсего нашу разницу в уровнях боевой подготовки. А если верить Зине, то я, вообще, не пойми, что за хрень такая... – тихо прибавил он, на ходу поддевая носком ботинка валяющуюся в грязно-снежной каше банку из-под пива.
— Я стрелять умею, – с надеждой сказала Эндра.
— Ага. А я умею на пианино играть. А тебя по плацу не гоняли?.. Уметь стрелять мало, сестрёнка. На войне необходимо уметь не стрелять – а выживать и убивать. Причём, одновременно. Стрелять можно и медведя научить.
Эндра закусила губу и помолчала.
— В прошлой жизни умела, – почему-то вздохнула она. – Вы прямо сейчас уедете?
— Анька... – словно бы извиняясь, Владимир крепче сжал её пальцы. – Я, правда, больше так не могу. Я с ума сойду... хотя... куда уж ещё-то... – Он неожиданно остановился и обернулся к ней. – Я ведь никогда никого не любил раньше, понимаешь?.. В том, что она пропала – моя вина. Это я её до приступа довёл. – Владимир резко выдохнул, будто его душили, и ухватился за воротник. – Если с ней что-нибудь плохое ещё случится... Анька, мне тоже не жить. Я клянусь. Ты не думай, что это я себя накручиваю, или драматизирую... я знаю. Когда она была в реанимации, я едва пулю в голову не всадил. Она жизнь моя. Глупо, да?.. Вот так вот, сходу. Но я действительно знаю. Я чувствую...
Я больше не выдержу здесь. Ни бессилия, ни этой неизвестности.
Эндра изо всех сил сжала его пальцы и всхлипнула:
— Счастливый вы... Тогда езжайте!
Владимир вздрогнул и закусил губу.
— Рыжая... ты только обещай мне, что себя побережёшь. Прошу... что не кинешься вслед за мной башкой в асфальт с небоскрёба нырять... ты молодая, у тебя вся жизнь впереди, это меня не жалко. И Маша тебе доверяет... Анька... – Он вдруг подхватил её на руки, закружил и крепко поцеловал в губы. Поставил обратно на асфальт и нетерпеливо отступил на шаг. – Ты не представляешь, как я тебе благодарен!.. Ты... я даже не знаю... Вот, возьми. – С этими словами Владимир быстро стащил через голову потёртый, потемневший армейский жетон на цепочке и, ухватив Эндру за руку, вложил ей в ладонь. Жетон был тёплый, но быстро остывал на морозе. Прохожие недовольно обходили их стороной, так как оба стояли посреди узенького тротуара, мешая движению.
— Ты только обещай, – повторил Владимир. – Обещаешь?.. Если ты уйдёшь – тогда некому будет его вернуть. Обещай, что будешь осторожна!
— Буду осторожна, – почти заворожённо повторила Лисицина. – Обещаю вам. – Она сжала жетон и накинула цепочку на шею, пояснив: – Чтобы не потерять.
— Ты настоящий друг!.. – Владимир замер, будто хотел что-то ещё сказать, но передумал. Затем по привычке встряхнул отяжелевшими от мокрого снега волосами. В тусклом жёлтом свете фонаря они казались цвета вишнёвого дерева. – Если я не вернусь, не отдавайте Машу. И Андрюхе от меня передай, что он дурак... ну, всем привет!
Он сунул Эндре ключи, развернулся и, перемахнув через низенький ажурный заборчик, отделяющий тротуар от бывшего газона, кинулся обратно к дому, где стоял его мотоцикл.
А Эндра шагнула было но уселась на низкую ограду и расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Нервы у неё, видимо, сдали.
— Эй, ты чего? – как нельзя кстати, осведомился знакомый голос, и рядом, закинув на колени мокрый рюкзак, устроился никто иной, как Мишка. – Я вас навестить пришёл, а ты опять ревёшь. – Что случилось-то?
— Ничего, – Эндра подняла голову и почему-то улыбнулась. – Я просто, ну, знаешь, задумалась, вспомнила про отчима... В общем, ничего страшного. У тебя замёрзший вид.
