Ушиб всей бабушки

Миша был старше нас лет на десять. «Университетов он не оканчивал» и больше тяготел к общению с людьми сферы искусства. Самого его можно было отнести к представителям богемы. Михаил был фотографом и, по всей видимости, неплохим. Чуть позже, когда это стало модным и повсеместным, в городе неоднократно проходили выставки его фоторабот. Среди студентов нашего университета у Миши было много приятелей из числа тех, кто посещал студенческий театр. Михаил тоже несколько лет участвовал в постановках этого театра. Нашлись общие знакомые и друзья, и фотограф стал частенько захаживать в гости в общежитие и в нашу комнату. В комнате мы проживали вчетвером, учились на одном факультете и даже в одной группе.
Как и некоторые из представителей артистической среды, по большей части непрофессиональной, Миша любил вставить красочные монологи в свою речь. При этом его подбородок чуть приподнимался, а веки, напротив, чуть опускались. Голос становился певучим, речь наполнялась витиеватыми предложениями, с большим количеством высокопарных фраз, ярких, эмоциональных образов. После завершения монолога, тон голоса менялся на вкрадчивый, Михаил начинал заглядывать в глаза слушающим, чтобы оценить, какое впечатление произвело его выступление. Но, как человек, обладающий чувством юмора, поняв, что на сей раз особого эффекта не стоит ожидать, переходил на шутливый тон. Как-то раз он рассказал байку о враче «Скорой помощи», который сделал запись в журнале по поводу травмы у престарелой пациентки: «Ушиб всей бабушки». Мы с девчонками подхватили эту фразу и использовали всякий раз, когда сильно или не очень ударялись обо что-нибудь.
В одно из посещений Миша предложил нам, между поездками в стройотряде проводников, отдохнуть недалеко от села, где располагалась университетская биостанция. Наши общие знакомые проходили летнюю практику на станции. Михаил рассказывал, как там "великолепно", и какой первоклассный отдых он нам организует. В один из выходных в стройотряде, совпавший с официальными выходными днями, мы с девчонками решились на поездку. Село находилось далековато от города, примерно в двух часах езды на автобусе. По дороге до места назначения я, невольно, обратила внимание на большую заржавевшую вывеску на обочине с предупреждением: «Осторожно опасная зона!».
- Интересно, почему опасная зона? Вроде бы ничего опасного, – тихо проговорила я.
Добравшись до станции, мы поняли, что никто нас не встречает и особо-то не ждет. Предложение фотохудожника не предполагало каких-то конкретных действий и усилий с его стороны. Знакомые ребята одолжили палатку, которую мы сами установили на живописнейшем берегу речки. Природа, в самом деле, была великолепной. От берега тянулся хвойно-широколиственный лес. Чистейший воздух и ароматы лесных растений расслабляли. Мы ещё какое-то время злились за то, что  нам не обеспечили «теплый» прием, но вскоре забыли об инциденте, развели костер, соорудили импровизированный стол, достали привезенные с собой пожитки и начали наслаждаться тишиной и умиротворением природы.
Самым впечатляющим было раннее утро в палатке. К утру воздух стал  прохладным, от земли потянуло сыростью. Повсюду раздавалось многоголосое пение  птиц. Хотелось как можно дольше вот так лежать в палатке и слушать, слушать, как щебечут на разные голоса пичуги.

