Глава 13. Старина Джимми

          Соня позвонила вечером и позвала гулять. Она пришла на поле, все той же 12 школы, где я ждал ее с тем самым Петром, чье имя фигурировало в названии нашей группы. Я бы сказал, что его имя вошло в историю. Пусть не всемирную конечно, но в менестрельную, если так можно выразится, историю города точно. Как через пару лет один уважаемый человек назовет наше сообщество "Питер Пиллер и сочувствующие", другой человек, по прозвищу Хаттаб, а по призванию, металлист, называл эту тусовку "Зелёная республика". Намекая тем самым на образ жизни "а ля Хиппи". Наверное, мы и были провинциальными хиппи. Хотя должен заметить, что когда я познакомился с киевскими хипанами, в 1994м году, тусившими на Крещатике, то они мне больше напомнили панков. Резкие, суетливые, грубые и грязные. Издалека они напоминали своих, только благодаря длинному хайру. Губаша и я, вместе посетили этот славный город, но почему-то мы были разочарованы и не только хиппанами. Или это я, в 1992м, был сильно очарован столицей, и через пару лет посетив ее, слишком многого ожидал от этого города. Но подробнее, о том прекрасном времени, расскажу в следующей части трилогии.

          Мы любили друг друга, нам было хорошо вместе, у некоторых парней были длинные волосы, серьги и т.д. от столичных хипанов нас, пожалуй, отличало всего три вещи. У нас не было фенечек, не у всех были прозвища и что самое главное, о том, кто такие Хиппи, мы знали лишь только по наслышке и мылись мы, как все нормальные люди. Следовательно, мы никому не подражали, стараясь быть, как кто-то крутой, а просто были собой. Простыми, открытыми и счастливыми. Конечно в этом немалая заслуга Софи.

            Соня пришла не сама, а со своим мужем Марком. Скорее всего, он был ее ровесник, а может на год-два старше, от силы. Держалась она при нем по-домашнему скромно, в ее поведении пропали нотки бунтарства, дерзости/смелости и ничего не осталось от мамы-учителя.

           – Знакомься Марк, – сказала она, как только увидела нас, – вот Петр, а это Дима, я тебе про него говорила.

            Она сделала такой акцент, на произношении моего имени, что мне стало как-то неловко от этого, и я не знал, что сказать. Очевидно, было, что она каким-то ярким цветом выделила меня из общей серой массы. Пусть это будет сине-зелёный.

           – Надеюсь, хорошее? – ответил я, протягивая руку.
           – Очень приятно! Я себе представлял Дмитрия не много по-другому.
           – Ну, теперь мне все ясно! – иронизировал я.
           – Ну что ясно-то? – Соня сделала обиженное лицо.
           – Ну что, что! То, что ты нарассказывала про меня с три короба, а я не приложу ума что именно.
           – Так я же, как на духу!
           – Ладно вам! – вступил в наш диалог Марк, – давайте вечером поговорим о претензиях и о прочих деталях, кто и что, кому рассказывал, тем более нам есть о чем посудачить, а сейчас, давайте куда-нибудь сходим.

           Из его слов было очевидно, что он что-то знает, даже казалось, что нам предстоит некий разговор, и было  любопытно, на какую тему, он как бы, не хотел открывать карты преждевременно. Я решил, что это такая столичная манера держаться. Некий стиль, имидж.

           В этот момент подошел Вадим, и молча, стал здороваться за руку, с каждым поочередно. Выглядел он не очень, то ли не выспался, то ли с "бодуна", а скорее всего и то, и другое.

           – Я даже знаю куда – у меня есть один товарищ, – он неоднозначно посмотрел на Петра, – у него есть друг, а у друга дома, нереальная коллекция фирмовых пластов.

           – И что самое интересное – продолжил Пётр, – он нас сегодня ждёт.
           Мы, все вместе, двинулись к его многообещающему другу Виталию.

           – Ого-го, как вас сегодня много, – сказал он, как только нас увидел, – усаживайтесь на диван, я пока недостающие стулья принесу.

           Он ушел на кухню за табуретками, а мы прошли в зал. По центру стоял журнальный столик, диван справа, над ним картина. Напротив этого всего –  старенький, но аккуратный сервант, и в углу, у окна на комоде, стоял проигрыватель виниловых пластинок Вега.

            Когда Виталий раздал недостающие седалища, он демонстративно, с пониманием важности момента открыл дверку в серванте и молвил:

            – Ну, раз тут собралась такая огромная куча гитаристов, то я предлагаю по случаю, послушать старину Джимми!

           Он поставил нам пластинку Джимми Хендрикса. Пласт был фирмовый, и я понял, что в моей коллекции советских пластов имеются пробелы, поскольку "Мелодия" никогда не выпускала Хендрикса. По крайней мере, мне не попадались его пластинки. В моем примитивном сознании, вселенная заканчивалась за пределами «Мелодии». Я даже не представлял, что существуют другие заводы по производству пластинок.