— Это потому что холодно, – разумно отозвался вольный художник, снимая с носа ставшие бесполезными очки и грустно разглядывая мокрые стекла. – А у тебя тоже. В гости не пригласишь на чай? У меня торт есть, – прибавил он, кивая на рюкзак. – Мать просила передать.
— Конечно, приглашу! – спохватилась Рыжая, радуясь, что заправила армейский жетон Владимира под куртку и рубашку – никто не станет допрашивать, где, мол, сам Владимир. – Извини. Идём.
Она вскочила и потянула Мишку за руку.
— Я люблю торты! И Маша обрадуется.
— Не сомневаюсь. – Мишка едва успел подхватить рюкзак. Кроссовки зачавкали по снежно-грязной дороге. – А кто у вас дома? Ничего, что я так, без приглашения? Я беспокоился просто, как вы там...
— Ты что? – удивилась Лисицина. – Ты же свой! Там Маша и Зина. Остальные как-то... разошлись. Как там тётя Радда?
— А-а, – заметно расслабился Мишка. – Да погоди ты. – Он остановился и осторожно повесил рюкзак на плечо. – Радда нормально, просила тебе привет передать, и чтобы ты была осторожнее. И ещё просила передать Владимиру, чтобы он не делал глупостей и не лез на рожон... чего он натворил, кстати?
— Да ничего, – удивилась Эндра. – А что такое? Ты что? Ты кого-то боишься дома застать?
— Нет, я опасаюсь помять торт, – разъяснил Мишка. – Вот теперь пошли. Я ничего не боюсь, это Радда какая-то обеспокоенная была. Сегодня утром заходила, мрачная вся. И лекарства у меня от неё для Лебедева, одно в стекле. Опасаюсь разбить.
Они свернули во дворы, где уже расходились по домам припозднившиеся мамы и бабушки с детьми, и на смену им неохотно выползали ранние собачники. Снег припустил с новой силой, искрясь в свете фонарей. Эндра услышала далёкий шум мотора – так мог шуметь только «Урал». Владимир уехал в сторону кладбища, по всей видимости, на заправку.
Они поднялись наверх, в квартиру. Эндра ушла на кухню, ставить чайник.
Мишка скинул кроссовки и куртку, глянув в зеркало, машинально пригладил растрепавшиеся волосы.
— Э-эй!.. – неожиданно донеслось откуда-то из глубины квартиры. – Вы пришли?.. Выпустите меня отсюда!
Прямо коридор вёл на кухню, к запаху еды, Лисициной и яркому электрическому свету. Направо располагалась дверь комнаты, в которой с некоторых пор спали девушки. Она-то и затряслась от ударов. Из щели под дверью тянул морозный сквозняк. Мишке вдруг сделалось как-то неуютно.
— Вы слышите?!. Кто там?! Владимир, Аня?.. Пустите меня-а!
Из кухни появилась Лисицина. Она подошла к Мишке и почему-то ухватила его за руку.
— Кто там? – спросила она. – Что случилось?
— Пустите, глухомань!! – возмутилась дверь. – Мне холодно!
— Кто там? – повторила вопрос Эндра, уже громче и подходя чуть ближе.
— Идиоты! – взвыла дверь. – Своих не узнаёте?! Пустите меня, наконец!
— Не узнаю, у меня ухо продуло, я плохо слышу. – Эндра покрепче сжала Мишкину руку. Вольный художник опасливо молчал. – Сложно ответить, что ли?
— Идиоты!.. Сложно открыть?!
— Сложно, руки застыли на холоде. Скажи, кто там – и открою, – упрямо тряхнула волосами Эндра.
— Вот только выберусь отсюда – прокляну так, что мать родная не узнает! – заорала дверь. – Да пошли вы все к чёрту, кретины!
Некоторое время было тихо. Затем на кухне распахнулась окно, и в квартиру ворвался холодный сквозняк. Следом на пороге кухни показалась Зина – растрёпанная, посиневшая и злая, как сто чертей.
