Вальсирующий аккордеон

       Анна сидела в вагоне электрички и, прикрыв глаза, корила себя, что не побеспокоилась о мелочи на карман. Монетки, которые не имели большого значения в денежном обороте страны, в её денежном обороте имели значение – обычно она брала их с собою и подавала просящим. Просящих было немало: немощные старики, едва передвигающие свои ноги вдоль вагона электрички, и подражающие им, поющие хорошо и неважно, включающие музыкальную аппаратуру и замечательно играющие на инструменте.
       Сейчас был последний случай. Исполнитель всей душой предавался игре. Делал он это, по мнению Анны, виртуозно и заслуживал, чтобы в его пакет перешли копейки и из ее кармана. Казалось, что её затылок краснел от невозможности отблагодарить музыканта за чудесное исполнение.
       Музыка была столь хороша, что перекрыла все иные впечатления от воскресной электрички. Она уже не слышала храп тучного человека, спящего на противоположной лавке, и громкоговорящей женщины, припавшей к телефону от Москвы и посылающей в эфир слова на непонятном языке. Даже запах от копченостей, поедаемых сидящей через два ряда парочкой, словно улетучился, уступая место вальсирующим волнам.
       Она еще находилась в состоянии наслаждения от красоты благородного звучания, когда звук монет подтвердил, что не одна она восхищалась этой игрой. Но её карман был пуст. Правда, в сумочке лежало несколько сотенных купюр, которых должно было хватить до пенсии. Пенсия ожидалась через три дня.
       Звуки монет приближались к ее спине, на которой прочно сидел стыд – она желала и не могла оплатить благодатный труд неизвестного аккордеониста. Анна особенно любила аккордеон…
       Когда-то, в далеком детстве, родители отправили её в деревню к родственникам на долгую осень и зиму. В деревне люди, как правило, много трудились и не часто развлекались. Но если в какой-то избе ожидался праздник, вся деревня могла встретиться под крышей того дома и с упоением ожидала этой встречи.
       Однажды праздник был назначен и в доме, где она жила, – крестины. Сами крестины не состоялись – дорогу замело так, что священник не смог приехать, - но гости собрались. Принесли подарки, поели, попили и… запели. Уже было очень поздно, когда ушли последние приглашенные, а гармонист, обильно вкусив всего предложенного, при всей своей бравости, не дерзнул нести в метель любимую гармонь и понёс только себя.
       Гармонь была в хате целую неделю. Шестилетняя Анна представила себя музыкантом и всю неделю концертировала, подражая услышанному накануне. Было удивительно, но ее пальчики давили на нужные кнопки и некоторые гармонии ей удавались, что не осталось незамеченным её деревенскими родственниками. И по возвращении домой, в город, папа купил гармошку. Анна на слух выучила некоторые песни из семейного репертуара и с тех пор семейные праздники не обходились без её музыкального сопровождения.
       Потом у знакомых папа купил ей маленький аккордеон, и Анна из «гармонистки» превратилась в «аккордеонистку». Даже ходила в музыкальную школу, правда, недолго. Почему перестала ходить в музыкалку, она не любила вспоминать. Потом очень жалела, что бросила заниматься музыкой. Но тот, самый маленький двухголосный немецкий аккордеон до сих пор хранила и иногда пробегала пальцами по клавиатуре, хотя не было уже той смелости, что вела её в детстве.
       Любовь к звучанию аккордеона не только сохранилась в её душе, но с годами даже усилилась – она всегда до слёз умилялась, слушая его волнующие переливы…
       Шаги музыканта уже были слышны, когда Анна, неожиданно для себя, вытащила из сумочки одну купюру и подняла глаза. Рядом стоял юноша. Обнимая свой перламутровый инструмент с желтой клавиатурой – то ли от времени, то ли по задумке, - он с улыбкой смотрел на неё. Анна протянула сотенную бумажку и почти прошептала:
       - Благодарю! Вы напомнили мне о моём детстве. – И немного помолчав добавила: -  А что Вы играли?
       - Спасибо Вам, - наклонив голову ответил артист. – Эта пьеса называется «Вальсирующий аккордеон».
       - Помощи Божией, - добавила Анна и облегченно вздохнула, освободившись от сомнений. А потом, неожиданно для себя и парня, перекрестила его.
       Улыбка парня расширилась. Он отвесил ей поклон насколько позволял висевший на груди инструмент и пошёл дальше по проходу.
       Анна продолжала смотреть ему вслед. Музыкант потянул тамбурную дверь, вышел из вагона. Дверь закрылась. Но вдруг парень обернулся и вновь растянул мехи аккордеона.
       Их глаза встретились. Что сработало в голове юноши, она не знала. Возможно, это были детские воспоминания, а может быть она была похожа на какую-то родную ему взрослую женщину. Но не её, ведь, скромная лепта вызвала последующие действия. Стоя в тамбуре и глядя на Анну, он вновь заиграл, не ожидая никаких денежных воздаяний.
       Такого благородства она давно уже не встречала, даже от своего сына. На глаза Анны навернулись слёзы. Еще несколько мгновений она любовалась и исполнителем, и музыкой, которая смело прорывалась через закрытые двери тамбура.
       Парень вновь поклонился. Ей поклонился, словно это она, а не он, гасила шумы электрички восхитительными звуками. Он продолжил свой путь, неся радость другим пассажирам, обремененным заботами, мыслями, переживаниями.
       …Уже стоя у раки Преподобного, она попросила Святого Сергия поддержать молитвою щедрое сердце и добрый труд молодого музыканта, имени которого она не знала.  Но она знала другое – Бог всё видит! Господь милостив всем, дающим свою лепту во Славу Божию. А лепта того неизвестного музыканта превышала все её потуги.
       Денег до пенсии хватило.