           Нет, ну, если задуматься, то я бы, пользуясь не хитрой логикой, понял, что есть другие страны, с другой музыкой и с другими заводами по производству пластинок. Но вот беда – я никогда об этом не думал. Так нас воспитывали – «У нас есть все свое и другого нам не надо». Наше правительство, очень бдительно «оберегало» нас от «тлетворного влияния запада». Порождая тем самым в людях огромный интерес к «ФирмЕ», это и понятно – запретный плод, он такой заманчивый! Теперь же, спустя четверть века, когда уже всех тошнит от свободы и ФирмЫ, люди скучают по прошлому. Кому-то хочется экологически чистой продукции, кому-то уверенности в завтрашнем дне, что было вызвано переизбытком госпредприятий, и следовательно дефицитом рабочих рук. Поэтому, ни у кого не возникало сомнения, что он останется без работы после окончания учебного заведения. А еще, некоторым нашим современникам, не хватает того, что за них будут решать, что хорошо, и что плохо. Нам дали свободу, но часть людей не самостоятельны, они еще как дети, не знают разницу между можно и нельзя. Они не могут принимать решения и строить свою жизнь. Особенно ранимыми, в этом плане, оказались мужчины. У некоторых свобода вызвала депрессию…

          Я крутил в руках конверт от пластинки, и старина Джимми мне кого-то напомнил, а когда заиграл очередной хит, начинающийся с гитарного запила, я узнал в нем вступление к песни Андрея Макаревича "Глупый скворец". Погодя, рассматривая самого старину Джимми, вдруг осознал, что на одном из альбомов и прическа у Макаревича тоже идентична со "стариной". Тут вспомнилось, что в детстве я часто слушал группу "Цветы", их мелодии записаны у меня на «подкорку» очень прочно и когда уже будучи юным я услышал "Дип Перпл", понял что ребята из Цветов не брезговали использовать многие фразы из их музыки. Тут меня осенило – по всей видимости «наши» часто заимствовали у фирмачей музыкальные мотивы. Но не будем «стрелять в музыкантов» – так уж у нас повелось, еще с 50х годов – копировать запад не брезговали и производители радиотехники и пожалуй первенство здесь отдадим тем кто делал автотранспорт. Большинство тех машин, которым гордилась страна, были откровенно «слизаны» с западных аналогов. Но, вы же понимаете, это все я говорю по большому секрету! 

           – И так, как мы все знаем, – Виталий стал в центр как проповедник, – Старина Джимми родился в 1942 году в негритянских трущобах славного города Нью-Йорка. Жил он, мягко говоря, весьма скромно, а по штатовским меркам, просто бедно. Занимался профессионально музыкой всего три года, и покинул этот мир в 28 лет.
           – Прям как Лермонтов! – вступил Петр.
           – Благодарю вас, Петр – это весьма удачное сравнение. Хендрикс – это поэт гитары! А два товарища, которые своим электрогитарным производством, стали известны на весь свет, вошли в историю Америки ярче, чем у нас Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
           – Это вы сейчас про кого вещаете? – любопытствовала Софи.
           – Мы вещаем про Лео Фендера и его друга Джорджа Фулертона. – Виталий поднял указательный палец вверх, – Именем Фулертона назвали город, а именем Фендера улицу на которой находится фабрика самых крутых гитар в мире «Фендер». Адрес фабрики звучит так: Калифорния, Фулертон, Фендер стрит.
           – Круто! – не выдержал я.
           – Только, по-моему, если я не ошибаюсь, то сама фабрика «Фендер» несколько лет назад переехала из Фулертона в Корону, тоже маленький городок на севере Калифорнии. – не без доли занудства внес свои поправки Марк.
           – Не имею чести знать, сударь! – Виталий был не очень доволен, что кто-то знает больше чем он, но держался на высоте. – Вам, гитаристам, виднее!
           – Там сейчас тоже обосновалась фабрика по выпуску гитар, тоже каким-то образом имеющая отношение к Лео Фендеру, – продолжал бомбить подробностями Марк.
           – Ну, да и бог с ними! Вернемся к старине Хендриксу, который играл на белом Фендер стратокастере!
           – И не просто стратокастере, поскольку Джимми был левша, а играл он на обычной, серийной гитаре для правшей, переставив струны в зеркальном отражении и перевернув инструмент на левую руку. – Марк держался в этой перепалке, как «рыба в воде»
           – Я про Фендер слышал, конечно, но на практике кроме наших гитар в руках доводилось держать только, «Kramer» и «Lead star» – надеялся я впечатлить Марка.
           – «Kramer» – не такая как фендер, но тоже американская фирма, – уверенно парировал он, – а вот «Lead star» – это не фирма, а модель, сама же фирма, называется “Musima” и расположена в бывшем ГДР. Выпускают дешевые, но весьма похожие копии именитых брендов. В частности, «Lead star» – копия Фендер стратокастер, модели 1962 года. У меня есть такая гитара, и когда-то в середине прошлого десятилетия я поехал в Москву, что бы купить эту гитару в ГУМе. Это был единственный способ получить не совковый инструмент из первых рук. Я при возможности, как-нибудь, расскажу подробнее.