— Ну, всё, сукины дети! – глухо произнесла она. – Сейчас буду убивать.
— Это ты? – изумилась и даже отшатнулась Лисицина, а с ней и Мишка. – Сказать трудно было?! Откуда я знаю, кто там. Вдруг... не ты.
— Ага, – гневно отозвалась Зина, стряхивая тающий снег с волос. – А вы голоса не узнали! Я могла сорваться! Глухие упёртые ослы! – С этими словами девушка схватила с вешалки тяжёлую Мишкину кожаную куртку и с размаху огрела сперва Лисицину, а затем и владельца вещи, после чего, видимо, войдя во вкус, огрела Эндру вторично. Мишка стратегически юркнул в угол и закрыл голову руками – на куртке имелись металлические застёжки.
— Да я вас прокляну! – рявкнула Зина, добавляя дезертиру парочку ударов. – Как вам не стыдно!
— Ты с ума сошла?! – заорала, в свою очередь, Эндра и выпалила: – Откуда я знаю, что ты – не нечисть?! Могла имя назвать... Хватит курткой проклинать, больно! – Она ухватила «оружие» за полу, останавливая очередной удар.
— Откуда?! – взъярилась девушка, принимаясь пинаться ногами. – Откуда?! От Советского Информбюро!! Я, что, так похожа на нечисть?! – Наконец, Зине удалось вырвать куртку, но тут дверь распахнулась, впуская Николая.
— Что за кипеж?.. – успел осведомиться геолог прежде, чем орудие возмездия, пролетев над головой вовремя пригнувшейся Лисициной, врезалось ему в ухо, отчего Николай вскрикнул и прижал ладонь к щеке. – Ты чего! Больно же молнией!
Эндра проворно скользнула Николаю за спину.
— Откуда мне знать, похожа или нет?! – разозлилась она в ответ. – По голосу, знаешь ли, не заметно! Ты и сейчас имени не называешь... Давай, скажи!
— Ну, всё! – Зинины янтарные глаза опасно сверкали. – Точно убью. Она ещё и издевается! Ты где видела нечисть с оберегами, Эйнштейн?!
— Тихо! – рявкнул геолог, осторожно перехватывая её за плечи. Зина раскраснелась, норовила испепелить всех взглядом и тяжело дышала. – В чём дело-то?
— А в том! Один псих меня в комнате закрыл, два других выпускать не хотели! Я целый час проторчала в этой проклятой комнате, без света и стекла! Я из-за них чуть не погибла!
— А надо было всего-то имя назвать! – взвыла Лисицина. – За дверью оберегов не видно!
— Я же с тебя не требую называть имя каждый раз, когда ты в дверь звонишь! – отпарировала Зина, яростно вырываясь из сильных рук геолога.
— Прекратите! – взвыл тот, отчаявшись решить скандал мирным путём. – Лучше скажите, куда Селиванов делся. Дело у меня к нему.
— Уехал, – отозвалась Эндра. – По делам. Ну... извини, – подвинулась она к Зине. – Я же не знала.
— Да пошли вы все в пень, – буркнула девушка и, грубо высвободившись из рук Николая, удалилась в ванную греться. Хлопнула дверь.
— Вот, незадача, – расстроился геолог. – А ему тут письмо передали. Может, я тебе оставлю? Мишка, вылезай, дракон улетел.
— Я всё слышу! – предостерёг из ванной «дракон».
— Не жди, что я тебя с этим поздравлю, – отозвался Николай. – А скоро он вернётся, не знаешь?
— Не знаю, он не сказал, – Эндра взяла письмо. – Я передам. Дракон, выходи чаем греться!
— С сахаром?.. – подозрительно уточнили из ванной, и дверь слегка приоткрылась.
— Ну, вот, – окончательно расстроился геолог. – Передай, будь другом. Как бы наш герой не встрял в очередную передрягу...
— Передам, – пообещала Эндра. – Всё с ним будет хорошо. И с сахаром и даже с тортом! И вы, товарищ Николай, пойдёмте.
