Ремейк. Глава 18. Грев

Инкерман сидит в студии. Парни заносят туда очередные коробки.
— Так, коробки самые большие оставьте наверху. JVC 32 дюйма по диагонали сейчас первому понесём, а SONY 27 дюймов — менту.
— А чего одинаковые им не взял? — удивляется Коля.
— Потому, что колбаса и волчий х** не одно и тоже, мой друг. Обойдется. Ему и этого много, прямо жаба давит. Где коробка маленькая, лёгкая, Джонсон и Джонсон? Пакеты ещё где-то должны быть и сигареты.
— Вот, пакеты Winston, с бабой какой-то и всё остальное.
— Давай сюда. Подарки раскладывать будем сначала. — Инкерман протягивает Николаю блок сигарет, — раздай пацанам нашим и себе оставь. А это, жене отдашь, — Инкерман суёт в пакет «с бабой» упаковку женских гигиенических прокладок.
— Спасибо! А что это за Джонсон и Джонсон?
— Коля, мозги не е**, отдай жене и всё. Она разберётся, грамотная. Не то что ты.

Пошли к «Первому», пока он с работы не вернулся.
Дверь в квартиру Ивана Ивановича открыта. Посреди комнаты валяется пенопластовая упаковка, а огромную открытую коробку приходится обходить. Из коробки выскакивают две блондинистые девицы, по виду школьницы.
— Аф! — Пытаются они испугать Инкермана, размахивая руками. — Ты мне в глаз заехала, дура, — злится старшая, вылезая из коробки.
— Сама дура, — парирует младшая. — Вы видели, мы вдвоём в эту коробку поместились. Така-ая огро-омная…
— Мама дома? — Спрашивает Инкерман Веру, старшую из сестёр.
— Да, на кухне. Позвать?
— Не стоит. Пойдём в твою комнату. — Сёстры скачут на цыпочках, прилепившись к Инкерману. — Вот, разбирайтесь. Читайте, здесь всё по-английски написано. — Инкерман вынимает пакет с прокладками и отдаёт Вере. Пакет бросает на кровать. — Там ещё есть. Поделишься с мамой.
— А со мной?! — Возмущается младшая.

Инкерман выходит в гостиную. Техники отстраивают картинку. Он выходит, спускается на этаж ниже и звонит. Дверь открывает Николай Анатольевич.
— Входите. — Не приглашая Инкермана пройти дальше, — Где техники?
— У «Первого». Заканчивают уже. Сейчас спустятся. Не поздно?
— Нет, конечно. Николай Иванович с ними?
— Да.
— Вот и отлично. Посидим потом. Выпьем. Вас не приглашаю. Знаю, что заняты. Такую бурную деятельность развели, что у нас теперь телевизоры вместо пассажиров едут, а пассажирам лимит на оплачиваемый багаж установили.
— Рынок диктует условия коммерческих перевозок. Что поделаешь.

— Знаете как лётчики теперь рейс к нам называют?
— Нет.
— Еврейские авиалинии.
— Остроумно. Обхохочешься. И что они хотят? Я же их грею. Думал довольны.
— Ничего не хотят. Такой хабар ходит, предупредил просто. Я же на вашей стороне. Хоть это и против моих убеждений. Люди недовольны всегда, и это вам хорошо известно. Сколько я ВАМ должен за телевизор?
— Нисколько. Это подарок от меня лично.
— Вы на правильном пути, Яков Соломонович. Но я не могу принять, ведь это взятка. Куплю по себестоимости. Даю вам 10 рублей. В вашей ситуации он больше не стоит. Или вы так не считаете?
— Нет, всё нормально. Спасибо. — Инкерман едва сдерживается, чтобы не дать наглому менту в харю.
— Отлично. Не смею задерживать. Заходите ещё.
— Как часто?
— Раз в месяц нормально будет. Если что-то срочное возникнет — звоните. Не увлекайтесь, держите себя в руках.
— Постараюсь. — Инкерман летит наверх, перепрыгивая через 2 ступеньки, — вот пи**рас, — шипит он себе под нос.

Техники закончили и сворачиваются.
— Давайте к Анатольевичу теперь. Телек нормально стоит? Тумбочка под ним какая-то хлипкая.
— Нормально. Центр тяжести у него идеально сбалансирован и крышка задняя в стену упирается.
— Ладно, идите. — Инкерман стучит в дверь комнаты Веры. — Это я. —Надя приоткрывает дверь. Инкерман видит, что Вера стоит посреди комнаты в трусах. — Разобрались?
— Ага.
— Тогда пока, заходите.

Не успел Инкерман выйти, как заходит Иван Иванович.
— Ничего себе! — с восхищением оценивает приобретение, — он как машина стОит, наверно. Не расплачусь?
— Бросьте, Иван Иванович. Вот все бумажки, как вы и просили: чек из комиссионки, транспортные расходы. — Инкерман протягивает бумажки «Первому». Всё по себестоимости, но это реальная цена.
— Что-то дёшево. Подозрительно.
— Это же комиссионка. Кто-то сдал в Москве. Да, новый аппарат. Так бывает. По знакомству достали.
— Ладно, спасибо. Завтра занесу, или с Веркой передам. Не останетесь на ужин?
— Спасибо — нет, побегу.

Инкерман решил прогуляться до кабинета. Посидев немного в тишине, поглядывая на часы, снимает наконец трубку:
— Привет, Солнце. Как там, ушки не торчат? Всё пучком? Вот и ладушки, набери Москву, пожалуйста. Да, тот номер, первый в списке. Спасибо. — Инкерман переключает телефон на громкоговоритель, вслушиваясь в мелодичное шуршание шаговых пускателей допотопной АТС.
— На линии, — раздаётся из громкоговорителя.

— Привет, братан, — Инкерман снова переключается на трубу, — С добрым утром, Москва. Да, у нас даже не ночь ещё, а вечер. Ты у окна? Открой, хочу услышать звуки большого города… Ты не представляешь, как я по ним соскучился. Машины, трамваи… Нахрен свежий воздух. Готов лечь под выхлопную трубу и наслаждаться… Тебе не понять. Спасибо. Да, закрывай. Ладно, к делу. Нужно сюда народ подтягивать. Тут золотое дно и одни лохи непуганые. Бригада катал из Хабары каждую зиму сюда ездит и укатывает местных аборигенов. Обирает до нитки. До 300 кило зелени, в эквиваленте. Они под «синяками». Джем их крышует. Да, молодой, жирный такой. Апельсин ох**вший, а не вор… Нет, ты не понял, не надо ничего с Пуделем решать, я тебя прошу. Поддержи Свирида, он умный. Пусть Баула сюда пришлёт с ребятами. Да, молодой беспредельщик, близкий нашего Батона. Они служили вместе. Отличный парень. «Синих» на дух не переносит. Договороспособный. Да, из Владика, с «Третьей смены». Я его катал пропишу, а с Джемом он сам разберётся. Тут ещё много чего. На порядок крупнее, потенциально. Обкашляем потом. Обнимаю.

Заходит Николай.
— Что случилось?
— Лётчики температурят. Грева — мало. Нужно с ними налаживать личные отношения. Садись, обсудим стратегию.