Запись пятидесятая. Слепота

23.05.2003 На «Автографе» - презентация "Онки" Климовской Галины Ивановны. Народу маловато пришло - параллельно шёл "Конкурс молодых поэтов", многие туда отправились.
Книжка у Г.И. получилась очень неплохая, потому что это всегда интересно - когда о судьбах (схематично, как сюжет) повествуется.
Сюжеты из жизни обитателей онкологического диспансера.
Хотя почти нет разработки характеров, и они только в речах и поступках чуть «намякиваются», но вот выпукло вырисовывается готовность к человеческому общению, которая часто нежелательна (хочется одиночества), но раз жизнь так повернулась - согнала в одну клетку сразу многих, и в человеке просыпаются зерна коллективизма, зародыши умения жить в общежитии...

Вот главная героиня книги, чтобы оградить себя от уж очень житейской прозы (матов, склок, нетерпимости, крикливости и истеричности соседок, которые нет-нет и проявятся), начала пересказывать книги, благо память у нее - дай Бог каждому!..
 
Хорошая получилась книжечка. А Ольга Геннадьевна заметила, что она о Томске, мол, это в ней очень ценное, т.к. очень мало художественных произведений, где Томск присутствует.
А точно! Это как близкий человек - что о нем писать, когда вот же он! А то, что человек живет, меняется и внешне и внутренне - это действительно как-то не замечается. А прочти эту книжку вдалеке от Томска - О! явно вспомнишь и испытаешь очень даже сильные чувства.

Потом оставалось время, и решили начать "Рассказ о первой любви".
Соловьев прочел стихи о первой любви (очень хорошие), и посвящения женщине (очень такое плакатное - вроде "Ради этой любви для жены и подруги мы готовы... - на что же мы готовы?") и спел.

И рассказ Желноровского Владимира Петровича (он стал еще в прошлом году ходить к нам, такой интеллигент с бородкой "а ля Тургенев").
Пишет стихи (неплохие, но не больше; очень милое у него было посвящение Ольге, он сравнил ее с капитаном корабля "Автограф", и симпатичная зарисовочка, как "капитан" переодевается в халатик и накручивает на ночь бигуди).
Прозу он тоже пытается писать, но газетный стиль - это невытравимо. Царапает…

Его рассказ о первой любви: поселок у реки, лирический герой и девочка Оля сидят с первого класса за одной партой. Он - ее рыцарь. Оля замечательна роскошными волосами - коса почти до полу (на перемене девочки усаживают Олю на стул и осторожно начинают расчесывать ее волосы, которые опускаются почти до пола).
И вот им - лет по 15-16. Он у доски, Оля за партой, он пишет, вдруг оборачивается и видит устремленные на него широко распахнутые глаза девушки. Он роняет мел, за окном слышен грохот вскрывшейся реки (начался ледоход), и он понял - влюбился.

Потом прогулки, стояние на высоком берегу Чаи, планы поступления в Томское педагогическое училище. Он уезжает на лесные работы (подзаработать перед поездкой в город), а Оля вдруг тонет в этой самой Чае, что тогда грохотом ледохода сопроводила его проснувшуюся любовь. Оля, плавая, запуталась в собственных волосах (косынка соскочила с головы). Ее так не нашли - в реке много омутов...

Река вмешалась в жизнь - то ли приревновала Володю к Оле и отняла, то ли, наоборот, сама так полюбила Олю, что решила себе ее оставить.
Как оказалось - это быль из жизни самого автора. И до сих пор в постаревшем уже Володе она вызывает слезы (он несколько раз вынимал платок по ходу чтения).

Конечно, все были потрясены. Посожалели, что написано казенным языком и если бы ее оформить…
Вот тебе и сибирская Офелия.

…жизнь такие сюжеты иногда подсказывает...

Слепота
Мне сказали вчера, что я скоро ослепну.
Старый доктор - я даже с ним не был знаком -
Всё заглядывал мне и в зрачки, и под веки,
И всё цокал своим языком.

«Как же так, эскулап?» - я хотел объясненья.
Всё просил и просил, воротник теребя,
Руки-ноги здоровы и именно зренье
Почему-то подводит меня.

Доктор мне объяснял, и в словах незнакомых
Я пытался одно для себя уяснить:
С катарактой - понятно, да и с глаукомой...
Не понятно, как буду незрячим я жить.    

Я согласен - мне сотню процентов не нужно,
Но оставь пятьдесят, и я сразу уйду.
Ну хоть сорок... Я с ним торговался натужно,
Будто мы на базаре, в калашном ряду.

Отмени приговор, прояви пониманье.
Как же ты не поймешь - мне не выжить впотьмах...
Он смотрел на меня, и читалось страданье
В этих старых - здоровых! - глазах.

2004