— Ладно, – смилостивилась, наконец, Зина и вернулась к компании. С кухни донёсся характерный щелчок – автоматически выключился вскипевший чайник. Мишка пригладил волосы вторично.
— Пойдём, – согласился Николай. – Спасибо на добром слове.


Знакомая дверь оказалась на сей раз, не заперта. Владимир на всякий случай снял оружие с предохранителя и шагнул в квартиру. Впереди замер тёмный тихий коридор. Если бы я знал, как пользоваться машиной времени, подумал Владимир, делая следующий шаг. И вдруг щёлкнуло в темноте. Чей-то смутно знакомый напряжённый голос отрывисто спросил:
— Кто здесь?
Селиванов выпрямился, с удивлением отметив, что по старой боевой привычке идёт слегка пригнувшись, на случай, если станут стрелять на поражение, на звук шагов. Если пригнуться – есть шанс, что пули пролетят поверх головы.
— Я здесь был уже, – сказал он. – Мне нужна девушка, Таня. Она здесь?
Из темноты донёсся вздох облегчения.
— А-а, вы из милиции?.. Я думал...
— Нет, – заверил Владимир. – Но и не головорез. Честно.
Невидимый собеседник зашевелился – шелестнула одежда.
— Тани здесь нет, – сообщил он. – Здесь вообще никого нет.
— А вы тогда кто, моя персональная галлюцинация? – не удержался от улыбки байкер.
— Нет. Я Олег, охранник. Я не стану стрелять, не бойтесь.
— Хорошо, Олег. Меня зовут Владимир. Я не причиню тебе вреда. Мне нужно только забрать девушку.
— Если тебе нужна девушка, я помогу. – Щёлкнул выключатель, и прихожую озарил тусклый электрический свет. Олега Владимир узнал – тот дежурил в Вишневской квартире в день их визита за Эндрой. Охранник поставил пистолет на предохранитель и вернул обратно в кобуру, затем шагнул навстречу, щурясь с непривычки. – Мне надоело это всё, понимаешь, Володя? – тихо заговорил он. – Я в уголовщину лезть не хочу. То каких-то девиц притащат, то наркота, то автоматы... мне семью кормить, понимаешь?..
Байкер, в свою очередь, убрал оружие.
— Чего не уволишься тогда?
Олег машинально вытер пот с лица рукавом бушлата.
— А я не хочу, чтобы меня в лесу за МКАДом черви жрали. Предыдущих трёх так и не нашли – уж точно не на курорт уехали, девок щупать, как ты считаешь?
— Согласен. Ты знаешь, что в комнате? – Владимир кивнул на запертую дверь. Олег махнул рукой.
— Откуда. Это не моя работа. Я ещё в прошлый раз хотел с вами уйти, но стормозил. Теперь с тобой пойду. Одному стрёмно.
— Тогда обещай ничему не удивляться, – решил Владимир. Охранник казался неплохим парнем, и бросать его не хотелось.
— И блондинка эта пропала, – продолжал Олег, пока Владимир открывал дверь вверенным ему ключом, – Марина... небось, грохнули.
Щёлкнул замок.
— С ней всё хорошо, – сообщил Владимир. Открыл дверь. Машина времени стояла на месте. – Олег, дай мне слово ничему не удивляться.
Олег усмехнулся.
— Ты меня не пугай, братан. Я с Чечни пуганый. Бери, что хотел, и не болтай.
— Ты был в Чечне? – Владимир проследовал к шкафу, провёл ладонью по тёплому резному дереву стола рядом. Оно словно дышало. – В какой дивизии?
— Третий штурмовой...
— Какого полка?
— Шкаф на замке...
— Подойди.
Охранник без лишних вопросов шагнул вперёд и встал рядом. Владимиру казалось, будто за полированной дверцей перешёптываются чужие, бесплотные голоса. Он внимательно оглядел шкаф. Эндра говорила, ключ где-то здесь. Но вот как его найти – Селиванов не знал.