           Виталий, продолжавший все это время стоять в центре, уже сердито поглядывал на Марка, перехватившего у него пальму первенства, по разговорному искусству. Он уловил на себе его взгляд, и резко вернул разговор в ту тему, где он, эту пальму перехватил.

           – А Моцарт был просто долгожитель, по сравнению с ним! – сказал Марк, как ни в чем не бывало.
           – Да, а сколько ему было? – заинтересовался я.
           – Вольфганг Амадей ушел из жизни в возрасте 36 лет, перед этим написав реквием для самого себя, по просьбе тайного заказчика. Ему казалось, что он «заказан» и пишет для себя. Думаю, что здесь не обошлось без самовнушения.
            – Друзья! – настойчиво продолжил Виталий, – Хендрикс взлетел и стал известен всему миру на рок-фестивале в Вудстоке в 1969 году.
           – О да! И не только он! – сказала Софи, многозначительно улыбаясь при этом.
           – Этот фест зажёг много звезд на западном небосклоне! – Подхватил беседу Петр, – У нас в Совке пытались его воссоздать в Тбилиси в 1980 году, который послужил стартовой площадкой для Автографа, Макаревича, Бориса Борисовича, несмотря на то, что его самого дисквалифицировали, между прочим. И не давно в 1988 уже был проведен намного ближе к Москве, в Подольске, откуда получили старт Нау, ДДТ, Зоопарк, Калинов мост, Бригада С и другие.
           – Честно говоря, – Софи решила присоединиться к этому действу, – я считаю что, нашу отечественную музыку можно разделить на две категории.
           – Ну-ка, давай, просвети нас! – проснулся Вадим.
           – Мое мнение – это то, что у нас творчество есть только у БГ, а у остальных это просто экскременты души.
           – Так, а если по-проще, для тех, кто на броневике?
           – Вадик! Экскременты – это отходы жизнедеятельности! Грех не знать!
           –  Фу! Сопо, я от тебя не ожидал!

           – Так вот! – продолжал Виталий, когда появился подходящий момент, – он прожил короткую, но плодотворную жизнь, его знает весь мир, правда музыканты с которыми он играл, жаловались на него – он был честно сказать, редким гавнюком, как впрочем, и все вышеупомянутые личности, но очень сука, талантливым! И я предлагаю это дело и отметить!


           Тут Виталий приоткрыл вторую дверку с пластинками и достал  бутылку водки. Это, явно, была заначка! Теперь стало очевидно, почему он так долго, привлекал наше внимание. А мне казалось, что он простой эгоист, требующий к себе повышенного внимания. По всей видимости, он знал о нашем приходе, и заготовил эту торжественную речь, пытаясь нас впечатлить, а мы ему мешали, умничая друг перед другом, а человек старался.

           – Ооо! – Вадим выкатил глаза от удивления, – так это же, совсем другой разговор!

           Петр достал из серванта стопки, и поставил их на журнальный столик. Было заметно, что Петр и Виталий уже не первый раз совершают данный обряд. В виду количества персон, вдвое превышающего традиционные нормы, Виталий наливал немного, грамм по 20 выходило на брата, но для меня, не привыкшего к «обрядам», было в самый раз. Мы пропустили по паре, налили третью и пошли курить на балкон.
 
           – Друзья, – Марк поднял наполненную рюмку, – чуть больше года назад не стало выдающегося инженера, предпринимателя и просто скромного человека – Лео Кларенса Фендера.
           – Не чокаясь!

           Потом ещё все повторилось раза два, или три. Я не чувствовал опьянения, но настроение с каждой стопочкой становилось все лучше, и мне казалось, что это предел хорошего вечера, а что ещё требуется? Хорошая компания, грамотные люди, которых приятно послушать, отличная музыка, крепкие напитки. Но это был «ещё не вечер», другими словами нечто более интересное было ещё впереди.

           Так прошло ещё пару часов. Мы общались, шутили, пили, закусывали соленьями, курили и слушали интересную музыку. Виталий время от времени говорил умные вещи и аналогичные тосты, он был просто ходячей энциклопедией. Петр тоже был образован не плохо, видно все, что говорит Виталий, он знает, но был он на порядок скромнее.

           Незаметно, приятный вечер, подошел к концу. Только я не знал, что меня ждет сюрприз, относительно моих размышлений об имидже Марка.