К обеду дружно начали собираться в обратный путь. И тут выяснилось, что обещанный ранее автомобиль также отсутствует. Нам предстояло самостоятельно добираться до города на проходящем рейсовом автобусе. Ещё выяснилось, что никто из нас не знает расписания автобусов в этом направлении. Добравшись до пустынной остановки, мы более часа безуспешно прождали хоть какой-нибудь транспорт. Было принято совместное решение, идти пешком и по пути останавливать все проезжающие автомашины. Больше всех злилась Светка. Она, почему-то, обвиняла в злоключениях нас:
- Попёрлись ни весть куда, ни весть зачем!
Мы с Татьяной пытались бодриться. Пели строевые песни, поднимая себе настроение. Вскоре возле нас остановился старенький газик,  перевозивший молоко, но место рядом с водителем было только одно. Усадив Светку, мы передали ей наш небогатый скарб, а сами продолжили путь уже более спокойным шагом. Погода стояла замечательная: солнце изредка проглядывало сквозь белёсые облака, дул лёгкий ветерок, не мучила изнуряющая летняя жара. Нас окружали красивейшие пейзажи. Дорога несколько возвышалась над общим ландшафтом, извилистые полоски смешанного леса то приближались к дороге, то убегали вдаль. На лугах буйствовало разнотравье. Обилие зелени, полевых цветов, запахов…
Спустя время, повезло и нам. На активную жестикуляцию отреагировал водитель «Жигулей». Водителем оказался светловолосый коренастый мужчина лет сорока. Глаза на его круглом лице были маленькие, бесцветно-голубоватые, «плавающие», хотелось назвать такие глаза «рыбьими». Рот, наоборот, казался большим с пухлыми бордово-красными губами. Над глазами нависали светлые брови. Впереди на пассажирском сидении авто сидел «сморщенный» старичок. Водитель сразу сообщил, что они с тестем возвращаются с сенокоса, поэтому на заднем сидении лежит коса, при этом совершенно беспечным тоном, не усложняя ситуацию, предложил занять заднее сидение, если мы сможем поместиться втроём. Лезвие косы было обильно обмотано  тряпьём, косовище протянуто между сиденьями. Наталья уселась поверх косы, мы с Таней по бокам. Я несколько раз свернула мешок, валявшийся на сидении, и поместила между своим бедром и остриём косы –  «на всякий пожарный». Уже в машине по излишне весёлому и беззаботному настроению водителя мы поняли, что он не трезв. Мы были молоды и также беспечны, поэтому даже не подумали остановить машину и продолжить путь пешком.
Когда машина доехала до вывески, заинтересовавшей меня на пути к биостанции, я поняла, в чём заключается опасность трассы на данном участке: глубокие крутые рвы с обеих сторон тянулись вдоль дороги; впереди нас ждал крутой поворот. Наш беззаботный, навеселе водитель не успел вовремя среагировать, и машина не вписалась в поворот. Мужчина стал выруливать, но делал это слишком рьяно, прилагая много усилий. Машина заметалась от одной обочины к другой, а затем её резко развернуло, перевернуло, и автомобиль несколько метров со скрежетом проехал по асфальту на крыше кузова. Мы чудом не съехали в кювет и не столкнулись со встречным автобусом, водитель которого вовремя успел затормозить.
В момент, когда машину начало заносить из стороны в сторону, и в голове промелькнула мысль об угрозе, самого страха я не испытала. Помню, как на мгновение изменилось восприятие времени. Появилось ощущение, что время растягивается, замедляется. В голове не пронеслась, а проплыла мысль: «Скорее бы эта ерунда закончилась!». Занятия спортивной гимнастикой научили меня быстро группироваться при падении. Я сжалась, как пружина. Когда машина, наконец-то, замерла на месте, я быстро выбралась через разбитое, разлетевшееся на мелкие кусочки боковое окно. Первым порывом было выяснить, не случилось ли чего-то страшного с остальными. Таня и водитель самостоятельно покидали перевернутую машину. Старик завис вниз головой, притих. Наша подруга издавала непонятные звуки, которые нас всерьез встревожили. Оставалось ощущение чего-то нереалистичного, постановочного. Хотелось прекратить действо и вернуть всё назад, до начала аварии. Мы осторожно вытащили Наташу через заднее окно кузова машины – она сидела на асфальте, обхватив обеими руками живот, и постанывала. На недавно пустынной дороге вокруг машины вдруг образовалась толпа людей. Супружеская пара предложила довести Наташу до городской больницы, чтобы не тратить драгоценное время. Водитель помог тестю освободиться от ремня безопасности и покинуть поврежденное авто. К нашей с Таней радости со стариком было всё в порядке. Мы перебрались через ров и уселись на пригорке. Обе пребывали в шоковом состоянии. Случайный взгляд на волосы подруги вызвал недоумение. К тому времени Таня сама заметила, что с волосами что-то не так. Длинные, – ниже плеч – они были обрезаны с одной стороны сантиметров на пятнадцать выше, чем с другой. Когда мы осознали, что волосы обрезаны той самой косой, которая находилась на заднем сидении, началась настоящая истерика: мы хохотали во весь голос и никак не могли остановиться.
Удрученный водитель ходил из стороны в сторону возле машины, не понимая, что ему делать дальше. Возможно, он думал, чем грозит авария, возможно, оценивал ущерб. Дед с приподнятыми плечами стоял в сторонке, молча. Вид у него был растерянный, как будто это он виноват в произошедшем. Мы безостановочно хохотали столько, сколько разрядки требовало наше состояние. Наконец, успокоившись, не попрощавшись ни с водителем, ни со стариком, мы с Таней выбрались на дорогу и поплелись дальше, останавливая проезжающий транспорт. Вскоре притормозила машина, и нас благополучно довезли в город до общежития. Обсуждать что-либо не было сил. Прежде, чем начать разыскивать в приёмных покоях свою подругу, обе решили быстренько переодеться. Моя олимпийка в области спины, почему-то, была вся в дырочках, словно её прострелили из автомата. Угрюмые, поникшие мы вошли в комнату. Света, узнав, в чём дело, начала кричать, обвиняя нас в случившемся. Не успели мы отправиться на вахту к телефону, в комнату вошла Наташа. Она всё ещё держалась за живот, но, улыбаясь, произнесла:
- Ушиб всей бабушки.

Несмотря на счастливый исход, все вчетвером долго игнорировали знакомого фотографа, переложив на него ответственность за ниши злоключения. Но со временем эмоции поулеглись, поостыли и общение продолжилось. Осенью, когда учебный год был уже в разгаре, возле общежития появился новый дворник. В нём мы узнали водителя «Жигулей», но никто не подал вида, что знаком с ним. При виде мужчины, каждая старалась пробежать мимо, оставшись незамеченной. Для нас осталось загадкой, зачем он появился возле общежития.