— Что дальше? – спросил Олег.
— Погоди.
Владимир машинально гладил шкаф.  Гардероб как гардероб. Шестидесятых годов выпуска. Полировка, местами массив и прессованная фанера. Ничего особенного. Значит, искать следует не в нём.
Селиванов прошёлся по периметру комнаты. Так, стол-бюро с ящиками, прятать в которых ключ стал бы только идиот – а Котов не таков, нет. При всех его недостатках, мозги-то у фашиста на месте. Остеклённый книжный стеллаж – в книгах тайники только киношные шпионы делают, и бабушки – для пенсии. Складной кожаный диванчик. Негде прятать. Нет, ключ должен находиться где-то в комнате, близко и легкодоступно для хозяина, чтобы в случае чего, можно было сбежать.
Внимание Владимира привлекла резная панель у противоположной стены. Слишком очевидно – да поди, найди в ней тайник. Идеальное место.
Владимир подошёл ближе, разглядывая затейливую резьбу – настоящее произведение искусства.
— Что ищешь-то? – подал голос Олег. Владимир разглядывал панель.
— Кажется, нашёл.
Сверху тянуло цветущие ветви резное дерево, в ветвях застыли резные птицы. Ниже извивался ручей, над ним неподвижно склонилась резная лисица. Пушистым хвостом она упиралась в отвесную резную скалу. Владимир опустился на колени и провёл пальцами по ненастоящим камням. Куда ушли индейцы?
Один из камушков вдруг подался под рукой. Щёлкнуло, и камень чуть приоткрылся, явив маленькую нишу. Владимир вытащил тяжёлый замысловатый ключ со сложной бородкой.
— Как ты догадался? – поинтересовался Олег, и байкер пожал плечами.
— Случайно. Готов к приключениям?
Ключ дважды провернулся, и Владимир распахнул обе дверцы.
Никакого портала в иное измерение не было.
Внутри шкафа обнаружилась гематитового цвета невысокая прямоугольная платформа, лаконичный пульт управления, схожий с большим сотовым телефоном – экран и кнопки: цифры арабские, буквы – латинские, кнопка подтверждения с надписью «enter», красная кнопка отмены ниже – «cancel», длинная кнопка «пробел», поручень посередине. Сам механизм, похоже, не занимал так уж много места, и был упрятан не то в верхнюю секцию шкафа, не то в нижние ящики.
— Это что ещё за хрень?.. – прошептал Олег. Владимир, улыбаясь, обернулся.
— Хочешь пристрелить парочку фашистов?
— Что?!
— Мы отправляемся в сорок второй, в зону боевых действий, – любезно проинформировал Владимир, шагая на платформу. Она слегка запружинила под ногами. – Вперёд, солдат ничего не боится.
Олег растерянно обернулся на дверь в коридор. Затем кивнул.
— Лишь бы не назад. – И последовал за Владимиром. – И всё же, что это такое?
— Ты всё равно не поверишь. – Владимир нажал кнопку «запрос данных», и на экране бегущей строкой вспыхнула надпись: «Информация о последнем перемещении: исходная точка: семь часов, восемь минут, тридцать две секунды по Московскому времени, пятое ноября две тысячи ... года, координаты – 55°45;06; северной широты, 37°37;04; восточной долготы…»
— Сюда приводили девушку? – обернулся Владимир. Олег ошалело поглядел на него и кивнул.
— Двух. Одна брюнетка со шрамом, другая бледная вся, в больничном халате...
Брюнетка со шрамом. Валя Росновски. Значит, она жива... наверное.
— После них кто-либо входил, или выходил из комнаты?
— Вошли Котов и толстый мужик, они притащили девчонок, – почти механически отрапортовал Олег. – Никто не возвращался.
— Прекрасно. – Владимир быстро скопировал данные. – Держись.
Он действовал словно автоматически. Он ни о чём не думал, и ничему не удивлялся. Не было ни чувств, ни эмоций, ни мыслей. Он словно выполнял приказ, и удивиться, остановиться, оглядеться, было некогда. Нежданный попутчик?.. Не помешает. Потайной ключ?.. Найти. Путешествие во времени?.. Если оно требуется для возвращения Ласточки – поехали. Если бы ему в тот момент сказали, что надо продать душу дьяволу, Владимир бы только уточнил, чем подписывать контракт – кровью или всё-таки чернилами. Однако требовалось всего-навсего путешествие во времени – обычное дело для того, прежнего Владимира. А раз так – поехали.
...И они поехали.
В ушах зазвучал монотонный гул, механический голос вежливо попросил держаться за поручень и подтвердить запрос, палец вдавил тугую светящуюся кнопку, тело сделалось лёгким и неощутимым, будто в тот неуловимый период между явью и сном, взорвалось невыносимой болью, и из горла вырвался крик, но не раздалось ни единого звука, а следом и боли не стало, тело рассыпалось на мириады молекул, молекулы, в свою очередь, распались на атомы, которые услужливо брызнули в несуществующее пространство электронами и протонами, и сознание мелькнуло искоркой и погасло, и их самих более не существовало, до тех пор, пока вдруг снова не слилось воедино, и не вернулась оглушительная, ослепляющая, невыносимая боль, взорвалась и угасла. И они были, и существовали, что за бред, они были всегда, и никуда не девались, и электроны кружили бешеную пляску, забыв каждый, где его место. Тяжёлой удушающей волной в лёгкие ворвался воздух, и зрение зафиксировало свет.
Владимир застонал и упал на колени, упираясь ладонями в мягкую дорожную пыль. Лёгкие отказывались перерабатывать кислород, голова бешено кружилась, нервы будто превратились в провода под напряжением. Рядом барахтался Олег.
— Прие... – Подчинившись и без того, лишь с пятой или шестой попытки, голос напоминал утренний хрип пожилого курильщика. Дыхательные пути, горло – горели, будто хорошенько натёртые перцем. – Приехали. Живой?
— Что... это... было?.. – наконец, совладав с речевым аппаратом, прохрипел Олег. – В на... туре – пу... путе... ш... тешеств-вие во време... ни?..
— Тюль...
— Тюль?!..
— Тюльпаны... – констатировал Владимир, нечеловеческим усилием заставляя себя распрямиться. Сладкий цветочный аромат затопил свежий вечерний воздух. – Мы на месте. – Он сел прямо на дорогу и поглядел на спутника. – Держись, товарищ. Наверное, это всегда так с непривычки.
Владимир обессилено откинулся в пыль. Голова кружилась, так, что предметы перед глазами неслись, смазываясь в бешеной скорости.
Можно попытаться описать, что чувствует путешественник во времени в момент перемещения, можно фотографировать северное сияние на сотовый телефон, можно, наконец, обучить волнистого попугайчика читать речи Гитлера – можно, разумеется, но всё это будет глупым и бессмысленным трудом, ибо существуют вещи, которые необходимо испытать, либо увидеть воочию, чтобы прочувствовать по-настоящему. Владимир и Олег чувствовали.
И ещё минут двадцать, лёжа на дороге, продолжали чувствовать. Им казалось, будто их не то залили свинцом, не то, напротив, тело сделалось чем-то вроде воздушного шарика, у которого внутри ничего нет, кроме воздуха, включая мышцы и нервы – поэтому бедный шарик не может пошевелиться. А сверху яркие июльские звёзды насмешливо кружили бешеный вальс. Язык ворочался с трудом, будто в рот насыпался какой-то клейкий песок, а слух, и подавно, вытворял нечто несусветное: он то пропускал звуки словно сквозь толщу плотной морской воды, то отдалял их, отражая эхом бесконечное множество раз, то заглушал сырой ватой. Вскоре в пальцах разлилось быстрое покалывание, какое обычно бывает при восстановлении кровообращения.
— Ничего, – на всякий случай, шёпотом, повторил Владимир, сделав на сей раз почти успешную попытку приподняться. – Это с непривычки. Скоро пройдёт.
— Угу, – страдальчески отозвался Олег. Это было всё, что он мог сделать.

Снежинки кружились, падали на ботинки и медленно таяли. Эндра достала было пачку сигарет, но, подумав немного, убрала её обратно в карман.
Сбежать из квартиры оказалось на удивление просто – пока остальные грелись чаем, пробраться покурить на лестницу и не вернуться. Переход метро остался далеко за спиной. Уютный спальный район Эндре не нравился по одной простой причине: здесь жил Котов. То есть, не прямо здесь, разумеется, а чуть дальше, за сквером, где торчала новенькая высотка. Рыжая подошла к подъезду, остановилась. На обочине стоял знакомый «Урал», тоскливо, будто скучая по хозяину, поблёскивал металлом. Сунув руку в карман, Лисицина тронула весомую металлическую тяжесть. И толкнула дверь.
Входная дверь была та же, знакомая. Котов не удосужился её сменить. Впрочем, она была открыта. Эндра шла аккурат по следам Владимира, казалось даже, в лифте витал знакомый запах полыни и сандала – на уровне ассоциаций.
Шагнув в тёмную прихожую, Анька прислушалась, но было тихо. Будто бы никого и нет. Тогда Рыжая прокралась в кабинет, не включая лампу – она помнила обстановку. Комната совсем не изменилась – стеллажи с книгами, диванчик, резной стол. Эндра шагнула к шкафу. Он светился изнутри, работала подсветка, похоже, им недавно пользовались. Значит, Владимиру пока всё удаётся. Эндра потянула дверь и шагнула внутрь. Здесь как будто слегка пахло озоном.
Лисицина облизнула пересохшие губы и посмотрела на пульт. Только бы не спутать. Она прикрыла глаза, перед мысленным взором появилась исписанная мелким почерком страничка из блокнота. Эндра сглотнула и протянула руку к пульту. Было страшно: стоит спутать одну цифру – и её занесёт неведомо, куда. Лисицина только теперь поняла, что за коды были записаны в украденном ею блокноте. Чтобы попасть в прошлое или будущее достаточно было ввести желаемую дату, а вот чтобы попасть дальше, требовался код. Куда – дальше, Эндра не знала. Может быть, в другой мир?
Анька вздохнула и медленно, аккуратно, нажала по очереди – 7, 2, 1, 5, 9, 6. Клавиши сухо щёлкали.
— Неверный код, – вежливо сообщил электронный голос.
Он прозвучал так неожиданно в тишине пустой квартиры, что Эндра подскочила и машинально спросила:
— Почему неверный?
Но сообразила, что машина уж точно ей не ответит. Лисицина сосредоточилась снова. 7… 2… 1… 5, 9, 5 – вот так. Что-то щёлкнуло, зажужжало.
— Код принят, – всё так же вежливо сообщила машина. – Держитесь, пожалуйста, за поручень.
Эндра уцепилась за него так, что побелели пальцы. Тело будто взлетело куда-то, и упало в вязкую, жгучую боль. Эндра утонула в собственном, беззвучном крике.
 

Когда она очнулась, валил снег.
Снег был всюду – сверху летел хлопьями, вкруг заметал, будто покрывалом, холодил стынущие руки. Эндра приподнялась. Точнее, попробовала приподняться. Не вышло. Болело всё, причём, так, будто тело выворачивали в какой-то чудовищной мясорубке. Хотя, почему в мясорубке? Ах, да, это, кажется, из Стругацких. Мысли путались, и Лисицина снова упала в сугроб, сдерживая стон. Шевелиться не было никакой возможности.
Ей показалось, что прошло ещё не менее часа, когда боль постепенно утихла настолько, что можно было приподняться. Тело закоченело от холода. Рыжая уселась, обхватив себя за плечи, потом поднялась. Снег тоже поутих за это время, и теперь редкие снежинки, казалось, не падали, а кружились на одном месте. В стороне чернела громадная, каменная тень. Эндра сунула руку в карман, снова пощупав то, что там лежало, тяжёлое, металлическое.